Зубные протезы для инопланетян

(Посвящаю своей сестре Лейле Таксановой-Попп, стоматологу)

У меня трудная, нервная и утомительная работа. Хотя — справедливости ради — хорошо оплачиваемая. Но зато опасная и непредсказуемая. Вас это может удивить, типа: что это ещё за специальность такая — неужели водолаз по глубоководным работам или испытатель термоядерных ускорителей? Может, вы уверены, что я покоритель недр, кто каждый день на торпедной машине спускается к ядру Земли? Или воспитатель психически неуравновешанных роботов, которые внезапно начинают цитировать Шопенгауэра и кидаться гаечными ключами? Или, скажем, дрессировщик космических клещей-прыгунов, которых используют в строительстве орбитальных станций?
Нет, не угадали. Я, Эшмат Хашимов, — высокий, узкоплечий, с вечными синяками под глазами, в выцветшем скафандре цвета старого аспирина, с манерой говорить так, будто произношу приговор, а не диагноз. Космический врач. Точнее, экзоврач. Тот самый, кто лечит инопланетян. Только замечу, у меня узкая специализация: я не просто врач, а стоматолог. Моя задача — лечить больные зубы гостей, которые с разными миссиями прибывают на Землю. Сами понимаете, полёт бывает зачастую долгий, в несколько тысяч световых лет, и за это время со всяким случиться может. Не знаю, как там с остеохондрозом или пневмонией (что, к примеру, не может быть у беспозвоночных существ или тех, кто вообще не дышит кислородом), но вот челюстно-жевательный аппарат порой приходится подправлять: за время полёта чего только не приходится жрать — иногда с голодухи и обшивку звёздолёта, а она не сахар. Металл, керамика, антигравитационный композит — всё это оставляет на зубах такие царапины, что плазморезом их не спилишь.
Это с человеком всё просто. Тридцать два зуба, две челюсти, десна розовые, предсказуемые, как школьный дневник. Заморозил рот анестезией, зафиксировал скулу мягким захватом и пили электроножовкой зуб мудрости, или вставляй имплант вместо разрушенного клыка — красота! Даже ветеринарам проще: все животные на Земле изучены, что и как давно расписано в учебниках, разложено по схемам и полочкам. Неважно, это челюсть гиппопотама или слона, собаки или тигра — для всех них уже определена методика лечения, сконструированы машины и синтезированы пломбировочные материалы, антибиотики, даже анестетики с нужной дозировкой. Особо думать не надо — делай всё по методике.
А у меня всё иначе! Ведь я имею дело с теми, кого люди раньше не встречали, не имеют представления, как функционирует их организм и вообще как он устроен. Полным-полно среди братьев… гм… даже не знаю, как их точнее назвать… короче, существ по разуму всяких ракообразных, хвосточешуйчатых, спиногрызных, гусеницокрылатых и буйволостраусных. И трудно понять, а где у него рот, и что служит зубами. Иногда рот — это крохотный водоворот в центре грудной клетки, а зубы — миллиарды кристаллов на внутренней поверхности хитина. Иногда — четыре отдельные пасти, расположенные на коленях, с ротовой слизистой, реагирующей на свет, как фотоплёнка. Поэтому и энциклопедии об иных формах жизни неполные, постоянно обновляются. Да только мне не всегда просто: прибывают экземплярчики, о которых ни строки, ни фото — только бледный голографический ордер на лечение и напуганный переводчик-симбионт, который сам не понимает, откуда у пациента вдруг выросли новые резцы. И тут только смекалка спасает, и мозги, которые у меня хорошо работают.
Вот сейчас у меня на приёме сидит рыбоподобный птаридактуль из созвездия Гончих Псов — существа, о которых в учебниках всего пара страниц с мутными схемами. Похож он на помесь аквариумного ската и средневекового гобелена: длинное гибкое тело, переливающаяся чешуя, как витражи собора, плавники, похожие на крылья летучей мыши, и хвост, напоминающий раскрывшийся веер с шипами по краю. Морда — вытянутая, клювовидная, с двумя чёрными, абсолютно неподвижными глазами-бусинами, которые ни моргать, ни плакать не умеют. От этих глаз по коже расходятся тонкие синие прожилки, как светящиеся реки. И всё это дышит, подрагивает, глотает воздух и шипит сквозь жабры, сдавленно, будто вытирая нос платком.
Важная шишка: прилетел устанавливать дипломатические отношения и требует к себе повышенного внимания, особенно — сочувствия его зубной боли, которая проявилась именно во время подписания важнейших документов. Завыл гость, стал плеваться прозрачной липкой слизью, а потом кусать всех, до кого дотянется хвостом. Лишь потом поняли люди, что не гнев, а зубная боль мучает, и срочно направили птаридактуля ко мне. У меня волосы встали дыбом: лечить такого дипломата — не просто. У него зубы… в пищеводе.
Оказывается, птаридактули глотают пищу целиком, а потом в узком, многокамерном пищеводе сотни острых зубов перемалывают всё в кашицу. Эти зубы не торчат в привычном ряду, как у нас, а врастут в слизистую спиралями, слоями, как грозди ракушек на скале; каждый зуб — длинная, серебристая игла с микроскопическими крючками на конце, которые перемалывают, режут, пилят, раздирают. Сама перистальтика — будто мясорубка с гидравликой: волны мышц проталкивают добычу через кольца зубов, смазывают ферментами, и то, что ещё секунду назад было цельным, становится пенящейся жидкостью.
Инопланетянин нервничает, трясётся, хвостом по полу шлёпает, хочет скорейшего выздоровления. Мне приходится его успокаивать — сначала словами, потом таблетками, а когда и это не помогает, просто включаю специальные механизмы. Манипуляторы тотчас выползают из кресла и хватают вертящегося птаридактуля за хвост и за то место, что считается головой. Третий манипулятор открывает ему рот — насильно, естественно, ибо по своей воле гость не желает этого делать, — и внутрь его тошнотворной глотки я протискиваю рентгеновский анализатор. Через секунду на экране монитора вспыхивает изображение внутренних органов.
Бррр, какой ужас — не хотел бы я попасть внутрь этого существа. Пищевод — агрессивная среда: стенки густо усеяны фиолетовыми сосочками, между которыми блестит слизь, полная кислот и ферментов, а зубы-клыки больше похожи на стальные спицы для вязания, уходящие в глубину по винтовой линии. Здесь любое мясо так измочалят, что жидким станет в пару минут. И тут мой анализатор зафиксировал: три клыка-спицы между собой скрутились, словно обвились в морской узел, и именно это вызывало мучительную боль.
Я достал щипцы, надел бронированные перчатки, усиленные кевларом и тонким слоем биоизоляции, и полез внутрь. Птаридактуль глаза выпучил — сразу семь, как прожекторы, каждый мигал своим цветом: оранжевым, голубым, фиолетовым; что-то сказать хочет на своём тарабарском, но манипулятор его по голове аккуратно хлопает мягким гравимолотком — мол, терпи, раз попал в руки эскулапа. Чтобы зловоние сбить, в пищевод через каждые пять секунд специальный дезодорант вспрыскивается: густой туман, пахнущий мятой, серой и чем-то аптечно-сладким, вяжет язык, как кислородный коктейль.
Я быстро этому инопланетянину клыки раскрутил, чуть-чуть наточил — и порядок. Манипуляторы отпустили моего пациента и мягко втянулись обратно внутрь кресла, складываясь, как стальные цветы. Тот посидел ещё минуту, приходя в себя, озирался по сторонам, словно раздумывал, кого бы попробовать на зуб… Но я-то не дурак: как бы невзначай, среди инструментов, поставил ракетомёт — моё штатное оружие, устройство из титано-керамики, похожее на толстую трость с оптическим прицелом и барабаном-пусковой на шесть миниракета-дротиков, каждый с самонаводкой и усыпляющим зарядом.
А птаридактулю было пофигу: он, наверное, и не знал назначение этого ракетомёта. Гаркнул что-то непонятное, вскочил, схватил дезодорант и себе внутрь выпустил весь баллон. Я заметил, как семь его глаз расплылись от удовольствия. «Так он опьянел», — дошло до меня. Блин, алкоголик! Неужели все дипломаты большие любители напиться на халяву?
После чего, даже не поблагодарив за оказанную медицинскую помощь, птаридактуль поплёлся на пяти ногах из кабинета, волоча хвост — длинный, как пожарный шланг, с переливающимися кольцами и тёмными присосками, которые шлёпали по полу, оставляя мокрые круги. В коридоре его уже ожидали коллеги из дипломатической миссии, спрашивая шефа, как прошла операция, были ли проблемы, из-за которых можно объявить войну землянам. Тот быркнул что-то в ответ, и вся команда, щёлкая жабрами и шурша перепонками, побежала в аптеку покупать дезодоранты. Видимо, решили экспортировать их в созвездие Гончих Псов в качестве алкоголя — картина та ещё: целая делегация в мятных облаках, как школьники в винном отделе.
А мне всё равно: медицинская страховка начислит мне за этого дипломата неплохую сумму, на которую я слетаю на Марс и проведаю бабушку. А то в прошлый раз не удалось. Был у меня пациент с Плутона — квадролопсовый мангихват по имени Царцаруп. Царской породы особа, прилетела тоже на Землю по вопросам разоружения в Солнечной системе. Трудно описать это чудовище — три центнера весу, белёсый жук с сорока членами: не руками и ногами, а гибкими суставчатыми конечностями, похожими на побеги бамбука, с хитиновыми кольцами, из которых вырастают щетинки, а на концах — глазные яблоки, подрагивающие, как золотые пуговицы. Глаза именно на лапках, по всему периметру, так что смотрит он сразу в сорок сторон. Подозрительный такой: явился ко мне в кабинет с вооружённой охраной, каждая охранная особь — как танк на насекомьих ногах. Жалуется, что зуб сломался, а сам бренчит медалями и орденами, на ушах — царская корона, украшенная микропланетами. Требует, чтобы все его величали «Ваше гуманноидное величество, Император Плутона и всех небесных тел».
Не стал спорить с ним — себе дороже. Я принялся за дело и, надев перчатки, нацепив на глаза монокулярные очки с подсветкой, заглянул ему в брюхо — у Царцарупа именно там, в глубокой складчатой полости между грудными сегментами, располагались челюсти. Они выглядели как три концентрических кольца хитина, каждое кольцо усеяно зубами, как мельничными жерновами: острые, прозрачные, с крошечными капиллярами, через которые бежала флуоресцентная кровь. При каждом вдохе кольца слегка сжимались и разжимались, тихо скрипя, будто старый механизм, а в центре, где у нас язык, у него находился чувствительный отросток, похожий на стеклянный червячок.
Ну, зуб-то цел, просто пломба повреждена. Я её быстренько вынул пинцетом и выкинул в утилизатор. А что туда попадёт — тотчас аннигилируется: бесшумная вспышка, лёгкое синие пламя и даже запаха не остаётся. И не знал, блин, что пломбы у Царцарупа не простые, а из драгоценных камней.
Тотчас мне в лоб уставились пять стволов странного, но весьма впечатляющего оружия: это были тонкие, как копья, ружья-арфы, излучатели гравитационных импульсов; стволы с сеткой из чёрного металла, у каждого на конце — трёхзубый зубец, светящийся багрово. Внутри оружия жужжали и переливались капсулы с антиматерией, а рукояти обвивались ремнями из живого мха. Мой ракетомёт по сравнению с ними — водяной пистолетик из детского набора.
— Эй, вы чего? — задрожал я, понимая, что эти существа не шутят. Им пальнуть в землянина — одно удовольствие: они и раньше этим забавлялись, устраивая стрельбу по пролетающим космическим кораблям. Даже спорт такой был: кто больше убьёт людей, тому и медалька на глаз. Говорят, сам Царцаруп выиграл главный приз, когда счёт перевалил за десятки тысяч: на его хитиновой груди блестели крошечные голограммы медалей — сцены разрушенных станций, обломков орбитальных лифтов, выцветшие силуэты убитых пилотов.
В ответ я услышал брань, которую отказался переводить даже мой лингвопереводчик: он просто задымился от горячих выражений — пар пошёл из отверстий, индикатор стал мигать алым, а внутри потрескивали перегоревшие схемы. Слова инопланетян были такими насыщенными и вязкими, что, казалось, сам воздух густеет и трескается. Впрочем, жесты инопланетян были такими красноречивыми — хвосты враз кверху, лапы бьют по хитину, — что и перевод не требовался: я и так понял, что совершил ошибку.
Стража плутонского монарха требовала возмещения ущерба. Пришлось мне из своего банковского счёта снимать деньги, покупать драгоценную пломбу — гигантскую, как напёрсток, выточенную из рубиноидного алмаза с микрорельефом, — и экспресс-почтой доставлять в свой кабинет. Естественно, за свой счёт пломбировать зуб: работать в условиях напряжения, прицеленных стволов и запаха чужой слюны.
От меня Царцаруп ушёл недовольным. Он всего лишь перестрелял мне стеллажи с пробирками — они разлетелись, как хрустальный дождь, заливая пол фиолетовыми сыворотками; грохнул медицинским компьютером, смяв панель, а изнутри посыпались искры и вырвался тонкий дымок с запахом горелой пластмассы. Но я рад и этому: а то мог вообще шандарахнуть небольшим атомным зарядом и отправить меня к праотцам. Так что к бабушке я тогда не смог выбраться, хотя имел шанс встретиться на том свете с её бабушкой.
А вообще пациенты у меня разные. Порой не знаешь, что это пациент. Как-то зашёл я в кабинет, а на кресле таракан бегает. Хотел его шлёпнуть тапочками, а тот как заверещит, аж ухо прострелило.
— Только посмей, чучело! — орёт таракан. — Я на тебя всю армию нашлю!
Я одел очки и увидел, что это не земное насекомое, а каркартур кранделядный из Альфы Центавра: тело блестящее, как полированная броня, лапки изогнуты в боевые крюки, на спине — острые шипы, а усики с сенсорными щупальцами, которые могут одновременно ощущать звук, запах и электрические поля. Эта братия весьма воинственная, вся жизнь только в сражениях и баталиях, умереть с саблей в груди считается за честь. Оказывается, ко мне ввалился сам генерал Гршптш, вояка от кончика лапок до усиков. Тоже с зубной болью.
А вы представляете, как лечить зубы существу, который величиной с ноготь? Мне пришлось доставать специальные инструменты, включить оборудование микроскопирования, настраивать стабилизаторы рук и даже подключить миниатюрные антидрожащие магниты. Наверное, никогда я так не уставал, как после замены коронки у этого генерала: пять часов работы — и три дня отдыха. Таракан был щедрым и заплатил не только по счёту, но и чаевые дал. И гордо укатил обратно на Альфу Центавра. Лишь потом до меня дошло, как ловко провёл этот Гршптш за нос: он всучил валюту, которая не имеет хождения на Земле и не признаётся банками Солнечной системы — прозрачные кристаллы с гравитационным весом, для нас абсолютно бесполезные, а у них — большие деньги. Блин, вот лоханулся!
Хотя и это не страшно. Бывает и похуже. Как-то ко мне на приём пришёл тираннозавр-рекс. Нет, нет, это не тот, что жил на Земле и исчез после катастрофы шестьдесят миллионов лет назад из-за падения метеоритов. Этот живой тираннозавр прилетел к нам на блуждающем астероиде из какой-то далёкой галактики, что и астрономам его название и местоположение неизвестно. Рост под семь метров, кожа серо-зелёная, как отполированный камень, мускулы как канаты, когти — с полметра, хвост — как балка мостовой конструкции. Ему плевать было на дипломатические отношения, на торговые контракты, на культурное сотрудничество — это было выше понимания примитивных мозгов хищника. Он был просто путешественником. Не скрою, деньги у него водились. Только пациентом был трудным.
Первого стоматолога, к которому он пришёл, съел в один присест, просто как кусок мяса: не понравилось, как тот поздоровался, слишком громко и неторопливо. Второго раздавил своими могучими лапами, словно прессом, из-за того, что человек не поклонился низко, не проявил знаки уважения ему, великому путешественнику, и под его когтями кресло со стеллажом для инструментов разлетелось на щепки.
А теперь явился ко мне. Думаете, я не знал о его повадках? Знал и приготовился. Конечно, было страшно, когда кабинет трясётся от тяжёлых шагов динозавра в скафандре: металл стонет, пол скрипит, стёкла дрожат. У него клыки — под метр, глаза холодные, с медным отблеском и кровожадным блеском. Мне потом сказали, что на том астероиде летело более сотни тысяч тираннозавров, но они друг друга перелопали, и только он остался один в живых. Победитель каннибализма. Конечно, этим гордится: хвост поднимает, дыхание ревёт через крошечные вентиляторы скафандра, а кожа на шее шуршит, словно армейская броня.
Но повредил во время пирушки тот один клык, ныл с той поры, размышлять не давал и любоваться земными красотами. Так и пришёл с требованием вылечить. Только я наставил на него свой ракетомёт и предупредил, что один выстрел — и двадцать дырок в теле хищника из космоса. Мой компьютер через голограмму изобразил этот смертельный процесс: крошечные красные точки мгновенно вспыхнули на силуэте динозавра, импульсы взрывчатки вспыхнули, тело разлетелось на клочья, и каждый коготь и клык оказался словно под прицелом невидимой руки. Наглядная агитация оказалась внушительной. Тот понял и не стал рисковать, глаза его слегка сузились, дыхание участилось, но он сделал шаг назад — знак смирения и доверия.
По моему движению руки уселся в кресло. Мои манипуляторы прижали его к спинке, третий раскрыл пасть, обнажив ряды гигантских, сверкающих как сталь клыков. Я даже заглядывать не стал, просто бросил внутрь микродинамит — устройство размером с человеческий палец, с полупрозрачной оболочкой, наполненной субатомными зарядами и встроенным микровзрывателем, который реагировал на плотность тканей. Взрывом выбило больной клык, словно расколотый гигантский осколок стекла, а остатки рваных тканей мгновенно дезинфицировались кислотным слоем в приборе. Потом я прыснул дезинфицирующей жидкостью, густой и серебристой, с антисептическим сиянием, и отпустил восвояси.
Тираннозавр резво выскочил из моего кабинета, понимая, что со мной спорить не надо. Мой способ лечения убедил его в тяжёлых последствиях конфликта. И правильно. Потому что пальнуть ему в хвост мне страшно хотелось, палец так и дрожал на гашетке, сердце колотилось, как турбогенератор, адреналин горел по венам, дыхание учащалось, и голова кружилась от напряжения и восторга.
А деньги мне он оставил на столе. Их хватило на покупку квартиры на сто тридцать пятом этаже на Лаяль-авеню — стеклянные стены, с гравитационными лифтами, панорамные окна, в которых отражались звёзды соседних галактик, а на балконе — миниатюрный сад с растениями, которые светятся ночью мягким синим светом.
Пару раз были древоподобные лангусты из Пояса Ориона. Представьте себе существ, которые на самом деле являются обычным деревом, только плотоядным: корни могут хватать добычу, ветви извиваются, словно щупальца, листья острые, как кинжалы, а кора изнутри усеяна крошечными зубами, которые перемалывают мелких животных. Только зубки деревянные, сточились, не могут переламывать гнёзда с птицами, что у них в листве обитают. Я поставил им металлические имплантаты — так потом пожалел: они сами себе языки и губы пооткусали, пытаясь привыкнуть к чужеродной твёрдости, и крякали, как миниатюрные пилы, разбрасывая стружку по лаборатории.
Но это ещё не всё. В один прекрасный день ко мне заглянул так называемый Спинолёт — летающее существо из созвездия Киля. На первый взгляд он выглядел как гигантский вертолёт из морских водорослей, но с прозрачными крыльями, внутри которых пульсировали светящиеся нервные волокна. Его голова состояла из трёх шлемоподобных сегментов, каждый с одним глазом размером с футбольный мяч, а рот — горизонтальная щель с миллиардами микрозубов, словно песчаная бумага на роликах.
Прилетел он не для дружественной беседы, а с жалобой на «звуковой зуб» — нерв, который вибрировал и издавал такие низкочастотные сигналы, что сотрудники лаборатории ходили с шумоподавляющими шлемами. Я сразу понял, что дело будет непростое: даже малейшее прикосновение к этому зубу вызывало у Спинолёта судороги крыльев и выброс электричества, которое могло прожечь стену.
Пришлось включить магнитные стабилизаторы и антивибрационные платформы. Манипуляторы зафиксировали крылья, третий аппарат аккуратно открыл зубной ряд, а я протиснул туда миниатюрный лазерный резак с системой охлаждения жидким гелием. Три часа точнейшей работы — и вибрации исчезли. Спинолёт радостно завибрировал, выпустил радужный всплеск слизи (его версия «улыбки») и покружился в лаборатории, оставляя после себя светящиеся следы.
За работу он оставил мне… маленький органический кубик, который через секунду вырос до размера с кофейный столик и начал пульсировать внутри лаборатории, испуская мелодии неизвестной гармонии. На Земле это выглядело как мини-музыкальная станция, а на его родной планете, говорят, такие кубики — валюта.
А в другой раз на кресле сидел железный грандугат — массивное существо из Меркурия, полностью покрытое сплавом высокотемпературной стали, с суставами в виде гидравлических цилиндров, голова похожа на плавильный тигель, глаза — красные линзы, из которых вырываются слабые тепловые лучи. Блин, мало того, что горячий — у него жидкий свинец, наподобие крови, циркулирует по трубкам внутри корпуса, температура свыше двухсот градусов, так ещё и радиоактивным оказался: выше смертельной дозы в десять раз. Мне пришлось облачаться в защитные доспехи, включать охлаждающие системы и перевести кресло с пациентом в холодильник. Только там смог вылечить заржавевшие от кислородной атмосферы зубы, поставил ему титановую пломбу — грандугат остался доволен, расплатился алмазами, каждый в тысячу каратов. Их я отправил на обработку одному ювелиру — хочу сделать подарок своей невесте.
Иногда бывает выезд к пациенту. Много всего было за всю практику. Летал я не только на Луну и Венеру. Однажды меня закинули при помощи фотонной катапульты на Юпитер. Там у плавающей в водородно-азотной атмосфере кракулековой плазмы произошло выпадение зубов. Эта плазма — полупрозрачная масса, переливающаяся всеми цветами радуги, с миллиардами мельчайших искрящихся пузырьков, которые шевелятся независимо друг от друга, словно миниатюрные медузы. Причина выпадения зубов была установлена: плазме уже пять миллионов лет, от старости естественно повылазили наружу зубки.
Проблемным оказалось протезирование — плазма едва ощутима, я её лапаю перчатками скафандра и не чувствую ни черта. Только через приборы фиксирую каждое движение. Металлические зубы удержать не удалось — плазма их отбрасывает, пластиковые трескаются от высокой подвижности массы, деревянные сразу превращаются в труху. Резиновые подошли идеально: удобные, упругие, в атмосфере Юпитера можно даже рыбу ловить и размазывать в тесто. Плазма тоже отблагодарила за лечение — испустила радужный вихревой всплеск энергии, оставив на приборе символическое сияние благодарности.
И так у меня каждый день: от крохотных генералов-тарганов до гигантских каннибалистических тираннозавров и летучих Спинолётов. Работа нервная, опасная и абсолютно непредсказуемая, но зато какая история! Так что работа космического стоматолога мне нравится. Прибыльная. Пускай и нервная иногда.
Зато я не завидую экзоакушеру, моему однокурснику. У него проблем — выше гор, хы-хы-хы. О его работе расскажу как-нибудь в следующий раз.
(Ташкент, 18 сентября 1989 года.
Переработано 11 сентября 2025 года, Винтертур)