Вернуться домой

         

             Невидимая сила толкнула пилота в грудь, кресло врезалось в спину. Призрачный и беспощадный враг железной хваткой сдавил тренированное тело, наполнил мышцы свинцом, язык потяжелел, рот открывался с трудом. С мониторов на него в упор смотрел крепкого сложения мужчина лет тридцати в серебристом комбинезоне, с вылепленным без особых изысков, кое-где словно подтёсанным топором лицом. Слегка выпирающие скулы позволяли предположить, что в родословной не обошлось без азиатов, широкий подбородок придавал мужественности, узкие губы плотно сжаты, серо-зелёные пронизывающие глаза полны решимости. Он пристально вглядывался в сосредоточённое лицо двойника, какие-то черты знакомы, но проскальзывало и что-то новое, доселе неизвестное.
              На экране монитора красовалось его собственное лицо. «Да герой! Не дать, взять», - язвительно подумал Евгений Ермолов – пилот испытатель. Полулёжа в кресле, Ермолов наблюдал за автоматикой. Взлёт всегда давался нелегко, а в этот раз ещё и преследовало какое-то недоброе чувство. Евгений отмахнулся от назойливой, как муха мыслишки, но та искала обходные пути, настойчиво сверлила мозг. Не отрывая руки от кресла, он нащупал на пульте, вмонтированном в боковину нужную кнопку, включил передатчик, сообщил на Землю: «Полёт нормальный. Самочувствие хорошее, перегрузки в норме».   
              Пилот перевёл взгляд на соседний монитор. Зрелище, что открылось взору, он видел далеко не в первый раз. Вроде бы, что тут необычного – Земля, всего лишь земля под ногами, ну не совсем под ногами, а тысячами километров ниже, та же Земля, что он видел несчётное количество раз, успел изучить вдоль и поперёк. Но каждый раз от увиденного захватывало дух, и в какие-то моменты он не мог понять та ли эта планета, на которой он живёт или случайно вырвался в далёкий космос и видит перед собой нечто совсем иное.
               Торжественным шествием соревнуясь друг с другом, отталкивая соседа и выскакивая без очереди внизу разворачивались океаны, моря, ниточки автострад, рек, бархатным ковром расстилались леса, прямоугольники вспаханных полей. Отражаясь от поверхности воды, не уступая в скорости, золотистым зайчиком вслед за кораблем мчалось солнце. Земля занимала полнеба, на глазах уменьшалась, съёживалась, стала не больше футбольного мяча, а потом и вовсе превратилась в малозаметную точку.    
             По лицу блуждала улыбка, Евгений забыл обо всём, все смотрел и смотрел, пока планета и не исчезла из виду. Он в последний раз сверился с заданным маршрутом, рука метнулась вперёд, в ладонь удобно лёг тумблер переключения скоростей, плавно пошёл под давлением вниз.
            Перегрузки, по сравнению с которыми взлёт с Земли напоминал лишь цветочки, длились считанные секунды, но что это были за секунды…  не забываемое ощущение, когда сначала будто размазывают по сидению, впечатывают до самого основания и хребет касается пола, а сверху проходятся катком.
            В мельчайших подробностях вспомнились месяцы страшных, изнуряющих тренировок, когда казалось, выжаты все соки и ещё мгновение – наступит смерть, а если и останется жив, то сам по собственной воле покинет космический городок навсегда. Только теперь он понял, зачем его гоняли до седьмого пота, ещё и ещё, повторяли тренировки вновь и вновь.
            Незамедлительно включилась защита, тяжесть исчезла, а вместе с ней исчезли и звёзды, корабль со скоростью света нёсся по необозримым космическим просторам. Нет, впереди звёзды были, но как только корабль проносился мимо, они исчезали. Картина звёздного неба менялась так стремительно, что запомнить путь не было никакой возможности, единственная надежда на автоматику. Вот и солнечная система, исследованная вдоль и поперёк осталась позади.
              Евгений залюбовался космическим пейзажем, во всём его великолепии. По небу сверкали, подмигивали, переливались всеми цветами радуги: от ослепительно белых, холодно сине-голубоватых, до тёплых оранжевых и ярко-красных миллиарды, триллионы миллиардов космических светлячков. Звёзды отличались не только цветом, силой свечения, но и размерами. Каждая жила только ей ведомой жизнью и в тоже время весь космос говорил, даже не говорил, а кричал: «Я единый живой организм,  подчинённый единому ритму, единым законам»… Ермолова пугала и восхищала одновременно та огромная мощь, что открылась взорам. Он первый кому довелось видеть космос во всём великолепии. Не тот космос, около орбитный и не родной – солнечной системы, а настоящий страшный и беспредельный космос, пространство, где не видно ни начала не конца, где странами являются галактики, городами звездные системы, а домами планеты, многие в тысячи раз больше Земли.

              Конечным пунктом полёта намечена звезда Оникс, расположенная в той же галактической системе, что и Солнце, а точнее не Оникс, а одна из планет её планетной системы - Сидора. После тщательного наблюдения,  учёные пришли к выводу, что возможно планета пригодна для жилья и когда-то пригодится для переселения или расселения человечества.
              Время медленно, но неуклонно шло вперёд. Особых забот не было:  наблюдение за приборами, устранение мелких неисправностей, редкий отдых. Автопилот работал отменно, но на всякий случай Ермолов периодически сверялся с навигационной картой.
              Отправив сообщение на Землю, космонавт кинул последний взгляд на автоматику, ноги оторвались от пола, центр тяжести переместился, перебирая руками, он медленно поплыл по кораблю. Вот и спальное место, Евгений пристегнулся ремнями, включил дежурное освещение, веки сами собой закрылись, заученно сосчитал до ста.
              Замаячила та же надоедливая мысль, что не давала покоя при взлёте, жалила, как пчела. И мыслью то в целом и назвать нельзя  – так какое-то беспокойство. Он не заметил, как провалился в сон. Снилось далёкое детство, поросший высокой травой зеленый луг, он в припрыжку бежит по высокой траве, босые подошвы ног с упоением впитывают утреннюю прохладу, хрустальная роса разлетается во все стороны, ударившись о землю, растекается мелкими бусинками. Солнце слепит глаза, отражается в росе, скачет зайчиками по всему полю. Вдруг земля закачалась под ногами, пытаясь удержаться, мальчишка растопырил руки в стороны, ноги налились свинцом, сделал шажок, ещё шажок и так и не успел понять, когда небо с землёй поменялись местами, а в лопатки ткнуло что-то твёрдое, острой болью пронзило всё тело. Небо из голубого, превратилось в грозно-чёрное, но не в то черное, что бывает во время грозы, а в неестественно чёрное, багрово-чёрное, надвинулось низко-низко, нависло, а потом мгновенно опрокинулось на луг. В горле пересохло, Евгений пытался закричать, но тщетно – изо рта не вырвалась ни звука. Не видя ровным счётом ничего, он сослепу водил руками, в ладонь попадали то трава, то комья земли. В душу вполз дикий холод, тело покрылось липким потом, колени, руки тряслись. В какую-то долю секунды, небо превратилось в ослепительно-белое, жёлтый, пышущий неземным огнём шар, прорвал черноту, стремительно сорвался на землю. Руки метнулись вверх, закрывая глаза, через обледеневшее горло  прорвался режущий пространство крик.
              И… Евгений проснулся. Долго лежал, призывая сон, но тщетно. Выбрался в командный отсек и ахнул, плазменный свет врывался в иллюминаторы, резал глаза. Тело вспотело, немыслимый жар казалось, проникает через обшивку корабля. Ермолов испугался, что защита не выдержит, на миг показалось, будто корабль подлетает к солнцу, несётся прямо в центр и вот-вот вспыхнет синим пламенем. «Ничего не понимаю,  солнечная система осталась далеко позади. Я даже не могу представить насколько далеко. Неужели… сверхновая», - подумал он. «Сверхновая!» - подтверждая мысль, вслух произнёс он, - «Довелось всё-таки увидеть». Поколения людей рождались, жили и умирали, но мало кому доводилось видеть вспышку такой мощи. Редко вспыхивают новые звёзды и лишь несколько раз в тысячу лет вспыхивает сверхновая звезда, что бывает видна с земли невооруженным глазом в течении нескольких дней а то и месяцев. Евгений застыл у иллюминатора, корабль несся с немыслимой скоростью и постепенно белый шар уменьшался в размерах. В какой-то момент Ермолов отвлёкся на приборы, а когда обернулся к иллюминатору… застыл с открытым ртом.
              Исчезло всё: испепеляющий жар и немыслимой мощи  блеск горящей звезды, мириады звёзд вокруг, разбросанные по всему небу, звёздные скопления и туманности, исчез сам космос, что отсвечивал всеми цветами радуги. Осталась первозданная темнота. Ермолов всматривался до боли в глазах, ошалело вертел головой, но тщетно – видел только полную тьму, а точнее сказать – ничего не видел, будто кто выключил огромный рубильник и во всей вселенной внезапно потух свет. Отчасти было похоже на огромный тоннель, но лишь отчасти – в конце тоннеля есть свет, а здесь - полная тьма, тьма окутывала со всех сторон, тьма окружала, завораживала,  тоненькой змейкой вползала в корабль. Он закрыл глаза, сильно-сильно сжал, несколько секунд подождал, затем веки быстро поползли вверх. Вокруг по-прежнему была кромешная тьма.
              Евгений медленно обернулся, обвёл взглядом рабочий отсек, по кораблю разливался приглушённый дежурный свет, в глаза бросились кнопки центрального пульта управления. На приборах отвечающих за жизнеобеспечение корабля всё показания, как обычно, но на других…
что-то было не так. На навигационной карте исчезли все точки, не было ни одной звезды, ни одной планеты, но самое страшное – не было отметки о месте нахождения и самого корабля, будто его и не существовало вовсе. Потухли разноцветные лампочки, надписи, застыли стрелки приборов. Ермолов попытался связаться с Землёй, но тщетно – связь отсутствовала, после нескольких неудачных попыток, бросил это занятие, включил автономный режим питания и освещения.
             Он метался от иллюминатора к иллюминатору, до боли в глазах вглядывался в космос, пытаясь разглядеть хоть что-то, но всё было тщетно.
Ермолов впервые в жизни испугался, по настоящему испугался. Застучало в висках, тело трясла дрожь, по спине потекли противные капли пота. Как в тумане он плавал по кораблю, отталкиваясь от стен, потолка, хватался за выступы, надолго застывал, а в иллюминаторы, насмехаясь, поглядывала ночь. Он пытался понять, что происходит, где он находится и что вообще это за место. Временами засыпал, теряя ощущение реальности, не понимал границы между сном и явью, сознание угасало, последнее, что ему показалось – будто огромный паук проник сквозь обшивку корабля, сжал его
в объятьях, жвала впились в тело, сил всё меньше и меньше, он уменьшается в размерах, ещё немного и исчезнет вовсе.
             Космонавт не понимал, где находится, кто он сам, а когда на короткие моменты выплывал из небытия, водил по кораблю бессмысленным взором, в мозгу то вспыхивала, то угасала мысль: «Евгений… ничто... нигде. Я космонавт с Земли…». Мысль истончалась, угасала, нить сознания терялась, он проваливался в никуда. Это состояние длилось целую вечность. Он то опять на какое-то время приходил в себя, мысль за чуб тащила его на поверхность: «Ничто, нигде, Евге…», то медленно-медленно падал с немыслимой высоты, проваливался в глубокую пропасть, где не было ни стен, ни дна, не было ни конца, не края.
             Он не ощутил переходного этапа, когда что-то сначала незримо, а потом всё явственней и явственней начало меняться: медленно возвращалось сознание, на пустой карте появились тёмные точки, ожили приборы, заглядывая в иллюминаторы, пронеслись первые звёздные скопления.
             Не ощутил он и первых лучей света, что после непроглядной тьмы,
казались ослепительными, резали глаза. В какой-то миг Ермолов просто услышал зов, что сначала тихо, а потом всё настойчивее и настойчивее, сладкой мощью наполнял тело, постепенно возвращая силы. И сказать, откуда именно он доносился – извне или звучал в нём самом, он не мог, только остро ощутил себя частью этого мира, пылинкой, неотъемлемо принадлежащей огромной Вселенной.
              Звёздная карта была совсем незнакомой, он попал в медвежий уголок космоса, где «не ступала нога человека». Мимо проносились звёзды, которых он не знал, и готов был побиться об заклад, что и на земле в самые мощные телескопы их никто не видел. 
                Корабль нёсся со скоростью света, то прямо, то по зигзагообразной траектории, облетая звёзды, что встречались на пути, бортовой компьютер следил за курсом. И тут на душе потеплело… Появились очертания звезды,
запомнившиеся ещё по годам учёбы, когда строгие преподаватели в космогородке заставляли штудировать названия звёзд, карты различных уголков звёздного неба. Евгений высчитал нынешнее место нахождения, невольно отшатнулся, по выработанной в полётах привычке пробурчал сквозь зубы: «Эк, занесло», внес в компьютер некоторые коррективы.
               Дальше полёт продолжался нормально, но Ермолов всё больше и больше грустнел и на то были свои причины. Во первых полностью исчезла связь с Землёй и сколько он не бился всё усилия были бесполезны, Евгений чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег, Робинзоном Крузо на необитаемом острове. Проверяя работоспособность системы перед возобновлением полёта, он случайно взглянул на дату, взгляд побежал дальше, но что-то заставило вернуться назад. На табло высвечивалось двадцать три часа тридцать пять минут двенадцатого апреля.
              Тоже самое время отпечаталось перед глазами, когда корабль поглотила полная темнота. Получается, что с того момента, как внезапно исчезли все звёзды, а потом также неожиданно появились, прошло не более минуты? А как же многочасовые провалы в беспамятство, когда казалось, что  пробыл в непонятном месте не один день, неделю, а может и месяц? Что это вообще за место такое? Неужели нулевая яма или чёрная дыра? Во всяком случае, никакого иного объяснения на ум не приходило, только там пространство и время стягиваются в точку, то есть попросту перестают существовать. Но никто и никогда ещё там не бывал, а потому и сравнивать свои ощущения было не с чем. «Вспышка сверхновой, затем нулевая яма. Да, полёт выдался что надо, будет, что рассказать на Земле, когда вернусь», - подумал Ермолов.

                Он успел неоднократно пожалеть о том, что дал согласие на одиночный полёт. В иные моменты хотелось выть от одиночества: «Гуманитарии хреновы! Забота о человеке! Ага, с точностью до наоборот! Оснащение и сам корабль стоит огромных средств, полёт длительный, маршрут малоизвестный – мало ли что может произойти в полёте с кораблём… а тут ещё и люди. Произойдут непредвиденные обстоятельства, погибнут все, кто находится на борту. И одного человека жалко, а если три, да даже два подготовленных специалиста? И командный совет единогласно решил: «Нет. Полетит один». А то, что один – не беда, корабль напичкан умной аппаратурой, современными компьютерами, роботами, что готовы прийти на помощь по любому поводу, а если нужно - составить компанию и даже поговорить. После долгих отборов остановились на его кандидатуре. Вот теперь и получил он возможность всю прелесть одиночного полёта испытать на собственной шкуре. Нет, пока не прервалась связь с Землёй,
жить было можно», - подумал он.
               Полёт близился к концу. Ермолов часто задавал себе вопрос, что ждёт на Омеге. Нужно исследовать планету, взять пробу грунта, воды, провести кучу опытов. Учёные считают, что она пригодна для житья, а может и обитаема. «Ладно, поживем, увидим. Бог не выдаст, свинья не съест. Авось, прорвёмся», - вслух произнёс он.
               И вот наступил долгожданный день. Евгений сидел за пультом, пальцы заучено нажимали кнопки, переключали рычажки, уголки губ довольно растягивались, глаза светились. Ермолов пристально всматривался в монитор, изучал высветившиеся характеристики: «Оникс?! Какой гигант! В два-три раза больше нашего. А цвет?! Таким земное солнце бывает лишь на закате. Ярко-красное, красно-оранжевое. Но светит не так ослепительно, не чета нашему… Так а вот и планеты, одна, вторая, третья… всего лишь пять. Омега самая крупная. Оникс нависает над ней близко-близко и оттого  атмосферный слой не голубой, как на земле, а зеленый. Размерами, как Земля, хотя нет, малость побольше, есть и различия: большую часть планеты, названной в честь первооткрывателя, впервые разглядевшего её в мощный компоскоп – Сидорой, занимает суша. Материков всего два, но огромные. Так, что ещё? Океаны ярко-фиолетового цвета, а в местах глубоководных впадин – багрово-чёрные. Горные цепи расположены по краю материков, как бы отгораживая сушу от воды. «Пора бы и садиться. С богом!» - воскликнул космонавт и направил корабль к Омеге.
                Опустился в предгорье, недалеко от морского побережья. В иллюминаторы заглядывало красное солнце, внизу играл бликами оранжевый песок, мелкими барашками волн плескалось море. Евгений, отправив на разведку роботов, взял пробы грунта, воздуха. Несмотря на то, что красное солнце располагалось к поверхности планеты гораздо ближе, чем земное к Земле температура не поднималась больше тридцати пяти градусов. Воздух по своему составу близок к Земному, но всё же Ермолов долго не решался выйти.
             Наконец он облачился в лёгкий удобный скафандр, на спину удобно лёг ранец с необходимым снаряжением, приглашающе распахнулись створки шлюзовой камеры, где ждал своего часа разведлёт. Миниатюрный аппарат, с выдвигающимися крыльями, воздушной подушкой, вертикальным взлётом, способный развивать огромную скорость. Через пять минут, створки шлюза распахнулись уже с внешней стороны, разведлёт на малой скорости вылетел наружу.
             Первоначально Ермолов решил исследовать морское побережье. Он медленно, на бреющем полёте спустился вниз, полетел вдоль воды. Море было на удивление спокойно и до самого горизонта пустынно. Зонды, исследовали грунт, брали пробы воды, воздуха. Евгений не мог поверить в такую удачу: все показания близки к земным. И он решился…
            Посадил аппарат на песок, через люк выбрался наружу. Спустил одну ногу, затем другую. Постоял, держась за разведлёт, неуверенно шагнул. Отпустил ручку, шагнул ещё… и взмыл на метр над землёй. Не успел понять, что произошло, как плавно опустился обратно, шаг и снова на метр вверх. «Вот те раз, а притяжение здесь – не чета земному», - подумал землянин. Он попробовал бежать. Выходило очень забавно. При беге ноги отталкивались сильнее, он взмывал всё выше, пролетев над поверхностью метра три, приземлялся, и всё повторялось вновь. 
            Землянин отсоединил подачу кислорода из шлангов, приоткрыл фильтры, ничего не происходило, приоткрыл ещё, а потом и во все снял шлемофон и впервые за последние годы полной грудью вдохнул настоящий, а не искусственно сбалансированный воздух. Тело слегка покачивало, голова приятно кружилась.               
             За несколько часов полёта и пеших прогулок вдоль побережья Евгений не встретил признаков ни одного живого существа, за исключением морских ракушек и цепочек следов на песке, похожих на крабьи. Ермолов не знал, как здесь начиналась ночь - постепенно темнело, как на земле или она наступала мгновенно без какого либо перехода и посему поспешил заблаговременно вернуться к кораблю. По земным меркам прошли сутки, затем двое, но ночь так и не наступила, и Евгений отважился на новую вылазку, теперь уже по другую сторону гор.
               Горы оказались неимоверно высокими, за первой горной грядой следовала другая повыше, за второй – третья, ещё выше. И вот, наконец, взорам открылась огромная долина, что простиралась до самого горизонта, линии фиолетовых рек, роскошные луга, поросшие сине-зелёной травой, леса с непривычно синими деревьями, куски голо-жёлтой, местами зелено-коричневой земли. В непривычно зелёноватом небе парили лёгкие оранжевые облака. Они то причудливо растягивались на многие километров, всё более истончаясь, то сбивались в кучу, приобретая округлые очертания или формы экзотических животных.
                Ермолов, любуясь невиданным пейзажем, мчался вперёд, всё дальше и дальше удаляясь от корабля. Насторожено оглядывая окрестности, он держал руку на пульте управления, готовый в любой момент резко развернуть разведлёт и вернуться к кораблю. И когда на горизонте появилась тёмная точка, что медленно приближалась и вырастала в размерах, он был к этому готов. В голове, опережая друг друга, метались тысячи предположений, одно нелепее другого. Но когда она приблизилась настолько, что можно было рассмотреть, руки Ермолова вжались в штурвал, пальцы побелели, глаза расширились…
               Навстречу летела обычная земная стрекоза. Ермолов лихорадочно вспоминал: «Стрекоза, стрекоза, стрекоза… Отличается стремительным полётом, хищница среди насекомых, достаточно прожорливая. А если учесть её размеры… Бр-р», - произнёс Евгений, пытаясь успокоить подленькую дрожь, - «Сожрёт и не поморщится. Хотя нет, судя по размерам разведлёт ей все-таки не по зубам». Стрекоза, безостановочно взмахивая крыльями, приближалась всё ближе. Летела она то по прямой, то зигзагами. Большая голова свободно сидела на тонкой шее, выискивая добычу, поворачивалась
чуть ли не сто восемьдесят градусов. Удивительно огромные глаза, со множеством фасеток, где отражались небо, земля, деревья, гигантский рот, вооружённый зазубренными челюстями рот временами приоткрывался. Как будто в предвкушении добычи она начинала облизываться. Попеременно пускали блики две пары крыльев, обтянутые плёнкой со множеством цветных прожилок. Евгений вспомнил, что человечество именно стрекозам обязано тем, что самолёты стали летать со сверхзвуковой скоростью и энтомологам, объяснившим, как работает птеростигма (цветное утолщение на крыльях стрекозы). С тех пор крылья самолётов перестали ломаться, спасала вибрация. Туловище тёмно-фиолетового цвета, брюшко покрыто сине-жёлтым рисунком. Обычная земная стрекоза, если не считать  гигантских размеров, что сравнимы разве, что с самолетами, летавшими на Земле через океаны в  двадцать первом веке, всякими там «Боингами» и «Ту».
             Глаза стрекозы налились адским огнём, явно увидела добычу,  целенаправленно неслась на разведлёт. Ермолов  вывернул штурвал в сторону, корабль понесся параллельно земле, набирая скорость, резко взмыл в небо. Стрекоза осталась далеко внизу, первое время предпринимала попытки  догнать, но быстро отстала. Успокоившись, Евгений направил аппарат к земле.
              Не опускаясь низко, но и особо не поднимаясь, следовал дальше. То тут то там по земле пробегали неясные тени, сотни глаз, казалось, не отпуская ни на минуту, следовали за ним, мелькали солнечные блики.
Разведлёт на полном ходу наткнулся на незримое препятствие и словно приклеенный понёсся вперёд по куполообразной траектории. Так длилось около часа, потом он вздрогнул и застыл на месте, земля под ним начала медленно раздвигаться…
             Открылось отверстие чуть больше самого разведлёта, невидимый магнит протянул из бездны щупальца, огромная площадь, опоясанная сигнальными огнями, раскрыла объятья. Сердце сорвалось с места, взмыло вверх, пыталось выпрыгнуть через горло, но наткнулось на препятствие, мгновение повисело, пошло по обратной траектории и застряло в пятках.
             Ермолов огляделся. Пространство до самого горизонта, со всех сторон заполняли различные по форме, виду и размерам, восточные юрты, индейские вигвамы, северные чумы. ……….   Потом налетел ветер, принёс желтоватый туман, что клубился вокруг, всё длилось считанные мгновения, туман рассеялся.
             Сердце, спасаясь бегством, взмыло вверх. Площадь теперь заполняли деревянные крепости, сложенные из столетних дубов, тёмных от старости, покрытых мхом. Стены опоясывал частокол заострённых сверху брёвен, углы венчали четырёхугольные башни, внутри сверкал позолотой высоченный терем князя, чуть далее спорили между собой, а иной раз и с княжескими, хоромы бояр, а вокруг широким кольцом ютились избы простолюдинов.
             Опять всё исказилось, голубоватый туман заполнил площадь, через мгновение рассеялся. И вот уже до самого горизонта раскинулись каменные строения: белокаменные красавцы кремли, города, опоясанные рвом, окружённые стеной из цельно высеченных серо-жёлтых плит, мрачные, увитые плющом средневековые замки.    
             Налетел красноватый туман, на этот раз продержался гораздо дольше, постепенно поредел, но оранжево-красные клочки ещё долго плавали внизу. Взору открылась новая картина: Эйфелева и Останкинская башни, острыми верхушками цепляющие за облака и рвущие их напополам, американские небоскрёбы-близнецы, упирающимися крышами в синее небо, стёртые с лица земли арабскими террористами. Построенный знаменитым скульптором Вучетичем на Мамаевом кургане в шестидесятых годах, комплекс «Мать-Родина», посвященный победе России в последней на земле Мировой войне.
              Спуску казалось, не будет конца, исчезли небоскрёбы, расплылась и исчезла «Мать-Родина». Разведлёт плавал в молочном тумане, Ермолов терялся в догадках, что же на этот раз ему покажут местные аборигены. Шло время, но вокруг царил туман. А потом он понял, что никуда больше не летит, что коснулся дна пропасти. И тут белую вату рассеял вспыхнувший повсюду свет. Он лился отовсюду: снизу, сверху, небесно-белый всё поглощающий свет. По периметру огромной, немыслимой для человека площади горели огни.
             Евгений ждал не более минуты, сердце сжало невидимой рукой, руки покрылись гусиной кожей, по спине заструился тонкой струйкой пот. На негнущихся ногах он шагнул навстречу неизвестности. Вокруг не было не души, но казалось повсюду на него были устремлены острые, пронзающие насквозь взгляды. А потом он просто растворился, стал одним целым с площадью.

             Когда пришёл в себя, то находился уже в помещении. Ермолов лежал на подобии кушетки, на ноги и руки пристёгнуты тёмные браслеты. Он оглядываюсь вокруг, медленно поднялся, ноги коснулись пола, колени ощутили тяжесть рук. Сверху, на высоте двух человеческих ростов отливал металлическим блестящий потолок, по бокам отсвечивали серебром ровные стены. Сколько он не всматривался – двери, окна отсутствовали, не было и никаких видимых источников света, но в комнате было светло. «К кровати не прикован – и то радует», - подумал он.
            Евгений поднял одну руку, повертел. Пощупал, помял браслет пальцами, долго рассматривал. «Похоже на пластик, но гораздо прочнее. Странно он полностью цельный, нет никаких защёлок, но как-то же всё-таки его одели», - продолжал размышлять он – «Хотелось бы знать для чего. А что это за мигающая зелёная кнопочка? Маячок?»
            Ход мыслей прервал лёгкий шелест. Ермолов повернул голову на звук - часть стены исчезла на глазах. Вот только что была и испарилась, а на месте проёма появился огромный силуэт…
                А потом силуэт перестал быть силуэтом, и в комнату шагнул незнакомец. «Человек! Почти человек…» - подумал Евгений, во все глаза рассматривая вошедшего. Абориген высок ростом, метра два, даже два метра с небольшим, в плечах широк, ноги непропорционально коротки и узловаты в коленях. Но что самое главное – у него было две пары крепких рук, с четырьмя пальцами на каждой. Голова лишена какой либо растительности, вытянутые вверх уши напоминали заячьи, острые пронзительные глаза-блюдца немигающе уставились на него. От взгляда вошедшего стало не по себе, он, как рентгеном просветил его насквозь, проник даже в душу.               
               Когда он заговорил, голос зазвучал со всех сторон. Абориген говорил на местном наречии, смешно растягивал губы, круглые глаза при этом принимали форму овала. Речь звучала отрывисто, резко, резала слух.
               Ермолов сколько не прислушивался - ровным счётом ничего не понимал. Но неожиданно уши ловили знакомые фразы, ещё и ещё. Незнакомец говорил на английском, немецком, французском и вдруг без всякого перехода заговорил по-русски. Ермолов вздрогнул, глаза расширились.
                Абориген удовлетворённо кивнул. Помолчал. А потом спросил:
       - Значит человек? Но откуда и как ты сюда добрался?
       - Прилетел с планеты Земля на космическом корабле, - ответил Ермолов.
       - На этом!? – спросил незнакомец. Воздух задрожал, завибрировал, появилось и повисло в воздухе изображение – точная копия разведлёта.
       - Нет, на другом побольше, - ответил Евгений.
       Абориген внимательно посмотрел на него, воздух заколыхался, теперь высветился его космический корабль, красное солнце над ним и морской пейзаж.      
       - Прилетел на этом странном аппарате, что остался в прибрежной зоне? – продолжал спрашивать незнакомец.
       - Да, - односложно ответил Ермолов.
       Незнакомец долго молчал, руки опустились, он казалось, впал в забытьё.
       - Скажи, а какой сейчас год? По земным меркам…, - внезапно спросил он.
       - Две тысячи двадцать второй, - внутренне напрягаясь, ответил Ермолов.
Почему-то вспомнилась вспышка сверхновой звезды.
       - Сейчас тебе принесут поесть, - продолжил незнакомец и повернулся к выходу.
       - Я на Сидоре? – быстро спросил Евгений.
       - Сидора? Да так её называют земляне. Но мы зовём свою планету – Сергия. А жители – серги, - сказал абориген.
       - Скажи, что за браслеты на моих руках? Я пленник? - спросил он.   
       - Нет, это сенсорные датчики, действующие синхронно, поэтому их четыре. Ты прошёл карантин, вредных вирусов не обнаружено и что удивительно – заболеваний тоже, ты практически здоров, а браслеты сегодня снимут - ответил абориген и вышел.
             «Сидора, тьфу, то есть Сергия. Добрался всё-таки! Пять лет один, как сыч, а здесь живут разумные, похожие на людей существа и по нашему могут говорить. А если бы планета была необитаема? А мне ещё обратно лететь… Кстати откуда они знают земные языки? Ведь я первый из землян, кто добрался до их планеты. Просканировали мой мозг? Допустим, а английский, немецкий…   А может наблюдали за нами, негласно бывали на нашей планете? НЛО и всё такое?» - размышлял Евгений.
             Часть стены опять растворилась, в комнату вошёл уже другой абориген, высок, как и первый, в облегающем костюме коричневого цвета. Он неспешно поднял руку, Ермолов не успел и глазом моргнуть, как словно из ничего появился стол. Серг поставил сверху огромную серебристую коробочку, сказал лишь одно слово: «Еда», - и неторопливо удалился.
            «Ну, была, не была, попробуем местной стряпни, авось не отравлюсь», - вполголоса проговорил землянин, хватаясь за выступ на крышке. В нос ударил полузабытый запах жаркого, незнакомых трав, желудок хищно заурчал. Внутри находилось несколько кастрюлек, содержимое напоминало радугу. В одной истекало соком бело-розовое мясо, сбавленное местными приправами, рвущийся на волю пар приносил с собой знакомый мясной аромат, в другой плавало студенистое изумрудное желе, в третьей что-то тёмно-синее, по внешнему виду очень твёрдое. А в остальных и во все что-то экзотическое и непонятное. Тут же находился и широкий бокал, хотя бокалом его назвать можно было с большою натяжкою, размерами он больше напоминал небольшое ведёрко, наполненный практически до краёв густой, золотистой, пускающей на стену блики, жидкостью.
             Ермолов отрезал от мяса небольшой кусочек, с осторожностью прожевал, напоминающее одновременно свинину и индюшатину мясо таяло во рту, он попробовал ещё. А, потом, не церемонясь, обжигая руки, вытащил кусок целиком, жадно вонзил зубы, желудок благодарно рванул на встречу. Чтобы не обидеть гостеприимных хозяев, он вкусил ото всюду. Особенно пришёлся по вкусу золотистый напиток, после глотка-другого тело наполнилось немыслимой лёгкостью, исчезла усталость, в голове прояснилось, точившая мозг тревога испарилась.   
              Спал он, как убитый, ночь пролетела, как одно мгновение. А утром в комнату вошёл вчерашний знакомый, попросил следовать за ним, на этот раз на все вопросы отвечал односложно. Они долго шли по длинному коридору, освещённому невидимым ровным светом, потом вошли в комнатку, которая была настолько мала, что в ней едва поместились бы ещё двое, дверцы с двух сторон поползли навстречу, едва слышно захлопнулись. «Похоже на лифт», - мелькнула мысль. Внезапно под ногами провалился пол, сердце оторвалось и взлетело вверх, настолько стремительно лифт понёсся вниз, что даже привыкшего к перегрузкам космонавта застал врасплох. Потом его наоборот вдавило в пол, сердце ухнуло вниз и застряло где-то в пятках. А далее было самое невероятное лифт начал двигаться не вертикально, а горизонтально, причём с огромной скоростью. Путешествие казалось никогда не завершится, но в конце концов лифт вздрогнул и остановился, дверцы поползли в стороны. 
             Взорам открылось огромное помещение, где стены были едва различимы, а потолок и вовсе терялся во мраке. Серг указал ему на освещённую середину зала, что больше напоминала цирковую арену, а сам нырнул в темноту. Тело Евгения била дрожь, ноги едва двигались, он чувствовал, что из темноты на него обращены сотни, а возможно и тысячи глаз. Собрав волю в кулак, он напустил на лицо снисходительное выражение, челюсть выдвинулась вперёд, спина натянулась, как тетива, сквозь лёгкий костюм проступили валики мышц. 
             Ермолов вскинул подбородок, одновременно повсюду вспыхнул свет. В зале царила звенящая тишина, высоко-высоко над головой в изумрудном небе проносились золотистые облака, а вокруг на скамьях, как в древнеримском амфитеатре сидели тысячи сергов… 
             
             - В этом зале собрались те, кто достиг верховного стаза - старейшины Сергии, а точнее совет старейшин. А я Айк, выбран в этом году главой совета. А кто ты… прилетевший на нашу планету? – раздался оглушающий голос сверху.
          Кто именно задал ему вопрос Евгений так и не понял, ощущение было такое, что говорили все разом.
         - Я Евгений Ермолов, прилетел с дружественным визитом с далёкой планеты Земля, - ответил Евгений.
         - Откуда земляне узнали, что на планете, существует разумная жизнь? – спросил Айк.
         - Точной уверенности, что здесь существует разумная жизнь, у нас не было, но то, что планета пригодна для жилья, земляне почти уверенны, - сказал Ермолов.
         - Ты прилетел на космическом корабле, что остался в прибрежной зоне. В каком году ты вылетел и сколько летел до нашей планеты? – спросил старейшина.
         - Вылетел в две тысячи семнадцатом году, а полёт продолжался пять лет, - ответил Евгений, - Пять земных лет, - поправился он.
         В зале наступила гробовая тишина, тысячи пар глаз пронизывали его насквозь. После небольшой паузы прогремел тот же голос:
         - По земным меркам полёт был очень долог, а ты прилетел один? – спросил Айк.
         - Да, - коротко ответил Ермолов.   
         - А по дороге ничего не случилось? – спросил старейшина.
         - Ничего. Хотя… я видел вспышку сверхновой звезды, у аппаратуры, видимо от высокой температуры или под действием магнитных полей был сбой, с кораблём и со мной тоже творилось что-то неладное, - ответил Евгений.
         - Что именно? – спросил серг.
         - Корабль, как бы завис, исчезли звёзды, а я на какое-то время впал в забытье. А потом, всё кончилось, также неожиданно, как и началось, - сказал Ермолов.
         - Так мы и думали… Коллапсар… Чёрная дыра… - произнёс Айк.
         - Чёрная дыра, - повторил землянин.
         - Ты мужественный человек, раз согласился лететь в одиночку и мужество тебе сейчас очень понадобится.  - сказал серг, - Судя по тому, что ты рассказал, всему виной вспышка сверхновой звезды, коей ты стал свидетелем, корабль отбросило и ты попал в чёрную дыру, где нет ни пространства, ни времени. И сейчас по земному летоисчислению пять тысяч сорок седьмой год… За это время много воды утекло. Начнём с того, что за последующие после твоего отлёта столетия, земляне окончательно испортили озоновый слой, исчерпали природные ресурсы и настолько изгадили планету, что жить на ней стало практически невозможно. А более двух с половиной тысяч лет назад на Земле началась эпидемия, смертоносный вирус, что в первую очередь унёс жизни почти всех женщин планеты, а затем истребил и большую часть мужчин, в клетках которых присутствовало слишком много женских гормонов. Так как мы всегда наблюдали за вами, то решили помочь и последние выжившие земляне покинули планету и выдержав карантин, поселились у нас на Сергии в отдельной колонии. И теперь у тебя нет другого выбора, как остаться на нашей планете. Мы можем снабдить тебя всем необходимым для дальнейшего полёта, но куда ты полетишь? Выбор ты должен сделать сам.
         - Я могу встретиться с землянами, бывшими землянами? – дрогнувшим голосом спросил Ермолов.
         - Сейчас тебе нужно отдохнуть, а завтра встретишься с колонистами и начнёшь осмотр планеты. Считай, себя нашим гостем. Единственное ограничение – к тебе будет приставлен проводник, передвигаться куда-либо без него, самостоятельно строго запрещено, в первую очередь в целях твоей собственной безопасности. Когда примешь окончательное решение, сообщишь через проводника, - закончил старейшина.
                Евгений метался из стороны в сторону, по лицу крупными градинами катился холодный липкий пот, он рычал сквозь зубы, вскрикивал, 
лбом с разгона налетел на стену и проснулся. Долго лежал, прикрыв веки, незаметно опять провалился в сон. Снилась Земля, море, где вместо воды грязь и нефтяные пятна, высохшая трава, сожжённые, покорёженные леса, заброшенные, полуразвалившиеся строения городов и среди всего то тут, то там разбросаны привлекающие стаи объевшихся крыс и ворон, гниющие трупы…
               А потом в отдалении застучали колокола, в начале едва слышно, но с каждым мгновением всё ближе и явственней. К ним присоединились барабаны, тысячи барабанщиков, обдирая на ладонях кожу, ломая палки, самозабвенно отбивали такт. По плацу, чеканя шаг, шли люди, тысячи, миллионы тысяч людей, мужчины, женщины, дети, старики. По лицу размазывая грязь стекали солёные дорожки, а глаза… он никогда не видел таких глаз. В них отражалась единая всепланетная боль, осознание безвозвратной потери и чудовищная, уничтожающая всё на своём пути тоска. Откуда-то из задних рядов донеслась команда: «Равнение на право!» и все головы повернулись к нему. Ермолов, как вкопанный стоял на трибуне, руки то сжимались в кулаки, то, внезапно слабея, повисали плетьми, ноги не двигались с места. Он пытался открыть рот, с третьей попытки ему всё же удалось, с трудом расклеил пересохшие губы, от крика заложило уши. Ему казалось, что он кричит, что голова вот-вот лопнет от усилий, но из уст раздавался лишь шёпот: «Куда вы идёте? Куда вы идёте?». Но в колонне его услышали, одновременно открылись тысячи ртов, Евгений вздрогнул от прокатившегося над площадью грохота: «На Суд! На суд! На суд…»    
               И он проснулся. А в голове продолжали звенеть колокола и отбивать дробь барабаны. Сверля мозг, змеёй вползала мысль: «А может враньё всё! Наговорили с три короба и всё для того, чтоб назад не полетел. А то выведаю их секреты, понимаешь, и на земле расскажу. А запретить не могут. Ну, там принципы у них, какие демократичные – никакого насилия, всё только по согласию, по убеждению. А я тут уши развесил, нюни распустил. Ладно поживём увидим, пусть сначала бывших землян предъявят. Пообщаюсь с потомками, а там видно будет… Вот чёрт голова кругом идёт. А если всё правда?! Родственника, друга теряешь, родину покидаешь – на душе кошки скребут, а тут – Земля!!!»    
                Городской купол из прозрачного материала слегка раздвинулся, выпуская на волю две крылатые тени. Над землёй на бреющем полёте скользил разведлёт, иногда залетая чуть вперёд, а в остальное время держась рядом (чуть поодаль) летела ещё одна крылатая машина. Ермолов включил переговорное устройство:
          - Послушай Лер, я, сколько не напрягал зрение, но твоей машины так и не увидел, - сказал Евгений.
          - На радаре смотри. У нас летательные аппараты, в целях безопасности защищены спецпокрытием, что делает их невидимыми на фоне окружающей среды. Над твоей техникой тоже поработали, так что оба стреколёта видны только на радаре, - сказал проводник.               
          - А почему стреколёт? – спросил Евгений.
          - Не знаю, давно так называют, а вообще это наверно от стрекозы пошло, у нас этих хищников здесь много, - ответил Лер.
          - Да уж! Я успел познакомиться с ними поближе, до сих пор жуть берёт. Вы их чем откармливаете до таких размеров? – спросил землянин.
          - Долго рассказывать, - сказал серг.
          - Да мы вроде никуда не спешим, - произнёс Ермолов.
          - Хорошо. Видишь полоску реки впереди, там сделаем остановку, - сказал проводник.

          - Мы сохранили природу на нашей планете действенной, первозданной, нет ни дорог, ни городов на поверхности. На нашей планете, в отличии от Земли, из животной фауны имеются только земноводные, а остальные ниши заняли насекомые. Но и здесь различия с земными на лицо, наши поболе будут, деревья для них, что трава. А питаются они тем же, что и ваши, а так как большая часть насекомых хищники, поэтому на стреколётах и стоит защита, - продолжил экскурс Лер.
          - Здорово! Бронированные жуки, стрекозы-самолёты, комары, что способны за один присест выпить всю кровушку, а муравьи, что дикие мустанги! И все так и норовят тобой отобедать. Не соскучишься! Как вы с ними уживаетесь? – проговорил Евгений.
          - Я как не задумывался над этим вопросом, привыкли, всегда так было. Муравьи вообще особый случай, в нашей мифологии говорится, что серги произошли от муравьёв. Многое мы взяли от них: города-туннели строим в земле, наверху располагаются лишь купола. Общество разделено на стазы, подобные муравьиным. После рождения каждый серг поочерёдно проходит все стазы, приучая себя в любом качестве приносить пользу обществу, постепенно поднимаясь в развитии всё выше и выше и, в конце концов, по праву становится старейшиной, одним из членов совета, - сказал серг.
          - И как долго длится превращения из куколки в имаго? – спросил Ермолов.
          - Весь процесс занимает тысячу лет, мы в отличии от вас живём немного дольше, - продолжал лекцию Лер.         
          - А что потом? – спросил Ермолов.
          - А потом старцы перешагивают последнюю ступень посвящения, весь накопленный жизненный опыт и знания передают в хранилище, а сами, когда чувствуют, что пришёл их черед, отправляются в последний путь. У нас очень слабое земное тяготение и если взлететь до определённой высоты, назад уже не вернёшься - сказал проводник, поднимаясь.
               Под крылом разведлёта проносились заливные луга, поросшие гигантской в два человеческих роста травой, кое-где траву перемежали настоящие полевые цветы, похожие на земные ромашки, колокольчики и васильки. То тут то там попадались обширные площади обнажённой земли, не успевшей ещё подсохнуть, скошенные невидимым косильщиком торчали обрубки стеблей, кровоточащие млечным соком.
              По бездорожью ближайшего поля, то выскакивая на гребень очередного подъёма, то опускаясь чуть ниже на небольшой скорости двигался ярко-красный округлой формы автомобиль. Но что-то было не так. Ермолов всматривался до боли в глазах и всё не мог понять, что именно привлекло его внимание. И вдруг его осенило: «Точно! Да как же я сразу не догадался, это ж «Божья коровка», вон и чёрные точки на крыше и бампере. Тьфу ты… на спине». Поле осталось позади, жук продолжал ползти дальше к ведомой только ему одному цели, не обращая ровно никакого внимания на пролетающие над ним машины.
              У горизонта, постепенно вырастая в размерах, чернела полоса леса, упираясь кронами в багровое занимающее полнеба солнце, высились деревья удивительно схожие с таёжными соснами.
         - Евгений, лес огибаем справа. Ни в коем случае к деревьям близко не приближайся. И смотри в оба. Всё, - закончил сеанс радиосвязи проводник.
         - Хорошо, - не задавая лишних вопросов, проговорил Ермолов. «В чужой монастырь со своим рылом… Да и вообще иной раз промолчишь за умного сойдёшь», - подумал он.
             Они летели на минимальной скорости вдоль стены леса, особенно не приближаясь, но и не удаляясь далеко. Выполняя функции проводника, а по совместительству и экскурсовода, возглавлял процессию Лер на стреколёте, в хвосте плёлся Ермолов. Любуясь на инопланетные красоты, Ермолов то и дело отставал. С мачтовыми соснами контрастировали низкорослые экзотические пальмы, рядом соседствовали кипарисы. Проводник замечая интерес Ермолова к тому или иному дереву давал краткую характеристику и рассказывал местное название.
             Термометр за бортом показывал плюс тридцать пять, как пояснил Лер, на Сергии не бывает весны или осени, только зима и лето. Это связано со строением материков – высокие горы отгораживают океан от земли, не пропуская ветры и циклоны, часто свирепствующие на Земле. Поэтому ветер здесь если и бывает, то небольшой – так ветерок. Климат больше напоминал средиземноморский, с одним различием – зимы здесь похолоднее. Год в два раза длиннее земного, зима, лето длятся по полгода, соответственно равны земному году.
           Они почти пролетели весь лес когда Ермолов увидел паутину. Между двумя особенно крупными соснами, протянулись поперечные и радиальные нити, соединённые между собой по кругу, каждая толщиной в два-три человеческих пальца, а в центре, извиваясь всем телом, трепыхалась человеческая фигура. По ветру, разбившись на отдельные пряди, как флаги развевались длинные золотистые волосы. Облегающий костюм не только не скрывал, а наоборот подчёркивал, что перед ним женщина. В правой руке блестел узкий слегка загнутый к краю клинок.               
            Женщина, непрерывно извивалась, сама того не ведая, всё больше и больше запутываясь в паутине, а вибрация подавала сигналы пауку. И тот не заставил себя ждать, покинул засаду в тени ветвей, шаг за шагом подбирался к добыче, готовясь к финишному прыжку.
            Не теряя время на раздумье, Евгений до отказа вдавил переключатель скоростей, разведлёт заложил крутой вираж и с бешеной скоростью помчался к лесу. «Сначала отвлеку внимание на себя, а дальше видно будет. Свинья не выдаст, бог не съест, авось прорвёмся», - пронеслось в голове молниеносно.
             Разведлёт с разгона воткнулся в паутину, скорость замедлилась, сеть выгнулась дугой, вытянулась, нити истончились и… корабль окончательно остановился. А затем случилось невероятное – он медленно, но постепенно набирая скорость, заскользил по обратной траектории. Как выброшенный из катапульты камень его отбросило назад, несколько раз крутануло в воздухе.
            «Врёшь - не возьмёшь!» - вполголоса проговорил он, выравнивая корабль и пошёл на новый круг, в ушах засвистел ветер. И вдруг разведлёт застыл на месте, как вкопанный. Двигатели ревели, Ермолов выжимал рычаги до отказа, но корабль не двигался с места. «Не смей!» - прогремел в наушниках голос Лера, - «Не смей!». Евгений пытался снять защитный кожух и катапультироваться из корабля, но пульт управления бездействовал, кнопки беспомощно проваливались под его рукой. Пальцы, вцепившиеся в рычаги, побелели, по лицу стекали крупные градины пота, изо рта вырвался звериный рык, с прокушенной губы фонтанчиком брызнула кровь.
             Покрытый густой зелёной шерстью паук стремительно оторвался от паутины, в следующее мгновение страшные челюсти сомкнулись на теле женщины. Евгений всем существом ощутил раздавшийся треск раздираемой на части плоти и дикий раздирающий сердце вопль. Паук укутал жертву паутиной, перебирая лапками, пополз в своё логово, оставляя пиршество на потом.
            Плечи Евгения обмякли, тело трясло мелкой дрожью. Он вздрогнул, когда раздался спокойный голос проводника: «Здесь свои правила, землянин. Нам нужно следовать дальше. Не отставай». И тут же он почувствовал, что разведлёт завибрировал, руки по инерции вцепились в штурвал. Он почти не обращал внимания на местность, над которой пролетали, пристроился в хвост стреколёту и тупо следовал за ним. «Снижаемся, город колонистов», - через час дал команду Лер.         
             В этот раз не пришлось лететь по периметру невидимого купола, проводник опустил стреколёт точно в середину, створки раздвинулись и оба корабля засосало внутрь. Помедлив секунду, Евгений выпрыгнул из разведлёта на плиты посадочной площадки, неспешно развёл плечи в стороны, взгляд скользнул по сторонам. Повсюду высились многоэтажные конструкции, то тут то там торчали антенны, локаторы, отдалённо напоминающие оснащение земных космодромов. Чуть поодаль на площади расположилась группа людей, одетых одинаково в коричневые облегающие костюмы и лишь трое выделялись из общей толпы. Лер приблизился к Ермолову и знаком приказал следовать за ним...               
                Град колонистов встретил его восторженно, над площадью звучал незнакомый гимн, овации. Его долго подбрасывали вверх, ловили на руки и опять поднимали к небу, ещё и ещё…
              Прошла неделя… Евгений смотрел на себя в зеркало и не узнавал. На него в упор смотрел коротко стриженный с непокорной прядью на лбу, с горькими складками у рта и глаз, выбеленной сединой висками  мужчина, мужчина лет сорока пяти. «Последний из могикан», - прошептал Ермолов. Зеркало расплылось, перед глазами пронеслись события последних дней.
              Город колонистов-землян почти ничем не отличался от городов сергов – практически все строения располагались под землёй, над поверхностью только защитные сооружения, системы связи и лётодром. Несмотря на удалённость помещений от поверхности земли все они были отлично освещены. Как пояснил Байрон, старейшина колонистов, солнечный свет поступает сверху по специальной системе расположенных одно за другим зеркал и светоусилителей. Политическое и административное устройство колонии ничем не отличалось от сергского. Ермолов всюду следовал беспрепятственно, но везде его сопровождал Лер, он же служил и переводчиком. Земляне, поселившиеся на Сергии, первое время говорили
каждый на своём языке, но шли годы и для последующих поколений, родным стал сергский. Даже самый старый из старейшин не помнил языка предков.
              И всё же он среди людей, землян… За прошедшие три тысячи лет внешне они почти не изменились, разве что живут в два раза дольше. Кое-кто и поныне щеголяет славянской внешностью, другие с явной азиатской или кавказской примесью, но… чем-то они неуловимо отличались от тех землян, что помнил Ермолов. Евгений всматривался в лица, разговаривал со старейшинами, простыми колонистами, копался в архивах.
               На шестой день он попросил принять его главу совета старейшин Байрона, Лер неотступно следовавший за ним тенью, сопровождал. Собрались в малом зале советов. Как узнал Ермолов Байрону было не менее ста лет, но ни что не выдавало его возраст. Бритая, как принято у сергов  наголо голова, крепкое, несмотря на возраст тело и цепкий, стреляющий из под опущенных век взгляд. Облаченный в торжественную лиловой расцветки одежду, он как нельзя больше соответствовал своему сану, внушал страх, уважение и одновременно доверие.
              Ермолов молчал, взгляды Байрона и Лера, казалось, пронизывали его насквозь, ощущение было такое, будто на него смотрели сами боги. Он одновременно чувствовал себя беспомощным ребёнком в колыбели и подростком который стремится вырваться из под опеки родителей. Первые слова ему давались с трудом, но постепенно голос креп, в него вливались неведомые силы:
          - Я разведчик, посланный своей планетой для поиска пригодной для жизни планеты. Но полностью никто не был уверен в такую удачу, в мою задачу входило подтвердить, что многие учёные считали неоспоримым – планета Сергия пригодна для жилья и возможно когда-то в далёком будущем для расселения людей. Я выполнил свою миссию и должен быть счастлив… Сбылось всё на что рассчитывали учёные – на планету Сергия действительно переселились потомки тех, кто отправил меня в этот полёт. Возможно ты намного старше меня Байрон, но сейчас я обращаюсь к тебе, как предок к потомку. За эти дни я не встретил ни одной женщины, ни в городах сергов, ни в вашей колонии, кроме одной там наверху…   
           - Когда нашим предкам предоставили кров на этой планете, почти все были заражены неведомой болезнью, карантин длился три года и все женщины погибли, выжила только горстка мужчин. Мы вынуждены были начать новую жизнь. Серги, наделённы одновременно женскими и мужскими половыми признаками, по природе своей гермофродиты, научили нас обходится без женщин. Мы не стали полностью сергами, потому продолжение рода до сих пор происходит искусственным путём и тем, что до сих пор род людской не пресекся, мы обязаны им, - сказал Байрон.
            - По дороге в ваш город я был свидетелем, как погибла женщина. Настоящая женщина… - произнёс Ермолов.
            - Прошло двести лет после переселения наших предков, и вот в один из дней в инкубаторе родилась первая женщина. Глава города скрыл её рождение ото всех, следом родилась вторая, третья и по городу вновь пронеслась волна эпидемии, которая унесла жизни половины населения. Оставшиеся в живых сообщили обо всём сергам, эпидемия была остановлена. Прошло ещё триста лет, всё было спокойно, и вот в один из дней вновь родилась девочка. Её не стали уничтожать… Она росла обособлено, никто не смел входить в её комнату, прикасаться к ней. Серги выдвинули условие: или все земляне покинут планету или каждая родившаяся женщина по достижении восемнадцати лет должна покинуть пределы города. С тех пор мы неукоснительно следуем этому правилу – закончил Байрон.
            - Вам не знакомо чувство любви? – спросил Евгений.
            Байрон бросил недоумённый взгляд на Лера, пожал плечами и произнёс:
            - В древних манускриптах говорится о любви, многие ломали над этим голову, но нам не дано понять то, что безвозвратно потеряно.
            - А сейчас в вашем городе есть женщины? – спросил Ермолов.
            - Да. Завтра одна из них, достигшая восемнадцати лет, покинет пределы города, - ответил Байрон.
            - Я хочу увидеть её, - чеканя слова, сказал Евгений…               
                Они долго спускались на лифте вниз, поднимались вверх, мчались вправо, влево и опять вниз, наконец створки распахнулись, навстречу шагнул угрюмого вида страж, увидев Байрона отшатнулся. Преодолев коридор с несколькими системами контроля Ермолов, в сопровождении старейшины землян и Лера подошёл к ничем не примечательной стене. Байрон коснулся её рукой, комнату окутало туманом, настолько плотным, что невозможно было рассмотреть даже своей руки, но через какое-то мгновение туман рассеялся.
               В комнате, склонив голову над столом, сидела женщина. Цвета утренней зари, всклоченные давно нечесаные волосы, свисали косматыми прядями, вздрагивающие плечи с трудом удерживали их тяжесть. Голова, покоящаяся на скрещенных на столе руках, время от времени вздрагивала. И вдруг она, словно почувствовав чужие взгляды, подняла голову, подобрала нависающую на глаза прядь и выпрямилась. На Ермолова в упор смотрели затравленные женские глаза, в которых отражались осознание безвозвратной потери и пронзающая душу тоска.
            - Как её зовут? – спросил Ермолов.
            - У них нет имён, только номер. Эта триста тридцать третья, - ответил Байрон.
              В эту ночь Евгений так и не уснул. Пробираясь по туннелям спящего города он проклинал себя за медвежесть своей походки, каждый издаваемый шорох казался выстрелом из пушки. «Авось пронесёт!», - Евгений нашарил на стене замеченный утром выступ, слегка придавил, по коридору разлился туман, надавил ещё, раздавшийся скрежет заставил отпрыгнуть.
            Взвалив девушку на плечи, он мчался в обратном направлении, пленница отчаянно извивалась, зубы при малейшей возможности вонзались в его тело. Ермолов на ходу взмахнул рукой, девушка обмякла. Через час он выбрался к посадочной площадке. Глаза привыкшие к темноте безошибочно определили разведлёт, Ермолов на ходу заскочил внутрь, двигатели обиженные на долгое отсутствие хозяина заработали с неохотой, но веселея  с каждым оборотом, сорвали корабль в небо. Время на раздумье не оставалось, Евгений на ощупь набирал коды доступа, разведлёт стремительно поднимался к куполу…
               
                На экране мониторов малозаметной точкой застыл корабль землян. Вздрогнув всем телом, он медленно оторвался от планеты, огненной ракетой взвился в воздух.
            - Главный старейшина Лер! Ещё есть время остановить корабль… Дайте команду! – произнёс космирал планеты Сергия.
            - Нет! Один раз мы уже вмешались в их историю, уничтожили всех женщин… Но что с того – они вновь стали рождаться. Вся история Земли, страшная, кровавая и притягательная одновременно связана с женщинами.
На протяжении многих веков все безрассудства творили мужчины, но за ними незримо стояли женщины, и мы этому положили конец... но в этот раз вмешались сами боги и теперь не нам решать судьбу Земли…
Их всего лишь двое…



2007г.