Дядя

               
               

Если существуют на свете феи, то Олечка, без сомнения состояла с ними в ближайшем родстве. Трудно было представить себе нечто более волшебное, кисейно-кудряшечное, порхающее, восторженное, доброе, нелепое и абсолютно не приспособленное к жизни, чем Олечка. Она и рисовать любила больше всего фей и страшно расстраивалась, что дети в школе, где она преподает рисование, ругаются матом. Впрочем, последнее обстоятельство не мешало ей любить этих детей и изготавливать для них кисточки из собственных волос, когда они забывали свои кисточки дома. Хитрые дети быстро сообразили, что кисточки из учительских волос иметь почетно, а процесс изготовления их весьма увлекателен. Перед каждым уроком к Олечкиному столу начала выстраиваться очередь и в пышной Олечкиной прическе наметились первые признаки истощения. Олечка страшно переживала за прическу, но не могла отказать детям, и финал мог бы быть драматичен, если бы не случайно зашедший во время очередного разорения прически, директор, который, поняв в чем дело, строго распорядился купить всем охотникам за трофеями по два комплекта кисточек -  для школы и для домашних занятий.
Как это иногда случается у фей, Олечка была замужем. Олег, ее муж, инженер-строитель, всегда имел вид усталый и озабоченный, что не удивительно при такой неземной жене. Конечно, Олечка честно пыталась вести хозяйство, но оно в ее творческих руках порой принимало весьма странные формы и тогда Олегу приходилось мужественно поглощать какой-нибудь жареный бамбук, покупать себе новые рубашки взамен случайно покрашенных или вести долгие убеждающие переговоры с нижней соседкой  по поводу пятен на потолке, появившихся после  Олечкиной попытки совместить наполнение ванны для стирки с рисованием очередной картины.
Как нетрудно догадаться, бюджет семьи тоже по большей части был на плечах Олега. Олечкины неблагодарные школьники приносили сущие копейки, хотя, к чести их следует сказать, что времени они тоже отнимали немного и не мешали Олечке постоянно увеличивать количество романтических пейзажей, натюрмортов и сцен из фейной жизни.
Олечка и Олег снимали небольшую квартирку - скромную, но все же отдельно без родителей, которые при всей своей любви частенько портят жизнь молодым семьям. Оба они мечтали о собственном гнездышке, но мечтали по-разному. Олечка видела вещие сны про обогащение и покупала лотерейные билеты. Олег сравнивал системы кредитования в  разных банках и допоздна засиживался на работе.
Однажды он пришел домой счастливый и сказал, что все сложилось: дом, который строила его фирма готов, кредит выделен, скоро можно будет переезжать в свою квартиру. Олечка всплеснула руками: ее очередной сон оказался таки вещим. Остаток дня супруги провели в радостном планировании новой жизни. Олечка мечтала, чтобы в квартире хотя бы одно окно выходило на запад - тогда она могла бы рисовать закаты, не выходя из дому. Потом ей стало интересно: есть ли поблизости небольшие частные галереи, и Олег развернул на кухонном столе подробную карту города.
- Ох ты, Господи! - горестно вскрикнула Олечка, соотнеся карандашную точку на карте, поставленную Олегом, с реальностью. Их квартира находилась почти за чертой города, в новом малообжитом районе.
Весь вечер Олег мужественно примирял жену с этим тягостным обстоятельством. Олечка довольно быстро согласилась с тем, что школы наверняка есть в новых районах, а в галереи можно было выезжать на такси, или даже купив машину. Тем более, что выставки у Олечки пока не часты. Если честно, пока их вообще не случалось. На это замечание Олечка ужасно огорчилась, и Олегу пришлось долго утешать ее, целовать и сулить большое будущее, пока она не успокоилась. Постепенно она привыкла к мысли о новом районе и даже нашла в нем несомненные плюсы в виде предполагаемого чистого воздуха. Было только одно непреодолимое обстоятельство: Олечка обожала ходить в гости и принимать гостей, а в такую даль никто не поедет и самим оттуда не выбраться. Олечкины губки опять поднадулись и приготовились дрожать. Тогда Олег, не зная уже, чем утешить любимую жену, сказал, что они, зато окажутся ближе к родственникам потому, что в том же районе, совсем рядом с их будущим домом, живет его родной дядя.
Олег даже и представить не мог, как этот факт подействует на Олечку.
- Боже, мой, как замечательно! - восклицала она, - твой родной дядюшка! Мы будем приглашать его на художественные салоны к нам домой!
Олег, почему-то сильно усомнился в дядюшкиной любви к живописи, но Олечка не унывала:  может дядюшка на чем-нибудь играет или поет? Олег вспомнил картинку из детства: огромный, пьяный дядя колотит в дверь их квартиры, требуя то ли денег, то ли просто общения.  Мать из-за двери, пытается взывать к его совести, но дядя орет: «пусти! Сестра ты мне или нет?» Только несколько раз подряд услышав, что мать идет вызывать милицию, он уходит, но издалека еще долго слышится его бас, рокочущий народную песню «по диким степям Забайкалья».
- Да, - решил Олег, - пожалуй, можно сказать, что он поет.
Олег очень надеялся, что за переездом и обустройством жена забудет о существовании дяди, но не тут то было! Приехав на новую квартиру и едва распаковав свои фейные холсты, Олечка уселась к мужу на колени и, наматывая светлую кудряшку на указательный палец, с интонацией капризного ребенка поинтересовалась:
- А когда мы пойдем к дядюшке?
Олегу в этот момент вдруг срочно понадобилось что-то на кухне, но Олечка пришла за ним на кухню и повторила вопрос.
- Смотри, - ласково сказал ей Олег, - у нас еще так много работы! По-моему, рано думать о гостях.
Олечка согласилась и попереставляла свои холсты с места на место еще пару часов. За это время Олег повесил три кухонных шкафчика. Олечка зааплодировала и полезла заполнять пространство между шкафчиками и потолком самодельными вазочками из разрисованных пластиковых бутылок.
Вечером она опять спросила про дядюшку и опять согласилась с мужем, что нужно вначале как следует обжиться на новом месте.
Всю следующую неделю Олечка честно пыталась устроиться в какую-нибудь школу поблизости, но мест не было. Пришлось таскаться в прежнюю школу, благо она не успела оттуда уволиться. Олег, озабоченный выплатой кредита, стал брать работу еще и на дом и ночами сидел за компьютером. Но, через некоторое время его повысили в должности, и он стал смотреть в будущее немного бодрее. Тогда Олечка снова напомнила, что пора нанести визит дяде.
- Родная моя, - нежно сказал Олег, укутывая ее зеленым пледом, подаренным друзьями на новоселье, - мне кажется, сейчас очень холодно ходить в гости. Давай отложим до весны.
Но тут фейная Олечка заподозрила неладное. Она горестно сдвинула брови и глядя прямо в глаза супругу, всхлипнула:
- Что я тебе сделала, что ты даже не хочешь представить меня своему дядюшке?
Олег тяжело вздохнул и признался, что опасается, как бы дядюшка не показался ей чересчур простонародным.
- Ну что ты, Олежек! - мгновенно просияла Олечка, - я очень люблю людей из народа! Настоящий художник вообще должен быть близок народу.
Олег подумал, что людей из народа Олечка, в основном видела на картинках (если, конечно, не считать матерящихся детей). Но вслух он ничего не сказал, а стал листать свою записную книжку в поисках дядиного телефона.
- Кого те нужно? - пророкотал в трубке ничуть не изменившийся дядюшкин бас. - А, племянник, мать твою за ногу!  Чегой-то ты вдруг объявился? Наследства захотел? Хрен собачий тебе, а не наследство!
- Дядя, я женился и мы с женой живем теперь в вашем районе - по возможности, приветливо, прервал его Олег. Олечка, улучив момент, громко шепнула: от меня привет не забудь передать.
Дядя подумал немного и загрохотал с новой силой:
- А если близко живете - чего не заходите, сукины дети?
- Так вот, мы же и хотим зайти. - поспешил успокоить его Олег, а сам подумал, что надо бы не давать дяде этот постоянный адрес.
Положив трубку, он пошел на кухню, где его ждала счастливая Олечка в хозяйственном фартучке собственного изготовления. Олег покосился на нелепую разноцветную бахрому, украшавшую фартучек и хотел сказать что-то, но Олечка перебила его вопросом.
- Олежек, скажи, а дядюшка женат?
Олег вспомнил героическую женщину небольшого роста , умевшую немного сдерживать дядин алкогольный пыл, а в случае неудачи - с виртуозным мастерством уворачиваться от летящих предметов и утвердительно кивнул.
- Гениально! - обрадовалась Олечка. Теперь, когда мне станет скучно без тебя - я буду приглашать к нам тетушку на чашечку кофе.
Олег понял, что утаить адрес вряд ли удастся, но не рассердился на жену. Во-первых - он очень любил ее, а во-вторых - был сам виноват, рассказав ей про дядюшку.
Посещение дядюшки запланировали на ближайшие выходные. Олечка нарисовала специальных подарочных феечек, которые должны были украсить дядюшкину кухню и закупила тощих и бледных, но страшно полезных проростков пшеницы, которые она намеревалась тушить в творожном соусе (особый рецепт, из журнала для интеллектуальных женщин). Олег молча наблюдал за ее приготовлениями. Когда полезные проростки, соединившись в едином кипении с творогом, начали давать специфический аромат, он рискнул заметить, что такая необычная пища может шокировать дядюшку. Олечка удивленно вскинула бровки:
- Ты что, Олежек, это - древнее и гармоничное блюдо! Его кушали еще всякие вымершие индейцы. Как оно может кого-то шокировать!
Олег хотел поинтересоваться: не от подобной ли пищи вымерли индейцы, но передумал и, отойдя к шкафу, начал завязывать галстук, потому, что Олечке очень хотелось, чтобы муж выглядел представительно. Сама Олечка надела шелковую тунику с шароварами в восточном стиле, купленную на вернисаже, которая в сочетании с белокурой и пушистой Олечкиной головкой и крайней худобой, происходившей вследствие полезности употребляемой пищи, наводила на мысли о печальной судьбе гаремных пленниц. Подарки были тщательно упакованы: фейное произведение в тончайшую оберточную бумагу, а индейская пища - в пищевой контейнер с немного облезшими японскими мотивами на крышке. Можно было отправляться налаживать родственные связи.
Зимнее солнце, оранжево садясь, заливало огнем половину окон в гигантской новостройке, торчащей у самого леса. На обильно замусоренной помойке возилось несколько крупных кудлатых дворняг. Олечка пожалела их и решила пожертвовать им часть индейского блюда, но собаки залаяли на нее, когда она полезла в сумку и тем самым лишили себя возможности вкусить здоровой пищи. Поджав губки, Олечка уцепилась за локоть мужа и в таком виде шла до самого дядюшкиного дома.
Дверь дядюшкиной квартиры открыла сухонькая женщина в сиреневой шали, не лишенная изящества, но с хронической настороженностью во взгляде и движениях, которую не могло скрыть даже выражение гостеприимности на ее лице.
- Тетушка! Это к столу. Очень полезно! - кинулась к ней Олечка, потрясая пищевым контейнером. Тетушка всплеснула руками, изображая крайнюю степень радостного изумления. Олег понаблюдал за ними и осторожно спросил:
- А где сам-то?
Лицо тетушки вмиг посерьезнело.
- В ванной, - понизив голос, объяснила она, - сейчас доплещется и к вам выйдет.
В тот же миг из-за стены послышался раскатистый бас, распевавший песню: А нам не страшен ни вал девятый, ни холод вечной мерзлоты!
Олечка зааплодировала и воскликнула:
- Восхитительно! Дядюшка будет украшением нашего музыкального салона, когда мы купим пианино! Правда, Олежек?
Олег не успел ничего ответить - где-то хлопнула дверь, и появился внушительный дядюшка в бордовом махровом халате, из-под которого торчали волосатые ноги и седая кустистость на груди. За время разлуки с племянником, он успел обзавестись большим животом и шрамом в виде буквы Г на левой щеке.
- А, племяннички, пришли-таки сучьи дети навестить родного дядю! - загремел он. Олечка, вздрогнув, схватилась за локоть Олега. Тетушка тихо сказала:
- Вань, ну что за вид? Хоть бы чужих людей постеснялся!
Дядя сотворил из своей толстой ручищи грандиозную козу и самым неуважительным образом пошевелил ею перед носом у тетушки, потом грузно потоптался на месте и сообщил:
- А они мне и не чужие! Это ж мои родные племянники, мать их за ногу!
- Ваня, иди переоденься! – не унималась тетушка.
- Я сейчас знаешь, что с тобой сделаю! – пообещал дядя, но вдруг переменил свое настроение и объяснил испуганной Олечке:
- Она права! Гостей надо ув-важать!
И скрылся в комнате, по дороге с грохотом зацепившись за тумбочку. Тетушка ласково обняла Олечку за плечи и быстро проговорила:
- Не обращайте внимания. Выпил немножко, пока ждал вас. Пойдемте теперь к столу.
На столе стояли вазочки с салатами, любовно украшенные веточками петрушки. Тетушка сдернула ослепительно белое вафельное полотенце, под которым обнаружилось блюдо с румяными пирожками. Пирожки относились к вредной пище, и Олечка решила не смотреть на них, чтобы обезопасить себя от неприличного слюноотделения. Однако, кривая ее зрения, помимо воли загибалась по направлению к пирожкам. Тогда Олечка, спасаясь, вспомнила про свой второй подарок.
- Вот, тетушка! – гордо развернула она нежную бумажку. На картинке все было в сиреневых, как тетушкина шаль, тонах. Сиреневые феи играли в сиреневый бадминтон на фоне сиреневого вечера.
- Она сама нарисовала. – объяснил тетушке Олег. Олечка хотела смущенно отвести глаза в сторону, но опять наткнулась на пирожки и засмущалась еще больше. Тетушка в это время внимательно рассматривала картину.
- Талантливо нарисовано, прямо как у художников! - наконец решилась она на оценку.
- А Ольга и есть художник, - сказал Олег, разворачивая какой-то пакет. - Вот от меня, - прибавил он аккуратно ставя на стол бутылку водки.
Олечка, вспыхнув, пробормотала что-то нечленораздельное, что должно было означать крайнее неодобрение. Тетушкино лицо приобрело философское выражение с оттенком печали. В этот момент в коридоре загрохотало, и появился дядюшка - при параде в сером костюме. Только мокрые волосы и расстегнутый ворот рубашки говорили об некоторой неформальности. Тетушка, показав ему фейный бадминтон, объяснила, что у них в гостях настоящий художник.
- Племяша! - взревел дядюшка, - будешь рисовать меня. Я лучше всех позирую. Я самый лучший позитор, мать вашу за ногу!
- Конечно, дядюшка, с удовольствием! - приосанилась Олечка, всем своим видом показывая близость к народу, но дядюшка уже забыл о ней, заметив на столе непочатую водку.
- Ну, за встречу! - крякнул дядюшка, щедро разлив водку в четыре рюмки.  Олечка храбро лизнула водку и с приглашающей улыбкой пододвинула  контейнер с индейской пищей поближе к дяде. Тот озадаченно ковырнул ее вилкой и сообщил:
- Не, силос я не ем. У меня рогов не может быть. Правда, жена?
- Ну почему же не может? Никто от этого не застрахован, - с натянутой улыбкой произнесла тетушка. Дядя пристально на нее посмотрел, потом встал, обошел стол и навис над тетушкой. Его щека со шрамом задергалась, как усы кота, наступившего в холодную лужу.
- А я сказал - не может! Потому, если так сделаешь - я тебя убью, ты знаешь!
- Ну, знаю, знаю, - миролюбиво согласилась тетушка, - ты не буянь, не пугай племянницу.
Дядя послушно вернулся на свое место и занялся пирожками. Олечка мучительно сглотнула. Дядюшка, дожевывая пирожок, задумчиво произнес:
- Красивая у тебя жена, Олежка! А знаешь, она вообще-то больше  не твоя, а моя!
- В каком смысле? - насторожился Олег.
- Она ж моя племяша! С женой ты десять раз разведешься, а племяша - она и есть племяша, вот!
Закончив свою тираду, дядя сгреб Олечку в свои разлапистые объятья, покрыв ее лицо чередой беспорядочных, но увесистых чмоков. Бедная Олечка, не зная, как реагировать, от испуга скушала пирожок. Дядюшка уставился на нее, видно озаренный новой мыслью.
- Один я совсем! - вдруг пожаловался он. - только племяша понимает меня!
И опять зачмокал всю Олечку, да так быстро, что та даже не успела взять себе еще пирожок. Олег криво усмехнулся, прикидывая: чем занять дядюшку, чтоб он отстал от Олечки. Но дядюшка, кажется, сам нашел себе занятие. Он запрокинул голову и медленно перелил себе в глотку оставшуюся в бутылке водку, не меньше половины бутылки.
- Ва-ня!!! – страшным шепотом произнесла тетушка. Дядя посмотрел на нее и пожал плечами, всем своим видом показывая удивление и неодобрение тетушкиной выходкой. Потом махнул рукой, будто говоря: «что с этой дуры взять!» и вдруг компанейски предложил:
- А давайте ж выпьем! Что мы сидим, как неродные!
И дядя потянулся своей огромной ручищей к деревянной лакированной тумбочке, из которой торчал ключик, но тетушка оказалась быстрее. В секунду она вскочила, обежала вокруг стола и вытащила ключик из скважины перед самым носом дядюшки.
- Ваня, хватит! - сказала она очень решительно, хотя ее голос слегка дрожал. Дядя медленно поднялся с места. Олечке захотелось спрятаться, она со всей силы вжалась в спинку стула. Дядюшка, глядя на жену, очень раздельно произнес:
- Не понял! Что! Ты! Себе! Позволяешь!
- Иван! - умоляюще прошептала тетушка. Олечка вдруг сообразила, как разрядить ситуацию.
- Дядюшка! - закричала она, - пожалуйста, выпейте со мной компотику! Тут такой чудесный компотик!
Дядя развел руками с видом человека, которому предложили на выбор: предать Родину или убить любимого человека. С таким же ужасным лицом он сел обратно за стол и, морщась, разлил компот по рюмкам.
- За родственные связи! - провозгласила Олечка.
- Ладно, ладно...- пробурчал дядюшка, но, выпив компоту, снова повеселел и облапил Олечку.
- Моя племяша лучше всех! - сообщил он, остервенело чмокая Олечкин нос. Тут тетушка не выдержала и, схватив Олечкин локоток, начала тянуть ее из объятий.
- Куды? - заорал дядюшка.
- Мне тоже хочется пообщаться с племянницей! - храбро сказала тетушка, одновременно тряся ключиком от тумбочки перед дядюшкиным носом. Дядюшка отвлекся на ключик и ослабил   объятья. Олечка выскользнула из-за стола и спряталась за тетушку. Та протянула дядюшке ключик, словно плату за Олечку и, схватив Олечку за руку, утащила ее в другую комнату. Не успела она закрыть дверь, как за стеной  послышалась новая песня в исполнении дядюшки. На этот раз «Хазбулат удалой».
Олечка робко осматривалась в маленькой комнатке с бумажными иконками за стеклом серванта и букетом искусственных роз на столе. Под букетом лежал клетчатый тетрадный листок, на котором было крупно написано: «ВРАЧ!» Тетушка в это время приняла какую-то таблетку и быстро сказала:
- Вам нужно уйти. Не дай Бог, драться полезет.
-А что, может? - с ужасом спросила Олечка.
- Всяко бывает.- глядя на иконы, строго ответила тетушка и в тот же момент за стеной послышался грохот и чьи-то бегущие шаги. Олечка с тетушкой высунулись в коридор и увидели дядюшку, изучающего запертую дверь в кухню, с явным намерением ее вышибить. Из-за двери слышался голос Олега, произносящий какие-то успокаивающие слова. Дядя мутно обозрел тетю с Олечкой и, остановив взгляд на тетушке, взревел:
- Это что за перец у меня за столом сидит? Ты что ли кобелей водишь? Щас уделаю твоего кобеля, мало не будет!
- Ваня! - махая у него перед лицом руками завопила тетушка,- ты что же это творишь? Это же родной твой племянник, Олег!
- Какой п-племянник? - с трудом ворочая языком, выговорил дядя.- Я од-дин на свете, никого нет у меня и вообще...
Не договорив, что вообще, дядя медленно сполз по стене и уселся на пол. Олег осторожно приоткрыл дверь кухни.
- Уходите скорей! - шепнула тетушка, - сейчас у него вторая волна пойдет!
Олечка с Олегом дружно бросились надевать сапоги. Тратить время на куртки и шапки они не рискнули и, схватив одежду в охапку, выскользнули за дверь. Уже у лифта до них донесся дядюшкин бас:
- Не понял? Куда это они? Эй, жена, верни мне моих гостей! Всех распугала, стерва!
Олечка с Олегом, ежась от пронизывающего зимнего ветра, бежали сквозь бесконечно длинные темные дворы новостроек. Олегу было мучительно стыдно за то, что у него такие родственники и за то, что он сам так нескладно поступил, приведя к ним нежную возвышенную Олечку. Когда уже вошли в квартиру - Олечка вдруг заплакала. Олег стал утешать ее:
- Не переживай, он всегда был таким! Я потому и не хотел с ним общаться. Мы больше никогда к нему не пойдем.
Олечка вскинула покрасневшие, но все такие же светлые и чистые глаза:
- Что ты, Олежек! Мы обязательно будем общаться! Ведь надо же как-то поддерживать тетушку. Я плачу не потому. Просто я поняла, что я - не настоящий художник.
Олег хотел возразить ей и, как обычно, посулить большое будущее, но ему стало противно все это милое вранье. Поэтому он просто крепко обнял ее. Так они постояли на кухне некоторое время, и Олечка, оставаясь в объятьях мужа, высунула из этих объятий руку и включила чайник. Потом, посмотрев мужу в глаза, засмеялась и, встав на  цыпочки, поцеловала его в нос.