Любовь с историией вкпб

Какой идиот сказал, что для тельцов торговля недвижимостью самое удобное дело?
Это оттого, что неподвижность – свойство тельца, и он любит постоять и помолчать в задумчивости и "недвижимости"? Да? А вот попробуй побегай торговым маклером по всему городу, да еще попробуй продать что-то – и это у нас в стране, где о 15-ти процентах риэлторной фирме и 5-ти процентах посреднику люди, доведенные до ужаса продажи квартир, и слышать ничего не хотят. Лучше напрямую и без налогов, и без вас, маклера в шляпе. А почему я сказал: "маклера в шляпе"? Я-то ведь без шляпы хожу и ничего в шляпе не ношу? Наверное, так с языка сорвалось.
Так о чем это я? Да, конечно, я-то думал, что здесь недвижимость сама ходит к тебе в гости и выспрашивает, а не продаться и купиться ли нам, уважаемая движимость, а не хотите ли устроить сделку, так сказать, на законных основаниях, с привлечением этого субъекта в шляпе и плаще, с папкой под мышкой. Я-то думал, что будет у меня офис с видом на строительство оной недвижимости. И мы друг к другу, в крайнем случае, в гости будем ходить.
Тут, видно, гороскоп ошибся.
Зато откопал я недавно уже отживший свой век труд, "история вкпб" и понял – это мое. И сам сел в кресло от удивления. Сколько лет прошло, а не теряет своей актуальности. А главное, сколько крови попортил людям, а как, однако, сросся с душой, что вызывает, вызывает чувства, любовь с первого выстрела. И откуда это у меня, думаю я, от живодерско-мародерского начала? Так я мухи с детства не обидел. Или от садо-мазохистского комплекса, вызванного задавленными интенциями мести и обиды? Ась, – не понял я себя? С бабами, говорю, все в порядке? Да есть одна… с любимым в шалаше называется. Только шалаш-то того, протекает совсем. Значит, в порядке. Повезло, значит. Да нет, вопию я, непохоже на это. Дело в том, скорее, что я правды не нахожу, а здесь… здесь так написано, что веришь в эту правду. Сухо, объективно и, главное, факты убедительным тоном приводятся.
И так мне эта мысль понравилась, что я после того, как набегаюсь не солоно хлебавши, засаживаюсь за свой труд под керосиновой лампой – время, сами понимаете, не сладкое теперь – время проходит и при керосиновой лампе, и при свечах, как оно всегда проходило, и ждать обещанного электричества – только свое время терять напрасно. И читаю, и конспектирую, а когда устану, откидываюсь на спинку протертого кресла и предаюсь мечтам. До чего язык бесхитростный и мысль тверда. Кажется, не человек писал, а история прочавкала в грязи колонной полуголодных рабочих-крестьян к своему светлому будущему. Ах, до чего же занятна мысль о светлом и будущем, и до чего объективны и бесспорны исторические предпосылки.
И до чего удивительны бывают совпадения в жизни. Вот вчера я засыпал с мыслью об инквизиции – чур меня, не настоящей, а воображаемой, – как назавтра происходит важная встреча. Захожу я на одну территорию, а там сидит одна недвижимость с Плутоном в шестом доме. Сразу понял – разговор будет не из легких. По глазам вижу, хочет заполучить меня в свои права. И глазками так ненавистно водит по моему портфелю и гипнотизирует меня. У меня ноги подкашиваются, и присаживаюсь прямиком к ее столику со спиртовкой и кофе. Разговор у нас, как и всегда бывает, не склеился поначалу. Говорили о недвижимости, но непонятно чьей: моей или ее. Да у меня какая недвижимость? Говорю я ей: кресло протертое, койка одноместная да еще этот труд, история вкпб. Пойдете за ученого-марксиста? И даже не поинтересовался, с кем имею дело. А вдруг у нее особняк, самая настоящая, неподдельная собственность – мечта марксиста?
А она – глазками так подобрела и улыбнулась чему-то своему – и согласилась. Ее очень заинтересовало мое увлечение, а главное, нашлась недвижимость. Не особняк, а однооконное захолустье, но жить можно, вдвоем. На следующий день я вещи и перенес. Распрощался со своей сожительницей-мечтой с любовью в сердце и кухней в голове, не плачь, говорю, все в этой жизни вкпб, а счастье неизвестно где, да и нужно ли оно тебе, такое счастье, где половицы скрипят и ветер в щели дует. А она начала, конечно, по полу кататься, еле на ногах устоял. Она мне: да где ты еще такое счастье найдешь. А я – нашел, целых шестнадцать метров. Она так и осталась с заледенелыми глазами.
"Но и  после  отмены  крепостного  права  помещики  продолжали  угнетать крестьян.   Помещики  ограбили   крестьян,   отняв,  отрезав   у   них   при "освобождении"  значительную  часть  земли,  которой крестьяне  пользовались раньше.  Эту  часть  земли  крестьяне  стали  называть "отрезками". Крестьян заставили  платить помещикам  выкуп  за  свое "освобождение" –  около  двух миллиардов рублей".
Как после этого не задуматься о справедливости? Задумался. Первое время ничего было. Обживались, привыкали, любились. Обои новые наклеили, и дверь металлическую поставили, и кафелем обили ванную и кухню, и потолки терракотой покрасили. Вот на что меня вдохновила моя новая недвижимость. И говорю "мы", конечно, по старой привычке, делал это все я, а она только глазомер свой изощряла. Поправляла, если я ошибался, направляла, если я сбивался, поучала, если я ленился. Комиссар настоящий. И взгляд на брак свободный. Никуда ходить не надо. Живи себе и все. С вкпб по жизни и с мечтой по вечерам.
Кончилось лето, потекли дожди, и листья посыпались, словно им там не виселось. А у недвижимости моей стали загулы случаться. Стала по вечерам пропадать. Стала она думать об обмене, ну и меня запрягла в это дело. Снова я взялся за старое и стал бегать по городу – недвижимость искать. И подыскал я ей не мало не много пятикомнатный дворец. Совсем забросил свои занятия по вкпб, а ей чего-то неймется. Все, говорит, хорошо было, да только… чего только, переспрашиваю, не устраивает пятикомнатный дворец с мансардой и крышей, созданной прямо для занятий историей вкпб? Нет, отвечает, мечта твоя не устраивает. Я женщина, так и сказала: я женщина вольная, никакими контрактами не связанная, если что – спасибо тебе и не поминай лихом. Стало быть, в эту мансарду она без меня вселяться собирается.
Порылся я в своем портфельчике, а стеклышки пенсне совсем туманом покрылись, и не нахожу никакого контракта. Вот, думаю, любовь какая сила, ослепляет, за запотевшими стеклышками ничегошеньки не видишь. Ни контракта не составил, ни за работу ничего не получил. Полистал историю вкпб на тему любовь. Всего два тезиса. "Ленин  пользовался  горячей  любовью  передовых рабочих, с которыми  он занимался в кружках". И во втором ответе на пятый вопрос о гражданской войне значится: Вопрос 5-й: "Как  и  почему   победила  Советская   страна   соединенные  силы англо-франко-японо-польской интервенции и буржуазно-помещичье-белогвардейской контрреволюции в России?" Ответ второй: "Красная армия победила потому, что она была верна и предана до конца своему народу, за что и любил ее и поддерживал народ, как свою родную армию. Красная армия есть детище народа, и если она верна своему народу, как верный сын  своей матери,  она будет иметь поддержку народа,  она  должна победить. Армия же, идущая против своего народа, должна потерпеть поражение".
Не густо, но верно и железно. Где она, моя любовь, думал я, сидя в самом эпицентре катастрофы и разбирая остатки своей жизни. Иной любви и не существует. Так что не недвижимостью надо заниматься, товарищ, а революцией. Действовать нахрапом, как учит история вкпб, – отнимать недвижимость и передавать ее народу.
Со службы я уволился на следующий день и отправился за тенью железного Феликса. Вот человек, который претерпел на торном пути потери недвижимости, оставив память о железном кулаке и искру в справедливых глазах.

Ну это, право, какой-то сюрреализм получается, извините за выражение – постмодернизм. Что я ей такого плохого сделал? Ремонт вкривь и вкось пошел? Нет. Сама вкручивала шурупы и проверяла прочность прикрепленных вещей. Цвет не тот выбрали? Сама размешивала и внимательным своим прищуром сличала райское будущее с шоколадным оттенком. Так и перекрасить недолго. Этаж не тот попался, и соседи рылом не вышли? Бывает. Но соседей, как говорится, не выбирают. Как и родину. А этаж… Этаж приличный, между землей и небом. Многие мечтают о таком парашютном счастье. Летишь и не чувствуешь тела. Чем ей не угодило мое домостроительство?
Спрашиваю. Обижается. На что? Еще раз спрашиваю. Вдвойне дуется. Обижается на то, что я не понимаю, за что она обижается и что я такое не так сделал. Сложно. Но я снова начал свои размышления. Тесно стало? Возможно. От такой жизни мы в весе немножко прибавили, и разминуться трудно стало. Не замечать друг друга уже проблематично. А зачем не замечать-то. Наоборот, есть же любовь. Смотри и радуйся. Только зачем деструкцией заниматься. Зачем разрушать, что создано трудом? Зачем труд обесценивать? И она не может ничего ответить, потому как не имеет прочной платформы. Витает в воздухе. А я бабочек ловлю, что мух бью, по стенке развожу.

И отправился я себе другую жилплощадь подыскивать. Долго скитался по свету. Наконец подворачивается мне одна особа. Выслушав меня, она садится нога за ногу. И начинает допрос. Этакий с пристрастием. Что же это вы, товарищ, партию позорите. Чем я позорю. Собой, своими бредовыми, говорит, идеями. Виноват, говорю, не понял. Недвижимость-то ваша это тлетворная идея, разлагающая наши ряды изнутри. Ведь недвижимость это собственность, а с собственностью пролетариат борется аж с основания государства. С Рюрика, спрашиваю, желая получить хоть какой-то шанс. Подумала маленько: и с него в том числе. Подумай, товарищ, ведь недвижимость, на которую ты работаешь, приковывает человека к четырем стенам, к своей добровольно избранной тюрьме, в которой он, творя удобства, отвлекается от классовой борьбы.
Почесал я за ухом. Что же делать, думаю. Ведь слона-то и не приметил за всеми этими мышами.  Дай-ка спрошу. А  ну, товарищ дорогой, ответь мне, помоги, по-пролетарски тебя прошу, что мне делать?
– Приглянулся ты мне, бесхозный товарищ. Так и быть, возьму тебя на поруки. Вот есть у меня комната в общаге. Там живет семь молодцов, добрых дружинников. Будешь ты восьмым. Подъем – в шесть. Завтрак – в семь. Завод – в восемь. Какой завод? А тебе не все равно? Сталелитейный.
Ух ты, думаю. Это же концлагерь будущего. Ад, по ошибке названный раем. Я хочу увильнуться и начинаю юлить.
– Так ведь восемь, число неподходящее. Мне бы отдельную комнату на двоих. Желательно с женщиной. Мне бы семью хотелось, а не семь витязей.
– Что? На семью у нас очередь еще с прошлого века.
– А почему так долго?
– Не ваше дело. Нет у нас этих, ну, желанных женщин.
– А вы, – спрашиваю?
– Что я, – не понимает.
– Вы мужнина, или как? Все по конторам и кабинетам.
– По конторам и кабинетам. 
И смотрит, что я буду делать. А я должен же на ночь где-то пристроиться, в приличном месте, и предлагаю.
– А если мы с вами, так сказать, вместе, совместный проект, чтобы не только по конторам и кабинетам, чтобы осесть как порядочный человек и погрузиться...
– А жить мы с тобой на площади, что ли, будем? Эх, несознательный ты товарищ, отвечает, ты же по шапке получил. Ты ведь это каждой встречной-поперечной предлагал. А у самого-то что есть за душой? Ты думаешь, что баба к тебе как в новоселье въезжать будет? Она же тоже телеса имеет, они-то как, в тебя не поместятся. Подумай ты о них, а потом предлагай жилплощадь своего сердца.
И тут мне открылось. Нужно самому дом строить. Несмотря ни на какие идеологические условия. Не нужно откладывать домостроительство. Вышел я из партии и забросил историю вкпб. Она только развращает людские души и отвлекает от домостроительства. И  смеется над обывателями. И так я решил дом сперва-наперво построить. Ведь дом – это основа жизни, дом это святое, дом – это и семья и родина, и ты сам. Расчертил я план на песке. Выбрал место – в Месопотамии. И...
Но тут иная загвоздка стала. Где деньги взять? Люди, вы не поможете мне понять, где деньги взять? Или снова мне все сначала начинать?   



10 мая 2005 г.