Такая вот история

Глава 1

Я родилась, когда моей маме было 23, а отцу 25. Они уже два года жили вместе, наслаждаясь друг другом и их тихой, размеренной жизнью. Папа приходил домой ровно в семь вечера, мама в шесть. Никто никогда не опаздывал и не задерживался, в половине восьмого они ужинали и садились смотреть телевизор.  Моё появление было логичным и вполне обоснованным. Маленькая я ничем не нарушила воздушный мирок моих родителей, а вполне даже вписалась в него. Такая себе идеальная декорация. Я росла тихим, послушным ребёнком. Хорошо училась, никогда не опаздывала домой, а  слово родителей было для меня законом. Непослушание и капризы считала дикостью, поэтому проблем я не создавала. Во мне не было никаких талантов. Я всё делала хорошо, но не более того. Учёба давалась мне легко, хотя наслаждения не приносила. Я не умела рисовать, шить или плести бисером, но особо от этого не страдала. Перед моими глазами были родители, которые также как и я никогда не прыгали выше головы, поэтому такая жизнь казалась мне вполне нормальной. При этом я не чувствовала себя ни ущербной, ни одинокой. Не будучи первой красавицей,  обладала вполне симпатичной внешностью, и вполне адекватно относилась к своему отражению в зеркале. Тихая и скромная, я не была душой компании, но пару подруг у меня было. Всё детство за мной ухаживал соседский мальчик Коленька, ухаживания которого я старательно не замечала. Я была счастливой и ничем не примечательной девочкой.
В девятом классе внутри меня что-то оборвалось. Сидя на лавочке в ближайшем от моего дома парке я дочитывала какой-то библиотечный, но очень головокружительный роман. Его герои попадали в такие передряги, что у меня душа уходила в пятки. Вдруг, в одну секунду, я поняла, что более блёклой жизни чем та, которая происходит со мной представить себе не возможно. Мне стало противно и обидно.
Наверно дико в 16 то лет, осознавать, что твои годы прожиты в никуда. Но это было правдой. Я не влюблялась до безумия, не совершала чего-то такого, за что бы мне было стыдно, даже ни разу не устроила скандал. Мне не было о чём пожалеть, не было о чём погрустить или вздрогнуть. Живя по накатанной, мне не было чего вспомнить.
Тогда я встала с лавочки, и пошла по алее. Был четверг. Окончательное решение о кардинальном изменении всего было принято. Моя новая жизнь должна была начаться в понедельник. Всё новое следует начинать в понедельник. Что бы ещё чуть-чуть пожить по старому. На диету садится, следует именно в понедельник, а в субботу и воскресенье на последок наестся тортов и пирожен. Исходя из этого правила, у меня в запасе было ещё четыре дня, которые я решила посвятить тому, чтобы хорошенько обдумать какой должна быть моя новая яркая жизнь.
И тут я упала. Дело в том, что пока в моём мозгу происходили все эти сложными переломные процессы, я всё шла и шла. Ноги подчинялись скорее неведомой силе инерции, а не здравому рассудку. Глаза пытались высмотреть картины нового светлого будущего, но не замечали куда я иду. А шла я прямо на молодого человека, в которого естественно вписалась. Качнувшись, я повалилась на землю, что и вернуло меня к реальности. Молодой человек посмотрел на меня как на безумную и побежал дальше. А я так и осталась сидеть на асфальте. Мне было обидно. И тут, уже второй раз за один день, меня осенила мысль. Ничего изменить у меня не получится. Есть люди, чьё предназначение просто тихо полсти по жизни. Букашечки, что упорно делают своё не хитрое дело. Их никто не замечает, но зачем то они же нужны.
Вот только больше букашечкой мне быть не хотелось. И ждать до понедельника тоже. Сначала я пошла на стадион и залезла на большую раскидистую яблоню. Я с детства мечтала это сделать. Но мама как-то сказала, что не стоит, я ей поверила, и только слюни пускала, наблюдая за соседскими сорванцами, что сидели на самой верхушк. Теперь же мне было наплевать на всё вокруг. Я лезла вверх, цепляясь за гладкие широкие ветки и счастью моему не было предела.
Потом я  таки слезла с дерева, хотя там было довольно не плохо,  и пошла в ближайший дом творчества. Я давно знала, что там есть курсы фотографии. Но всё проходила мимо, откладывая свой визит. Меня записали и сказали приходить завтра на первое занятие. Апофеозом сегодняшнего дня был звонок Коленьке с предложением сходить в кино. На том конце трубки Коленька упал в обморок, но быстро прийдя в себя, сказал, что зайдёт за мной в шесть. Я положила трубку и заплакала. Никогда раньше я не делала того, чего мне хотелось просто так.
Коленька позвонил в мою дверь ровно в шесть. Я открыла и удивилась. Я помнила его маленьким. Сопливым мальчиком. А теперь передо мной стоял довольно симпатичный, высокий молодой человек. Я всё смотрела на него и размышляла, я была слепая или дурная? Мы сходили в кино.
Пока шли к кинотеатру, всё было нелепо и несуразно. Он так долго добивался меня, что не понимал как теперь быть с таким то счастьем.  А я тем более ничего не знала о том, как следует себя вести. Говорить о погоде, природе или о домашнем задании? Что я вообще делаю рядом с этим молодым человеком? Что я о нём знаю, кроме того что живёт он в соседнем подъезде, на год меня старше и предлагал мне выйти за него замуж. Это правда было лет сто назад, у него тогда не было двух передних зубов, а у меня было платье в горошек и бантики на макушке. Мы сидели в одной песочнице, строили толи замок, толи секретную авиобазу и тут он так серьёзно на меня посмотрел и заявил, что обязательно женится на мне, чего бы ему это не стоило. Я тогда почему то расплакалась и убежала. А теперь вот иду с ним рядом.
В таком тяжком молчании мы дошли до кинотеатра, купили билеты. Начался сеанс.
В темноте кинотеатра стало легче. Здесь не надо говорить и спасать ситуацию. Не важно с кем ты пришел в кинотеатр, важно, что есть ты, большой белый экран, фильм, и какой-то неописуемый дух, воздух и запах, который может быть только здесь. Можно смотреть фильмы дома. На самом большом экране, который только поместится на стену. Можно купить попкорн и газировку. Но этот запах ничто не заменит. Полная темнота, обивка кресел и тяжесть бархатного занавеса на дверях. И десятки людей вокруг тебя, которые вносят свой колорит. Они шумят и комментируют фильм. Или погружаются в тишину и будто - бы исчезают, пропадая в никуда.
Фильм поразил меня до глубины души. Есть такие фильмы. Ты начинаешь их смотреть, а с финальными титрами становишься другим человеком. Они проходят бурей по твоему сознанию. После таких фильмов хочется поговорить, хочется долго разговаривать, жестикулируя руками и что-то кому-то доказывать. Мы доказывали друг другу в этот вечер всё подряд. Мы смеялись, вспоминали детство. Когда шли по алее обратно домой, то были уже такими друзьями, какими люди и за двадцать лет общения не становятся. Один фильм. Один вечер. Одна алея на двоих. Где же ты раньше был? Человек, с которым так легко говорить обо всём на свете. 
Домой я вернулась поздно. И это была ещё одна моя победа. Конечно, родители принялись орать на меня. Но как же это было здорово! Сначала они кричали, потом догадались спросить где же меня черти носили. Узнав где и с кем я была, они почему то замолчали, и сказав что Коленька очень хороший мальчик, и правильно я сделала что пошла с ним в кино, простили мне все грехи. А в вдогонку разрешили гулять с ним, главное чтобы до домой потом провожал. А потом они сели на свой диван и как ни в чём не бывало, опять включили телевизор. Тихо и спокойно жили они свою жизнь в обнимку с телепрограммой.
Наступило завтра. Я лежала под одеялом и никак не могла открыть глаза. Вчера так много произошло в моей никчемной жизни, что окажись это всё сном, я бы не удивилась. Я ощупала своё тело. Если меняется жизнь, тело же тоже должно изменится. Моя теория не увенчалась успехом. Такая же как и вчера я встала и пошла завтракать. На часах было уже одиннадцать. Ещё вчера я решила, что в школу сегодня не пойду. Первый раз за девять лет учёбы в школе я решила её прогулять. Родители всегда уходили раньше меня, поэтому никто ничего не должен был заметить. Хотя если бы даже они узнали, то ещё один скандал мне не помешал бы. Всё-таки разнообразие.
Дома сидеть не хотелось. Было скучно и не интересно. Я отправилась бродить по весеннему городу. Жизнь входила в новое русло. Город бурлил.
Когда города сравнивают с муравейниками это не правда. Муравейник – это совершенная структура. Каждый муравей знает, что ему делать. У него есть своя строгая задача, и он выполняет только её. Из пункта А в пункт Б, и никаких отклонений.  В городах же все мечутся из стороны в стороны. Туда-сюда. Город – это хаос. Каждый создаёт себе свой порядок, но в целом все живут в песчаной буре. А в ней очень легко потеряться.
Я бродила по городу, в котором прожила столько лет и понимала, что я ничего не понимаю. Не понимаю как люди строят такие высокие дома, как можно управлять автобусом, от куда берётся весь этот шум. Шум – это потрясающее явление большого города. Даже ночью здесь шумно. Природа данного феномена является загадкой. Но в любое время суток достаточно просто выйти на улицу, вслушаться в её шум и понять что ты не одинок на этой земле.
Не помню, где я была и что видела. Но это было чудесно. Вот так вот просто бродить по скверам и закоулкам. Идти не куда-то, а просто так. Не иметь цели и пункта назначения, а просто, повинуясь неведомому притяжению идти вперёд.  В пять часов мне надо было быть на курсах фотографии.
Я открыла дверь и попала в новый мир. Эти люди, держали в руках свои фотоаппараты и творили шедевры. Они могли рассказать одним снимком историю длинною в жизнь. Их объективы видели то, чего не замечали мои глаза. И я пропала. Я училась с широко открытым ртом. Все нюансы, все детали, всё что только можно запомнить и выучить. Это захватило меня, засосало. Я начала гулять сама. Мне не нужны были люди. Теперь, выходя на улицу, я уже видела всё в другой призме. В руках камера и хоть на край света можно идти. Это давало свободы. Мы всегда возвращались в нашу коморку в доме творчества, проявляли плёнки, обменивались впечатлениями. Так у меня появились люди, что говорили со мной на одном языке.
С момента того рокового дня, когда я решила всё меня и позвонила Коленьке, всё действительно круто изменилось. Он познакомил меня со своими друзьями, и они оказались довольно интересными и симпатичными людьми. Мы ходили в кино, ездили за город гулять, совершали всякие детские глупости. Считалось, что мы с Коленькой встречаемся. Вряд ли это было так. Мы действительно проводили много времени вместе, но это была дружба, а не любовь. Он давно оставил мечты жениться на мне, а у меня даже мыслей таких не возникало. Нам было хорошо вдвоём, но не более того. Мы слушали одну и ту же музыку, читали похожие книги. Он рассказывал мне о том, кто ему нравится, я пыталась давать советы. Пару раз мы целовались. Но это ничего не значило.
Я жила. И я была безумно влюблена в эту жизнь. И мне казалось, что она начала проявлять взаимность.
 Господи, где же я раньше то была? Кем я была? Да никем. Когда  в детстве мне говорили «нельзя» - я  соглашалась, когда падала – то плакала, но услышав мамино «А чего тут плакать, даже царапины нет!» - переставала. Вот только не потому что меня пожалели, или потому что уже не болело, а лишь потому что мама считала что нет повода для слёз – Я соглашалась. Купили новое платье – отлично. Не купили – не важно. Мне было всё равно. А когда человеку всё равно – это начало конца. Я такой была с детства. Самое страшное, что таких людей много. Амёбы. Низшие одноклеточные существа. Они только соглашаются и кивают. Они никогда ничего не решают, но ими пользуются. Просто потому что это легко.
Не знаю как же ко мне пришло осознание собственной серости. От куда в голове возник вопрос, почему же одни люди нарушают правила, ломают стереотипы, прыгают выше головы, а другие в это время сидят на стуле и смотрят в стену? Я винила своих родителей, в том, что они не привили мне вкус к жизни, а потом перестала. Они счастливы в своей консервной банке с телевизором. Так кто же имеет право их в этом обвинять? Каждый живёт так, что бы ему было удобно. Мне вдруг стало неудобно, но это мои проблемы. И я решила свои проблемы. Смело, кардинально.  Не знаю, меняются люди или нет, но в тот день я просто взяла и поломала себя ко всем чертям. Я перестала мечтать о чём-то. Я начала это делать. Это было как второе рождение. Хотя нет, в тот день я родилась впервые и по-настоящему. Душой.
Два последних года школы пролетело незаметно. Вдруг время начало нестись, бежать вперёд. Я читала, гуляла и фотографировала. Больше мне ничего не надо было. Приходила домой за полночь, не потому что бунтовала, а потому что на улице мне легче дышалось. Меня не ограничивали родители, нет. Я любила их всей  душой и не от них бежала. Просто четыре стены давили мне на мозг. Любое замкнутое пространство начало сводить с ума. Я боялась опять увязнуть в пучине. Я боялась садиться, боялась не встать со стула. Боялась остановиться. Я старалась, стань интересной, я как губка впитывала любую возможную информацию. Я знала строение радио и биографию Гоголя. Знала законы Ома и всех знаменитых на то время режиссеров. Мне нужно было всё.
Когда пришло время поступать в университет, то на семейном совете решилось моё будущее. Родители сказали – «Будешь экономистом. Хорошая профессия. Прибыльная. Престижная». Я кивнула, согласилась и пошла, поступать в юридический.   
 Это было уже давно решено мной самой и обжалованию не поддавалось. Но с родителями спорить я не хотела. Гораздо сложнее молча сделать по своему, чем устроить истерику, топнуть ногой, а в результате согласится на предложенные условия. Я не искала лёгких путей. Я хотела бороться. Я видела, как захожу в суд вершить правосудие. Как защищаю несчастных, как наказываю виновных, как дарю людям второй шанс. Я хранила под подушкой свод законов и учебник по юридическому праву. Я жила этим.
И не смотря на всю свою окрылённость, разовых очков у меня не было. Весь год до поступления в университет я ходила на открытые слушанья в суды. Я смотрела на то, что там происходить, и понимала, что это не сказка и что профессия вовсе не сахар. Что много больных на голову людей, что нет никакой этики и что всё решают деньги. Но это было моё. Эти люди в строгих костюмах  с документами под мышкой манили меня. Я хотела идти с ними  в одном ряду.
Поступила. Школа дала мне знания, хороший аттестат и отличные рекомендации. Мой фанатизм обеспечил прекрасное владение тем необходимым материалом, что требовали на вступительных экзаменах. Я считала, что выиграла своё первое дело. Мама с папой были в шоке, но противится не стали. Юрист. Хорошая профессия. Прибыльная. Престижная.
В институт я шла, как на праздник. Первое сентября первого курса я не забуду никогда. Открывая тяжелую институтскую дверь, я даже и не подозревала, что меня ждёт за ней.

 
Глава 2.


Аудитория была настоящей. Скамейки амфитеатром, маленький мужичок за преподавательской тумбочкой, доска вся в мелу. Я вошла, села на первую парту и растворилась в терминах, понятиях и теориях. Свершилось. Я не чувствовала себя ни серой мышью и книжным червём, просто вся эта наука приносила мне такой кайф, что любой наркоман бы обзавидовался.
Такой запал был наверно у всех новоиспечённых студентов в тот день. Многие об этом мечтали, все ждали этого дня, давали клятвы учится, учится и ещё раз учится, но… У большинства всё быстро прошло. Как рукой сняло тягу к пыльным томам старых библиотечных книг, опусам великих учёных и описанием знаменитых юридических споров.  Мне же удалось пронести такое настроение через все пять лет моей учёбы. Но главное было не в этом. Главное было в одной девушке. Она стала моим Колумбом. Открыла мне больше чем Америку.
Я не знаю, как мы с ней познакомились. Не могу этого вспомнить. Теперь мне кажется, что она была всегда. Так бывает, два человека идут каждый своей дорогой, а потом один поворачивает на лево, другой на право, но в результате каких то неведомых сил они вдруг попадают в один и тот же поворот, и вот уже идут вместе. Рука об руку. Мы с ней были безумно разные и поразительно одинаковые одновременно. Она поддерживала все мои начинания, я делилась с ней сокровенным. Она говорила мне о своих планах, я говорила о том, как лучше их воплотить. Мы часто спорили, но никогда не ругались. Она научила меня пить виски и слушать джаз, а я провела её по всем чудо-местам нашего города : заросшим паркам, полу-разрушенным домам, улицам, где все заборы были описаны граффити и отвела её в мест с которого виден весь город, как на ладони.  Это она  меня каким-то немысленым образом заставила меня поверить в себя. Я начала принимать участие в конкурсах. Мы отбирали мои фотографии и относили их куда только можно. Я начала выигрывать, занимать призовые места. Это было сладко и безумно приятно.
Я была ей благодарна. Эта девушка. Буря в стакане, а не девушка. Очень её люблю. Она заходит в помещение – и оно взрывается. Она яркая, умная, честная. Иногда жестокая, злая, резкая. Всегда трогательная, всегда поражает. Как-то мы сидели в кафе. Это было очень давно, в начале начал. Мы считались подругами, но дружба - это дикий цветок, который следует одомашнить. Дружба это не любовь, которая прорастает резко, быстро, очень дико и её только поливать надо. Дружбу следует холить и взращивать, оберегать и ценить. Только тогда она пустит сильные, здоровые корни, и останется на всю жизнь.
Так вот, сидели  мы в кафе. Был тихий, сладкий вечер. Мы что-то пили, смеялись. Нас таких счастливых и беззаботных было человек пять. И вдруг я поворачиваю голову, смотрю на это чудо природы и понимаю, что больше жизни люблю этого человека. Как можно было не влюбится в неё – так отчаянно что-то доказывающую в этой невероятно строгой чёрной юбке? Как же можно было не посмотреть и не захотеть остаться навсегда в этих глазах, в которых Бес сменяет Бога, а ангел дьявола? И я влюбилась.
    Эта любовь была просто святой какой-то. В ней было всё- и радость и ревность и счастье и какое-то дикое отчаяние, когда выть хотелось. Но главное в ней была тайна. Такая тайна молчания. Ты же не подойдёшь, не скажешь «Я люблю тебя». А если и скажешь, то в ответ услышишь – «И я тебя. Очень. Больше всех в мире». Вот только не такая эта любовь, другая – лёгкая, дружеская. Это ты уже сама додумаешь. И это будет правдой. 
Понятно, что столь сильное чувство влекло за собой не менее сильно желание. Да. Мне хотелось эту девушку. Попробовать. Понять как это. 
Воспалённый мозг рисовал картины. Губы, плечи, руки. Шея, бёдра, дальше. Но не стоит спать с другом. Особенно если это женщина.  Потому что женщина изначально настолько прекрасна, что не стоит ставить её в неловкое положение. Не стоит портить всё даже очень хорошим сексом.
Хотя потом я таки переспала с девушкой, просто что бы усладить свои интерес, и мне таки не понравилось. Но тут дело не в том мальчик рядом с тобой или девочка. Я не могу полюбить тело. Я не влюбляюсь в ноги или руки, в грудь или попу. Это безусловно первое на что обращаешь внимание, но нельзя любить мужчину за его член, а женщину только за её грудь. Я влюблялась в улыбку, в выражение глаз. Влюблялась в то как дёргается ухо, когда человек злится. Влюблялась в то как он говорит, в то какой уверенной походкой ходит. Тело это очень просто. Тело можно вылепить, выкроить, переделать. С душой гораздо сложнее. Я люблю красивые души, а не красивые тела. У той девушки, что разделила со мной пастель было красивое тело, душа  тоже была симпатичной, вот только те той.
А самой тайной загадкой осталось для меня, почему же эта девушка,  с которой тонкую грань дружбы мы догадались не переходить, та девушка, с душой такой красивой что можно свихнутся, так долго искала себе спутника жизни. Почему мужчины не выстраивались в очереди под её окнами. Видимо их не хватило ума открыть глаза.
***

          В институте в то время царила свобода слова, вероисповедания и нравов. Если первое было фиктивностью, второе – политикой, то третье – наградой. Всем было наплевать на тебя и твоё нижнее бельё. Ты мог встречаться с кем хочешь, спать с кем хочешь, и любить того, кого считаешь нужным.
Я познакомилась с невероятными людьми. Они все действительно были особенными, умными, красивыми, интересными. Мы собирались раз в неделю, вечером у кого-нибудь дома и устраивали так называемые вечеринки. Спиртное, взятое непонятно от куда текло рекой, дым стоял такой что можно было носки вешать, играла музыка и вокруг все были свободны. При этом люди были исключительно образованными и интересными. В разговорах мы затрагивали жизненно важные темы любви, смысла жизни, политики второй мировой войны и существование философского камня. Бывало кто-то выдвигал свои теории, над ними все дружно смеялись, спорили, потом соглашались, а уже через много лет этой теории давали премию, как  мего новаторской идее.. Все читали книги, потом их обсуждали. Если ты не читал, не имел своего мнения, то тебя там и не было. Мы постоянно говорили, и в этом рождалась истина.
Понятно, что одними разговорами сыт не будешь и знойные тела просили большего. Моё тело просило этого большего всё больше и больше. И я не в силах была ему отказать. Секс снимал напряжение, дарил заряд новых сил, вселял ощущение теплоты и  скоропостижной нежности. С девственностью я поступила на столько мудро на сколько смогла. 
Он был довольно милым парнем. Влюбился в меня с первого взгляда, хотя это были и явной ложью, но довольно приятной. Носил цветы, конфеты. Водил в кино. Я держалась два месяца. Мы целовались, обнимались, лежали в одной кровати. А потом я сказала да. Я бы сказала раньше, но следовало выдержать хоть какие-то рамки приличия. Мы переспали сладко и нежно. Всё было правильно, и от этого скучно – шампанское и шоколад. Но мне понравилось, это главное за что я благодарна тому парню. Расстались мы через месяц. Я поняла три вещи – первая: секс – это прелестно, вторая - получить его не так сложно, как иногда кажется, третья - постоянные отношения отнимают чересчур много времени.
Уяснив для себя эти азы природы, я стала наслаждаться молодостью со всеми вытекающими последствиями. В сущности, тогда в моей жизни было две вещи – учёба и секс. И того и другого было много. Очень много. Если с первым всё понятно, то что касается секса, то однажды я решила посчитать сколько же имела половых партнёров, постоянных и не очень. Не посчитала, потому что в какой-то момент поняла что это бессмысленно. Я спала не со всеми, но с очень многими. При этом не считалась и не слыла ни девушкой лёгкого поведения, ни шалавой, ни проституткой. Моя вседозволенность была скорее личной особенностью, изюминкой что ли. Уже потом, много лет спустя я поняла что изюм был довольно таки гнилой. Но тогда я жила по принципу – если хочешь есть – ешь, если хочешь пить – пей, если хочешь секса- бери и делай. Вот так начиналась молодость. Иногда меня возбуждали тела, но чаще всего я заводилась от сути человека.
Вот вы сидите друг на против друга. Смотрите в глаза. И говорите. Говорите, говорите, говорите и тут ты слышишь такие мысли, от глубины которых становится жарко. Я не спала с людьми, я спала с собеседниками. Мне как воздух надо было говорить. Я обладала таким количеством информации, которую надо было устаканивать. Мне нужны были люди, которые были профессионалами в своих отраслях. Они вносили ясность почему небо синее, почему спутники летают по орбитам и как функционирует экономика Уругвая. Когда ты причитал книгу. Любую книгу будь то Анна Каренина Толстого  или Маленький принц Антуана де Сент-Экзюпери, или Гарри Поттера великой и могущественной Роулинг, или незыблемое «Я и Оно» старика Фрейда. Полон эмоций, впечатлений и мыслей и начинаешь говорить. А у твоего собеседника абсолютно полярное мнение. И полюс находит на полюс, и вы спорите, кричите, иногда начинаете крыть друг друга матом. Иногда заканчиваются аргументы и вход идёт нервное посапывание или истерические слёзы. И в этой буре эмоций рождается истина и оргазм. Это такая страсть, которая либо закончится сексом, либо войной. Бешенная гуманистка, я  выбирала секс. И секса было много.
Но вот любовью я, если и занималась, то только один раз. Было лето и было жарко.   Мы уехали подальше из городской душегубки. Компанией человек в шесть сняли себе маленький домик на море. Каждый вечер пили вино и провожали закаты. Молодым по сути дела больше ничего и не надо было. Пару футболок, купальник, немного денег. Не надо больших отелей и головокружительных путешествий. Просто хороших людей рядом и больше ничего.
Как-то поймали себя на том, что смеёмся с мухи. Муха – чёрная, огромная и противная имела неосторожность залететь к нам в комнату. Это было её большой ошибкой. Она всё неповоротливо летала по кругу и очень раздражала своим присутствием. Тогда мы ничего лучшего не придумали, как поднять эту муху на смех. Кто-то что-то сказал, скорее всего, невероятно глупое, но от этого такое же невероятно смешное. И вот уже надрывая животы мы бьёмся в припадке истерического смеха. И тут, собрав всю силу в кулак, одна девушка- вероятно самая здравомыслящая среди нас, говорит : «А вы вообще понимаете, что мы ржом с мухи?», и так очень серьёзно смотрит на нас. Естественно данная информация привела нас в ещё больший восторг. В этом и было счастье. Просто смеяться.
Был с нами один такой невероятный парень. Прелесть, а не человек. В его светловолосой  голове было столько всего, что иногда он сам себя боялся. Ему бы голову побольше, что бы мыслям было где разгуляться. Если он начинал говорить -  то всё. Мир мог рухнуть, но он бы не замолчал. И говорил он так, что никто не смел перебивать или недовольно фыркать. Все только слушали. Тихо и внимательно. Ибо, даже если он нёс откровенную ахинею, казалось, что важнее ничего и придумать нельзя.
Этот человек говорил так, как мог говорить только Бог. Он открывал рот, и все были очарованы. Тембр голоса, шутки, вечная улыбка, невероятный набор слов. Это не передаваемое чувство восторга. Глядя на него понимаешь, про кого сказали «язык подвешен». Даже когда он замолкал, в ушах стояли только его фразы. Когда он говорил, то внутри каждого его собеседника рождались сказочные сады.
Но ничего между нами не было, да и быть не могло. Пока мы  не пошли встречать рассвет. Закаты нам надоели. Мы лезли на какую-то гору, с которой именно этим утром должен был быть самый замечательный рассвет в мире. Мы были вдвоём, просто потому что больше таких отчаянных не нашлось. Сбив себе ноги, мы таки дошли до вершины. Сели отдышатся. Оглянулись вокруг.  Мы сидели на краю пропасти в конце мира : над нами только тёмное небо, под нами - ничего кроме невероятной бездны, и свесив ноги мы ждали. В одно мгновение, прямо из под наши вполне реальных человеческих, грязных пяток показалось светило. Нереальное и не земное. Когда огромный шар солнца встаёт прямо у тебя из под пяток ты немеешь от восхищение. Он тоже онемел. Человек, который говорил обо всём, увидел солнце и замолчал. Это молчание переросло в такую любовь, прямо так на камнях, когда под спиной колючий куст, но тебе всё равно. Я не знаю, как это называется. Секс, любовь, ощущение свободного падения… Я вообще не думаю, что этому стоит давать название. Но если бы мне предложили отдать все сокровища мира, за хотя бы сотую долю того, что я чувствовала тогда, я бы отдала.
С моря мы вернулись. С парнем общались. Он снова говорил и говорил. Ничего такого не произошло. Лето, море, секс. Но иногда мы смотрели друг другу в глаза и будто бы говорили спасибо. и каждый благодарил за своё.


Начался учебный год. Снова начались наши встречи, посиделки. Разговоры стали другими. Люди становились серьёзными. Цепляясь за беззаботство, мы иногда напивались. Будто бы это помогло не взрослеть.      
Мы играли в очень странную игру. Хотя после того количества алкоголя, что поглощали наши юношеские тела, ничего в этом мире уже не казалось странным. Не помню, кто её придумал, и кто вечно предлагал в неё играть, но суть данного развлечения состояла в следующем. Посреди комнаты, на кресле, диване или просто на полу лежит человек. Второй участник игры всячески пытается лежащего возбудить. Можно делать всё что душе угодно. Целовать, покусывать, облизывать, дышать в шею, говорить глупости. Можно гладить живот или бить по попе. Всё что придёт в голову. Любым методом следует довести партнёра до того состояния когда глаза горят, тело обмякло и единственная мысль что отбивается в его голове «переспи со мной». Хотя обычно мысли звучали в более грубой форме. Вот тут следует остановится, развернутся и идти курить. Это единственное неписанное правило игры. Никакого секса. Никакого проникновения, никакого полового акта, соития или как там ещё это называют.
Когда лежащим был молодой человек, то бишь парень, то финал игры ознаменовался крепкой, всем заметной, эрекцией. В этот момент комната наполнялась диким хохотом, парень вскакивал и бежал в туалет. Когда же действие совершалось над девушкой всё было гораздо сложнее. Зачастую они сами говорили, что всё хватит, иначе я сейчас на тебя накинусь и вставали с заветного места.
Я же лежала до последнего. Я молчала, сцепляла зубы, напрягала ноги, но лежала. Факт того,  что я занимаюсь чёрт знает чем, так ещё и обманываю окружающих подливало масло в огонь. Иногда дело доходило и до оргазма, если попадался особо талантливый партнёр. Тогда кончив, я вставала и притянув к себе его голову делала то что по правилам игры делать нельзя было. Я целовала его в засос. Ну или её. Правила, что партнёры должны быть разнополыми у нас не было, и всё решал счастливый случай жеребьёвки. Это было явным самоволием, но мне почему то прощалось. 
Так я познакомилась с ним. Он пришел на нашу вечеринку в первые. Но заполонил её всю собой. Такое впечатление что он – земная ось, а весь мир крутится исключительно вокруг него. Он был потрясающе красив. Но даже если бы он был уродом, мир бы всё равно крутился только вокруг него. Эта особая порода людей. Они вроде такие же как и все – две ноги, две руки, настольная книга, кофе в кафе. Но ты смотришь им в глаза, и понимаешь, что он что-то знает. Что он не говорит всё до конца, что в его карманах полно загадок, которые ещё предстоит разгадать. Такие люди не пропадают, они вне систем и порядков. С ними интересно. Интересно говорить, интересно молчать. Они магниты. Волшебные к тому же.
В тот вечер я пила больше чем обычно. Просто потому что он наливал. Этому человеку нельзя было сказать нет. Потом сама предложила поиграть. Мне хотелось посмотреть как он будет себя вести. По моим расчётом такая игра должна была выбить его из колеи.      
Пустая бутылка из-под текилы указала сначала на меня, потом на него.  Судьба и никакого мошенничества. Проплыв мимо уже собравшихся в круг наблюдателей, готовых комментировать всё происходящее, я заняла своё место в центре разврата. Он посмотрел мне в глаза. Я ждала. Он всё смотрел на меня и смотрел. Скользил глазами по телу и оно немело от его взгляда. Потом этот чёрт улыбнулся и его губы коснулись ямочки между ключицами. Он даже не целовал меня. Просто прикасался своими горячими шершавыми губами. Потом коснулся полоски моего живота. Провёл языком какой-то неземной зигзаг от пупка вниз. И резко выдохнул воздух. Странно. Трёх взглядов, двух поцелуев и одного выдоха оказалось достаточно, что бы я была готова отдать ему всё. 
- Кто ты? – единственное, что я смогла спросить.
Он улыбнулся, отвернул голову и вышел прочь из этой душной проклятой комнаты. Я пошла за ним.
Мы сидели на подоконнике.
- Кто придумал эту глупую игру? – он курил и как-то странно на меня смотрел.
- Не знаю. Но разве это имеет значение? Как ты это делаешь!/? – я тогда сама не поняла, пыталась я узнать секреты его мастерства или просто утверждала что это было невероятно.
- Ты просто слабонервная. – я бы обиделась наверно, но он сказал это так мягко, что я уже поверила, что чувственнее меня просто не придумаешь.
- Знаешь что? Я хочу тебя – текила дала своё, я перестала контролировать эмоции и желания. Хотя будь я трезвой, то напилась бы, если бы это было гарантией того, что я затащу его в постель.
- Я не буду с тобой спать. Понимаешь. Ты мне не интересна.
Вот тут я потеряла дар речи и просто молча слушала.
- Я сплю только с теми, кого хочу раздеть. Для меня очень важно, что бы женщину хотелось раздеть. Что бы этот момент становился долгожданным и волнующим. А теперь  посмотри вокруг. Все одеты так, что с расстояния двадцати метров видно размер клитора. Одежды будто не существует. Она уже не прикрывает тело, не подчёркивает достоинства, не скрывает недостатки, а только оголяет всё подряд. С таким же успехом можно одеть рыбатскую сетку. Хотя это будет выглядеть более изысканно, чем то, что носят сегодня девушки. Тело женщины должно быть загадкой. Одежда – тонким, обволакивающим мифом. Вещи, что удостоились чести прикрывать женское тело обязаны быть совершенными. Точные линии, образ, продуманный до мельчайшей детали, даже локон должен падать именно так как надо. Движения женщины  – это сказочная история. Она делает шаг – ии мир замирает в ожидании следующего. Женщина должна манить, она должна быть силуэтом, наброском на чистом листе.  Женщина это книга, которая никогда не заканчивается. Книга без последней страницы. Женщина обязана будоражить мозг. Я бы хотел такую женщину. Я бы её раздел. Но что бы познать, а не для того что бы трахнуть. .
Знаешь, пока ты не крутанула ту бутылку так, что бы она остановилась на мне, в тебе был намёк на музыку. Какие тонкие ноты исходили от тебя.  Я смотрел и всё никак не мог понять, что ты тут делаешь. А как только горлышко остановилось, то всё стало ясно.  Твоё желание сильнее тебя. Твоя вагина тебя победила.
Закончив эту тираду он улыбнулся. Я сразу всё простила. Встала с подоконника, взяла свою сумку и ушла. Дома я сидела в ванной и тёрла ноги мочалкой. Хороший мальчик. Честный.

На следующий день ревизия пришла во все шкафы и на все полки с множеством кофточек, маечек и шортиков. Вещи летели в мусорные вёдра. Как же чертовски он был прав. Моя нагота меня оскорбляет. В погоне за наслаждением я сама перестала ценить себя. Что же говорить об окружающих? Моя показательная отвязнось была всего лишь криком немого человека. Пока я спала с каждым встречным, разве я была нужной хоть кому-то?   
Денег на новый гардероб у меня не было. Я пошла в магазин и купила себе только чёрную узкую юбку, белую блузку и пару чулок.  Я решила пока походить в этом. Я была одета. Одета просто, но именно в этой незамысловатой одежде я впервые почувствовала себя настоящей женщиной. Потому что во взгляде проходящих мимо меня мужчин я читала интерес, а не похоть. Это гораздо приятнее.

Глава 3
 
Озарение проходит внезапно. Его не ждали – оно припёрлось. И с жизнью происходит трах-бах-тарарах. Но это приятно. Это правильно. У меня уже был опыт. Когда-то я уже посмотрела вокруг. Тогда я поняла, что вокруг скучно. Теперь поняла что вокруг грязно. Да я хорошо учусь. Да у меня тьма тьмущая друзей- приятелей, которые утверждают что со мной интересно и очень даже хорошо. Но вот в нутрии меня сидела большая проблема. Загуляла девочка. Загуляла. Окунулась в пучину разврата, пустилась во все тяжкие. Как зверь я бросалась на дичь. Брала и уходила. Много секса – мала чувств. Я этим всё пыталась доказать свою независимость, мнимую самостоятельность. Кому доказать? Зачем доказать?
Я стояла в ванной, стирала своё нижнее бельё. Мыльная вода, пахнет порошком. Я так люблю когда вещи пахнут порошком. Кому-то не нравится этот запах, а мне всё кажется, что запах порошка непременный атрибут чистой, свежей одежды. Ты надеваешь на себя свежевыстиранный свитер, втягиваешь носом этот запах и как-то так приятно становится. Уже потом свитер будет пахнуть духами, телом, морозной улицей. Но его настоящий запах – порошковый. И вот, сидя на краешке ванной, в ожидании того, пока вода заполнит тазик я поняла что сегодня всё изменится. Потому что пора.
Когда ты отрекаешься от всего старого, то тебе становится легче. На самом деле, нет ничего сложного в том, что бы остановится, сбросить лишний груз, посжигать мосты, оставить записку «я больше не вернусь» и прочее-прочее. Это всё не сложно. Один удар и твоя жизнь в нокауте. Вот только. Вот только как обычно есть маленький нюанс. Одно запшелое «но». Лёгкость нового бытия – всего лишь иллюзия. На самом деле, отрезав себя от прошлого, я оказалась на пороге пустоты. Пустоту следовало быстро заполнять. Немедленно. В новую жизнь можно входить голой, босой, одинокой – это всё не важно, главное идти туда с чётким, продуманным планом. План у меня был. На клочке бумаге всего два пункта: найти работу и влюбится. Вот так вот.
Днём, в промежутке между парами я позвонила по объявлению. Требовался пятый помощник третьего секретаря районного суда. Работа маленькая, скромная, но именно там где надо. Я всё откладывала этот звонок – мол не сейчас, мол всё равно не возьмут. А тут они говорят – приходите. Посмотрим на вас.
Я пришла за 15 минут до назначенного времени. В новую жизнь не стоит опаздывать. В той же чёрной юбке и белой блузке, которая всё ещё пахла порошком. Мне задавали вопросы. Я улыбалась и отвечала. И видимо звёзды сошлись в нужном месте – меня взяли. Так – с одного вовремя сделанного звонка начали сбываться мечты.   
Люди много мечтают. Потому что они это умеют делать. В мечтах хорошо – там всё можно и всё легко. Там всё идёт как по маслу, все тебе рады, ты везде свой, и у тебя всё есть. Ведь никто же не мечтает, что бы у него не было машины, денег и новой шубы, что бы летом он сидел в душном городе сам один одинёшенек, или, что бы к доске вызвали именно его, именно тогда когда уроки никто и не учил. Нет. Все мечтаю о хорошем.
  Я всё мечтала стать адвокатом. Но что я делала? Ходила на пары, зубрила лекции, читала книги? Вот только  этого оказалось мало. Никто, почему то не взял меня за руку, не отвёл в большой кабинет с красивым креслом и не сказал – на, владей. На самом деле твой успех никому кроме тебя не нужен. Поэтому никто кроме тебя не может его достигнуть за тебя. Путано, зато, правда. Я таки догадалась до этого. Таки опомнилась и взяла ситуацию в свои руки. В принципе ситуации для того и созданы, что бы их начать контролировать.
Впервые в жизни я ходила на работу. Ходила туда два раза в неделю, рылась в бумажках, почти не получала денег. Но успела познакомиться с многими уже успешными людьми. И именно это и было достижением. Потом – через год, когда я закончу университет один из таких «уже успешных» позовёт меня в свои помощники. И ещё через некоторое время в партнёры. Но это будет потом, а пока мне было и так хорошо. Ведь всё только начиналось
Я гордилась собой, приходя домой после института и работы. От этого я ходила с очень ровной спиной и поднятой вверх головой. И смотря на обшарпанный листочек с планами на будущее я улыбалась. Широкая улыбка покидала моё лицо лишь на втором пункте когда-то спланированной жизни – «Влюбится».

Любая Ева для любви зреет. Она вынашивает, копит её в себе. Просто любовь. Не к брюнету или блондину, не к высокому атлету или низкому долговязому юноше. Эта любовь к миру, к свету, к людям. Она живёт в ней, теплица, развивается. И в один день что-то происходит. Чьи-то глаза, улыбка, жест, поворот головы. Слово или прикосновение. И любовь эта внутри оживает и вырывается. Ева влюбляется в своего Адама.   
Я хочу любить. А всё не получается. Я живу вроде так как надо, вроде всё хорошо – всё по плану. Я не на обочине и не на околице, я по главной дороге, на полной скорости, еду вперёд. Вот правда одна еду.
 Я прихожу домой. В свои пустые четыре стены. Сажусь за большой светлый стол. И понимаю. Что я хочу любви. Люби меня, и я тебя буду любить. Это такое гадкое, на самом деле чувство. Ты как открытая книга. У тебя внутри всё оборвалось, упало, и плачет. Ты готова – вот сидишь, ждёшь, как поезда по билету этой чёртовой розово-прекрасной любви, а её нет. Нет, нет и нет. И кажется, что и не будет. Что поезда больше не ходят.
Это такое глупое ощущение конца света. Когда тебе хочется любви. Просто вот что бы тебя любили. До слёз хочется. Не надо подарков, цветов и красивых слов. Не надо широких жестов, не надо театральных постановок. Не надо фарса, возвышенности и ангелов в небе тоже не надо. Ничего мне не надо. Просто хочу что бы он сидел рядом. И всё. Просто что бы рядом. Со мной.
  Так пусто. Грустно и одиноко.  Как будто в толпе, в гудящей, куда-то идущей толпе ты стоишь и смотришь  в небо. А небо такое – просто синее. Без облаков, без птиц. Одинокое и большое. Ты будто в этом небе пропадаешь. Вокруг тебя люди – толкаются, заглядываю в глаза. А ты один. В этом грустном, скучном небе. А внутри у тебя – растет шиповник. И колется. Вот так вот любви хочется.
Вот и я шла по улице. Всё как надо. Ухоженная, можно сказать красивая, чистая, статная, правильна такая. Я в лицах искала того кого бы могла полюбить. И оказалось что я то полюбить могу любого, вот только меня почему то никто и любить-то и не хочет. Даже Федора оставшись у разбитого корыта могла бы быть счастлива – ведь у неё был свой старенький, но любящий рыбак. А у меня даже корыта нет.
И тогда, отчаянно хватаясь хоть за какую-то ниточку я решила всё брать в свои руки.
Любовь не запланируешь, это правда. Не внесёшь в своё расписание на 12 марта – «влюбится сильно и на долго», это же абсурд. Вот только не важно, абсурд или не абсурд, бред сумасшедшего или не бред. Всё становится не важно когда ты ждёшь. Я вообще не люблю ждать. Это самая бесполезная трата времени, которую только можно придумать. А ждать любви это ещё и мучительная трата времени. Поэтому я перестала ждать, пока я поседею и состарюсь, так и не встретив своего принца. Я начала искать его сама.
 На примете у меня был один замечательный человек. Только он не знал, что он у меня на примете. А я сидела и ждала, когда же он постучится в мою дверь с букетом цветов. Можно даже без букета. Но он не стучал. Да и не должен был на самом деле. Почему то в женщинах очень развита функция ожидания чуда. Как, спрашивается, он мог постучать в дверь, если мы виделись всего-то пару раз и он не что не знает где эта самая моя пресловутая дверь находится, он даже может понятия не имеет, что я его жду. Осознав эту простую истину, я решилась-таки идти в наступление. У меня был самый коварный план из всех коварных планов. Я просто позвонила и предложила сходить в кино. Буд-то бы я тут мимо случайно проходила. Ещё более случайно о тебе вспомнила. И не хочешь ли ты абсолютно таки случайно в кино пойти. Он захотел. Или просто не смог отказать. В принципе оно и не важно было. В кино ходить очень удобно – это я ещё давным-давно в детстве поняла. Кино – это нескончаемая тема для разговора. А это снимает напряжение.
Хотя мне было сложно и страшно. Я вынашивала в себе этот звонок недели две. Я всё решила – сама позвоню, всё сама - самостоятельная. Вот только первый шаг надо делать быстро и в туже секунду. Резко, смело и уверенно. План либо есть либо его нет. Вынашивать можно идеи, стратегии, детей в конце концов, а шаги надо делать.
Я бы не умерла, если бы он отказал мне. Я бы просто прокляла всех и вся. Но ничего страшного бы не случилось. Но он сказал да. И это было прекрасно.
Он оказался замечательным. Влюбился в меня. Приятно так. Цветов не дарил, шоколадки не покупал, но всегда провожал домой, открывал дверь, помогал сумки тяжелые донести. Не знаю что важнее – десятки комплиментов или когда тебя поздним вечером встречают, просто что бы ты не шла одна до дома. Наверно дела важнее. Важнее греется в его свитере, а не слышать, «Что даже с синим от холода носом ты красивая!». Он был из тех мужчин, которые не словом, а делом. Они не позвонят первые и не вспомнят о дне рождении прабабушки своей возлюбленной. Но они будут защищать, холить и лелеять. Просто если ты хочешь цветов – не стоит ждать и надеется. Намёки будут не поняты, это точно. А вот простая фраза «Хочу цветов! Потому что я женщина и мне нужны цветы» дойдет до сознания мгновенно. И они принесут вам все цветы мира. И всем будет хорошо. Тебе, ему и цветочникам.
Я была очень благодарна этому человеку. Глядя на нас люди, говорили : «Как он её изменил! Она так преобразилась, остепенилась, выросла..». Хотя он меня не менял. Он меня спас. Он был рядом когда мне хотелось любить кого-то. Приезжать к нему – болеющему, приносить апельсины. Читать книжки в обнимку и в кино ходить. Есть мороженое, и волноваться, как он доехал. Просто смотреть в глаза и понимать, что он хороший, потому, что он рядом. И так совпало, мне хотелось любить, а он в меня влюбился. Или даже полюбил по-настоящему. Что бы до конца, что бы со всеми «но» принимать. Что бы детей воспитывать. А мне ещё рано было детей. Я ещё не обожглась на молоке, не научилась дуть на воду. Я не все медные трубы прошла и не все полы после потопов с пожарами отмыла.
Я вдруг влюбилась в такого мальчика, которого и  любить то не возможно. В резкого, дикого, не поспеешь за ним. В мальчика, который сам себе на уме. Который появляется сегодня, а завтра исчезает. Который и с тобой, на самом деле не с тобой. Он не здесь, не сейчас и не на всегда. Но я так его любила, как будто бы и не жила до него. Он пил меня до последней капли, изматывал, обижал не вниманием. А я любила отчаянно. Он спал со всеми с кем можно, но стоило ему прийти ко мне я забывала и прощала. Просто от одного его взгляда мне сносило крышу, я задыхалась от его взгляда. Я как-то раздела его до гола. Он смеялся. Я взяла фотоаппарат. Он замолчал. Когда я проявляла эти фотографии то плакала от того, на сколько он был красив. Именно с ним я делала лучшие в своей жизни снимки. Та любовь, что колется, заставляет творить.
Я не расставалась с фотоаппаратом с того момента как пошла в кружок юных фотографов. Пусть у него смешное название, но он открыл мне меня. Я отдыхала в своих фотографиях. После прогулок по городу и бесконечных фотосъемок будто бы рождаешься. Когда держишь в руках своё  творение отточенное, идеальное, то гордости нет предела. Когда выигрываешь конкурс или фестиваль, то понимаешь что не зря. Фотография никогда не претендовала на роль моей профессии, нет. Она дарила мне столько эмоций, что я не хотела омрачать их деньгами. Я просто фотографировала. Для себя. Иногда для мира, иногда для людей.
Когда я только начала – то фотографировала город. Дома, улицы, мосты, деревья. Я была в этом – в зданиях, в формах, в ступеньках и фонарях. Когда пошла в институт, то в жизни появилось много разных людей. Я делала портреты. Снимала лица, глаза, эмоции. Потом был период переоценки и перестройки всего. Я ничего не снимала. Потом хотелось любить и быть любимой – было темно. В кромешной темноте ты ничего не видишь значит и снимать нечего. Потом полюбили меня. Это приятно, но сюжета в фотографии нет. А вот сейчас полюбила я. Сильно и отчаянно. Будто бы прозрела. Хотелось снять что-то великое. Снимала своего невероятного мальчика, снимала всё подрят. Изворачивалась, изгибалась. Залазила на вершину – что бы снять пропасть. Горела в этом. Любила.
Мальчик ушел так же внезапно как когда-то появился. Дикий вихрь. Я сначала ждала его обратно, потом перестала. Он дал мне всё что мог – возродил из пепла. Я вспоминала его и улыбалась. Вроде взрослая тётка – работа уже хорошая, машина в кредите. А полюбила мальчика 18 летнего, на  7 лет младшего.   
Был в то время в моей жизни один человек. Он всегда сидел впереди меня. А я смотрела на его спину. Я протягивала руки, выпрямляла пальцы, занося их над этой спиной. Но притронутся так ни разу и не смогла.
Мы часто виделись, разговаривали, вроде как дружили. Только это было какая-то уже и не дружба, но ещё не любовь. Как искусственная гравитация – вроде летаешь, но не по настоящему.
А потом что-то произошло. Не знаю что. Я так и не поняла. Дружба – это когда проводишь вместе вечера, любовь – когда просыпаешь каждое утро вдвоём в одной постели. Наши вечера как-то сами переросли в утренние завтраки. И всё было хорошо. Как-то так мило и спокойно. Тихо, нежно, не спеша. Такие отношения обязаны были закончится, просто не могли продолжатся вечно.
Рано или поздно должен был настать такой момент, когда вы садитесь рядышком и он начинает говорить. Речь его сбивчива, он путается, теряется. То просит прощение, то начинает обвинять тебя в чём-то. А ты сидишь, и уши твои слышат основную фразу разговора, что мол всё, это конец, но мозг отказывается обрабатывать такую информацию. В твоей душе сидит непонимание и новорождённая, поэтому ещё слабая обида, а может и ненависть. Но в голове, или там в сознании, не знаю где точно, колотит только одна, единственная фраза «не уходи». И ты как в горячке, её повторяешь. Она сейчас и твоя молитва и заклинание. Не уходи, не уходи. Ты начинаешь рыдать, тебе больно. Он своими словами без ножа тебя режет, и главное не понимает этого. А потом он сдаётся. Он смотрит на тебя испуганными глазами, ты бормочешь своё спасительное не уходи и он остаётся. Ты успокаиваешься – всё хорошо, он тут, он рядом.
Только вот как потом, ты можешь с ним жить? С человеком, который хотел от тебя уйти. И я всё боялась. Боялась что он захочет уйти, а я буду просить этого не делать. Боялась повести себя глупо, но одиночества пугало меня ещё больше чем глупость. Не того я боялась.
Мы сидели на кухне, в кругу общих друзей. Он был подавленным, грустным в последнее время. Толи осенняя депрессия, то ли весенний авитаминоз.
- Как-то всё хреново, ребята. Жизнь оказалась сложнее, чем я планировал.
Выпито было столько, что оказалось мужчины тоже ноют. Мы знали друг друга так давно, что уже можно было быть слабыми. Он видимо устал, замотался, забегался. Тесная компания – и можно выдохнуть. Он пил коньяк и честно говорил, что очень всё сложно вокруг. Что люди злые, что просто ничего не достаётся. Его понимали, кивали, убеждали, что всё будет. И будет прекрасно. Про свет в конце туннеля, и всё такое.
А я сидела рядом и слушала. И мне стало так обидно.
- Да, но есть же и хорошее.
- И что же это? – он даже не удивился, он был раздражен моим замечанием о каком-то там хорошем. Буд-то бы я сейчас всё испорчу. Ему хорошо – его жалеют. Человеку бывает приятно, когда его жалеют. Любому человеку бывает приятно. Но я  не догадалась остановится.
- Например, любовь. Я так тебя люблю.  – я действительно сильно его любила.  По утрам я просыпалась от того что соскучилась за ним. Взрослому человеку надо спать часов семь. Я жуткая сплюха, и что бы отдохнуть мне надо часов десять. А это очень много. Если ты спишь один.
- Любовь? Это хорошо. Но этого мало. От этого не становится легче. И отношения требуют времени и сил. Это ещё одна работа. За которую не платят. – он думал, что сказал великую веешь. Победно повернулся к окружающим – ища в их глазах признания и восторга.
Не знаю, что было в их глазах. Своих поднять я не смогла. Смогла только встать из-за стола. И уйти. Лучше бы он меня бросил, чем оказался ко мне безразличным.
Он позвонил на следующее утро. Я не взяла трубку. Он слал смс-ки и вопросами что произошло. Он не понимал. Я не отвечала. Мою любовь назвали ненужной и бессмысленной. Я думала дня два. Просто сидела и думала. С ним было тяжело. Он –человек настроения. Он сегодня самый нежный, а завтра орёт как ненормальный. Он часто обижается. Но когда он обижается, то становится такой милый и смешной. Когда он злится у него дёргается ухо. И я это так люблю. Люблю злого, доброго, люблю целовать, и ругаться с ним люблю.  А без него жить не люблю. Вот только ему это оказывается не надо.
Я так и не вернулась. Через неделю он перестал звонить. Через неделю. За семь дней он сдался. Всего за семь.
Я наверно ещё долго страдала. Я не помню. Но боль – это лишь то, что бывает после любви. И я рада, что болело сильно. Значит моя любовь чего-то стоит.
Потом как-то всё завертелось. Больше работы –меньше времени. Улететь бы куда-нибудь – отдохнуть, отвлечься. Были мужчины, кто-то ухаживал. Привозили цветы охапками. А я всё по судам пропадала, гордая, даже надменная. Иногда заезжал тот мой молоденький мальчик. Пили с ним виски, говорили о вечном. Он становился старше. Я начала пытаться сделался моложе.
А цветы всё привозили и привозили. Курьерские службы. В букетах записки. Всё от одного и того-же. Я отказывалась. Он был богатым, властным и с властью. Вот можно просто быть властным, а можно действительно ей обладать. У него были и связи возможности. Он кажется любил меня, по крайней мере так утверждал. И добивался долго и упорно. Он был хорошим человеком – не жадным, не злым. Вот только одна у него была проблема, одна такая черта не очень хорошая. Он был бандитом. Настоящим. Он людей убивал наверно. Не сам конечно, но сам факт. И я понимала одно – я то даже если я закрою глаза на то, кто он есть, а буду только смотреть на то как он хорошо относится ко мне, то могу ему и поверить. Могу расслабится, вероятно могу влюбится. Даже детей нарожать ему могу, пора уже. Вот только что потом? Сидеть и ждать пока его посадят? Или боятся что убьют? И не понятно что хуже. Полюбить такого было жутко интригующе и глупо. И я не полюбила, но на ужин согласилась. Потому что женщина чувствует себя настоящей только когда с ней рядом сильный мужчина. А когда на против тебя в ресторане накачанный, двух метровый богатырь с пистолетом в кармане, то сомневаться в его силе не приходится.
А потом. Потом мы как-то разговорились. Как-то случайно зацепились за вроде бы безобидную тему книг. Хотя признаться честно я думала он скажет что кроме азбуки ничего не читал. Мой бандит читал Шекспира в оригинале и осилил всего Пруста!! Невероятно, но этот человек знал два языка – английский и итальянский, и больше всего в жизни любил читать. Он признался, что в детстве читал под подушкой с фонариком и в туалете. А потом заговорческим шепотом сообщил что и сейчас читает в туалете, но это большая тайна, ибо с его имиджем это не вяжется. И что если ч кому-то проболтаюсь, то ему придётся закатать меня в бетон, чего бы ему очень не хотелось.   
Мне как-то тоже не хотелось в бетон. А вот ещё раз встретится захотелось. А потом ещё и ещё. Он дарил цветы. Постоянно. И писал смс-ки в 3 часа ночи, что уснуть не может, потому что скучает.. Если мужчине прийдёт в три утра смска он подумает «какого чёрта она не спит?», развер6нётся на другой бок и продолжит смотреть свои не хитрые сны. Если женщине – она сойдёт с ума от счастья и будет до утра думать, как же ей повезло. Женщины очень любят смс-ки. С женщиной вообще нужно разговаривать. Она это заслужила.
И он писал. Звонил и просто был замечательным. Он стучал по столу кулаком и мне это нравилось. У меня больше не было никаких проблем- у меня был он. Стена, забор, телохранитель, лучший друг и любовник. Большой и надёжный. Когда я пыталась он орал в ответ. И орал так что я уже не решалась на дальнейшие действия. С одной стороны мягкий – с другой сталь во плоти. И эта его дикая сила, и эти его глаза грустные. Он такой весть несовместимый. Заводит с пол оборота. Во всех отношениях.
А потом мы решили уехать Улететь, отдохнуть, спрятаться от всего. Поехать в Европу, недели на две. И всё шло, как по маслу. Билеты, паспорта. Мы даже не опаздывали на самолёт, прошли регистрацию. И возле трапа у него зазвонил телефон. Два слова сказанных в трубку. Всего за шаг до вселенского счастья. Он разворачивается, говорит что не полетит. Я разворачиваюсь за ним, но никакие мои возражения не принимаются. Я лечу одна. В отель на двоих. В город для двоих. Я лечу одна в отпуск для двоих. 

Я писала ему имейлы.
«У меня всё никак. Вот действительно никак. Мне не плохо здесь. Ведь в этом городе не может быть плохо. Я в центре Европы. Надо мной каждый день пролетает столько самолётов, что остаться равнодушным просто не возможно. Вчера я лежала я зелёной, мягкой траве, курила свои тонкие сигареты, и смотрела в небо. Вокруг не было ни души, а надо мной было небо. Высокое, тёмное небо в котором летело семь самолётов. Когда над тобой летит разлетается семь самолётов, ты понимаешь что всё возможно. Раз уж эти огромные железные птицы способны разминутся в одном единственном небе, то ты, тут у себя на земле, явно всё сможешь. Но этот воздух не даёт мне дышать, вода не достаточно мокрая, свет светит тускло и от него болят глаза. Я не могу читать потому что тут через чур много всего. Много зданий, каких то музеев, памятников, парков, людей от которых захватывает дух. Я вполне могу задохнутся от переизбытка такой красоты. Я не люблю это метро, не люблю эту еду. Она не такая и всё не такое. Я плачу каждый вечер. Тут хорошо, но так плохо.
Просто мне без тебя оно всё не надо. Я так соскучилась. Хочу к тебе.»
Потом стирала и отправляла коротенькие СМС-ки «Всё хорошо. Город изумительный. Соскучилась. Целую.» и шла гулять. Спать я там не могла. Во первых я не привыкла спать , когда вокруг тебя столько мест, которые просто обязательно надо посмотреть. А во-вторых, я стала балованной и засыпать одна уже не могла. И в этой красоте я всё никак не могла понять люблю я его или ненавижу. И что хуже – когда его нет рядом, или когда я с ним. Я то злилась, что его работа (и ещё не понятно что там за работа такая) помешала нам. Помешала мне быть счастливой. Но с другой стороны любая другая работа могла бы помешать точно так же.
Я всё думала – да он бандит. Но это другие знают что он бандит, что он занимается незаконными делами, что может многие проблемы решает деньгами или ударом в челюсть. А я. Я знала что он любит Моне и документальные фильмы. Что он мчится ко мне через весь город, потому что зайдя в собственную ванну я в друг обнаружила в умывальнике маленькую, но очень пугающую мышь. И первое что я сделала – это не отпустила на волю бедное животное, а набрала его номер и завопила «Кошмар!». Он даже не ругался. Сказал только, что пока ехал чуть не умер и попросил больше его так не пугать.
А потом я вспоминала как он срывался среди ночи и куда-то уезжал, как неделями не звонил, а потом извинялся, как приехал ко мне со сломанной ногой и сбитыми кулаками. Как просил не задавать вопросов. Я вспоминала его улыбку и хотела прожить с ним всю жизнь, завести семью, детей и большую собаку.
Он решил всё сам. Он сказал что любит меня и поэтому больше я его не увижу. Потому что он может многое, но гарантировать, что завтра с ним ничего не случится и я не останусь одна он не мог. Поэтому он решил уйти.
Я долго плакала. Моя надёжная стена вдруг обрушилась прямо мне на голову. Но потом перестала. И опять начала жить дальше.
 
Глава 4
 
Было очень поздно. Весь день я моталась по городу, стояла в пробках, куда-то опаздывала. Как юла я вертелась на месте. Ловила свой собственный хвост и это занятие меня вымотало. Я ехала домой, что бы наконец-то залезть в ванну и просто ни о чём не думать. Предвкушая всю эту прелесть я так задумалась, что пропустила нужный мне поворот. Теперь надо было сделать довольно большой крюк. В конце этой улицы тупик, там ресторан, возле него можно будет развернутся и поехать в обратную сторону. Стоп. Ресторан. Я не ела целый день и от одной мысли о месте где готовят еду у меня свело желудок. А дома есть нечего.
Это был хороший ресторанчик, новый, поэтому его ещё не заполонила толпа желающих хорошо провести вечер. Я села за столик, быстро что-то заказала – главное что бы не долго готовилось. Тихо играла музыка, за соседним столиком сидел очень красивый мужчина. Я видела только его  спину, но даже по спине было понятно что он невероятно красив.
Хорошее место. Я думаю, каждый человек должен иметь как минимум два любимых ресторанчика. Один – куда удобно ходить большой компанией. Что бы там было тепло, хорошо наливали и музыка не заглушала разговоры. Второй – для себя. Что бы никто не знал о нём, и там бы не докучали ни дальние знакомые, ни близкие друзья. Что бы можно было отдохнуть от всего и просто поесть. Человеку иногда нужно просто прийти, посидеть, подумать, хорошенько покушать, выпить чая и уйти. В ресторане для себя должен быть любимый официант и добрый бармен. Они бы здоровались и приветливо улыбались тебе. Мол, хорошо, что зашел. Кивали бы тебе и всё. Ты бы даже не знал, как их зовут, но на душе теплело.
- Я Вас знаю. Мы  уже встречались. Много лет назад.
Я подняла голову и обомлела. Красивый мужчина, что сидел за соседним столиком встал со своего места и подсел ко мне. Я посмотрела ему в лицо. Как же он изменился. Какой же он стал. Тот мальчик, что когда-то заявил мне, что не будет со мной спать, потому что ему совершенно не интересно было бы меня раздевать. Хотя я бы тогда сама разделась. Мальчик, что крутанул меня тогда, который сам того не ведая так сильно изменил мою жизнь. Этот мальчик из прошлой жизни сейчас стоял передо мной и взгляд у него был какой-то странно-торжествующий. Будто бы он только что первый отгадал загаданное в Поле Чудес слово.
И я не знаю почему, зачем и как это происходит. Я не верю не в химию, ни в судьбу. Но моя жизнь снова круто изменилась. В одну секунду эти глаза будто бы выдернули меня из собственного бренного тела и унесли куда-то высоко высоко. А потом кинули в низ. Желудок сделал сально. Я уже всё поняла.
Вот он сидит на против. Здесь и сейчас. Он смотрит на меня и мне  стыдно. Стыдно, что губы не накрашены, стыдно что утром не сделала зарядку, стыдно что в детстве сломала палец на руке  и он теперь кривой. Этого не видно никому кроме меня, но он так смотрит, что мне не ловко за это. Но не дай бог он отведёт взгляд. Тогда я наверно рассыплюсь в прах, ибо отныне только его взгляд и держит меня  сдесь. На этой планете. Вероятно так бывает. Ты не с того, не с сего понимаешь, что этот человек, он не просто хорош, не не какая-то сказочная вторая половинка, он не идеальный, нет. Ты понимаешь, что он твоя моя земная ось. И всё что не происходит, происходило или будет с тобой происходить, так или иначе связанно именно с ним. Он должен быть. И быть с тобой.
Я мысленно просила его только об одном – ещё чуть чуть посидеть рядом, подышать одним воздухом и посмотреть на меня. Ты только смотри, а  остальное не важно. Не важно сколько у тебя было женщин. Не важно сколько их сейчас и сколько будет потом. Не имеет значения кто должен тебе денег, а кому ты. Я не хочу знать где ты хранишь свои секреты и куда ходишь побыть в одиночестве. Сейчас мне этого всего не надо. Не надо мне слов твоих или разговоров. Я больше не хочу говорить. Я проговорила своё пока становилась той которая сидит сейчас напротив. Я лезла вверх, карабкалась, что-то доказывала. Я проходила все этапы, падала, обижалась и снова вставала. Я всё шла и шла. И вот только сейчас я поняла куда же я шла все эти годы. Я не шла к людям, которых любила или ненавидела. Не шла к признанию, к своей фамилии на табличке юридической фирмы. Не шла к этой машине, что стоит под окном или к всем тем цветам, что мне дарили. Я шла только к тебе. И вот я здесь. Как будто выиграла все суды, закрыла дело и сдала в архив. Любовь – это когда всё уже доказано.
И тут он улыбнулся, вырвав меня из своей мысленной тирады.
- Ты выросла, девочка. Когда же это было? Давно мы не виделись, правда.. Время всё портит, и только женщины  становятся лучше. 
Не знаю почему. Что в этом человеке было такого. Не знаю и знать не хочу. Знаю только одно. В тот вечер, в тихом ресторане, совершенно случайно второй раз в жизни я встретила человека. Это был мужчина. В моей жизни было много партнёров. Половых, деловых, по духу. Но вот мужчина был один.
В тот роковой и судьбоносный день мы зашли в один и тот же ресторан. А вышли вместе. Вокруг стояла ночь что обещала быть долгой. Мне было 27 лет. Ему 33. А мы смеялись так, как будто нам по 18. Хорошо одеты, статные, а вели себя, как глупые дети. И всё говорили. Смеялись, говорили. И легко было. Так просто.
Поженились мы через пол года. Он сделал мне предложение сидя в ванной на полу. Мы в тот день ругались. Мы вообще редко ругались, но иногда же надо. Мы орали друг на друга, спорили. Не помню о чём. вероятно о самой глупой мелочи на свете. Я была злой, он терял самообладание. Я стояла в  ванной и размахивая полотенцем пыталась ему доказать, что он не прав. Тогда он подошел ко мне и говорит :
- Ты меня выводишь, бесишь и раздражает. Ты не хочешь меня слушать, ты только кричишь и споришь. Я об тебя, как об стену бьюсь. И думаю когда нибудь это плохо кончится, но если ты не станешь моей женой я просто перестану существовать. Ибо ты моё всё.
Я обомлела и согласилась. Хотя, даже если бы и не обомлела, то всё рано бы согласилась.
 Потом была свадьба. Я бегала, нервничала, суетилась. Вечером он брал меня за руку и говорил, что всё будет. И будет хорошо. Я верила. Верила любому его слову, и от этого мне становилось легче. Нашла свою религию. Всю жизнь отрицая христианство, католиков, иудеев и всё что только можно было отрицать, я как в бога верила в своего мужа. Оказалось, что вера приносит спасение.
Стало хорошо. Спокойно. Появился дом, где тебя ждут и куда тебе не просто надо, а хочется возвращаться. В доме было тихо и уютно. Иногда пахло свежим пирогом – я его баловала. Баловала и берегла.
Утром на работу. Вечером домой. Мне плохо. Голова кружится, тошнит, выворачивает. Я беременна.  Женщина всегда знает , что она беременна. Иногда этому не верить. Но знает всегда. Как-то я посмотрела на себя  в зеркало и поняла что нас уже двое. Нет, я не растолстела, не поправилась, просто в лице уже было что-то такое неописуемое. Лицо матери. Я кричу ему: любовь моя, а ну иди сюда. Он приходит, спрашивает, что случилось. Я говорю «А ну посмотри на меня повнимательнее». Он говорит ничего не вижу – просто красивая безумно и всё тут. Тогда говорю – «Счастье моё ненаглядное, а ну ка стань рядом со мной перед зеркалом, посмотри на себя повнимательнее.» Он удивляется такой глупости, но смотрит. Потрепал себя по загривку, немного боком повернулся и вдруг говорит: «А ты знаешь, мне кажется я уже вполне мог бы и отцом стать. Посмотри на меня, какой-то я мудрый и добрый. Папа прямо.  Ну вылитый.»
Я ходила с огромным пузом, он ночью ехал в магазин мне за клубникой. Потому что безумно хотелось клубники. А когда в доме была клубника, безумно хотелось шоколада. А когда был шоколад – бананов. Постоянно хотелось того, чего нет в холодильнике. А потом настал черёд бессонных ночей и температуры. А я не знаю что делать. И плачу вместе с орущим комком нашей любви. Тогда он подходил, гладил одной рукой нашего ребёнка, другой – меня и говорил что горе не беда. И мы как-то все успокаивались.
Когда малыш пошел в первый класс, я родила второго. И всё заново. Опять по кругу. Но глядя в эти детские мордочки понимаешь что счастье на самом то деле ходит вокруг тебя в футболке с большим пятном от мороженого. Вот так вот.
А потом родился второй ребёнок. Теперь мы были полноценной семьей – папа, мама, дочь и сын.  Муж работает, жена хранит очаг. Хотя дома у нас была электрическая плита, но некий мифический очаг я конечно хранила.
Летом на море, зимой лечим грипп. В школу вызывают, дети поздно возвращаются. Поссорились на пустом месте. Помирились. Пошли в кино, посидели в ресторане. Дочь кажется влюбилась, сын наверно курит. На новый год улетели к солнцу. Вернулись опять в зиму. Время идёт быстро, когда оборачиваешься назад.
А я всё живу свою жизнь с ним и для него. Его желания стали первостепенными. И дело не в том, что мои отошли на второй план, а в том, что я больше то ничего и не хотела.
В сорокоградусную жару я лежала на кровати, обливалась потом, и думала о том, что он, наверно хочет пить. Первая мысль всегда была о нём, а уже потом я думала о себе. Даже когда у нас появились дети, то сначала был всё равно он. И это приносило мне счастье. Я не чувствовала себя ущербной или забытой. Я не махнула на себя рукой. В какой-то степени и от того, что не могла махнуть, пока он рядом со мной. Я должна быть интересна. Но даже книги я читала для него. И пусть любовь эта какая-то странная, но я же летала. Какая разница летаю я для него или для себя. Какая разница люблю кого люблю я больше. Главное что когда я просыпалась он был рядом, а когда засыпала он говорил мне спасибо, за ещё один день вместе. Всю жизнь.

А потом наступил один день. Который я не забуду наверно никогда.
В городе было жарко. Город расплавился, потёк и превратился в пекло. Асфальт дошел до такого состояния, что эго можно было выжимать. Даже сидя в машине с включённым кондиционером я чувствовала как медленно, но верно схожу с ума. Механически поворачиваю налево. И вот уже на горизонте показалось моё спасение. Огромный супермаркет с искусственно свежим воздухом и благодатной прохладой. Как же я люблю супермаркеты.
Среди их огромных – до потолка стеллажей чувствуешь себя маленькой букашкой. Ты никому не нужен, тебе никто не интересен. Можно часами ходить, читать состав замысловатых товаров, выбирать самое лучшее. А на последок, когда все колбасы, сыры, и прочая ерунда будет тщательно отобрана можно зайти в парфюмерный отдел. Эту часть покупок я всегда оставляю на закуску. Толкая перед собой огромную тележку, руки сами тянутся к цветастыми баночкам с кремами, шампунями и гелями для душа. Я не откажу себе в удовольствии понюхать всё что пахнет и купить очередную крайне необходимую ерунду. Но это будет позже. А сейчас надо накупить продуктов так что бы на всю неделю хватило. Следует не забыть купить соевый соус и твой любимы кетчуп Тартар. И ещё взять тебе брынзы и зелёного лука. Ненавижу лук, и пока не встретила тебя вообще не представляла как его можно есть. Меня воротило даже от запаха этих зелёных перьев. А сейчас как то притерпелась. Привыкла и уже даже перестала тщательно выбирать его из салатов. 
Постепенно мой продуманный до мелочей список реализуется в виде горы продуктов. Всё таки супермаркеты придумали очень хорошие люди. От магазинов, где тебе следует подойти к продавцу и начать перечислять всё что хочешь приобрести меня воротит. Во –первых  эти самые продавцы там всегда злые и хамовитые. В прочем это и не удивительно, ведь они целый день на ногах и только и делают что нажинаются за очередным пакетом макарон, слышат «Нет, девушка не эти, другие!». Во вторых те же макароны ты не можешь взять в руки и присмотреться не завелась ли в них какая нибудь живность, пока не придёшь со своей пачкой великого итальянского изобретения домой. А в супермаркете ты сам себе хозяин. Бери всё что видишь, присматривайся, читай срок годности. Только ленивый может купить просроченный товар если ничего ему не стоит посмотреть на коробку с заветными цифрами. Я чувствую себя королевой выбора, когда иду коридорами этого продуктового царства.
Между консервами и крупами стоял небольшой красный столик, и две молоденькие девушки бодро предлагали попробовать какие-то новые толи конфеты толи печенье, я так и не поняла. Сладкого тебе нельзя. Поэтому вот уже три гора я не покупаю ничего, что содержит сахара. Хотя раньше я могла съесть огромный кусок торта, и закусить его шоколадкой. Но чего не сделаешь ради любимого мужа. И только иногда, когда тя уезжаешь в командировки я изменяю тебе с коробкой зефира или упаковкой конфет.
На кассе милая девушка оценила сумму которую мне предстояло оставить в их магазине и позвала молодого парнишу, что бы тот помог донести мои пакеты до машины. Вот ещё одна прелесть хорошего магазина. Тебе ничего не следует делать. Только платить.
Улица обожгла меня своей не приветливостью. В машину и домой. Как же жарко. Как же я не люблю ха это лето. Спасибо тебе, кондиционер, что ты есть!

Ключи, пакеты, включатель дом. Дом начинается с того момента, когда рука коснулась гладкой поверхности включателя света. Щелчок, секунду глаза привыкают с яркому свету и вот ты уже стоишь посреди своего мира. Только ты и твои стены, с так тщательно подобранными обоями под цвет дивана, ковра и собственных глаз.  Этот дом мы искали  пол года, два года строили и год оформляли. Мы воспитали его как ребёнка. И он платил нам уютом и тихим счастьем. Только здесь я могла отдохнуть. Только здесь расслаблялись все мышцы моего тела и душа успокаивалась. Хотя только здесь я и понимала, как же я устала. Только здесь я позволяла себе это понять. Только дома можно было быть слабой. Наедине с его стенами.

Разувшись и сев на краешек дивана я наконец-то сгорбила вечно прямую спину и перестала улыбаться. Здесь некого было обманывать. Дети и муж придут только вечером.
У меня было часа полтора на то что бы сбросить с себя бремя современной женщины и просто отдышатся. Отдохнуть перед очередной вполне выполнимой миссией любящей жены и матери. Когда домашние придут на столе их будет ждать ужин, и они ещё долго будут делится своими впечатлениями и переживаниями. А пока я просто хочу тишины.
И вот сидя в этой тишине я оглядывала стол на котором лежали только что купленные продукты. Я не люблю половину из того что там лежит. Но всё равно покупаю, готовлю и ем. Их любит он, а брак – это компромисс. И тут я поняла, что больше не хочу компромиссов. Ничего не случилось. Я просто его больше не люблю. Любовь – это не рак. Она иногда проходит.

 
Глава 5.

- Я не люблю тебя больше. Не знаю почему. Просто не люблю. И всё тут. Хоть реж меня – я не решалась на этот разговор. Не собиралась и не готовилась. Просто дождалась его с работы, накормила ужином. И сказала что не люблю больше. Зато правда.
- Ты знаешь. Я тоже тебя не люблю. Я тебя уважаю, боготворю, поклоняюсь тебе. Ты мать моих детей, ты моя жена. Но не люблю больше. Боюсь что это не правильно, пытаюсь переубедить. Но нет. Не люблю. Почему то оно прошло это чувство вселенское. Я когда это понял, то испугался очень. И не решился тебе сказать. А ты вот решилась. Смелая.. – он не удивился, не разозлился. Он будто бы выдохнул.
Так мы решили развестись. В тот вечер мы как и прежде лягли в одну пастель и он снова сказал спасибо, за то что я у него есть. И впервые за последние несколько лет он сказал это снова искренне, а не по инерции.
Мои подруги были в шоке. Они открывали рты, и спрашивали как это так? Почему никто не пытался спасти семью? Почему не сражался?
Они не понимали, что лучше быть друзьями с бывшим мужем, чем сожителями с настоящим. Но мне плевать на это Главное что дети поняли и смирились. Дети всегда понимают всё лучше и быстрее. И это заслуга их родителей.
Мне 48 лет. Я развелась. Я опять свободна.  Иногда мне бывает грустно. Столько лет с одним человеком, а тут вдруг снова проснутся одной в пустой квартире. И постель теперь греть самой. И за продуктами ездить. Но теперь я могу и не ездить за этими продуктами, а поесть пиццу, купленную в ближайшей забегаловки. Или поужинать куском торта, а не стоять у плиты. Я теперь многое могу.
Покупаю себе много платьев и туфлей. Наряжаюсь. Это очень по новому. Я давно не делала ничего для себя, ведь даже хорошо выглядеть старалась для кого-то. А теперь вот всё для себя.
Я снова фотографирую. Не детей на праздниках, не семейные торжества, не выходные вылазки за город. Я мир фотографирую. Тот что вокруг. Свой. Новый. В 48 лет мир оказывается не таким как в 22. Зрелый, выдержанный, открытый. Будто бы теплее. Лица у прохожих кажутся другими, интереснее, мудрее, глубже. Всё как-то стало другим. По-хорошему.
Мне 48 лет. Я одна. У меня морщинки в уголках глаз, но это никого не смущает. Я снова знакомлюсь с мужчинами и жду новой любви. Снова живу для себя. И я точно знаю. Что завтра, или в крайнем случае послезавтра со мной случится новая любовь. Потому что любовь случается с теми, кто к ней готов.