Один из немногих

               

  -Бабушка, слышишь, к нам стучат. Это она. Поправь мне одеяло. И я тебя сколько раз просил, не закрывай окно.  Никогда не закрывай окно. Ну что ты стоишь, иди, иди посмотри кто это стучал, - скороговоркой проговорил Славик, пытаясь привести себя в порядок самостоятельно. Но руки никак не хотели слушаться, пальцы растопыривались в разные стороны,  и поделать с этим  ничего было нельзя. Во всяком случае, без вмешательства врачей. Тяжелейшая форма церебрального паралича измучила его тело и истерзала душу. А сегодня он волновался особенно сильно, и это ещё больше отражалось на координации движения. Сегодня он ждал гостью, с которой познакомился по телефону благодаря  Толику, старому другу по несчастью, с которым вместе лечился в Питерской клинике.
    Но над Толиком болезнь не так сильно поизмывалась, да и что-то другое у него было. Толи полиомиелит, толи ещё что-то. Во всяком случае, напичканный металлом и пластмассой, он хоть с трудом и с помощью костылей мог с дивана пересесть в коляску и самостоятельно передвигаться не только по дому, но и по селу. А то попросит мужиков, они занесут его в автобус и айда в город к Славику. А телефона у Тольки не  было, вот он и ходил звонить на почту, и ему разрешали.
    Начальником отделения связи, или, как называли в селе – зав почтой, был Павел Игнатьевич. Сам хромой – в детстве неудачно упал с лошади, он жалел и Тольку, и его друга Славика, которого ни разу не видел. И не просто жалел. А когда   парень гремя  толи костылями, толи полужелезными ногами вставал с коляски, Павел Игнатьевич благодарил Бога за то, что сам хоть и хромой, а однако ж на своих ногах и вот работает да  ещё и других пожалеть может.  Да и жена у него, и ребят двое, и домишко какой-никакой, и не пьяница, как другие мужики.
   В общем, Толька и его друг на другом конце провода,  убогую жизнь Павла Игнатьевича в сравнении делали краше. А ребята могли пообщаться. Сотовые телефоны появились много позже, когда Тольке было за пятьдесят, а Славика не было  совсем. А тогда почта с её хромым хозяином стала для них такой скорой душевной помощью, без которой жизнь друзей была бы горше и безотраднее. Ещё Толькина – туда-сюда. Он и к мужикам у магазина подъедет, и покурит с ними, А Славику без этих телефонных свиданий считай труба.
    Но однажды приехав на почту, вместо Павла Игнатьевича  Толя увидел девушку и долго не мог решиться попросить позвонить. Пока она сама не спросила, что ему надо. Только тогда он заикаясь изложил свою просьбу.
    - Только не долго, - сказала она с напускной серьёзностью, - вдруг телеграмма срочная придёт.
    -Нет, нет я быстренько, - скороговоркой проговорил Толик, набирая номер друга.
   - Алло, Слав, не звонил долго, болел. Да нет, ничего страшного, простудился. А ты как? И когда? Нет, я пока не еду, мне ещё через полгода. У нас новость, девушка теперь зав почтой. Дядя Павел в больнице, язва, сейчас только узнал.  Хорошо, я попрошу. – Прикрыв трубку ладошкой, он тихонько, умоляющим голосом спросил строгую начальницу: - А можно он с вами поговорит? Ну, пожалуйста. А как вас зовут? Света? Ну, пожалуйста…
   Ах, если бы она знала, какой он – тот, что так хочет с ней поговорить и попросить о совсем небольшой услуге, разве  бы она так ставила из себя незнаемо кого? Разве бы так ломалась?
   - А зачем? Глупости всё это. Ещё чего не хватало.
    -Вы только его послушайте, это мой друг Славка, ему очень нужно…
Света как бы нехотя взяла трубку: - Алло, я вас слушаю. Что вы хотели?
Славик волнуясь, и от того немного заикаясь попросил: - Можно мы с Толей иногда будем говорить по телефону? Это у нас почти единственная возможность общаться. Ему ко мне добраться нелегко, а мне к нему невозможно.
-Почему? – удивлённо спросила Света. Она только много позже осознала, насколько некорректно прозвучал её вопрос.
-Потому, что я не только не хожу, но и не сижу, - резко ответил Славик, и Света услышала в трубке короткие гудки.
    Она позвонила сама прямо в тот же день, как только ушёл Толик. Назавтра позвонила снова, потом он стал звонить. Она не знала, о чём с ним говорить по телефону и потому  болтала всякую чепуху. Рассказывала о своей прежней работе и о том, что на новом месте у неё не всё получается, читала стихи – свои и чужие, даже пыталась травить анекдоты. Но потом однажды  взяла и напрямую спросила: - А можно я к тебе в гости зайду? Мы ведь в одном городе живём.
    Он долго молчал, потом глубоко вздохнув, с большим трудом проговорил: - Ладно, чего уж там, приходи.
    Мать отговаривала её от посещения Славика. Она знала о горе Ильченковых. Городок небольшой, все про всех всё знали. А Свете просто было не до городских новостей и сплетен. У неё была отличная от других жизнь. Музыка, поэзия, философия и много всего другого не совместимого между собой. Кроме того она готовилась к поступлению в институт.  Что-то такое она, конечно,  слышала, но в подробности не вдавалась и со своим новым телефонным знакомством это никак не связывала. Пришлось Валентине Петровне рассказать ей всё подробно. О том, как Аглая Абрамовна уже в достаточно почтенном возрасте, когда дочери было лет пятнадцать, родила глубокого инвалида, как её  бросил после этого муж, да после чистки в горкоме партии одумался и вернулся домой. Аглая за эти годы состарилась и обозлилась на весь мир.
   А мужа беда вроде бы и не коснулась. Он как гулял до рождения Славки,  так  продолжал гулять и дальше. Они время от времени возили сына в  Ленинград в специализированную клинику, благо деньги были - муж Аглаи работал начальником цеха на огромном заводе. Почти всё свободное время он там и проводил. Она трудилась в горисполкоме, и тоже вечно была занята. Поэтому  главным человеком в жизни мальчика была его бабушка.
     Услышав всё это, Света твёрдо решила, что пойдёт к Ильченковым обязательно. Она на какое-то мгновение представила себя лежащей почти без движения, без общения, без всего, что даёт человеку жизнь и возмущённо почти закричала на мать: - Как ты смеешь, как ты можешь меня отговаривать? Ты, которая столько лет провозилась со мной с маленькой, когда я тоже не ходила? А если бы меня не вылечили? А если бы я так? А ко мне никто, ну совсем никто не захотел бы придти?
    -Ну что ты, доченька, я ведь подумала, как бы ты там не расстроилась, да как бы тебе плохо не стало, - растерялась Валентина Петровна, - сердце-то слабое.
    -Да я просто уважать себя перестану, если не пойду, пойми ты это. А сердце тогда ещё больше будет болеть. И прости меня, пожалуйста, за то, что орала. Ладно?
Славик жил в одноэтажном районе города, утопающем в садах. Правда их домик был двухэтажным, но небольшим и принадлежал одной семье. Встретила её старушка – маленькая и сухонькая. Она так открыто улыбалась, что вся робость у Светы улетучилась.
    -Здравствуй, милая! Ты Света? Проходи, проходи, он давно тебя ждёт.
    Она готовила себя к этому посещению, но то,  что увидела, повергло её в шок. И как ни старалась скрыть свои чувства, получилось  у неё это очень плохо. Во всяком случае,   Светлана заметила, что её растерянность и смятение заметил Славик и нарочито бодреньким голосом  проговорил: - Проходи, садись, вот так я и живу. Это мой, не всегда верный, друг  телевизор. Без него бы я пропал, но иногда подводит – ломается. А это ещё один друг – телефон. Тоже не без греха.
    Света смотрела на  него, на телевизор, на телефон и никак не могла взять в толк, как этими  вывернутыми болезнью руками со скрюченными пальцами можно включить – выключить телевизор (розетка рядом с кроватью) или набрать номер телефона. Она с трудом заставила себя заговорить и долго не могла настроить себя на беседу. Дело в том, что один глаз у Славика смотрел на неё, а второй куда-то в сторону, и она невольно отводила от его лица взгляд. Больше всего Света боялась, что он заметит в её взгляде сострадание, которое ей никак не удавалось скрыть.
   Но Славка мудро делал вид, что не замечает, и так шутил, что ей ничего не оставалось как взять в беседе тот же тон. Но почти перед самым её уходом он всё же не выдержал и спросил:
    -Ты наверное думаешь «и зачем он живёт»? А я хочу жить, хочу. Вот как то несколько лет назад бабушка оставила окно открытым, а к ней старухи на посиделки пришли и обо мне говорили, а я слышал. Жалели и меня, и маму, и бабушку. Предположения высказывали, что такие как я больше двадцати лет не живут. А я живу! Мне уже 23 года, а я живу!
    -Ну ладно, Слав, что ты бабок слушаешь, ты врачей слушай, - попыталась успокоить его Света. Но он и сам уже успокоился и тихо сказал такое, от чего у неё появилось желание закричать и убежать куда глаза глядят:
    - А что врачи, что они скажут, если мне с каждым годом всё хуже и хуже. Вон раньше сухожилия надрезали под коленками и помогало – на некоторое время нога выпрямлялась, а теперь придётся её отнимать, скоро за спину зайдёт. Да ведь ещё и болит как сильно. Хотя я к боли привык…
    Света долго отходила от этого похода в гости. Во второй раз она прямо заставила себя пойти, всё твердила: «Надо, надо, он ждёт, ему плохо». А потом привыкла и они стали беседовать как ни в чём ни бывало. Иногда к нему заходила соседская умственно- отсталая девочка. Ей было 19 лет, но выглядела она сущим ребёнком, несмотря на свою чрезмерную полноту. Она не мешала им разговаривать, просто смотрела на них и безмятежно улыбалась. Однажды Славик сказал: - А ты знаешь, Света, я ведь ей завидую.
    Света вытаращила глаза. Как можно завидовать этой убогой девочке, которая ничего ни в чём не смыслит? Но Славка не дал ей этих слов произнести, он понял, что она хотела сказать и пояснил:
   - Она счастливая, она не понимает своей беды. Вот сегодня день солнечный, никто в неё камнем не бросил, не плюнул в её сторону и она счастлива. А и плюнет, так она не поймёт, почему и через минуту забудет. А я знаю о своём убожестве!  Я знаю! И ходить  не могу. А последние годы меня даже на улицу редко выносят. И некому, да и боль при этом нестерпимая. Окно, телефон и телевизор – вот весь мой мир…  Да Толик ещё и ты… Ты ведь будешь ко мне приходить?
    -Конечно буду, - поспешила заверить его Света, хотя усиленно готовилась к поступлению в институт и надеялась, что поступит и уедет из этого города навсегда. С почтой к этому времени она уже рассталась и устроилась на завод в отдел технического контроля. Здесь и жизнь и работа были намного интереснее и веселее. Здесь была молодёжь, такие же, как и она сама мальчишки и девчонки.
    Это было время, когда мальчишки уже начали потихоньку «косить» от армии.  Всяких историй по этому поводу рассказывали много. И вот однажды придя к Славику она некоторые из них рассказала ему. Его реакция на эти рассказы была в тот момент неожиданной для Светы.  Спустя много, много лет, вспоминая этот разговор, она его понимала, как никто более.
    -Как это можно, избегать армии? Да они должны быть счастливы, что их призывают.  Не знаю, что бы за это с ними сделал, – он говорил горячо, громко, возмущённо.
  -Да ты, я посмотрю, прямо патриот – прервала его возмущения Света.
    -Я не патриот, просто они не понимают, какое это счастье быть годным к службе в армии. Какое это счастье вместе с другими бегать, прыгать, ходить строем, прыгать с парашюта… - и он надолго замолчал.
   Света попыталась ему напомнить о ребятах из их города, что погибли на Даманском, но он тут же ей ответил: - Но они до этого жили полной жизнью, а я никогда не жил и потому им завидую. Они погибли, но они жили.
    После этого она побыла у него ещё пару раз и его увезли в Ленинград  на операцию. Потом уехала она. В институт в этот раз не поступила, о чём и не жалела, библиотекарь из неё бы не вышел, не любила сидеть на месте. А потом неожиданно для всех вышла замуж и училась уже заочно, работая сначала пионервожатой, а потом уже преподавателем русского языка и литературы. У Славика изредка бывала. Один  раз даже с мужем, но он больше на такой поход не согласился. Геолог, человек сильный физически и не раз, попадавший в сложнейшие жизненные ситуации, встречи этой спокойно перенести не мог.
    Славка к этому времени перенёс не одну операцию, лишился обеих ног, и всё шло к тому, что в скором времени лишится и правой руки. Выглядел он не лучшим образом, но о смерти ни разу не заговорил. Толи в самом деле был неисправимым оптимистом, толи не хотел навязывать Свете свои проблемы. Бабушка очень постарела, и одна с внуком уже не справлялась, ей приходила помогать за небольшую плату соседская старуха.
     Но вдруг однажды Светлану вызвали в учительскую прямо с урока. Звонил Славка: - Света, если можешь, приди к нам, у меня большое горе – умерла бабушка. Света, ну почему жизнь так несправедлива, почему она, а не я? Это я должен был умереть, я ! Ведь я уже очень плохо вижу, у меня нет ног, одна рука. Зачем я, Света? – и он горько заплакал. Заплакала и Света. Потом бросив: - Я сейчас подъеду, - пошла к директору отпрашиваться с работы.
     После смерти матери Аглая Абрамовна уволилась и стала ухаживать за сыном сама. Но прожил он недолго. Как говорили соседи, умер от тоски по бабушке, единственной, кто любил и жалел его по-настоящему. Да и нечего ему уже было делать на этом свете одному.
    Светы в это время в городе уже не было. Мужа перевели в другую геологоразведочную партию, и она вместе с дочками уехала к нему на север. А спустя несколько лет она родила мальчика – глубокого инвалида. Однажды в церкви после службы  разговорилась со священником. Он долго и внимательно её слушал, а когда она спросила, за что ей такие испытания, ответил: -За доброе сердце, Господь знает кому какие испытания дать. Ведь сын ваш Божий человек, не мог Господь дать его в плохие руки.
    А когда наступила эра всеобщей компьютеризации, ей несколько раз снилось, как будто бы Славка жив, и у него есть компьютер и куча виртуальных друзей. Но когда просыпалась и обдумывала сон, то понимала, что от компьютера ему бы не было никакого толку. Он был одним из тех, немногих, чьей участью было только лежать и мечтать о  редких минутах, когда ничего не болит. А когда Света похоронила сына, то возненавидела все бодренькие телепередачи и публикации об инвалидах. Уж она-то знала, как всё это даётся.