Роман длинною в час о тающих снежинках

      
       Под светом подъездного фонаря в сером коротком зимнем пальто с  откинутым капюшоном передо мною стояла юная девушка лет восемнадцати. Она глядела мне в глаза и старалась высказаться, словно для неё это была решающая встреча. Горподи, как она волновалась! Как дрожал её голос!   Только я ничего не понимал: я видел лишь шевеление пухлых, аккуратных, дрожащих  губ, и до меня долетали  отдельные фразы.  Я разглядывал её длинные светло-русые волосы, личико, почти что детское, с прави-льными чертами. Старался понять её и для чего она здесь. А между  нами кружились хлопья  снега. Не стесняясь сне-жинки падали ей на коротенькие реснички и начинали мед-ленно таять. А она продолжала говорить. Что-то промель-кнуло о, недавно родившейся дочки, о молодом человеке, который тут же куда-то исчез. Рассказывала о маме, о своём доме, но больше о себе.  Рассказывала, и реснички время от времени вздрагивали, роняя ещё не растаявшие снежинки. Я позволял себе улыбнуться, представляя, как если бы я ловил   и возвращал их обратно. А  так хотел их ловить и возвра-щать.  Я был уверен, что она позволила  бы мне это. Но я боялся даже пошевелиться.   
       - Настя,- неожиданно оборвал я девушку,- это похоже на горячку. Не обижайся, но это так. Ты должна успокоиться.   Понимаешь меня? Ус-по-ко-ить-ся.    Возможно, всё и нала-дится. А разве лучше будет, когда я к тебе привыкну, привыкнет мой сын и однажды твой молодой человек опомнится, вернётся, попросит прощенье? Настенька, ведь эта трагедия обернётся не для тебя одной. Прошу, подумай хорошенько. Сейчас твоё сердце разбито -  потом ещё два добавятся.
       Она на какое-то мгновенье отвернулась, а когда её глаза вновь вспыхнули передо мною, то уже по розоватым от легкого морозца щекам бежали слёзы. 
       - Можно я Вам буду звонить?- тихо произнесла она.
       - Звони, я буду ждать,- ответил я,- обязательно буду ждать.
       В ответ я ничего не услышал. Настя резко развернулась и стала удаляться, пока не скрылась за густой пеленой пада-ющего снега, так и не оглянувшись.
       Прошла неделя, другая. Настя так и не звонила. Пона-чалу я думал о ней, переживал, ждал, но новые письма, звонки потихоньку сглаживали эту встречу. Надежда таяла. Как вдруг, вернувшись с работы, мой сын прямо с порога, размахивая конвертом:   
       - Папа, тебе опять письмо,- он произнёс так, словно устав от них.
       Ничего другого в голову не ворвалось, как имя Настя. И я был прав, в мгновение, увидев вместо  обратного адреса это имя.
       Содержимое оказалось впечатляющим, словно девушка писала каждый день -  не отрываясь. Если бы я её не видел, то по почерку можно было с  точностью предположить, что автор этого письма – вчерашняя школьница. Аккуратно выведенные слова и мысли, не познавшей семейной жизни девочки.   Между страницами была вложена фотокарточка молодой мамы рядом с зимней коляской.   
       Она писала: «… наверное, Вы подумали: если я родила в восемнадцать лет, значит ветреная и испорченная  девушка? Нет, я любила его. А теперь вычеркнула навсегда из своей жизни и хочу встретить того человека, который полюбил бы меня и мою дочку.  Поверьте, я стану для Вас хорошей женой. Я росла без отца: он пил и мама выгнала его. Я знаю, как расти без папы и потому не хочу, чтобы моя дочка испытывала такое же чувство. И мама не против наших отношений, лишь бы Вы не оттолкнули меня…» В конце письма девушка чётко вывела: «Я буду Вам писать. Настя». 
       Я встал, начал ходить по комнате. Подошёл к окну, а мыслей никаких. И нет в голове прочитанного письма. Какое то непонятное состояние сковало меня. Я силюсь мысленно вновь пробежаться по строчкам, но вместо этого – передо мною вновь милое личико с дорожками от слёз на щеках. Юлик делал уроки и не обращал на меня внимание. Наконец, аккуратно собрав письмо, я положил его в кори-доре на тумбочку к другим прочитанным письмам, ждущим ответа.

       Знакомства продолжались.  И вот появилась воспитательница детского сада, молодая женщина Ольга, самоуверенная в себе блондинка, у которой рос сын первоклассник. В общем-то, она была обычной женщиной. Лишь к одному не возможно было привыкнуть - к глазам: в них никогда не проскальзывала улыбка и потому они всегда казались злыми. Мы с сыном не успел опомница, как под её руками стало всё «гореть».  Каждый вечер убирала, варила, даже не спрашивала нужно ли нам это на сегодняшний день.  И однажды, после её ухода, только на следующий день, писем на прежнем месте не оказалось.
        Зная, что в доме подчинялись железному правилу: ничего без спроса не брать, я даже и подумать не мог на сына. Но всё же, как бы машинально спросил:
        - Юлик, ты не брал письма?- с трудом выдал я, понимая, что вопрос ни к месту.
        - Папа,- укоряющее произнёс он,- зачем мне они?
        - Прости,.. но вдруг ты куда-то переложил, прибираясь.
        Нависла тишина. Я стоял у окна.  Меня всего переполняли слёзы и даже по кровеносным сосудам, мне казалось, текли.  Они бурлили, готовые вырваться наружу.  С трудом сжимая глаза, я боялся по-юношески разрыдаться при сыне.  А мозг чётко проявлял каждую фотокарточку, высланную молодыми мамами с симпатичными крошками на руках, на коленях и в колясках.  И от этого мне становилось ещё больнее.  Если бы не звонок в двери, то уже ничего не смогло бы удержать слёзы.  Это, как по часам, пришла Оля.  Она машинально произнесла: «Привет!» и поцеловала, не заметив моего состояния.  И уж после, снимая пальто и расстегивая высокие сапоги, она насторожилась.
       - Что-то произошло?- спросила она.
       - Да,- глухо, но жёстко выдавил из себя я,- пропали письма.
       Ёе глаза тут же ели в заметном испуге прострелили тумбочку и вновь приняли исходное положение. И уже глядя мне в лицо, абсолютно спокойно спросила:
       - А зачем они тебе? Не беспокойся, я не читала. Я так понимаю: если я к тебе прихожу – какие могут быть письма? Вот и решила им написать: «Прошу больше не беспокоить: я нашёл свою судьбу».
       - Оля, откуда ты взяла, что я нашёл свою судьбу?- я произнёс каждое слово, выдерживая секундные паузы. И опять немного помолчав, уверенно, с том же режиме, добавил,- я не хочу с тобою жить.
       Уйдя в комнату, я не слышал, как она торопливо оделась и захлопнула за собою дверь.
       На этом всё и закончилось.  Кому надо было написать – написали. Кому надо было позвонить – позвонили.  И если кто-то ещё решался, то звучал не утешительный для себя ответ. 
       Так прошло пять лет.  Сын учился  в седьмом классе. И как то вечером я застал его с девушкой дома.  Они сидели за компьютером и мило щебетали. Глядя на них, меня чуть ли не захлестнула депрессия, но я спохватился и     поздоровавшись, с гордостью выпалил: 
        - Юлик, так у меня тоже есть девушка,- получилось как-то слишком самоуверенно: ведь я прекрасно понимал, что никакой девушки на тот момент не было.  Я только думал о ней, о той, которую случайно увидел у друга на дне рождения.  Да, она смотрела в мою сторону, но это буквально ничего не значило и тем более так заявлять.
        - Девушка?!- отозвался сын.
        - Но не бабушка ведь.
        Они оба засмеялись.
        - Пап, да ради бога!- высказался Юлик.
        - А ничего если она с нами станет жить?
        - Ну, что ты меня спрашиваешь? Пап, а как её звать?
        - Юля.
        - Красивая?!

        Середина декабря 2001 года.  Сеньке четыре месяца. Всё в нашем доме стало вращаться вокруг него.  Я испыты-вал громадное счастье, ощущая себя вновь отцом. К этому ощущению невозможно привыкнуть. Новая жизнь… итак похожа на тебя. Мы специально не стали покупать кроватку: решили, что между мною и мамой ему будет куда теплее. По ночам малыш нас практически не беспокоил и всегда высы-пались. Старший сын на столько к нему привык, что пока я находился на работе, а Юля занималась по дому, он ложился рядом с братиком и засыпал. А когда мы ездили за товаром для своих отделов, то никогда не упускал возможность что-нибудь купить Сене. Было так, что ошибался по возрастной категории, так, чтобы смягчить конфуз, заявлял: «Ничего, пока я поиграю, потом он».               
        Вот для этих трёх моих детей, если учитывая, что Юля была  немногим старше моего первого сына, я и перемещал-ся с утра  по городу,  где пешком, где на транспорте в поис-ках новогодних подарков. 
        К обеду покупки лежали в сумке. Осталось приехать и спрятать в кладовке на лестничной клетке. И до праздника терпеть, чтобы не расколоться. О, это самое трудное!  Запрыгиваю в автобус. Сажусь. Гляжу в окно и только сейчас заметил, что утреннее ослепительное солнце на идеально-голубом небе заволокли облака. 
        Ко мне подсели. Оборачиваюсь, пожилая женщина. Она тоже взглянула и отвела взгляд.  Но после я вновь начал ощущать на себе её взгляд. Я чувствовал: она что-то порывалась сказать. Посмотрел на неё и не ошибся.
        - Простите,- произнесла женщина так, словно нечаянно стеснила меня к окну,- я Вас хорошо знаю. Вы же Анатолий?
        Я кивнул головой, издав глухой соглашающийся звук. А она и не думала останавливаться.
        - Я Вас видела с молоденькой девушкой. Не подумала ли: не жена ли?
        - Жена.
        - Милая. Значит, и лялька в коляске ваша.
        - Сынишка.
        - Я, правда, не об этом,- и она замолчала.
        Я взглянул ей в глаза и увидел в них не прикрытую боль, она рвалась наружу и просилась высказаться, и, наконец, не заставила себя ждать. 
        - Я Вас периодически видела,- вновь начала женщина,- хотела остановить, поговорить с Вами. Но что-то всё не пускало.  А когда стала замечать, что Вы не одни, я только мысленно пожелала Вам счастья.  Не знаю… так хочется Вам рассказать… а нужно  ли?..  столько лет прошло… Вы скорее всего уже не вспомните… Смелый Вы человек. Не знаю как в городе, но на работе мы долго говорили о вас. В то время и объявлений о знакомствах практически не встре-чалось, а Вы взяли да ещё с фотографией на полстраницы.  Наверное, звонили? Писали? А помните девушку, молодень-кую, Настеньку? Она к Вам вечером приходила.
        - Помню… и до сих пор.
        - Так это моя дочь,- призналась она с лёгкой грустью и продолжила,-  захожу домой, тишина. Малышка спит.  Настя на кухне. На столе развёрнутая газета. У дочери взгляд такой, каким я ещё никогда до этого не видела: она словно умоляла, надеялась. И вдруг, резко положив ладонь на газету, уверенно произнесла: «Мама, я хочу с ним жить»,- и, пододвинув ко мне поближе, убрала руку.  Вижу: по центру газетной странице снимок молодого человека, с ним мальчик, облокотившийся ему на колени. Сразу мелькнула мысль: где-то видела.  Подняла газету, присмотрелась, прочитала,- это были Вы. Как же, в универмаг ходили, видели да и статьи ваши читали. А Настенька мне: «Мама, ну что ты молчишь?»  Я в ответ: «Ты так уверенно заявляешь, словно в городе ты одна, такая одинокая. Да я то не против, познакомься». И она кинулась мне на шею и шепчет:
        - А можно прямо сейчас?
        - Ты на время посмотри, поздно ведь.
        - Я звонила от соседки, он ждёт меня.
        - Тогда иди. А Катя давно спит?
        - Мама, я успею.
        Когда вернулась, вся сияла от счастья, словно на следующий день надо было переезжать к Вам. «Мама, какой он хороший!»- выкрикнула она прямо с порога. У меня даже пробили слёзы. Вы только видели бы мою дочку, как она изменилась.. Ваш газетный снимок она аккуратно вырезала и повесила над кроватью.  Целыми днями что-то писала. Ходила по  дому с Катей на руках, кормила и постоянно твердила: «Теперь у тебя появится папа, красивый и добрый. Мы его будем любить».  Я уж её старалась одёргивать, напрасно. Она в ответ: «Мама, он сказал, что будет ждать». Но не прошло и месяца, как  разом всё рухнуло. Истерика за истерикой. Слёзы. Пропало молоко. Пытаюсь успокоить. Оказывается, она получила от Вас письмо с просьбой не беспокоить и что Вы нашли свою судьбу. 
        Я  на время отвернулся к окну. В памяти отчётливо всплыл разговор с Олей о письмах. Конечно же, она читала, иначе каким образом могла ответить Насти, если адрес свой девушка прописала где-то в середине письма. Мне стало не по себе. Я женщину почти не слышал. Потом пришёл в себя.
        - Ничего я не писал,- монотонно произнёс я.
        - Как? – собеседница прервала рассказ.
        - Не хочу об этом.
        - А Настя ждала и думала о Вас. Потом всё чаще стала уходить из дома.  Возвращалась пьяная.  Могла бы спиться, но предупреждение о лишении материнства – отрезвило её. Она так и не смогла найти себе человека: видно слишком Вы ей в душу запали. А мы похоже с Вами все  остановки наши проехали.
        - Ерунда,- ответил я и улыбнулся.
        Вышел из автобуса. Падал снег. А передо мною опять та же девушка с юным, чистым и открытым личиком, освещённым светом подъездного фонаря.  Как всё отчётливо запомнилось: и искрящиеся серые глаза и маленький носик, и аккуратные, находившиеся в постоянном движении, губы. И снежинки… те самые снежинки, что таяли у неё на ресницах.      
   
 1 октября 2010 г.