Дисциплина судьбы

Я еще не знаком со своей женой, но я встречал ее уже два раза.

В первый раз это было в седьмом классе, тогда я шел дворами из художественной школы домой. Стояла ранняя осень, золотая и багряная, пригревало солнце не горячее, а я шел очень быстро, почти бежал, размахивая папкой с рисунками. В одном из дворов в желтой песочнице копошились два очень серьезных и важных карапуза, над ними стояли две мамаши и вели бесконечную беседу.

Рядом стояла металлической горка – синий слон,  на хоботе которого было написано что-то вечное. Слева на тротуаре играли три девочки лет девяти в ту странную игру, правил которой я до сих пор не знаю, когда две девочки растягивают резинку, зацепив ее за щиколотки, а третья девочка прыгает то, наступая на резинки, то, прыгая между ними. Тогда прыгала девочка тоненькая и настолько беленькая, что казалось, она просвечивала на солнце. Я посмотрел на нее и вообще вокруг на цвета осени, подумал что-то об акварели, и, продолжая свой осенний бег, забыл о ней навсегда.

Второй раз я не видел ее. Я ее чувствовал. К тому времени я был уже студентом и ездил на автобусе под номером 56 в институт. Тогда я должен был проехать русскую литературу в затейливой антологии – вначале я проезжал улицу Пушкина, что, если подумать, неудивительно, но потом я ехал через улицу Горького, а, затем, после улицы Гоголя я должен был выйти на остановке Толстого. Переполненный автобус нужно было всегда брать штурмом, известная шутка тех лет: опять в автобусе одни студенты, людям места не осталось. Подъехал автобус, все ринулись к нему, как будто это была последняя шлюпка на «Титанике». Почему при такой жизненной энергии, при такой готовности расталкивать и топтать других, эти люди так бедны и плохо одеты? Но тогда мне казалось, что это очень весело и по-другому и быть не может. Было тесно, и была весна, рядом стояла блондинка, волосы до плеч из под вязаной шапочки, в висках застучало, грудь сдавило, я не смел повернуть головы и проехал две лишние остановки.

Я вышел на остановке Патриса Лумумбы и, постояв в нерешительности, вместо лекций пошел в старый аэропорт, где, забыв блондинку навсегда, в задумчивости смотрел на быстрые самолеты в таком вдруг голубом небе.

На втором курсе института я увлекся восточными боевыми искусствами и дзэн-буддизмом. Я начал практиковать дзэн по книге доктора D.T. Suzuki  «Introduction to Zen Buddhism». Я был настойчив и, несмотря на насмешки домашних и друзей, терпеливо старался полюбить боль в ногах.

Однажды в ночь перед экзаменом по сопромату я сидел в дзадзэн. Очень быстро обрывки мыслей перестали беспокоить меня, я без труда следовал своему дыханию. И я почувствовал чарующее и странное состояние, все душевные силы пришли в равновесие, воображение, наделенное чудесным могуществом, более не увлекало за собой здравый смысл в опасные приключения, а утонченная чувственность более не терзалась нездоровыми нервами. Вдруг голова моя слетела с плеч и скатилась к скрещенным ногам. «Я схожу с ума», - тихо мелькнула у меня мысль где-то за затылком. Мысли исчезли, и их отсутствие воспринималось как темное пустое пространство в голове. Это было странно, тем более, что голова лежала у моих ног. «Скрипи, скрипи мое перо…», - подумал я. «Смерть – одно из совершенств божьих», - успел услышать я в тишине  и рассудок мой потемнел. Через какое-то время я очнулся – меня била такая дрожь, что сотрясалось все тело. Я испугался, встал и пошел в ванную комнату, там, не узнавая себя, я посмотрел в зеркало и ополоснул голову холодной водой. Потом, стараясь ни о чем не думать, забылся тяжелым, димедрольным сном.

Утром я пошел на экзамен. Профессор Софронов Николай Дмитриевич имел обыкновение сразу, не давая билет, сажать напротив и задавать коварные вопросы тем студентам, которые как-то проявили свои способности в сопротивлении материалов. Так он со мной и поступил. А я, с ужасом понимая, что ничего не могу вспомнить, вдруг увидел вместо формул какие-то китайские иероглифы, а тогда я  еще не знал китайского языка! Я в растерянности отдал себя в руки судьбы и профессора Софронова. Дальше произошел один из трех самых странных случаев в моей жизни. Профессор, которого не могли разжалобить даже слезы беременных студенток, заглянул мне в глаза и поставил в зачетку «отлично». Я, так и не вымолвив ни слова, оглушенный пришел домой, лег спать и проспал 18 часов подряд. Проснувшись, я, сидя на кровати и рассматривая свои волосатые и худые ноги, дал себе слово в следующий раз пойти до конца. Даже если для этого мне придется сойти с ума.

Два года я преследовал просветление, но тщетно, может, потому что я стал искать в этом выгоду. Само по себе желание успеха не страшно, желание быстрого успеха отдаляет умственное озарение навсегда. К тому времени я уже считался мастером боевых искусств и учил за деньги. Один из моих учеников работал сторожем в морге. Я спросил его можно ли мне потренироваться в морге. Ученик, нисколько не удивившись, сказал, что в принципе подвесить там тело можно. «Зачем?» – потрясенно спросил я. «Ну, я думал, что для отработки ударов…» - ответил он и безмятежно смотрел на меня.
 
Я же решил попробовать сложную технику созерцания разлагающегося трупа, для осознания бренности тела и нереальности происходящего. Найдя бесхозный труп какого-то бомжа, я сел напротив него. В морге стоял такой ужасающий запах, что даже санитары, привезшие тело умершего бродяги, бросили его на пол и, зажимая нос, выбежали из морга. Бродягу, по-видимому, забили до смерти, его лицо превратилось в сине-багровую маску, один глаз был приоткрыт. Правая нога была только в коричневом носке и сильно распухла, судя по всему, она начала разлагаться еще при жизни, у него явно была гангрена. Я смотрел на него сквозь чуть опущенные веки и вдруг осознал, что скоро я умру, я стану птичкой в ваших воспоминаниях, и все покинут, наконец, мою реальность. Реальность, на погоню за которой я потратил всю свою жизнь. Я уже не помню, сколько мне было лет, когда я ощутил нереальность всего происходящего вокруг. Я трогал предметы вокруг – простые предметы, которые я тысячу раз видел – стол, стул, свою руку, но не мог ощутить, что же это такое – быть? К тому же видимо еще в школе меня поразила идея бесконечности Вселенной. Эти мириады звезд, атомов и вещей, это огромное количество людей, существование всего этого почти математически отрицало мое существование, то есть, если я даже и существовал в действительности, то осознание огромного мира вокруг стремительно превращало меня в бесконечно малую величину.  Я должен был быть зачем-то. Дальше я понял, что нет того, кто мог бы умереть, и нет того, кто мог бы понять это.
 
«****ый в рот!» - воскликнул я.

Этот философский прием мы придумали с моим одногруппником, моим богоизбранным другом. Когда наши философические разговоры ставали слишком лунными, и мы начинали отрываться от реальности, мы начинали орать, как бешенные: «так ведь это же, ****ый в рот!»  Это спасало наш разум, но не души, потому что затем мы шли в кабачок и выпивали множество пива.
 
Я семьдесят девять ночей сидел в морге, созерцая трупы. Но лучше бы я устроился туда на работу, по крайней мере, я бы получал за это деньги.

Куда я ехал на автобусе очень важно, но я не могу уже вспомнить, так как будущее я теперь знаю лучше, чем прошлое. В рамке мокрого окна автобуса – картина размытого города и, по мере раздумий об импрессионизме, дома и деревья в окне становились все прекрасней. Напротив меня сидел пьяный мужик и вел себя развязно, что-то бубнил, вырывал у сидящего рядом интеллигентного вида дяди книгу – «Что читаем?»

Я, как и все, отвернувшись к окну, делал вид, что мне все равно. А когда я вышел из автобуса возле кафе «Сирень», то остановился из-за слишком четких очертаний всего вокруг, запомнился черный, мокрый, голый ясень и растрескавшееся веточками ясеня небо. Тут из хмурого осеннего неба сверкнула молния и ударила меня в затылок, пронизала до самых пяток – я почувствовал себя счастливым.

Но я уже шел увлекаемый вереницей дел, хотя весь мир остановился. И сразу все Будды прошлого повстречались со всеми Буддами будущего. Действительно, десять тысяч событий стали происходить одновременно. Туда, где все вещи познаются в одной мысли, переместилось царство духа. Все стало происходить в абсолютном настоящем, все вопросы стали решаться сами собой. …Медлительный паук, ползущий к лунному свету, и этот лунный свет, и мы с тобой, беседующие у дверей, беседующие о вечном, - разве мы все уже не совпадали в прошлом? И разве не пройдем снова долгий путь, долгий трепетный путь, и разве нам не идти по нему целую вечность?

Так я говорил, и говорил все тише, ибо меня пугали мои мысли и домыслы... Когда я отмотал свое будущее, как пленку на старом видеомагнитофоне, мне стало все ясно. В данный момент я шел в подростковый клуб в гости к своей давней знакомой, директору клуба. Я знал, что знакомую свою я не застану, зато, когда открою дверь, и увижу девушку с голубыми глазами и белыми, как у моего еще не родившегося сына, волосами. Она будет одета во что-то похожее то ли на длинный свитер, то ли очень короткое платье красного цвета. Она смутится, и я сразу не понравлюсь ей своей самоуверенной, холодноватой манерой говорить и вести себя.

Клуб находился в одной из квартир на первом этаже высотного дома, я подошел к двери клуба, постоял несколько минут, уперевшись немигающим взглядом в дверь, затем вдруг резко повернулся и пошел к выходу. Был вечер, в подъезде стояли какие-то подростки, которые спросили: «ты кто?», я им ответил, что-то похожее на «конь в пальто…»  Тут же я почувствовал, резкую боль в боку и увидел убегающих подростков. Я лежал в луже своей крови и смотрел на дверь, в которую я почти вошел. Я улыбался и хотел что-то сказать, но кровь заполнила мне рот и пенилась на губах.