Циклы рассказов С. Довлатова

                Циклы рассказов, «Зона» С. Довлатова

                Довлатов, произнес он, - с вами             
                невозможно разговаривать!

     Прочитав повесть из эпизодов о жизни зэков, автор которой Сергей Довлатов, «Зона», я заинтересовалась писателем. И дело даже не в том юморе, который, конечно, присутствует в произведении, и о котором так много пишут в рецензиях. А в тех философских заметках о нашей жизни, которых было довольно много в «Записках надзирателя», и в особенном, присущем только этому автору стиле, когда документальное перемешивается с вымышленным.
       Все же, читая прозу Довлатова, создается впечатление, что все герои, персонажи, имена, события, даты – все реальное и имевшее место в жизни.
     Открыв сборник рассказов Сергея Довлатова (Москва, «ЛОКИД», 1997), доселе мне неизвестных, я открыла содержание уже после того, как прочитала несколько страниц журналистской «исповеди» Довлатова «Компромисс», в которой, так же как в «Зоне», курсив переплетается с обычными печатными буквами, что, по-видимому, является излюбленной формой повествования писателя.
     Итак, открыв содержание, я внимательно прочитала названия рассказов, после чего решила, что цикл «Чемодан» - юмористический цикл о советской жизни (в названиях присутствовал сарказм). Например, «Номенклатурные полуботинки», «Приличный двубортный костюм». Цикл «Холодильник» - это, возможно, рассказы о советских продуктовых базах, цикл «Рассказы последнего лета» («Ариэль», «Игрушка», «Мы и гинеколог Буданицкий») – про любовь – почему-то решила я.
     Оставалось открыть страницы, указанные в содержании, и прочитать рассказы, из которых я надеялась так же как из «Зоны» выкопать «улыбку разума».
                2

     Прочитав рассказы, я поняла, что догадки мои о  содержании,  в общем-то, верны.
     «Краткость – сестра таланта» - эта догма применима к произведениям Довлатова. Форма рассказов содержит: сжатый сюжет в рамках небольшого отрезка времени. Каждый рассказ, к примеру, из цикла «Чемодан», повествует нам об истории предмета одежды из чемодана писателя – одежды, которая была нажита автором за тридцать шесть лет. Но все не так просто. Каждая вещь – и «креповые финские носки», и «номенклатурные полуботинки», и «приличный двубортный костюм», и «офицерский ремень», и «куртка Фернана Леже»,  и «поплиновая рубашка», и «зимняя шапка», и «шоферские перчатки» - несет за собой коллизии, а главное – переживания из жизни героя – самого автора. То есть и рассказы Сергея Довлатова несут на себе отпечаток документальности.
     Самый первый рассказ из цикла «Чемодан» - «Креповые финские носки» произвел на меня наиболее сильное впечатление, может быть потому, что он первый; карандаш я не выпускала из рук и постоянно подчеркивала западающие в душу фразы – целые абзацы, по сути. Как то:
     «Всех людей можно разделить на две категории. На тех, кто спрашивает. На тех, кто отвечает. На тех, кто задает вопросы. И на тех, кто с раздражением хмурится в ответ».
     В приведенном абзаце присутствует философская мысль о людях не только нашей советской и российской действительности, но и о людях вообще.
     Или еще одна философская заметка, которыми так богаты произведения Сергея Довлатова:
     «Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. И они постоянно задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются».
                3


     В следующих примерах звучит не только философия, но и сарказм, ирония и грусть, перемешанная с тоской о настоящей любви и, наверное, желание, чтобы отсутствовала погоня за деньгами на свете:
     «Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка – преступна».
     … «Я заметил – когда человек влюблен и у него долги, то предметом разговоров становится его моральный облик».
      Герой рассказа «Креповые финские носки», Фред, перекупщик, рискующий из-за своих махинаций угодить в тюрьму, оправдывается так, как, казалось бы, хотел и сам автор оправдаться:
     «Уж лучше жить минуту, но по-человечески».
     Но автор имеет другое, параллельное убеждение: грош цена тому  интеллигенту, который не побывал в тюрьме. Так Довлатов оправдывает свои  «подвиги» тем, что все это для настоящей литературы.
     Работая журналистом, автор постоянно тревожится мыслями:
     «Что происходит? Все не для печати. Все кругом не для печати. Не знаю, откуда советские журналисты черпают темы!..» Горечи в этих словах не меньше, чем в поэзии Некрасова, болеющего за простых крестьян. Как Николаю Некрасову, который видел каждый день из своего окна на Владимирке узников, так и Сергей Донатович Довлатов видел зэков современных. Что изменилось с тех пор? Да практически ничего: не зэк виноват, а режим, власть, доведшая человека до состояния зэка.
     И не случайно в «Зоне» Довлатова постоянно проскальзывает мысль, что зэки и охранники - похожие люди: даже развлечения у них одни и те же. Это я перехожу уже ко второму циклу рассказов Сергея Довлатова – «Холодильник».
     Первый рассказ из этого цикла «Виноград» о том, что знали все в советское время, но о чем нельзя было открыто говорить – о том, что:
                4

     «Крали все. Все без исключения. И потому у всех были такие отрешенные, задумчивые лица».
     За всеми рассказами Сергея Довлатова встает непростая судьба писателя советско-российской эпохи, сидевшего, но сохранившего в себе человека.
     В «Рассказах последнего лета» писатель применяет отстранение. Он глядит на себя со стороны. Даже трудно понять, что эти рассказы тоже  о нем
 - о Довлатове, но только постаревшем и эмигрировавшем в Америку.
     То, что автор рассказа «Мы и гинеколог Буданицкий» произносит в конце (что его самого удивляет) как бы подводит итог его непростой и запутанной жизни. Он говорит это почти всем:
- Главное успокойтесь. Все будет нормально. Я сделаю все от меня зависящее…
     И он действительно делает.
     Рассказы Довлатова «пестрят» легким, искрящимся юмором. Много «шуточек» автор отпускает в адрес работников редакции («Приличный двубортный костюм»). Например, писательская усмешка звучит в обращении редактора к журналисту Довлатову: «Извольте одеваться так, как подобает работнику солидной газеты». ( А как подобает? – напрашивается вопрос.) Или выражение ответственного секретаря Минца, по которому Довлатов был «наиболее репрезентативным». Или подшучивание над заведующим отделом пропаганды Безугловым, которому то «срочно нужен узбек… любого качества», то он пьет «только вечером… не раньше часу дня» и так далее.
     Но и в этом рассказе присутствуют философские нотки, принадлежащие Сергею Донатовичу Довлатову:
«Имея большую зарплату, можно позволить себе такую роскошь, как добродушие».
     Безуглов, например, у Довлатова не отличает хохлому от пахлавы. Он почти уверен, что «пахлава растет в огороде». Правда, он замечает:
                5

 - Я не знаю, где растет пахлава. И знать не хочу. Но я хорошо знаю последние инструкции горкома… Короче, с узбеком порядок.
     Вот так вот… Газете нужен не человек с реальными жизненными условиями, а некий манекен под названием «узбек». Кстати, в повести «Компромисс» хорошо описаны бюрократические журналистские штучки и выкрутасы со статьями, но это уже все выходит за рамки темы.
     Далее еще круче – Довлатова майор КГБ подозревает в пособничестве шпиону из Швеции, который хотел написать книгу о России, благодаря появлению которого автору и выдали деньги на костюм за сто двадцать рублей из Фрунзенского Универмага. (Действие рассказа происходит в Санкт-Петербурге).
     Грустно становится, когда дочитываешь рассказ до конца. Может быть, просто от того, что «работник солидной газеты» зарабатывает так мало, что у него нет средств даже дляя того, чтобы купить себе одежду для похода в театр. Так вот. Но ничего: все тащат – пришлось стащить и автору, о чем он повествует (о первых своих «сворованных» деньгах) в рассказе «Виноград», который потрясает читателя сюжетом и огромным количеством в одной стране, а даже и на одном «полюсе» - овощном комбинате имени Тельмана – огромным количеством хапуг и воришек. Удивительно то, что воровство тонн винограда прикрывается банальной фразой:
 - Выносить можно лишь то, что уже съедено.
     Рассказ «Старый петух, запеченный в глине» имеет сложную композицию. В начале рассказа эмигрант Довлатов в Америке, и ему звонит старый знакомый, зэк по прозвищу Страхуил – он просит писателя о помощи: внести за него выкуп – четыреста долларов за шубу, которую Страхуил якобы и не собирался красть. Затем автор вспоминает годы службы в Устьвымлаге. А потом подробности Каляевского спецпиемника – бывшей тюрьмы на Шпалерной. Зона, по-видимому, одна из любимых тем Довлатова. В его
                6

рассказах, во всех циклах присутствуют люди более или менее связанные с криминалом.
     «… Именно «Зону» мне следовало напечатать ранее всего остального. Ведь с этого началось мое злополучное писательство», - пишет Сергей Довлатов в «Письме издателю» в «Записках надзирателя».
     Сергей Донатович Довлатов, наш современник, прожил жизнь с 1941 по 1990 год, умер в эмиграции.
     Довлатов просто, благородно, в рамках одного произведения умеет рассказать то, как люди одновременно смешно и грустно живут, печалятся и работают, каждый по-своему доставая «хлеб насущный».
     В циклах рассказов, прекрасном наследии русского писателя-эмигранта Довлатова, праведных людей нет, но автор знает, что:
     «Допустим, счастья нет. Покоя – нет. И воли – тоже нет».
Есть лишь мишура этого преходящего мира:
     «И мы пойдем – каждый своей дорогой».
А о нас обо всех в «Зоне» он пишет:
«Ты посмотри на русских. Взглянешь и остолбенеешь».
     Так что его рассказы и другие произведения – это проза о нас, о нашей, так сказать, русской действительности, волчьей жизни, когда каждый сам за себя.

Примечание: цитаты выбраны из книг:
1. Сергей Довлатов, «Старый петух, запеченный в глине», Москва, ЛОКИД, 1997;
2. Сергей Довлатов, «Зона», Санкт-Петербург, Издательство «Азбука-классика», 2003.