Бабка

Речка высыхала, и еще в прошлом году поблескивающая сквозь камыши темная вода в этом была вовсе не видна. У камышовой стены утки взви-вали биением крыльев тучки пыли – не иначе мнили себя плещущимися во влажной прохладе. Хруст камышей и глухие хлопки крыльев оглушали на фоне ватной, прибитой зноем тишины. Горячие, слабые вздохи ветра обжигали лицо и заставляли часто моргать воспалёнными глазами.
-- С рыбалкой мы в пролёте, - просипел Пашка и сглотнул – будто клок ваты застрял под кадыком.
-- Похоже… - Вовчик всё пялился на камышовые заросли.
-- Ладно, пошли, что ли…
Они вскарабкались на бечевник и, отряхиваясь от пыли, побрели по сельской улице. Пашка то и дело подскакивал, когда в сланец закатывался комок окаменевшей земли. Вовчик кривился в омерзении, ощущая, как влажные от пота пальцы ног трутся друг о друга в кроссовках.
Вокруг их покрытой пылью «десятки» собралась толпа: четверо старух. Одна из них привалилась к заднему крылу машины, как какая-нибудь подружка водителя. Она посмотрела на парней, кивнула на дом:
-- Евдошка-то обмерла…
-- Чего? – Вовчик наморщил лоб. – Померла, что ли? А как же…
-- Ехай до дому. Мы уж сами тут. – Старуха отлипла от машины и так резко двинулась к нему, что парень попятился. – А то забирай.
-- Э-э, чё, правда, что ли? – Пашка взял друга за предплечье. – Так она поэтому и не открывала.
-- Пошли, посмотрим, - Вовчик сбросил его руку. – Мать разноется…
-- Это что, аттракцион такой? Я, пожалуй, номер пропущу… - Пашка поёжился, глянул виновато: - Ты прости.
Вовчик распахнул приотворенную покосившуюся калитку и отпрянул. У крыльца валялись несколько дохлых ворон. По телу припавшего к земле старого бабкиного пса гуляли волны дрожи. Пёс сипло взлаивал, сухой язык болтался меж оскаленных обломанных клыков.
-- Отравили, - предположил Пашка. – Хотя кому это…
-- Вот именно, - оборвал Вовчик резко. – Звони в ментовку. Они тут одичали. Травят друг друга.
-- Не ходи, - сказала говорливая. – Обмерла она. Мы сами.
-- Да что что с ней такое? – Вовчик был взбешен, но непонимание происходящего настораживало, он не решался зайти в дом. Да ещё остальные бабки заголосили вразнобой, то ли жалуясь, то ли мелодию коверкая.
Они задирали к небу свои темные, сморщенные, будто вяленые лица с мутными бусинами глаз,  и выли.
-- За мной иди,- буркнула предводительница и заковыляла через двор, замахнувшись в сторону пса, тут же напустившего под себя лужу и взвывшего, вливаясь в хор. Палкой отшвырнула в сторону труп вороны и поднялась на крыльцо. Выхватила из-за пазухи пук соломы, обвязанный красной тесёмкой, перекрестилась, и скрылась в доме.
-- Ну чё ты встал? Твоя бабка – иди. – Пашка потряс ногой – из сланца вылетел блеснувший на солнце камушек.

Бабка лежала на расшитой простыне, руки скрещены на животе, под ними – потрепанная книжка. Бабкино тело прело, как сыр на солнце, да и цветом было схоже. Под закрытыми веками, поросшими мелкими папилломами, бешено скакали глазные яблоки. Вовчик ощутил волну озноба, прокатившуюся от затылка вниз по спине и оставившую ощущение в копчике, сродни тому, что испытываешь при отталкивании от трамплина – мгновенное ощущение неудобства от невесомости. Над бабкиным телом, казалось, застыло подрагивающее марево жара.
-- Может, аспирин, -- проговорил он.
-- Ага, у нас свой аспирин, -- старуха оттолкнула его от постели. Он при-ложился спиной о стену – между лопатками больно кольнул какой-то гвоз-дик. Старуха развела немного в стороны ступни больной. Вытащила из кармана залатанной на рукавах кофты спички и, чиркнув одной совершенно по-ковбойски о желтый, как копыто, ноготь, подожгла принесённый пучок со-ломы. Пучок задымил, старуха махнула им несколько раз – солома вспыхнула.
Она несколько раз ткнула сыплющим искрами пучком то в одну, то в другую пятку Евдошки. Комнатушка наполнилась гарью травы и плоти, Вовчик закашлялся и, схватившись за горло, вылетел из дома, перескочив несколько ступенек крыльца и рухнув около собачьей конуры. Пёс взвыл ещё горше. Подбежал Пашка:
-- Едут, едут менты. Давай навстречу, дорогу покажем – они аж из райцентра. – Я за руль.
-- Давай, -- выдавил Вовчик, заваливаясь на заднее сиденье.
Машина рванула, облако пыли укрыло старух. Пыль пыхнула, подава-ясь в сторону, освобождая место огню. Занялась крыша и волосы вышедшей из дома старухи.
-- Не вышло. Померла. Что теперь будет…
Собачий вой перекрывал старушечий. Пёс метался на цепи, уворачиваясь от падающих сверху пылающих кусков гонта, потом смолк, придавленный соскользнувшей с крыши тяжеленной лестницей. Старухи цепочкой понуро покинули пылающее подворье.

Они остановились у выезда на шоссе. По стёклам машины скатывалась пыль.
-- В багажнике кола, -- сказал Пашка, открывая дверь.
– Не понял…-- Вовчик открыл свою.
Степь пылала.