Реквием

     Возможно, некоторые книги нужно читать по многу раз, или возвращаться к ним в разные периоды жизни, чтобы увидеть, как время нас изменило. Также и музыка.

     Реквием Вольфганга Амадея Моцарта – не такое произведение, которое можно забыть, прослушав один раз, но и не такое, чтобы слушать его часто. Пережив в юности потрясение от первой встречи, к отдельным частям Реквиема возвращаются неоднократно, но чтобы специально пойти на концерт, где хор и оркестр исполняют только одно произведение, и это произведение – траурная месса, для большинства людей нужно особое стечение обстоятельств. Это могут быть внутренние обстоятельства, слабо связанные с течением повседневной жизни, и тогда их смысл приоткрывается.
     Как посещение мест, где прошло детство или когда-то были пережиты сильные чувства, как перечитывание стихов, которыми увлекались много лет назад, так совсем иные состояния овладевают человеком, окунувшимся в поток звуков, как в реку, в которую нельзя войти дважды. Это соприкосновение с невозвратным временем, объединяющим и смиряющим под своей рукой все сущее.

     Льдисто-голубым вечером люди стекались к островерхой кирпичной кирхе, примостившейся на крутом спуске каменистого холма в центре маленького приморского города. Здание было построено после второй мировой войны в упрощенном готическом стиле, по воскресеньям и праздникам колокольный звон привлекал прихожан на службы. Дважды в году в нем проводились светские музыкальные фестивали, которые поддерживала либеральная лютеранская церковь. Две недели февраля были посвящены фестивалю им. Грига, и в один из вечеров под высокими сводами должен был прозвучать Реквием.

     Историки пишут, что заказчиком Реквиема был граф Франц фон Вильзег цу Штуппах, желавший впоследствии выдать произведение за свое. Такие случаи не были редки в те времена, и эта причина объясняет таинственность, окружавшую заказ. Граф недавно овдовел, поэтому заказал именно поминальную католическую мессу. Его управляющий, отправленный с поручением к композитору, по словам современников, носил серую ливрею, но сквозь призму смятения и трагического мировосприятия Моцарт увидел в нем Черного человека, посланца смерти.
     Мне вспомнилось  рассуждение аналитика, показавшееся убедительным, что Черным человеком, заказавшим Моцарту Реквием, был его отец. Не реальный отец, а воображаемый, фигура внутреннего мира великого композитора. Моцарт был болен, интуитивно предчувствовал свой скорый конец, его жизненная сила таяла. В такие периоды люди обращатся к источнику своего либидо, коренящемуся в детской структуре психики, в воспоминаниях о детстве. Но в детстве Вольфганга не было места для проявления жизненных энергий, его талант под требовательной рукой отца-педагога расцветал, сублимируя природные энергии в искусство.

     Бесконечные упражнения и концерты, сочинение музыки превратили мальчика в функциональное существо, служащее своему призванию. Невозможно не отдать должное Леопольду Моцарту, подарившему миру гения и вложившему свою жизнь в его развитие. Но нельзя также не предположить, что бессознательное, явившее Черного человека в последние дни жизни композитора, показало ему, а затем и всему человечеству, что лишение детства сравнимо со смертью.

     Известный в Европе хор и небольшой оркестр располагались в алтарной части на фоне белой стены, украшенной картиной с воскресшим Христом в окружении учеников. Даже с последних рядов можно было рассмотреть лица Иисуса и апостолов в свете прожекторов, направленных на исполнителей. Хрустальные люстры, спускавшиеся на длинных шнурах из сумерек перекрытий, погасли, и Реквием зазвучал.

      «...Покой вечный Даруй им, Господи, И вечный свет пусть Светит им...»

     Это был совсем другой Реквием, чем тот, что пребывал во мне с давних пор детства, когда моя мать водила меня на абонементные концерты в Филармонию. Тогда – и после, все годы, когда я слушала кассеты и диски с самыми разными его исполнениями,  -  страдания и смерть были окрашены страстью, голоса звучали сильно и ярко. Боль и оплакивание, восхождение в бессмертие и святость были насыщены энергиями, от которых содрогалось сердце. Борьба, в которой живое не может победить, принятие перехода, прощание с этим миром – и воскресение из мертвых, звучавшее для меня триумфом духа.
     Я вслушивалась в голоса, совершенно следующие партитуре, они плели невесомые узоры, передавали тонкие нюансы – но в них не было энергий, потрясших меня много лет назад.

     «Тот день, день гнева В золе развеет земное Когда восстанет судия, Все, что скрыто, обнаружится, Ничто не останется без возмездия. Что скажу тогда я, жалкий...»

     Страсти «Dies Irae» сменились глубинными переживаниями,  мужественное принятие неизбежного и вера звучали там, где некогда мне слышались борьба и отчаяние.

     На подогреваемых скамьях, тесно прижавшись, сидели люди. Их лица казались бледными в слабом свете, отраженном от белой стены, с которой Христос возвещал спасение из мертвых и жизнь будущего века.

     «Сокрушив отверженных, Обреченных страшному пламени, Призови меня вместе с
благословенными. Я молю, преклонив колени и чело, Мое сердце в смятении подобно праху,..»

     Апостолы смотрели на Иисуса и верили в жизнь вечную, никто из них не миновал своей кончины, но в лучшем мире они воссоединились со своим Учителем.

     Звуки «Lacrimosa». Замирание дыхания и неизбежные слезы на глазах.

     «Плачевен тот день, В который из пепла восстанет Человек, судимый за грехи...»

     Как на торжественных похоронах, притихшая толпа слушает слова прощанья, так слушатели Реквиема молча оплакивали всех покинувших прекрасный земной мир,  а также свой неизбежный уход вслед за Сыном Человеческим. Словно серебряная пыль опустилась на головы присутствующих – их волосы, независимо от цвета, казались седыми, и шелест ангельских крыльев явственно слышался в голосах поющих.

     «Агнец Божий, уносящий грехи мира, даруй им вечный покой. Свет вечный да воссияет им, Господи, Со святыми во веки».

     Казалось, что откроется белая стена, на которой Иисус провозглашает путь к Отцу, и волны музыки вынесут ладью церковного зала в беззвездную Вечность.