Эстафета памяти

Эстафета памяти
  В третий раз мне выпадает счастливый случай уйти в отпуск в июне месяце.  И каждый раз я приезжаю в мою родную Пензу, к маме. После обязательных моих любимых  пельменей  и  прослушивания местных новостей от мамы,  я отправляюсь побродить по вечерним улицам и обязательно захожу в маленький скверик, где стоит памятник  А.С.Пушкину. Даже не памятник, а просто маленький бюст  на постаменте в середине небольшой клумбы с цветами.   Вдоль  неширокой аллеи массивные литые скамьи, на одну из которых, ближе к цветам, я присел.
     ... Три года тому назад я так же, как сегодня, проходил  по аллее сквера. У памятника  остановился.  Мне показалось,  что лицо поэта было грустным. 
     ...Вечер, что-то около семи часов. Тепло. Люди, легко, по-летнему, одеты.  На лавочке, "моей" лавочке, сидел   пожилой, с ежиком седых волос, мужчина. Он был одет как на праздник. Светло-серый  костюм, брюки со стрелками, белая рубашка, пестрый галстук.  С каким-то неуловимым изяществом он поворачивал голову и внимательно смотрел на проходящих людей. Рядом на скамейке стоял  пустой граненый стакан.  Когда я поравнялся с сидящим, он, взглянув на меня, улыбнулся и попросил:
  -Присаживайтесь, пожалуйста, - и после паузы - предложил  - Может, выпьем? -
Я почувствовал - это не было предложение выпивохи, который ждал собутыльника. Обычно не люблю выпивать, вот так на ходу и, тем более, с незнакомыми людьми, но очень уж улыбка у него хорошая, добрая и взгляд приветливый. И я согласился.
  - А по какому случаю?- спросил.
  - О, это длинная история.  Небось, не торопитесь? Познакомимся.  Сергей Александрович.-  И он крепко пожал мне руку.
  - А меня зовут  Володя, просто  Володя, я же моложе вас- упредил я  вопрос Сергея Александровича.- Так и зовите.
 Присев на краешек  скамейки, я стал внимательнее всматриваться  моего  нового знакомого.  А он неторопливо достал из сумки  початую поллитровку водки, налил из нее полстакана и протянул  мне:
  - Вот, Володя,  помяни моего отца, Александра Сергеевича,  царство ему небесное, хороший был человек, хороший муж, хороший отец, хороший солдат.
При этих словах, было заметно, глаза у Сергея Александровича  повлажнели, а щеки - порозовели. Я приготовился к долгой и, видимо, интересной беседе.  И верно, протянув мне на закуску  невесть откуда появившийся бутерброд с двумя кружочками колбасы, он откашлялся и неторопливо начал:
  - Как ты, Володя, заметил, моего отца звали Александр Сергеевич, как Пушкина, но мой отец носил фамилию Пушков, да, Пушков, с ударением на первом слоге, "у". Вот ты и выпей за обоих Сергеичей. Тем более есть за что.  Понимаешь, тот Александр Сергеевич, который Пушкин, - он показал на памятник, - на фронте, спас моего отца от смерти.   Как, говоришь? Сейчас расскажу.  Ты, вообще-то, как относишься к  Пушкину? - он вопросительно  посмотрел на меня, изогнув бровь.
  - Как? Обыкновенно, как и все. В школе, задавали учить наизусть - учил. Потом, становясь старше, начал кое-что понимать  в поэзии, зачитывался Онегиным, очень нравились  Ольга, Татьяна.  А "Руслан и Людмила"?  О! Это, вообще, прелесть.
  -А что ты помнишь из Пушкина  со школы? - неожиданно перебил он  меня. 
  - Со школы?-  и как-то сами собой в памяти возникли строки:
  - Мороз и солнце, день чудесный.
  Еще ты дремлешь, друг прелестный -
 и я полностью продекламировал отрывок, который, никогда до этой поры даже не вспоминал. Сам удивился. 
- Молодец, - похвалил мою память Сергей Александрович, - а вот папа у меня,  Пушков Александр Сергеевич, с молодых  лет был горячим почитателем  Пушкина. Память у него была отменная. Очень  многое знал наизусть. - Помолчав немного, борясь с волнением, он продолжал. - Во время войны он был механиком-водителем танка,  начал войну под Сталинградом, а день Победы встречал в Берлине. В середине мая их дивизию перебросили в Польшу, в небольшой городок для охраны какого-то важного аэродрома. Потом  начали  поговаривать, что  дивизию расформируют и  все готовились к демобилизации.  Службу несли аккуратно, но в мыслях солдаты были уже дома. Настроение у  всех  было приподнятое.  И часто в караульном помещении ребята подшучивали над отцом:
  - Слышь, Сергеич, ну почему ты только Пушков, а не Пушкин.  А? И звать тебя Александр Сергеевич,  и стихов много знаешь, может, и сам сочиняешь? Поделись, прочти что-нибудь.
И отец читал из Пушкина, что помнил - наизусть,  а если была  книжка под рукой - из нее.  Одну такую книжку отцу принес  знакомый солдат, говорил, что нашел в траве у сгоревшего дома.
  ...Сергей Александрович облизнул пересохшие губы и продолжал рассказывать.
  - Это был небольшой томик стихов А. С. Пушкина, правда,  на польском языке.  Но польский язык  с нашим  схож.  Вот  мой отец и  взял этот томик с собой в караул, чтоб почитать в караульном помещении.  А, надо заметить,  было 6 июня, вечер был очень жарким, и в караульном помещении свободные караульные были без  гимнастерок. Кроме того, это был день рождения А.С.Пушкина. Когда неожиданно за окном раздались выстрелы, отец был  тоже без гимнастерки (собирался что-то зашивать), он  схватил книжку и машинально,  по школьной привычке, засунул ее за брючный ремень.  Выбежав во двор, он пустил  длинную очередь из автомата в темноту и тут же упал. Очнулся в санбате. Женщина-хирург ему и говорит: 
  - Ну, голубчик, и счастливый же ты, вроде второй раз  родился. Сегодня 6 июня, день рождения А.С.Пушкина. Вот  он тебя от верной смерти  и спас, - и подает  ему знакомый томик. Черная обложка была испачкана застывшей  кровью, а в середине - дырка с рваными краями.
 - Вот, скажи спасибо Александру Сергеевичу.  Пуля, видно,  была на излете, сила у нее оказалась мала, но ее хватило,  чтобы пробить книжку и застрять в мягкой ткани живота. А  сознанье ты потерял потому, что упал и стукнулся головой.  Пулю мы вытащили,  рану зашили, а небольшое сотрясение - пройдет. День-другой и можешь ехать домой.-
...Опять помолчав, Сергей Александрович подытожил:   
- Так что отцу явно повезло.  Рана на животе - это  единственное ранение, и то  после войны. 
  - Сергей Александрович,  а ваша семья? - спросил я.
  У него на глазах появились слезы, но он ровным голосом продолжал:
- Жена умерла пять лет назад, сын погиб в Афганистане,  он у меня был военный,  вертолетчик. Так что моей  семьи, как таковой - нет, один я -  Опять помолчав, он достал бутылку, еще один стакан,  разлил оставшуюся водку в два стакана и продолжил свой   рассказ.
  - У отца был день рождения 22 февраля, поэтому он отмечал  день рождения дважды: 22 февраля  и 6 июня, но несколько своеобразно. В феврале мы дома устраивали  небольшое семейное застолье.  Приходили друзья, знакомые, поздравляли и так далее.  Но в июне, свой второй день рождения, он отмечал один,  дома.  Мы, его дети,  точно знали этот ритуал.  Придя  с работы, если это был рабочий  день,  он приносил бутылку водки,  доставал из шкафа "свою книжку с дырочкой", наливал в два стакана по "сто грамм", ставил один на  книжку, вторым чокался и выпивал. Потом, посидев немного,  все убирал в шкаф...  В выходной день - все было так же, но только с утра.
  Сергей Александрович опять замолчал.
  - Молчаливость, у него, видимо, от отца - предположил я.  А он тихо продолжал свой нелегкий рассказ:
- Как вышел отец на пенсию, то 6 июня, с утра, стал уходить  из дома. А в один из моих приездов, на его день рождения, моя сестра, жившая с ним, меня попросила:
  - Сходи-ка,  посмотри, что папа делает в скверике у Пушкина. Мне соседи говорили, что он туда ходит.
  И, правда, отца я увидел издалека. Он сидел на лавочке - Сергей Александрович посмотрел на лавочку, на которой  сидел, - вот  на этой самой. Проходили люди,  но отец сидел  и смотрел вниз. Я решил пройти мимо и посмотреть, что же будет дальше. Но, когда поравнялся с ним,  он неожиданно поднял голову, посмотрел на меня и  сказал:
  - Присаживайся, сынок, может, выпьем?
  - Я привык к молчанию отца, и, тоже молча, сел рядом, взял протянутый стакан и выпил.  Я даже, сначала  не понял:  узнал он меня или нет.  Но, видя, что отец опять задумался, я сказал:
  - С днем рожденья, папа.
  - Спасибо, сынок - он пристально посмотрел на меня.
  - Теперь пошли домой,- тяжело поднялся с лавочки и протянул мне руку. Дорогой мы не говорили.  Придя, домой, отец  ушел в свою комнату, а я рассказал сестре все, что видел.
  - Скучает - сказала сестра - который год так ходит.
    ...Мы надолго замолчали, но, как бы очнувшись, он продолжил.
  -Так, вот,  Владимир. Теперь здесь сижу я, каждое 6 июня.  И так буду  делать,  пока  живу.  В память об отце.
...В прошлый свой приезд, весной этого года, на квартире   Сергея Александровича меня встретила его сестра, пожилая  миловидная женщина. По ее заплаканным глазам я все понял.   Она подвела меня к знакомой полке, не глядя, взяла небольшой бумажный пакет и тихо сказала:  - Это вам.
  Еще не  разворачивая, я уже знал, что там лежит, а, развернув,  увидел на черной обложке небольшой клочок бумаги, где  было написано:
  - Владимиру, в память о П.-  Именно "в память",  а не "на память". Так Сергей Александрович эстафету памяти передал мне, как своему сыну. Он считал, что это должно передаваться   по мужской линии.
...В этот свой приезд к маме, 6 июня, я, положив в портфель бутылку водки,  два стакана и с пяток завернутых в бумагу бутербродов и томик Пушкина, отправился  в  знакомый  мне скверик,  сел на ту самую скамейку и начал спокойно рассматривать  идущих людей.
  ...Вот, вижу, идет интеллигентного вида мужчина, средних лет, с бородкой клинышком,  с дипломатом в руке,  о чем-то задумался. Поравнявшись со мной, он поднял глаза,  и я просто попросил:
  - Присаживайтесь, пожалуйста, может, выпьем?