Украденная боль, версия с альтернативным концом

Ангелы, вы отдали бы крылья за один единственный миг,
когда в глазах человека прочтете любовь?


Это был последний раз, когда я пила эту дрянь. Глядя, на две маленькие белые таблетки на своей ладони, испещренной яркой алой сеткой линий, я ненавидела себя за эту слабость. Но еще больше я ненавидела жизнь. Я держалась из последних сил, не позволяя руке приблизиться ко рту, но этих сил было явно недостаточно. Проклиная их, себя, всё, я махом закинула в себя таблетки и судорожно проглотила. Одна из пилюль застряла в горле, и я протолкнула ее большой порцией воды. Неприятное резкое чувство, появившееся где-то внутри живота, заставило меня согнуться пополам. Накатила тошнота, но я не дала ей шанса, ведь это была моя последняя доза…

Десять лет назад

- Свали с дороги, придурок! – я заорала на водителя красной спортивной тачки, который, пытаясь, видимо, познакомиться с двумя девчонками, идущими по тротуару, перегородил мне путь. Он мельком глянул в мою сторону и как ни в чем не бывало отвернулся к хихикающим девицам. Ему то все равно, что я опаздываю на работу!
Со злостью я крутанула руль, пытаясь объехать урода, для этого маневра мне пришлось выехать на встречную полосу. Благо, она была чиста. «Ну же! Давай, Сел! Ты справишься!» - подбадривала я себя. За рулем этой неповоротливой громоздкой машины кто-вспомнит-какой-марки я была лишь второй раз, и все никак не могла свыкнуться с габаритами. Уже заканчивая свои пируэты, я заметила в боковом стекле, что опасно придвинулась крылом к бамперу красного авто. Блин! Мне вовсе не хотелось возмещать ему ущерб, и еще чуть больше выехала на встречку. Вернув взгляд на лобовое стекло, я похолодела. Прямо на меня мчался невесть откуда появившийся огромный грузовик.
- Стой!!! – завопила я во все горло и замахала рукой в открытое окно.
Увы, то ли водитель меня не заметил, то ли заметил слишком поздно, но он не притормозил. Грузовик с размаху впечатался в нашу связку «я и парень на спортивной тачке». Парню повезло, его просто выбросило из открытого окна и он благополучно приземлился на задницу прямо у ног девиц, с которыми знакомился. Мне же досталась вся сила лобового удара.
Большой автомобиль в мгновение ока превратился в груду искореженного метала и разбитого стекла. Куски кузова просто оторвало и расшвыряло в радиусе сотни метров, передние и задние сиденья сложились между собой, как гармошка, прижав всей мощью мое, уже находящееся без сознания, тело к тому, что года-то было рулем. Сейчас он стал частью моего скелета, соединившись с грудной клеткой, вломившись в нее, как непрошенный гость, сломав почти все ребра. А где-то рядом стал слышен звук тонко льющейся на асфальт жидкости…

Собственно, всех этих ужасов я не помню, отрубилась сразу после удара. Узнала подробности от полицейских и родных через три месяца, когда вышла из комы. Потом были два года реабилитации – мое собранное по кусочкам тело упорно отказывалось двигаться. По окончании этого срока я стала терпимо передвигаться с тростью, и то недолго. Максимум полчаса, и позвоночник просто выкручивало от боли. Левая рука так и не зажила окончательно, сломанная в четырех местах, она не переносила нагрузок, пальцы не двигались (врачи говорили, хорошо еще, что мне кисть оставили). А ведь я была левшой. Теперь переучилась.
Любопытно, но авария почти не коснулась моей головы и лица. Только крошечный шрам посередине лба от пореза разбившимся стеклом остался на память. А я ведь всегда так боялась потерять свою внешность. Пусть она и не была идеальной, но я к ней как-то привыкла. Хотя, к чему мне теперь хорошенькая мордашка. Ни один парень не клюнет на девушку-инвалида.
Через три года после случившегося я вошла в колею и даже устроилась на работу. Родители уговорили меня продать квартиру на седьмом этаже в центре города и приютили у себя. Сначала было непривычно жить в своей детской комнате. Все эти постеры на стенах, надписи на двери, вроде «Не входить, идет операция», «Пришел в гости, сними носки» и тому подобное, прожженный в паре мест ковер и скрипучий диван. Но я освоилась и даже добавила на дверь аккуратную табличку «Что ищешь ты в моей обители, человек?». Последнее было мимолетной блажью, но рука не поднялась отодрать этот бред.
Родители были рады моей компании, они жили одни, мой брат Миадарус (мать любила редкие и, честно сказать, идиотские имена, меня назвала Селентиной) съехал от них одновременно со мной и сейчас обзавелся женой и парой дочек-близняшек.
Я каждый день готовила завтрак, так как уходила на работу раньше всех, оставляя его на столе дожидаться, пока проснутся отец и мама, загружала грязное белье в стиральную машинку, если нужно проходила по дому с тряпкой, вытирая пыль, вечером привозила с ресторана, где работала барменом, ужин. В общем, взяла на себя функции домоправительницы. Все были довольны.
К слову о работе, она мне нравилась. Хотя до аварии я работала в офисе из бетона и стекла, сейчас была счастлива и такому месту. Редко кто согласился бы трудоустроить у себя такую развалину. Мой же шеф Карлос Сантьяго – владелец ресторана мексиканской кухни «Табаско» сам был неполноценным, он потерял в детстве один глаз и ходил с повязкой. Так что мы быстро нашли общий язык. Неделю меня стажировала дочь шефа Лурдес, и вот уже я профессионально варю мокко, лате и взбиваю коктейли.
Контингент заведения был, мягко сказать, нетривиальным: находясь за чертой города у оживленной трассы, он привлекал байкеров, дальнобойщиков и просто любителей быстро и без пафоса пообедать. Было очень много постоянных посетителей, мы с ними болтали о том, о сем, пока я наливала кофе. И никто из них не смотрел на меня, как на инвалида. Может потому, что за барной стойкой не заметна была моя хромота, и я научилась ловко управляться одной рукой. Пару раз меня даже приглашали на свидание, но искушение принять его я подавляла в зародыше.
Так и текла моя жизнь, которая стала иной после того случая, словно разделившего всё на «до» и «после», пока однажды не произошло кое-что.

На пятую годовщину аварии, а я отмечала этот день, как день смерти, а дату выхода из комы, как день второго рождения, Карлос дал мне выходной, и я поехала на то место. За годы ничего не изменилось – это был обычный перекресток, не очень оживленный, с все теми же рядами домов и магазинов вдоль. Ни следа той страшной аварии, что искалечила мою жизнь, изломала мою тело, изжевала душу и выбросила на волю судьбы.
Трясущейся рукой, левой, что больше и не была рукой по сути, вклинив между обездвиженными пальцами стебель черной розы, я опустила цветок на краю дороги, как память о себе прежней. Этот ритуал я проводила уже пятый раз, но всегда старалась уйти быстрее, в этот же раз какая-та сила удерживала меня на месте, заставляя смотреть на жидкий поток машин. Одна из них, ярко-синяя, неожиданно притормозила прямо около меня.
Из нее выскочила маленькая девчушка, лет пяти. С копной черных волос, темной кожей и жемчужно-белой улыбкой, она была такая хорошенькая, что мое сердце сжалось от желания иметь своё дитя. Девочка подскочила ко мне, протянула что-то в сжатом кулачке и сказала фразу на незнакомом мне певучем языке.
- Что… - неуверенно начала я, но так же быстро как появилась, девочка исчезла за дверцей машины, а та резко сорвалась с места.
Почувствовав жжение в правой руке, я удивленно опустила взгляд и увидела маленький белый камешек, округлой ровной формы, он чуть сиял, причем не от лучей солнца, а сам по себе. От него по ладони поползли алые линии, будто тысяча порезов исполосовали мою руку. Линии изгибались, сходились и расходились, ища для себя удобное место. Некоторые сворачивались кольцом, некоторые складывались в незнакомые мне символы. Наконец движение на ладони улеглось, камень потух.
Я с криком стряхнула подарок на землю. Он разбился на тысячи осколков, затем растворился в асфальтовом покрытии. А на моей руке, как шрамы, горела сетка алых линий. Я читала когда-то книжку по хиромантии, там было описание линий жизни, судьбы, сердца, но перед моими глазами их было слишком много, чтобы найти нужные.
- Что за черт?! – закричала я. Мало того, что инвалид, так теперь и оставшаяся рука изуродована!
Оцепенев от шока, я не заметила, как сдвинулась к одной из дверей за спиной. Молодая пара пыталась выйти из какого-то здания, и я стояла у них на пути. Они оживленно переговаривались. Девушка успела проскочить мимо меня, а парень сходу впечатался в мою спину. Извинившись, я отошла, уступив ему дорогу. Краем уха я услышала их диалог.
- Ну кто? Кто? Скажи мне, родная, - умоляющим тоном что-то выспрашивал мужчина.
«Мальчик», - зачем-то прошептала я. Ладонь зазудела.
- Мальчик, - дублировала меня довольным голосом девушка.
Я подняла глаза на вывеску - «Клиника планирования семьи». Пока я разбиралась с мыслями, довольный будущий отец закружил свою спутницу, вопя на всю улицу, как он счастлив.

Я добиралась до дома в растрепанных чувствах, и всю дорогу, сидя в конце салона автобуса, отчаянно терла ладонь о джинсы. Старалась уничтожить эту сетку линий, уверенная в том, что она не просто так изрисовала мою руку. Ничего не выходило, линии только еще больше краснели, словно насмехаясь над тщетностью моих действий. Тогда, закрыв глаза, я откинула голову назад, позволив горячим слезам скатиться из моих глаз.
Вскоре я погрузилась в тревожный сон, пока, отъезжая от одной из остановок, автобус резко не дернулся, вытащив меня из него. Я открыла глаза и увидела движущуюся по салону старушку. Она тяжело опиралась на трость, почти такую же, как у меня, целенаправленно шагая в мою сторону. Окинув салон, я поняла, что единственное свободное место осталось рядом. Сдвинувшись к окну, я уступила ей место. Старушка неуклюже уселась, долго устраивалась, потом искала место для трости, в итоге оставив ее в руках.
Я отвернулась и церемонно изучала пейзаж за окном. Руку с линиями я спрятала, не хватало еще вопросов. Знаю я этих старушек, любопытны до жути. И правда, моя соседка стала ерзать, видимо привлекая внимание. Вздохнув, я повернула к ней лицо, на котором не было написано ничего, что дало бы ей повод думать, что я склонна разговаривать. Но эта старушенция явно была не из понятливых.
- Я болею, - начала она дребезжащим голосом. – И больше не могу выносить этой муки. Я хочу смерти.
Я удивленно воззрилась на нее.
- Да, смерти, - подтвердила она спокойно. – Скажи мне, когда я умру?
«Что за фигня», - мелькнуло в моей голове, но правая рука заныла, а чей-то голос (мой!) ответил на вопрос.
- Через три дня, два часа и двадцать одну минуту.
- Спасибо! - Счастливо улыбаясь, старушка сжала мою руку. Ту самую.

Меня даже не удивило, когда через три дня в вечернем выпуске новостей сообщили, что на восемьдесят втором году жизни умерла известная актриса, весьма эксцентричная особа по имени Марлен Комилье, живущая в последние годы одиноко в большом доме. На весь экран показали фотографии женщины, в молодости и в старости. Это была она, та старушка из автобуса. Диктор печальным голосом сетовал о потере блестящей актрисы и прекраснейшей женщины. Марлен не имела детей, была сиротой, не особо жаловала подруг по театру, поэтому ее завещание стало откровением для общественности. Всё свое имущество она оставила девушке с тростью и отмеченной правой ладонью, с которой ехала в автобусе…
Стоит ли говорить, что в своем предсказании даты смерти я не ошиблась ни на минуту? Именно спустя три дня, два часа и двадцать одну минуту после моего ответа на тот вопрос, сердце старушки остановилось. Но это уже было не важно, ведь все эти три дня, что я обладала «подаренной» меткой, я только тем и занималась, что прорицала, предсказывала, предугадывала… слова, действия, мысли…
Это стало моим кошмаром. То, что так радовало толпу жаждущих узнать свое будущее или расклад в завтрашней лотерее, убивало меня, медленно и неуклонно. Уничтожая все, кем я была, разбив меня еще больше, чем злополучная авария.

Почти сразу, вступив в права наследования, я вселилась в дом Марлен Комилье. Огромный и пустой он был тем, что мне нужно, чтобы спрятаться, ведь весть о моем даре разлетелась по стране со скоростью света. Ворота всегда были заперты, но они, эти мои неуемные почитатели умудрялись преодолевать даже трехметровый забор, и день и ночь стуча в мои двери и окна.
Чтобы уйти, отрешиться, я стала пить успокоительное. Но оно с каждым днем помогало все хуже, тогда я повышала дозу. Потом еще и еще. Потом перешла на более сильные транквилизаторы. Потом на те, что прописывали лишь тяжело больным раком людям. Я «подсела» на эту дурь, крепко, как муха на клей. С ними я проживу недолго, я это понимаю, но без них умру уже завтра. Это мой выбор.

Однажды вечером, я услышала, что кто-то отчаянно колотит в дверь внизу. Я отдыхала на втором этаже, с заколоченными окнами, а входная дверь была заперта на несколько мощных замков. Но ничего не отпугивало их! Я даже было пыталась пару раз солгать в ответе на вопросы очередного преследователя (я их именно таковыми считала), но в эти моменты помеченная рука просто адски горела, так что вранье не удавалось.
Стук раздался с новой силой. Нет! Ну достали уже!
Отыскав на полу возле кровати трость, я одела халат и, ругаясь сквозь зубы, пошла встречать незваного гостя. Почему я не звонила в полицию в таких случаях? Не знаю. Наверное, я понимала, что некоторым людям кроме меня никто бы не смог помочь.
- Да! – крикнула я, отомкнув все замки и раскрыв дверь.
- Здравствуйте, - вежливо приветствовал меня Он. Я не могу сказать иначе. Это был Он. Мужчина мечты. Такой идеальный, такой красивый. Такой печальный. Горечь скопилась в уголках его губ, опущенных вниз, тоска лежала под его прекрасными глазами синей тенью, беспокойство пролегло морщинкой между бровями.
Впервые с момента получения дара, я захотела помочь кому-то сама.
- Проходите, - сказала я Ему и неуклюже сдвинулась в сторону.
Он медленно вошел, чуть косясь в мою сторону. Видимо, был наслышан о негостеприимстве прорицательницы.
В гостиной я предложила Ему присесть на диван, а сама собралась на кухню за напитками. Хотя, кому я вру, просто хотела сбежать, чтоб отдышаться.
- Подождите? Куда вы?
- Чай? Кофе? – все, что я смогла выдавить, услышав его ангельский голос.
- Я сам принесу, - уверенно сказал он. – Только объясните, как пройти. – Таким, как он невозможно отказать.
Уже на выходе из гостиной, Он обернулся, и я увидела, что морщинка меж его бровей уменьшилась, придав лицу молодости.
- Кстати, меня зовут Льюис.
- А я Селентина. Можно просто Сел.
Он кивнул и ушел. Вот и познакомились. Я вздохнула и опустилась на диван. Я знала, зачем Люьис пришел. Чертова рука снова зудела, а я прекрасно читала мысли мужчины. Его волновала судьба пропавшей год назад без вести сестры. Все это время он жил с надеждой, что она вернется, и когда услышал о моем даре, не стал терять времени. Увы, хороших новостей я ему не скажу.

- … Вот так я и приехал к вам, - закончил мужчина свой рассказ, который я слушала второй раз.
- Значит, хотите узнать, где она? – Я пыталась тянуть время.
- Да. Пожалуйста.
Умоляющее выражение на прекрасном мужском лице, надежда в глазах. Нет, это выше моих сил. Нет горше участи, сообщать людям о смерти их близких, но хуже будет отпустить его с ложной надеждой.
- Она умерла. – Лучше так, сразу и больно.
Он закрыл лицо руками и опустил голову. Вздох, почти всхлип, и тишина. Мы сидели молча больше получаса. У меня тело затекло, но я не смела пошевелиться. Наконец он поднялся, встряхнулся и печально сказал:
- Я знал, Сел. Наверное, уже давно. Но верил, понимаешь?
Я понимала, хотя уже давно потеряла веру. Кивнув мне, он положил на столик что-то и вышел из дома широкими шагами.
Добравшись до столика, я обнаружила чек на такую сумму, что могла безбедно жить около двух лет. Плата за мои консультации была к месту, ибо с работы я ушла сразу после того, как метка расцвела на моей ладони. Но как-то кощунственно было получать деньги от Него. Спешными шагами я преодолела расстояние до двери, намереваясь вернуть чек, но на улице никого не было. Льюис исчез.

Вскоре, когда я уже забыла своего удивительного гостя, да вообще многое забыла – таблетки, что я пила, чтобы унять шум чужих мыслей в голове обладали побочными действиями – Льюис вернулся. Он пришел в мой дом без намерения что-то спросить, нет, он пришел ко мне.
- Здравствуй, Сел. Я хочу быть с тобой. – Вот так вот просто и прямо. Слезы покатились из глаз вопреки воле.
- И я хочу…

Как же нам было хорошо! Мы узнавали друг друга, обнимались, готовили любимые блюда, ездили в театр. Он переехал ко мне - я не хотела бросать дом Марлен. На те деньги, что он оставил мне в качестве платы, мы сделали ремонт. Даже завели аквариумных рыбок.
Это было то, ради чего стоит жить. Любовь. Счастье. Восторг. Пока он не узнал, что я наркоманка. Тогда разразился скандал. Я старалась объяснить, что таблетки помогают мне жить почти как все, что без них мой дар поглотит меня, сожрет, как опухоль. Он не понял. Тогда я пообещала бросить.

Это был последний раз, когда я пила эту дрянь. Тошнота прошла, взамен ей пришло облегчение: чувства притупились, голова стала легкой, правая ладонь перестала зудеть. Я вышла из ванной, смяв пустую упаковку и выбросив ее в мусорную корзину.
- Ты как? – Льюис озабоченно посмотрел на меня.
- Лучше.
- Милая, прости! Я не знал, что тебе так плохо без них. – Я как и обещала бросила, но через пару дней меня стало ломать, причем не сколько от отмены лекарства, сколько он потока энергии со всех сторон, чужих мыслей, будущего, прошлого. Последний приступ был так силен, что я перекусила зубами обручальное кольцо. Тогда Лю понял, что потеряет меня и сам дал мне последние две таблетки. – Ты не будешь бросать их, - тяжело дались моему мужу эти слова, - я свыкнусь. Завтра пойдем купим новую упаковку.
- Нет, - голос уже звучал твердо, - брошу. Это мой выбор.
Лю подошел ко мне и обнял. Так крепко прижал, что я чувствовала дрожь его тела. Я выбрала. Выбрала Льюиса, жизнь без дури, смерть…

Я ждала мужа на ужин, терпеливо глядя на таймер духовки. Еще минута и лазанья будет готова. Мне было не очень хорошо, дурь вышла из моего организма, однако тяга к ней осталась, но когда я выбрала, стало как-то легче. Да что там! Сегодня утром голоса ушли! Не знаю, с чем это связано, может просто краткая передышка, но я и ей была рада. В гостиной послышались шаги, значит, Льюис уже вернулся. Дождавшись звоночка, я одела варежку и вытащила противень. Повернулась к двери. И моя рука ослабела, лазанья полетела на пол, украсив плитку соусом и расплавившимся сыром.
Это был не Лю, это была она. Та темнокожая девчонка, что подарила мне камень.
- Привет, - она больше не улыбалась.
- Что тебе от меня нужно? – зло спросила я.
- Извиниться.
- Пошли, - я схватила ее за руку и поковыляла в гостиную, практически волоча гостью. Меня немного удивило, что спустя десять лет она выглядела по-прежнему, но то, что она пришла сказать, было гораздо любопытнее. Швырнув ее на диван, я оперлась на трость и выжидающе посмотрела на нее.
- Меня зовут Глэдис, и я фея.
- Да ну! – скептически вскинула бровь я.
- Я учусь…училась, - поправилась девочка, - в Доме Даров. Там я должна была получить квалификацию Одарителя. Это феи, которые могут наделять избранных людей способностями и талантами. Вообще-то делать дары можно только по окончании обучения, но я нарушила правило. В тот день, когда мы встретились первый раз, я украла в хранилище Дар и решила испробовать, каково это. Но я не знала, что он предназначен для определенного человека, который сможет его вынести. Ведь это был самый сильный Дар прорицания. Когда я увидела тебя, такую грустную и потерянную, я ошибочно решила, что ты нуждаешься в Даре. Когда же я все поняла, было слишком поздно. Забрать Дар нельзя, никак. Он уходит только вместе со смертью носителя. Ты долго держалась, - в голосе девочки сквозило уважение.
- Ты за это пришла извиниться? Не кажется, что слишком поздно? Все эти десять лет я не жила, я существовала, а все из-за твоего подарка! – я сорвалась на крик. Фея сжалась в комочек и смотрела на меня блестевшими от непролитых слез глазами.
- Н-нет, не за это, - робко ответила она. – За смерть Льюиса.
Я, шатаясь, ухватилась за спинку дивана, но не удержалась и рухнула на пол.
Не глядя больше на меня, девочка продолжила рассказ.
- Я давно слежу за тобой, не могу жить, зная, что приговорила тебя. Однажды меня заметил Льюис, он познакомился со мной, решив, что я живу по-соседству. Мы даже некоторое время общались, но после твоего последнего приступа, я не смогла больше таиться. Вчера я рассказала ему все. А еще, как он может помочь. Есть один способ, отнять Дар. Его нужно украсть. Точнее пожелать украсть, так как он не материальный. Тайно, с оформившимся намерением пожелать, чтобы Дар стал твоим, причем зная о последствиях. Льюис согласился и сегодня утром, когда ты спала, он украл его. Украл твою боль. Но не смог терпеть ее даже часа. Я поняла, почему ты продержалась столько времени – ты знала, что такое боль после той аварии, ты жила с ней пять лет. Но он не был готов. Сейчас он в больнице, в окружении кучи врачей, но они не смогут его спасти. Точнее, он уже умер, потому я и пришла. Это был его выбор, Сел…

Прохладный ветер гнул деревья, трепал мое черное платье, путал волосы, но не трогал букет черных роз. Они лежали на моих руках тихо и спокойно, лепесток к лепестку. Двенадцать красивых цветов на длинных стеблях. По одной за каждый год, что я жила в аду, и две за каждый год, что я была мертва. Без Него.
Глядя на черный гранит на могиле Льюиса, я тысячный раз безмолвно благодарила его за то, что он был, пусть недолго, в моей жизни, и тысячный раз проклинала себя за его выбор. Знаю, он не стал бы меня винить, но я не могла простить себя за слепоту. Как бы я хотела лежать тут вместо него, погребенная под гулом чужих мыслей. Он был хорошим человеком, очень хорошим. Был…
- Ты пришла, - я не спросила, утверждала, услышав шаги за спиной. Обернувшись, встретилась глазами с феей.
- Ты простила меня? – тихо спросила она.
- Да.
- Его? – она кивнула на могилу.
- Да.
- Себя?
- Нет. – Мой голос впервые не был тверд.
- Это был его выбор. Прости себя за украденную им боль. Отпусти ее и вину. Вот увидишь, завтра будет солнце.


Альтернативный (счастливый) конец истории.

...Точнее, он уже умер, потому я и пришла. Это был его выбор, Сел...

Когда она ушла, я еще долго лежала на полу, желая всей душой, чтобы смерть пришла ко мне, забрала мое израненное тело и выпитую страданием досуха душу. Прошел час, а может день, когда в моей голове снова появились чужие голоса. Точнее голос. Тихий, дрожащий, он пробивался к моим мыслям упорно и настойчиво, но слов было почти не разобрать. Я удивленно села, постаралась настроиться на это бормотание.
… не хочу… свет… милая, жди… вернусь…
В ушах раздался пронзительный звон, он как нож резал барабанные перепонки. Я заскулила от боли, покачиваясь взад-вперед. Неожиданно звон прервался гулом, а потом размеренным пиканьем. Голос умолк, а вместо него в голову понеслись обрывки чужих мыслей, видения какой-то белой комнаты, людей в белых же одеждах с закрытыми лицами… Все было как в тумане, но от него не веяло холодном. Скорее наоборот.
И тут голос вернулся. Он четко и ясно произнес в моей голове:
- Я люблю тебя, Сел.
Потом тишина.

Осень… Она такая красивая. Яркая, алая, желтая. Это пора обновления, когда уходит в отпуск зной и духота, а на землю опускается бодрящая прохлада. Даже в дождь, когда небо затянуло серыми тучами, душа радуется. Небесная вода омывает землю, унося прочь все темное и злое, беды и огорчения, печаль и слезы.
- Тебе не холодно? – Лю хмуро смотрит на меня, озабоченный тем, что я, невзирая на ливень и тонкое платье, пляшу по еще зеленой траве босиком, приветствуя каждую каплю воды.
- Мне тепло! Горячо! – кричу я от восторга. Мужчины! Ничего они не понимают. Разве ж это не счастье, когда любимый рядом, а ты снова можешь танцевать?
Нет, он не верит мне. Снимает пиджак  и заботливо набрасывает его мне на плечи. Потом легко целует шею и зарывается лицом в мои мокрые волосы. Мы стоим, обнявшись, покачиваемся в ритме наших сердец, а небо поливает нас теплыми струями.
- Люблю тебя… люблю… - бормочет Лю с придыханием, а я вторю ему тихой песней…

Где твоя душа витает, ангел мой?
Слезы катятся, роняю их на землю.
Знаю, ты вернешься, но собой
Или чуждой и холодной тенью?

Выбор твой я сердцем приняла,
Хоть и больно было согласиться.
Этот миг я словно не жила,
Пока в мир не смог ты возвратиться.

Не позволю больше я судьбе
Отобрать мою любовь, мою надежду.
Обещаю, милый, я клянусь тебе,
Ради нас пойду я на войну
С Богом, Дьяволом, Вселенной
С самой Смертью!