Винчестер. 24 глава

Начало: http://www.proza.ru/2010/10/04/583



Ожидаемым самолётом и решили лететь в отгулы два приятеля. Широкий улыбался, а Винчестера печалила скорая разлука с Маем; взять в поездку, так товарищ категорически против. Звери тяжело переносят тряску и запах бензина, качку и высоту. Май панически боялся подвижной техники, не был приучен к ошейнику и поводку. Винчестер однажды загрузил артачившуюся собаку в дощатый кузов бортового автомобиля. Май выстоял путь на ногах, больно тукаясь носом в сомкнутые борта, с укоризной косясь на хозяина; от болтанки на ухабах его вытошнило не переваренной зеленью. Выгрузились из машины, и он убежал неизвестно куда.


Отныне, стоило пойти к автомобилю, как смышлёный Май сигал прочь; антрекотом приманивай, в руки не давался. Хозяин уезжал, он бросался вдогонку, намеренный до издыхания гнаться следом. В посёлок прибегал загнанно дыша, слюнявый язык свисал из разинутой пасти. Выискивал хозяина и проникал в избу; залёгши возле порога, с неослабным вниманием следил за ним. Если собеседник брал Винчестера за локоть или плечо, голосом или жестом проявлял видимую враждебность, телохранитель утробно рычал, готовый кинуться; морщил нос и скалил безукоризненно белые клыки. Когда усталый хозяин отдыхал, охранник никого не допускал до кровати. Эталон беззаветной преданности и самоотречения, неподкупный страж, самозабвенно возлюбивший повелителя.


Дважды поразила необычайная привязанность собаки к обжитому месту. Буровые отошли в понизовье ручья, и Винчестер снова призвал на помощь астматика Широкого. Загрузили будку на тракторные сани, впихнули Мая во внутрь. Чуть сцепка стронулась, испуганный пёс выпрыгнул на улицу и за трактором не побежал, выказав непослушание. «Догонит, строптивец!..» – понадеялся рассерженный хозяин, и они уехали. Однако к новому стойбищу Май не явился, и ночевал Винчестер один. Вечером хлынул ливневый дождь, нескоро сменясь обложным; сильно похолодало. Обмелевший ручей на глазах взбух и неукротимо взревел, подмывая в излучинах берега. Могучий поток неистово влёк мутную паводковую воду, с древесной массой и лесным сором, смытыми с низин.


Наутро запропавший Май не объявился. Встревоженный Винчестер, не завтракая, поспешил к прежнему становищу, где они мирно полевали до вчерашнего переезда. Втиснувшись между каменьев залитого водой кострища Май знобко подрагивал, вид имея поруганный и жалкий. Вымаранная золой сырая шерсть свалялась и слиплась; в ручье чертёнка полощи и над костром просушивай. На приход хозяина отчуждённо не реагировал, точно Винчестер содеял подлость, обрекши его на небывалые лишения в невиданное ненастье; совсем не обрадовался гадёныш, даже ухом не шевельнул!.. За накормившим и ласковым геологом побежал, и следующую ночь ночевали не порознь. Другое недоразумение между ними разрешилось куда драматичнее.


Горе друга воспринимай как личное; вспоминая ночь тревог, Винчестер совестился. Нужда перебазировки вслед за самоходными буровыми установками спорадически возникала. На поросших бурьяном приисковых отвалах Моряк обнаружил ржавые сани из загнутых труб и надоумил Винчестера сделать летнее бунгало мобильным. Затащив на буксире находку в ручей, они с побагровевшим от надсады трактористом сдвинули конуру с берегового обрыва на салазки. Необходимости сразу переезжать не было никакой, и Винчестер стал проживать прямо в ручье. Влезать домой приходилось в мокрых сапогах, но неудобство возмещало благостное журчание струй омывающих полозья. В древности устраивали лечебницы для нервных больных, где единственным снадобьем была журчащая вода протекающих ручейков. «Пациент опять станет здоровым, если ему помогают сладкозвучные напевы». Журчание не раздражает, в нём различима инструментированная мелодия. Неумолчная вода блистала сквозь длинные щели в полу; перегнись с порога и черпай. Венеция, ах! – в нордовом, родниковом варианте. Винчестер ликовал, а дружок горевал: конура стала недоступной. Надменный хозяин давно намеревался выселить Мая на улицу: «нечего нежить собаку теплом». Свернувшись в клубок и накрыв морды хвостами, якутские лайки куржавеют от инея, но в дом не просятся.
 

Полярный день в августе заметно поубавился, сдавая позиции ночи. Луна небосвод не оживляла и вечерами сгущалась беспросветная чернильная тьма. В ночные дежурства на гремящие буровые Винчестер шествовал с зажжённым факелом в руке; Май превосходно различал дорогу и в потёмках. В первую ночёвку на водах он остался за бортом, доступный враждебному к домашним любимцам дикому зверью. Неугомонно носился по берегу, истерично взлаивал на краю обрыва, игнорируя строгое приказание «лежать!» Меж тем, окончательно стемнело. Выйди хозяин и приласкай собаку, возможно, посетовав на произвол, Май утихомирился бы на войлочном коврике, но Винчестер наспал беду. Революционная ситуация представилась Маю настолько безысходной, что он прыгнул с обрыва на боковую глухую стенку конуры. Внутрь, разумеется, не попал и в быструю воду ручья, к несчастью, не свалился.


Своя беда вероломна и застигает врасплох. Дурной взвой невыносимого, нестерпимо пронзительного тона разбудил и напугал Винчестера как медвежий рык; захолонуло в груди и осыпало спину мурашками. Не всякий звук целебен, громовой способен убить. Не включая ума, он неосознанно схватил ружьё, вывалился из тёплого спальника и нагишом спрыгнул в проточные территориальные воды. Никого впотьмах не увидев, дико озираясь, завертел головой. Лишь немного обвыкнув к мраку и вглядевшись, различил над зеркалом слабых мобильных отблесков воды верезжащего Мая, несуразно прильнувшего к нижнему ребру конуры. Бултыхая брызгами, подскочил к бедолаге, сграбастал за корпус и, холодея от безотчётного ужаса, физически ощутил, что невидимая загадочная сила цепко держит собаку. Не сразу нащупал пальцами твёрдое жало в собачьей брюшине; в который раз его насквозь пробрало испугом. Заржавелый гвоздь-двадцатка, по халатности Винта торчащий из-под пола наружу вверх, вошёл в плоть собаки всем оголённым шпицем! Превозмогая слабость, он совлёк обезумевшего от неуёмной боли, дико верезжащего Мая с длинного гвоздя. Рвущая барабанные перепонки визготня смолкла.


Винчестер отнёс покалеченного пса, вернулся подобрать впопыхах утопленное ружье, и сам забрался под кровлю лачуги. Засветил свечной огарок и внимательно оглядел жалобно скулящего пациента. Амбулаторный осмотр единственно выявил маленькую колотую рану в собачьем паху. Он прижёг кровоточащее отверстие йодом, прилепил лейкопластырем клок стерильной ваты. Нежно поглаживая сначала благодарно смотревшего, а потом затихшего на его коленях Мая и бичуя себя за роковой недогляд, стал ожидать рассвета. Ни фельдшера, ни травозная на Хатыннахе не было, и спасти издыхающего друга он никак не мог. Санитарный рейс Винчестер бы охотно оплатил, да кто ж его за собакой пришлёт!..


Но верные бытуют в народе поговорки: на живом всё зарубцуется! Май недолго нежился на раскладушке попечительного хозяина, поедая сырое мясо и косточки досыта. Валко ступая, прошёлся по траве и затерялся в ближнем лесу. Вскоре снова как верный адъютант сопутствовал Винчестеру; символ вальяжной независимости – это своенравная гордая кошка.





Продолжение: http://www.proza.ru/2010/10/04/616