Армейские будни шестидесятых

   Армейские будни шестидесятых
 
  Когда, я пришел на сборный пункт, то обнаружил в толпе отъезжающих и провожающих многих ребят из нашего техникума, с нашего потока.
  Трое даже были из нашей сборной по гимнастике, с которыми я несколько лет натирал мозоли на брусьях, кольцах и перекладине: Мишка Самылов, Генка Сенатский, Юрка Савитский.
  - Здорово, мужики! Наливай!...
  Некоторые пришли со своими девушками, те, кто успел покорить своих избранниц. Девушки пришли проводить своих парней в армию.
  Стоял шум и гам. По рукам ходила бутылка водки и молодежь прямо из горла прикладывалась к живительному напитку. Досталось и мне немного. Мир снова раскрасился в розовые картинки. На душе было легко. Со старой, полной треволнений и проблем, жизнью было покончено. Нас ждали «дальние страны» и новые приключения.
               
                * * *
  Новые приключения начинались с команды: «Подъем!!!».
  Служба в армии  в первой стадии, это -  курс молодого бойца. Нас гоняли как  необъезженных жеребцов, пока не сделали из каждого покорного, послушного и умелого "коня".
  Как ни странно, но сержанта, который гонял нас «и в хвост и в гриву», к концу месяца уже считали своим отцом. Он все может и все знает. А был всего-то на год старше. Он даже показался мне симпатичным мужиком, даже другом.
  У него в каптерке стояла гитара. Играть он на ней не умел, еще только-только осваивал  три стартовые аккорда. Так по вечерам, мы собирались в красном уголке и пели песни. Гитара переходила ко мне в руки и сыпались заказы. 
  Репертуар у нас был  отработан. Сначала песенка из кинофильма «Старики на уборке хмеля»:
                Когда девчонке восемнадцать,
                А парню двадцать минус два,
                Они не любят признаваться
                Чем их забита голова…
  Потом шли песни Арно Бабаджаняна:
                По переулкам бродит лето,
                Солнце льется прямо с крыш,
                В потоках солнечного света
                У киоска ты стоишь…
  Потом песни: Высоцкого, Визбора, Кукина. И в заключении - «Манька».
  На следующий день все повторялось снова, только в обратном порядке.
               
                * * *
  Нам выпало начать служить зимой. В Белоруссии. В городе Молодечно.
  Помню интересный момент.
  Когда нас привезли в крытых машинах в воинскую часть, то сначала поселили в спортзале, где были расставлены скамейки, на которых мы расположились. Около часа мы чего-то ждали. Потом нас начали сортировать, переписывать, повели в баню, стали переодевать в военную форму.
  Я еще кимарил на скамейке в гражданской, старой рабочей одежде, в фуфайке. Гляжу, ко мне приближается солдат, как бы сошедший с экрана популярного фильма о войне: в гимнастерке, кирзовых сапогах, в пилотке, с вещмешком за спиной. Я его не узнал. Он подходит ко мне:
  - Ну, что ты развалился, салага! Давай подвинься!
  Ба, да это Мишка Самылов, переодетый в военную форму. Надо же, как человек на глазах преобразился. Смеялись мы до упаду.
  Потом и моя очередь подошла переодеваться. Военная одежда – это был пропуск в другой мир.
  Мир воюющих мужчин.
                * * *
  Шел холодный месяц – январь. Выпало много снега, который лежал пластами и искрился целыми днями под лучами зимнего солнца.
  Утром физзарядка на свежем воздухе (с голым торсом). Целый день на морозе: строевые, марш броски, лыжные гонки. Два раз в неделю стрельбище. Политподготовка, спецподготовка, уставы, матчасть. В общем, полный кардабалет и парадный монокль.
  К концу курса молодого бойца, через месяц, я уже умел после команды: «Взвод! Подъем!» не спеша подняться с койки и одеться за сорок пять секунд.  Были таланты, успевавшие сделать то же самое за пятнадцать секунд. Я не мог поверить. Иногда они делали это на спор. Наблюдать за ними в этот момент было одно удовольствие, если еще учесть, что ты сам умеешь только за сорок пять.
  Человек ко всему привыкает. Привыкли и мы. Даже находили прелесть в службе. Мне нравились строевые занятия и вечерние прогулки с песнями. Вот тогда уж мы отводили душу, проверяя на прочность свои молодые голосовые связки:
                Путь далек у нас с тобою,
                Веселей солдат гляди!...
                …А для тебя, родная,
                Есть почта полевая,..
  Но иногда приходилось и туалет драить. Солдат должен все уметь!
  Наступил момент, когда мы приняли присягу: «Я, гражданин Советского Союза, принимаю присягу и клянусь…, и если я нарушу…, то пусть меня покарает…».
  Потом, нас начали распределять по воинским частям. Я сам попросился в Германию. Со мной попали из техникума: Генка Сенатский и Мишка Самылов. Мы радовались, как дети, что вместе, что опять приключения, что снова «дальние страны».
  Перед отправлением, у нашего сержанта, в складчину, купили гитару, в которой он почему-то разочаровался. В поезде, с другими солдатиками с воодушевлением пели: «Когда девчонке восемнадцать, а парню двадцать минус два…».
  Маршрут проходил через места: Брест, Польшу в Берлин. Нас сопровождал младший офицер. Из Берлина мы ехали в поезде до Котбуса вместе с немцами, гражданским населением.
Был момент, когда, к нам подошел пожилой немец. Поздоровался: «Гуден таг. Ви хайсэн зи? Их хайсэ Ганс. Я воевать Россия. Давно. Сейчас мир, дружба. Я учить русский язык. Плен. Все карашо. Драстуйте , русский водка…». Мы отвечали ему: «Я, я яволь. Мир, дружба. Хорошо. Хэнде хох… Гитлер капут..».               
                * * *
  По приезду в часть, на постоянное место, нас раскидали по разным подразделениям. Я, из своих друзей оказался один, который попал во взвод линейной связи. Один на один со «стариками». Единственное, что меня спасло от террора – это лычки и звание младшего сержанта, которое присвоили всем, кто закончил техникум, и еще – гитара. Старички уважали гитару, любили по вечерам расслабиться. Хорошо, что я в свое время выучил несколько блатных песен.
  «Старики» и «подстарки», отслужившие по полтора, два года, вели себя как короли, перед нами новичками. Но надо им отдать должное, воинское дело они знали досконально. Сами когда-то побывали в шкуре новичков. Потом практика и требования воинской службы сделали свое дело.
  Учеба, зачеты, нормативы, строевые занятия, учения, физподготовка – все стало привычным.  Мне, как первогодку, доставалась самая «грязная» работа. Но старики передавали мне свой опыт. Без них я не умел ничего.   
  В Германии мы оказались в полку связи, где базировалась и наша отдельная воинская часть, вернее только одно из подразделений этой части. Мы занимали всего один этаж левого крыла огромного трехэтажного здания. В остальной части здания размещались казармы полка. У нас было свое хозяйство, у них свое. Все: казармы,  автопарк, склады, караулы, подсобное хозяйство – все было отдельно. Только столовая общая.
  В нашем подразделении было четыре взвода: линейный, кабельный, взвод водителей и хозяйственный взвод. У каждого взвода своя казарма с двухярусными койками. Сначала я служил в линейном, который  обслуживал главную подвижную аппаратуру уплотнения телефонной связи. Это когда по двум проводам, можно подключить десятки телефонных соединений, и что интересно, все могут говорить одновременно и не мешать друг другу. 
  Территория полка огорожена высоким забором с колючей проволокой, со своим КПП. Посторонним попасть было трудновато.  Но солдатики всегда  находили дырку в заборе, чтобы сбегать к немцам за шнапсом. Помню, как-то, когда я возвращался из очередного отпуска из Союза зимой, то не стал заходить ни на какие КПП,  а потайными тропами спокойно прошел все посты, и десять минут спустя оказался у себя в казарме.
  Рядом с частью, буквально за забором, уже начинались дома немецких жителей. Какой-то небольшой населенный пункт в пяти километрах от города Котбуса. Было, один наш солдатик влюбился в молоденькую немку, у которой иногда покупал спиртное. Даже жениться на ней после дембеля пытался, но тогда было строго и заводить контакты с местным населением запрещалось. Громкое дело  было. Ничего у него не вышло. Хотя та девушка немка ждала от него ребенка.
  Армейскую жизнь описывать не буду. Потом как-нибудь вернусь к этой теме подробно. Сейчас отмечу лишь несколько интересных моментов.
 
                * * *
  Уже наступила весна. Мое первое учение.
  Как обычно, на учение поднимают по тревоге. Ночью. Все действуют по заранее разработанному плану. Моя задача - не потеряться среди разбегающихся из казарм солдат, отыскать в темноте свой вещевой мешок, шинель, каску, противогаз, автомат. Короткое построение. Команда. И вот все бегут в автопарк. 
  Водители уже заводят моторы, выводят из боксов машины, строятся в автоколонну. Наш расчет грузится в свою станцию. Нас всего-то три человека – экипаж машины боевой. Старший офицер садится в кабину, рядом с водителем. Ему положено. А мы будем трястись в кузове, стукаться головами о стойки с аппаратурой, в темноте.
  Наконец, экипажи докладывают готовность, колонна трогается.
  Отъехали километров пять. Остановка. Окончательная проверка, перестроение. Нас из кузова выгоняют. Оказывается, нам, как привилегированному составу, разрешено ехать в  кабине. Куда офицер девался, не знаю.
  Потом марш. Ехали что-то долго. Выехали ночью. А вот уже утро, день, уже скоро вечер. Мы все едем. По дорогам Восточной Германии. Проезжаем села, городишки. Восхищены немецким порядком. Везде чистенько, ухожено. Много домов старинной постройки. И как это они в войну уцелели? Оказывается, уцелели. У них много кое-чего уцелело. Следов войны и не видно. А прошло всего-то двадцать лет.
                * * *
  Наконец останавливаемся в каком-то лесу. Разворачиваем станции. Укрываем машины маскировочными сетками. Протягиваем кабели.  Уже кто-то ставит палатки. Кто-то кочегарит полевую кухню. Вижу, как ставятся стенды с наглядной агитацией. Вывешивается боевой листок.
  Налаживаем связь, проверяем аппаратуру, проводим контрольные тесты, получаем пароли.
  На ужин была гречка с тушенкой. Мы подходили к полевой кухне, получали свою порцию, и  прямо на травке, из армейского котелка, как наши отцы в войну, приступали к трапезе.         
  Процесс отработан, видимо не одним годом тренировок. История части берет свое начало еще с войны.
  Где она сейчас? После вывода войск  из Германии? Я представляю, что там творилось, когда ограниченный контингент Группы Советских Войск в Германии выгоняли с обжитых мест. А войск там было – тучи! Это я наблюдал на общевойсковых учениях. Танки, самолеты, вертолеты, десантные войска, саперные войска, войска связи. Тысячи солдат! И все движется слаженно, четко. Передвигается, стреляет, ищет условного противника, кто-то побеждает.
  И так два раза в год. Весной и осенью. Это сколько надо было техники? А бензина, солярки? А гречки с тушенкой? И все находили. Где это все? Куда исчезло? Хоть и говорят, что материя не исчезает.
  Вот так и начался мой первый год службы в Советской Армии.

                * * *
  По возвращении в казармы после учений, вызывает меня политрук и сообщает приятную новость:
  - Сивухин, поедете с Самыловым на соревнования по спортивной гимнастике, отстаивать честь нашей части, в числе других спортсменов. Но для начала потренируйтесь. Направляем вас служить сроком на месяц в спортроту. Готовьтесь.
  Ура! Я увижу Мишку! Да еще и гимнастика! Да еще и спортрота! Что может быть интереснее!?
  Через неделю, мы уже забыли, что такое наряды, караулы. Балдели в спортроте. Отъедали свои отощавшие оболочки. И каждый день тренировались. Вспомнили свои вольные, брусья, кольца, перекладину. Всего шесть снарядов.
  Утром разминка. Завтрак, на который давали мясо, какао, масло сливочное. В десять тренировка. Потом обед. Сон-тренаж.  Тренировка. Вечером, после ужина либо гитара, либо шахматы. Мы с Мишкой обычно вечером уединялись в Ленинской комнате и резались в шахматы до одурения.
  Там, в спортроте я перешел на шестиструнку.
  Опять мне повезло.
  С нами в казарме жили пятиборцы, гимнасты и шахматисты. Замечательные, приветливые ребята. С одним из них я долго переписывался потом. Даже как-то, уже на гражданке, после армии ночевал у него, когда был в Москве проездом.
  Так вот, среди гимнастов, с которыми нас поселили в одной казарме, оказался парень, который играл на гитаре. Сам парень тоже был из Москвы. Естественно, он знал все новинки дворовых песен. Особенно любил Булата Окуджаву:
                Ой, какие удивительные ночи,
                Только мама моя в грусти и тревоге,
                Где же ты гуляешь, мой сыночек
                Одинокий, одинокий…
  Или вот еще песня про пехоту:
                Простите пехоту, что так неразумна 
                бывает она,
                Всегда мы уходим, когда над землею
                бушует весна…
  Этот парень и показал мне основные аккорды на шестиструнной гитаре. Показал, как записывать аккорды с помощью буквенно-цифрового кода.
  Много песен я тогда у него перехватил.
  В спортроте, военную форму мы не носили. Ходили в спортивных костюмах. Никаких смотров, строевых. Основное – тренировки, совершенствование мастерства.
  Базировалась спортрота в бывшей школе олимпийцев Германии, недалеко от Берлина.
Несколько удобных спортзалов. Стадион. Футбольное поле. Медсанчасть. Жилые корпуса. Все продумано для тренировки воинов-спортсменов.
  Тут служила молодежь, имеющая разряд не ниже первого. Я с интересом смотрел тренировки: боксеров, борцов самбо, легкоатлетов, гимнастов, пятиборцев, велосипедистов, штангистов…
  Гимнасты, разрядники, с которыми тренировались в спортзале в одно время, помогали нам новичкам. У нас с Мишкой были только вторые разряды.
  Как-то раз, мне стукнуло в голову сбегать в Берлин. Посмотреть на исторический город. Хоть одним глазом взглянуть. Дело было в воскресенье, тренировок не было и я прямо в спортивной форме, перемахнул через забор, и побежал в сторону Берлина. Пробежал всего-то километра три. Вижу, обгоняет меня патрульная машина -  УАЗик, выходят два молодца, с автоматами:
  - Стой, куда направляешься?
  - Тренируюсь!
  - Поворачивай обратно! Не положено.
Как они узнали, что я из спортроты? Загадка природы.
  Пришлось вернуться. Так Берлин я и не посетил.
 
                * * *
  Потом был город Воронеж. В самый разгар лета. Там проходила спартакиада войск.
  Снова мы оказались в России, где было все родное, знакомое. Стояла неимоверная жара. Жили мы в огромной палатке. Спали на раскладушках, свои шмотки хранили в вещмешках, запихивая их под голову. У нас с Мишей раскладушки стояли рядом и мы частенько доставали заветные шахматы и, не обращая внимания на остальных, увлекательно проводили время, стараясь взять реванш  друг у друга.
  Дорвавшись до свободы (мы каким-то образом могли беспрепятственно выходить в город)  однажды с друзьями пошли в самоволку, погуляли по Воронежу, сходили на речку с таким же названием, потом, как дураки купили вскладчину бутылку водки и где-то на задворках пригубили ее. Не знаю, что нам это дало, кроме головной боли, ничего. Но, как говорят – запретный плод сладок.
  Несколько дней, пред тем, как соберутся со всех воинских частей спортсмены на спартакиаду, мы были предоставлены сами себе. Пару раз сходили в спортзал, опробовать снаряды, а остальное время, большей частью, занимались кто чем.
  Вскоре начались соревнования.  Мишка занял первое место, я второе, в своем разряде.
                * * *
  По возвращению в Германию, в свою часть, получаю новую должность – командира отделения мастерской связи.
  По моей просьбе, в наше подразделение перевели и Мишку Самылова, и Генку Сенатского. Снова мы  вместе! Что интересно, у всех нас троих фамилии начинались на букву "С": Сивухин, Самылов, Сенатский. Нас так и звали в шутку: "Три С и два чурки", потому что у наших еще двоих солдат в отделении фамилии были - Чургель и Киридзе, оба из азиат... 
  Наше отделение называлось: «Отделение мастерской связи». Жить мы стали в хозяйственном взводе вместе с сапожниками, портными, каптерщиками, поварами и другим блатным контингентом.
  В подвальном помещении, где годами копился разный хлам, мы сделали уборку, произвели ремонт, затащили станки, стеллажи, стенды. Подключили трехфазку.  Наш старшина – начальник мастерской, раздобыл где-то мешок радиодеталей, мы все это рассортировали и разложили по полочкам (этот мешок мне до сих пор  снится).  И служба началась.
  Со всех концов нашей воинской части в Германии нам свозили неисправную аппаратуру. Мы ее ремонтировали, настраивали и отправляли обратно. Попутно, со всех подвижный станций, которые питались автономно,  нам привозили аккумуляторы, для перезаправки и подзарядки.
  Вся служба теперь в основном и заключалась в работе в этой мастерской связи.
  С утра подъем (не спеша, вразвалочку),  потом физзарядка: пробежка, гимнастика (мы с Мишкой идем на снаряды), штурм-полоса. Потом умывание, осмотр, завтрак. Потом разные тренажи, потом мастерская. Обед. Снова мастерская. Вечером три раза в неделю кино в солдатском клубе. Либо чтение книг, гитара, разучивание песен. Либо снова мастерская, где изготавливается что-то для себя. Время полетело...
 
                * * *
  Но от воинской службы нас никто не освобождал. Нормативы отрабатывали по полной программе.
  Химзащита. Мы тренировали норматив по защите от оружия массового поражения. По команде: «Газы! Вспышка справа!», надо было за несколько секунд надеть костюм химзащиты, противогаз и упасть в левую сторону. В общем, кто служил, тот знает.
  Тренажи по специальности. В учебном классе находились стойки с аппаратурой дальней связи. По команде: «Связь», надо было все включить, настроить, получить ответный сигнал. Офицер, который вел занятия, каждый раз давал новые вводные. Результат засекался по секундомеру.
  Иногда, после завтрака, выезжали на стрельбище, в расположение какой-то общевойсковой части (пехота). Там стреляли из автомата по мишеням. На это уходил целый день.
  Иногда утром, вместо физзарядки устраивали либо марш-бросок, либо штурм-полосу. Все по секундомеру.
  Один раз, на марш-броске, наша троица: Генка, я и Мишка убежали к немцам, в какую-то деревню. Случайно сбились с дороги. Бежим, бежим, лесом. Тропинки в разные стороны. Генка говорит: «Туда!», я – «Туда!». Побежали в ту сторону, куда указал Генка. Бежим. Что-то долго. Видим – какая-то деревня. Немцы нас увидели (а мы в военной форме, с полной выкладкой: каска, противогаз, автомат, вещмешок), начали радостно приветствовать, как освободителей, зазывать на корн (самодельная водка). Мы давай отказываться. Сообразили, что заблудились. Побежали обратно. А там нас уже разыскивают.
   Получили, конечно, по выговору и по наряду вне очереди.
   Кстати о нарядах. Наряд – это, когда тебе приходит очередь работать на кухне. Два солдатика – повара, командуют бригадой балбесов, во главе с сержантом (тем, кому выпала очередь или внеочередь). Эта бригада кормит весь полк в течение суток. Чистит картошку, моет посуду, рубит мясо (если оно есть), разносит бачки по столам, моет полы. В общем – кошмар. Поначалу. Потом привыкаешь.
  Но не все так было гладко. «Старички» иногда устраивали подлянку. Один раз, когда я был старшим наряда по кухне, они – рабочие наряда, мои красавцы, ночью напились, так, что мне их разбудить не удалось. Срывался завтрак всего полка. ЧП да и только. Пошел, доложил старшему офицеру. Старичков – на губу. Наряд заменили. Мне выговор.   
  Есть в армии еще одно интересное развлечение – караул. Туда ходят тоже по очереди. Но наказать караулом не могут, устав не позволяет. На пост выдают патроны. А вдруг, ты обиделся на наказание, да начнешь стрелять.
  Вся часть охраняется. Самими же служащими этой части. Вот это и называется караул.
  Распорядок такой. После развода, смотря, какая твоя очередь, ты идешь либо на пост, либо дремать, либо конкретно спать. Потом все меняются местами, кто спал – тот идет на пост, кто пришел с поста садится дремать, кто дремал – идет спать. Через два часа, снова все повторяется. Все четко, процедура отработана до мелочей.
  - Стой! Кто идет?!
  - Свои!
  - Разводящий ко мне, остальные на месте!
  Я обычно ходил либо разводящим, ему полагалось вообще после развода караула, дремать сколько хочешь, сидя у телефона, либо на сержантский пост у знамени части. Тогда  разрешалось после смены спать четыре часа. Вот так за сутки восемь часов стоишь, остальное время спишь и ешь. Красота.
  А по началу, мне приходилось и возле складов по ночам, на посту торчать. Особенно неуютно было зимой. Холодно, сыро, снег, ветер дует. Не дождешься, когда тебя сменят. Где-то что-то скрипнет, все внимание туда. На плече автомат с боевыми патронами.
  Нас учили команде: «Стой, стрелять буду!» и на немецком языке: «Хальт, их верде шисен!». Но она, по моему, ни разу не пригодилась. Инцидентов не было.
  Были, конечно, и разные проверки и курьезные случаи, где их не бывает?
 
                * * *
  На втором году службы, летом, меня и еще одного солдатика, моего подчиненного, которому фамилия Киридзе (он на гражданке работал на узле связи, в каком-то горном ауле), отправили в командировку в Дрезден. Монтировать новую телефонную станцию.
  Жили мы тогда при танковой части, и питались вместе со всеми,  ели с танкистами перловую кашу (шрапнель) с кусочками жирной свинины, запивая жиденьким компотом. По вкусу – так себе, зато много.
  Новая станция находилась на другом конце города, и мы каждый день, минут сорок, пешком шли по историческим местам. Без сопровождения, самостоятельно выбирали маршрут. Главное -  вовремя утром попасть на работу, а вечером на ужин.
   Работа на станции не сильно утомляла. Распайка шаговых реле и кроссплат, прокладка и прозвонка телефонных кабелей, монтаж стоек с аппаратурой уплотнения и так далее, кто работал в связи, тот знает...             Основное, что запомнилось, это наши прогулки по Дрездену. По крайней мере, восточную часть Дрездена мы за месяц изучили досконально.  Попадались такие гигантские и монументальные здания, что, находясь возле них, мы чувствовали себя букашками. Все удивлялись, как же мог человек сотворить такое.
  Побывали в Дрезденской Галерее, сфотографировались на мосту через реку Шпрея и возле знака, символизирующего центр Европы. Несколько раз, на сержантскую зарплату (сорок пять марок) посещали кафе, на набережной. Немцы на нас особо не обращали внимания. Видимо за двадцать лет привыкли к присутствию Советских солдат в своем городе. Но иногда мы ловили на себе и взгляды ненависти, чему крайне удивлялись, не понимая, что хоть у нас мир и дружба, но чужой солдат – он всегда чужой.
  Как раз в то время, когда мы были в Дрездене, разгорелся Чехословацкий  конфликт, и много ребят из нашей казармы по тревоге были отправлены для наведения порядка. Кстати, по словам очевидцев, немецкие солдаты в Чехословакии, вели себя более жестоко, чем русские.
 
                * * *
  Осенью того же года я снова побывал в Союзе. Набирали желающих стать прапорщиками (тогда только-только ввели это звание). Для этого надо было подать рапорт на трех месячные курсы, которые проходили в Калининграде.
  Несколько сержантов из нашей части, и я в том числе (эх, где наша не пропадала?), собрали свое солдатское имущество, сели в поезд и уже через три дня сидели на занятиях.
  Ждали медкомиссию и приказа о зачислении на курсы прапорщиков.
  И надо же было мне в тот момент подхватить ангину, которой я не болел, наверное, с тех пор как  ходил в детский сад. Поместили меня в лазарет, где, я помню, отсыпались и играли в шахматы. Ангина у меня еще не прошла, тут медкомиссия. Как я ни доказывал, что заболел случайно, меня и еще одного старшего сержанта с Украины, отправили обратно,  по месту прежней службы. Ладно, думаю, не больно и хотелось.
  Нам выписали одно предписание на двоих – прибыть в часть, к такому-то числу, с учетом времени на дорогу (около трех суток). Мой попутчик, находясь в здравом уме и на трезвую голову, уговорил меня,  по пути заскочить на денек к своим родителям, в Винницу. Раз уж мы попали в Союз, не упускать же такую возможность.
  Правда, слово – «по пути», обернулось небольшим крюком с севера на юг нашей необъятной родины и потерей времени  в дороге на сутки. Когда мы поняли, что все равно в часть опоздаем, и будем наказаны, решили не размениваться по мелочам (гулять, так гулять) и остались у родителей этого парня  еще на пару дней (а может и больше, уже не помню).
  Пили, гуляли, как это принято везде по Руси, на всю катушку. Вернее это он пил и гулял, а я в это время сходил в кино, посмотрел фильм - «Бегущая по волнам» и прочитал Н.Амосова  - «Мысли и сердце», лежа на  травке у дома.
  Когда, наконец, нагулялись (а, может, протрезвели), поняли, что ехать в часть все же надо. А так получалось, что мы в самоволке, или вообще дезертиры. Это грозило большими неприятностями. Самое малое – разжалование и гауптвахта,  большее – трибунал.
  А, ладно, думаем: «Семь бед, один ответ, что будет – то и будет». Исправили дату прибытия (подделка документа карается по закону) и тронулись в путь, не забыв на прощанье в привокзальном ресторанчике (вместе с провожающими родственниками) осушить пару-тройку графинов водки.
  Приехали в Брест, на пересыльной пункт, где формируют воинские составы. Сдали документы. Сами трясемся. Что же будет?
  На построении, капитан пересыльного пункта, почему-то спросил: «Сивухин и Береза, кто из вас художник?»
  До меня не дошло, с какой стати он задает такой вопрос. Ответили, что талантами художников не обладаем. Он ухмыльнулся, но ничего больше не сказал.
  Потом на утро, выписал нам новые документы, где уже не фигурировало наше художество над датой прибытия в часть.
  Я понял, что капитан нас просто пожалел - пацанов, которые, как малые дети, решили устроить себе самоволку и спас нас от трибунала.
  Мы благополучно вернулись в свою часть, но в душе зареклись больше не  нарушать воинскую дисциплину.
  Буквально через три дня, как только мы с Березой вернулись в часть, наблюдали такую картину на всеобщем построении полка. Двое сержантов опоздали из отпуска всего на один день, так с них на глазах у сотен людей сорвали лычки и под конвоем отправили на гауптвахту.
  А мы на неделю опоздали, и пронесло... Как мы тогда дрожжали стоя в строю, переживая свои прегрешения…
  Так и не удалось мне стать прапорщиком,  вернулся я снова в свою мастерскую связи, к своим друзьям – Мишке и Генке.
                * * *
  За не столь значительное количество выговоров, за успехи в боевой и политической подготовке, меня занесли в почетную книгу части, повысили звание. Затем мне удалось побывать в Союзе еще раз, в очередном отпуске. Десять дней, не считая дороги. Дело было зимой, как раз под Новый Год. Гуляя по своему родному городу Пучежу, что стоит на Волге, во время отпуска, случайно встретил одноклассницу. Я ее сразу узнал, она меня нет. Но когда я ее окликнул, в ответных глазах было столько изумления и восторга, словно она увидела инопланетянина. Весь Новый Год и отпуск я, как вы догадались, провел с этой одноклассницей...
  Находясь в Германии мы иногда встречались с немцами. Даже участвовали несколько раз в спортивных соревнованиях с немецкими солдатами. Однажды были приглашены на выпускной вечер в вечернюю школу, где познакомились с немецкими девушками. Пытались им  потом писать письма, только ни одно письмо не дошло и не вернулось. Видимо, цензура не пропустила.
    Служить нам оставалось еще год, как вдруг пришло известие, что вместо трех лет теперь все будут служить только два года. А мы уже отслужили два года! Значит скоро домой! Те, кто уже отпахал свою трешку, уже чистили мундиры на дембель.
    После того, как старички разъехались по домам, мы встали на их место. Поступило много молодых солдат.
   Мне в мастерскую связи разрешили выбрать из новичков двоих. Я спросил только: «Кто играет на гитаре и в шахматы?»  Руки подняли два человека. Вот они и стали нашим пополнением.
   Через полгода, не раньше, подошла и наша очередь демобилизации.
   Мишка с Генкой отправились в Союз раньше меня. Я, как "пришибленный", попросился остаться еще на месяц, чтобы закончить какой-то учебный стенд для проведения занятий по аппаратуре связи. Вот ума то не было. Самое интересное, когда я только закончил этот стенд, в мастерскую связи  ко мне зашел начальник штаба, который все это держал на контроле.
   - Давай, Сивухин, включай!
   - Так еще не проверил…
   - Ты сказал, что готов, так или не так?
   - Так…
   - Включай!
   Ну, включил я этот стенд, над которым всей мастерской корпели два месяца. Что-то внутри полыхнуло, повалил дым и стенд наполовину выгорел. Где-то оказалось короткое замыкание.
   Начальник штаба только выругался матом и ушел больше ни слова не сказав. На следующий день меня уже оформляли в запас.
   Стенд этот потом с трудом восстановили молодежь, которая осталась служить после меня.
   Это я узнал только потом из их писем.
   Вот так и пролетела , можно сказать, моя чудная воинская служба в шестидесятых годах.

                * * *
  Прошло сорок лет, и вот однажды получаю записку: "Саня, это Миша и Гена. Мы тебя разыскиваем, пожалуйста позвони по такому-то телефону..." 
  Ба, да ведь это мои армейские друзья! Как же они меня нашли? Ведь я живу на другом краю планеты. Сколько радости вызвала  у меня одна только эта записка! Не теряя ни секунды, беру телефон, набираю номер...

Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2018/07/22/263