Вига Лжец - Про зверей и про людей глава 4

4. Староста.

Сколько людей! Сотни четыре или все даже пять сотен! С ума сойти. Миха обалдело крутил головой и удивленно моргал. Столько народу он за всю свою жизнь не видел. И тем более в одном месте. Пока он осматривался, Бола, уже отцепив от себя михины конечности, пропала в неизвестном направлении. Парень крутил из стороны в стороны головой и шел прямо, куда ноги вели, а снующий мимо туда-сюда люд улыбался Михе, похлопывал по плечам и нередко интересовался, как у него дела. На что Миха отвечал невпопад, что дела, мол, хорошо.

Так же как поселение Коммунарки не похоже было на михино родное, так и сами коммунарцы отличались от поселенцев в Росинке. Если там народ был вечно озабочен, что было видно невооруженным глазом, хмур и нередко зол, то здесь почти все встретившиеся Михе, были довольно приветливы, невзирая на то, что он чужой среди них. Здесь смеялись и играли дети, взрослые, конечно, сновали каждый по своим делам, но многие беззаботно предавались отдыху. И не выглядели они столь серо и истощенно, как люди в поселении Михи.

Парня подхватили под руки, завели в просторное здание, усадили за стол на деревянную лавку и поставили перед ним миску с кашей, грибами и мясом. Пока Миха усаживался поудобнее, возле миски образовался приличный краюха серого хлеба. Миха понюхал её и с наслаждением откусил кусочек. Тщательно пережевывая, парень пытался собрать в порядок свои мысли, но они упорно не желали собираться. Или виной этому был терпкий душистый запах… Когда он в последний раз ел хлеб? Кажется, лет десять назад – тогда искатели нашли контейнер с сухарями, которые сохранились вполне прилично, но были истинно каменной твердости. Сухари тогда размачивали, полученную массу делили на куски и немного запекали в печи. Вот такой «хлеб» они тогда и ели – было очень вкусно.

Миха прекратил жевать, воровато оглянулся и запрятал оставшийся кусок за пазуху. Ничего, кашу без него съем, не привыкать, - Миха продолжал поглощать еду уже более степенно.

- Приятного аппетита, - зашла в комнату Бола, - к старосте ходила, рассказала, что и как. Ты давай управляйся тут, и пойдем еще раз вместе сходим. Хочет на тебя посмотреть. Заодно и весть свою ему поведаешь.

Бола присела на лавку рядом и прикрыла глаза. Вздохнув, она задышала более ровно, видимо, засыпая. У Михи, вопреки пожеланию, аппетит пропал. Он, косясь на недавнюю спутницу, затолкал ложкой в рот остатки каши и, не чувствуя вкуса, проглотил ее.

- Бола, - тронул Миха девушку за плечо, - я всё, готов.

Вжжик! Лезвие ножа замерло на расстоянии пальца от михиной шеи.

- Прости, видимо засыпать начала, привиделось что-то, - сказала девушка, поднимаясь и засовывая нож обратно в ножны, - смотри – сейчас пойдем к старосте, ты ответишь на все вопросы, а я в это время пойду в город. Что-то Карла нет. Беспокоюсь. Он конечно очень ловок - я не чета ему, но все равно что-то гложет.

Они вышли на улицу и направились к кирпичному двухэтажному строению с застекленными, а не затянутыми по обыкновению полиэтиленовой пленкой, окнами. Зайдя вовнутрь, Миха очутился в тепле и комфорте – ковры на полах, в углу комнаты пылали жаром дрова в камине. А под окном стоял большой письменный стол, за которым сидел спиной к двери мужчина и, держа карандаш в левой руке, что-то сосредоточенно писал в тетради. Звук хлопнувшей двери ни на миг его не отвлек от дела.

- Семён, я привела парня, - доложила Бола.

Человек отложил карандаш и поднялся, повернувшись изуродованным лицом к вошедшим.

- Семён, здешний староста, - представился мужчина, протягивая левую руку, - не серчай, что левую, правой, как видишь, нету – кому-то она нужнее показалась.

Ему на вид было лет сорок – сорок пять, только шрамы на лице старили его. Семён не взирая на уродство и отсутствие руки, производил приятное впечатление и совсем не походил на степенного старца – старосту Росинской общины.

- Миха, - пожал старосте руку парень, - звери?

- Они самые. Я тогда охотником был, неопытным. По молодости в гнездо забрёл – родителей с горем пополам порешил, а звереныша пожалел, - Семён показал единственной рукой на стул, приглашая присаживаться, - так чертенок меня ночью догнал и исподтишка кинулся, да так впился, что я с его головой на локте к общине еле добрался. Думал, умру от потери крови. Монтировкой разжимали челюсти. И руку, конечно, спасать было поздно. А лицо – это давно в детстве, еще до Большого Взрыва, собака покусала.

Семён попытался изобразить улыбку и помахал рукавом, перетянутым в локте, однако получившийся оскал на улыбку не походил вовсе. Он присел напротив Михи и взял в руки карандаш, приготовившись записывать.

- Ближе к делу, - стал серьезным староста, - Бола, ты знаешь, что делать. Ищи Карла и если… и стрелой сюда.

Парень посмотрел на девушку, она грустно козырнула старосте и повернулась к Михе:

- Приятно познакомиться, Миха, - сказала она и выскользнула за дверь.

Миха с удивлением понял, что за все время, проведенное вместе, Бола ни разу не назвала его по имени, ведь он так и не сказал, как его зовут.

- Хе-хе, - Семён повернулся к парню, - интересная барышня, не так ли? За Карла вот очень сильно беспокоится, а виду не подает. Да и я хорош, чуть было не сказал ей «если он жив». Надеюсь все таки жив, ибо такого следопыта и охотника днём с огнём… Вот, смотри.

Староста вынул из ящика стола мутный полародный снимок и подал Михе. Там были запечатлены мальчик и девочка чуть младше мальчика.

- Это Бола и Карл в детстве, тогда как раз нашли рабочий фотоаппарат и блок батареек. На несколько снимков хватило, - Семён вздохнул, - жаль, Никола его забыл, наверняка переживал сильно, но не вернулся.

- Причем здесь Никола? – удивился Миха, - Он что…

- Именно! – продолжил староста, - он их отец. Бола сказала, что он тебя сюда вёл, как проводник. А с твоих слов еще и сам вызвался, доверял, значит. Да и в глазах твоих зла не вижу – видимо, с добром пришел. Ведь так? Не таишь камня за пазухой – не желаешь зла общине нашей?

- Нет, конечно. Бола меня вообще от смерти спасла, как перед этим ваш Никола, -

Миха невольно схватил себя за драный свитер, но опомнившись, отпустил – за пазухой вместо камня он таил хлеб.

Семён встал со стула и прошелся по комнате. Остановившись перед окном и глядя сквозь стекло куда-то вдаль, задумчиво сказал:

- Всё, что ты видел здесь, люди, их жилища и то, как они живут – в большинстве своём это заслуга Николы. Раньше здесь и половины этого населения не было. Жили как те крысы – впроголодь и постоянно дрожа от страха. Потом старостой стал Никола и жизнь изменилась. Я потом подробнее тебе расскажу про оранжереи, теплицы, грибницы в бомбоубежище, про ветряки на крыше вокзала – сюда протянуты провода и есть аккумуляторы, так что мы с электричеством – в основном это его заслуга.

- Я и не подозревал, что он был вашим старостой, - вытянулось лицо Михи, - у нас все думали, что он простой охотник или искатель.

Семен дыхнул на стекло и потер его рукавом.

- Был и охотником и искателем, и старостой. А так же отвечал за охрану территории и ополчение в случае неприятностей. А потом случилось то, из-за чего собственно он у вас и очутился.

Миха вернул снимок старосте.

- Я знаю почему.

- Но ты не знаешь как, - Семён подошел к книжному шкафу и достал с полки толстую тетрадь, - это наш, так сказать, «бортовой журнал» - сюда записываются все важные события в жизни поселения.

В Росинке тоже пытались вести учет дням и разным случаям, потом несколько раз сбивались с даты и в итоге забросили это занятие. Если что-то было нужно запомнить, то это передавали практически первобытным способом. Из уст в уста. Как былины – горько усмехался дед Артёмыч.

Миха с уважением посмотрел на старосту.

- Мы тоже как-то вели журнал и записывали с Артёмычем в него всякое. Потом перестали.

- Забыть свою историю – еще один шаг к деградации, как говорил кто-то из древних мудрецов. - Семён поднял палец вверх, - ну, то дело ваше. Вернемся к Николе.

Семён открыл тетрадь и произнес несколько предложений. Всего пара десятков слов, которые составляли судьбу человека.

- Двадцатый день Осени Девятнадцатого Года. Погибли семеро мужчин и две женщины. Староста Никола Кралов ушел из поселения. Старостой назначен Семён Вельс.

Закрытая тетрадь была возвращена назад на полку, но туда было добавлено новое событие – прибытие в Коммунарку Михи.

- Никола как раз в тот день проверял посты и просто обходил дежурных, таких как

Бола с Карлом. Он шел от них, когда звери напали на след. Всё чаще они заходят со стороны столицы. Бывшей столицы… Вы вот зверей, ручаюсь, редко видите, не так ли?

- Да, с полей от горы иногда забредают. - Миха догадался, почему зверей последнее время редко видно, - получается Коммунарка все это время закрывала нас с этого направления?

- Верно. С самой опасной стороны как буфер были мы. Принимали на себя удар и смягчали его. Но, как я говорил, звери начали проникать сквозь наши посты и мы не успевали уничтожать их…

Миха открыл рот от удивления.

- Вы их… убиваете?

- По мере сил. Или мы их, или они нас. А чего ты удивляешься? Вот у Болы счет на втором десятке. Карл тот вообще не считает их давно. Никола зарубки как-то на палке делал – учет истребленным зверям вёл, я тебе ее покажу – живого места нет.

- У нас их за всю мою жизнь несколько штук убили – боятся, сильно лютые и живучие они.

Староста посмотрел на Миху, прищурив глаза.

- Зверей бояться – в город не ходить. А Никола ходил. Постоянно. В тот день так же по обыкновению пошел с обходом постов и, когда возвращался, стая напала на его след, а он не смог от них оторваться. Нескольких убил, но тем не менее был ранен и принял решение вернуться в общину… Ты представляешь, каково это было – выследить и уничтожить разделившихся отродий – и тех, что гнали Николу, и тех, что отправились в гнездо за остальными? Но мы ценой больших потерь сделали это. Никола места себе не находил, говорил, что лучше бы там погиб, но в тот момент только и думал, что как это ужасно больше не увидеть своих детей. Потому и понадеялся оторваться от зверей… Но звери на то и звери. Мало кому это удалось бы. Тем более истекающему кровью. И если быть справедливым, то, по сути, Николу нужно было изгнать. Но никто не смог ему этого сказать. Он сам принял решение – залечил раны, назначил меня старостой, распрощался со всеми и ушел.

Миха еще раз вспомнил прибытие чужака в свою общину, вспомнил те малозаметные мелочи, на которые он не обратил внимания – как Никола сжимал губы при ходьбе, боль и грусть в глазах, манеру держать себя в любой ситуации…

-Ладно, идем на свежий воздух. Там продолжим, а то здесь что-то душновато становиться. – Открыл дверь Семён.

Миха вышел вслед за ним и вдохнул становящийся день ото дня прохладнее воздух.

- Вы знаете что-нибудь о Крыме?

- Что, не понял? О Крыме? При чём здесь этот полуостров? – спросил Семён.

- Да, о нём! При том, что почти целая страна живет в безопасности. – Парень разволновался как в тот раз, когда он сам вызвался отнести эту весть в Коммунарку, - у нас в Росинке есть доказательства этому.

Семён недоверчиво покачал головой.

- Не может такого быть. Мы бы об этом знали уже давно. А кроме вашей общины и поселений в Запрудном и на Озёрках больше никого нет. И то не факт, что они пережили прошлую зиму.

- Правильно! Потому и не знаем, что не были мы дальше, точнее, вы. А там есть люди, много людей за узкими перешейками, ведущими на полуостров.

Они остановились возле приземистого строения с покрытой ржавчиной небольшой, но выглядевшей довольно мощно, дверью. Староста ловко одной рукой повернул штурвалоподобную рукоять и отпер дверь. За ней вниз в глубь строения вёл ряд металлических ступеней. Миха опустился по ним за старостой и очутился в мрачной комнатке с бетонными стенами, слабо освещаемой из дверного проёма. Семён нажал на невидимый в полумраке тумблер, и комнату озарил мигающий, зато довольно яркий свет из лампочки по потолком.

Миха в который раз открыл рот от удивления.

- Я же говорил про ветряки, - усмехнулся Семён и протянул руку к механизмам находящимся на столе в углу комнаты.

После некоторых нажатий, механизм зажужжал и заиграл разноцветными лампочками, а с динамиков на стенах раздался шум и скрип.

- Старинная рация. – Пояснил Семён. – Раньше это радио крутили, прослушивали и сканировали каждый день. Потом раз в неделю. Потом раз в месяц. А затем умер наш радист-электронщик и эту затею оставили до лучших времен… Машина ведь тоже ломается, а запасных частей нет, да если бы и были – починить всё равно некому.

Миха подался вперёд, покопался в своей памяти и назвал несколько цифр, которые так запомнил, что, разбуди его ночью, не задумываясь, вспомнил бы их.

- Это…э-э… частота, найдите её.

Семён потихоньку поворачивал ручку и в один момент сквозь шум разнообразных помех словно с другой планеты донесся прерывистый тихий голос:

- Мы здесь… Крым… координаты… Здесь нет зверей… координаты… Мы здесь…

Голос то затухал среди статического шума, то вновь набирался силы и так же резко прерывался, и, судя по одной интонации и повторяющемуся тексту, это была запись. Семён смотрел на Миху и понимал, что парень тоже впервые слышит эту информацию. Эмоции и чувства захлестнули старосту так, что он до боли сжал свой единственный кулак, но тут же взял себя в руки.

- Давай, Миха, рассказывай, откуда у тебя данные о частоте и что ты там говорил про Крым.

Миха за пару секунд прокрутил в голове события, которые послужили поводом прийти сюда, и приготовился рассказывать.