Завещание Пины Бауш

Посвящается Пине Бауш



Никаких моральных фактов нет вообще.
Фридрих Ницше










Всемирно известный немецкий хореограф и танцовщица Пина Бауш умерла утром во вторник, 30 июня 2009 года. Ей было 68 лет.


Пина Бауш училась балету в Эссене у Курта Йосса, а затем в Нью-Йорке, в Джульярдской школе. В Нью-Йорке она танцевала с Полом Санасардо, в New American Ballet. В 1962 году она прервала карьеру в США, вернувшись в Германию по приглашению своего учителя Курта Йосса. Она стала солисткой эссенского театра Folkwang Ballett, а позже – его художественным руководителем.

В 1972 году Бауш возглавила Вуппертальского театра оперы и балеты, который позднее был переименован в Театр танца Пины Бауш в Вуппертале. Хореограф смешивала в своих постановках классический балет и современный танец, использовала музыку разных эпох и жанров, придумывала оригинальное сценическое оформление. Ее театр гастролировал по всему миру.

Пина Бауш снималась у Феллини и Альмодовара, получила несколько престижных премий: Орден почетного легиона (2003), премию Нижинского (2004), Золотого льва Биеннале в Венеции (2007), премию Гете (2008).





Как сообщается на сайте Театра танца в Вуппертале, который возглавляла Бауш, только пять дней назад врачи диагностировали у нее рак. В последний раз она выходила на поклон вместе со своими артистами в прошлое воскресенье, 21 июня.


Театр танца Пины Бауш, начиная с 1989 года, много раз выступал в Москве - здесь были ее "Гвоздики", "Весна священная", "Кафе Мюллер", "Мойщик окон", но "Семь смертных грехов" - постановка 1976 года, с тех пор сохранившаяся в репертуаре театра, едет в Россию впервые. Балет основан на зонгах Бертольда Брехта и Курта Вайля, на текстах из "Трехгрошовой оперы", "Взлета и падения Махагони", "Берлинского реквиема"…

Последний спектакль, который показывали в Москве на чеховском фестивале 2007 года, назывался "Мазурка Фого". Он был очень остроумен, нежен и гармоничен. Но ранние спектакли Бауш сильно связаны с традицией немецкого экспрессионизма, с театром учителя Пины Бауш - Курта Йосса. Поэтому в "Семи смертных грехах" нет места живописи, радостным краскам, мягкой иронии и миролюбию. Это спектакль мрачный, резкий, люди в нем агрессивны, в хореографическом тексте господствует обличительная интонация.

Танцоры театра виртуозны, но задумываться о сложности выполняемых движений некогда, Пина Бауш - философ и глубокий знаток психологии, горькое знание жизни, серьезное высказывание - важнее технических трудностей и формальных приемов. Об этом сама Пина Бауш говорила: "Для меня спектакль - это жизнь в самом простом значении слова. Она важнее всего".



Наша кровь сворачивается на ладонях Будды как ослепляющая пустота тайной любви.

- Я буду жертвой.
- Всю твою жизнь.

осенний дождь приносит с собой только грустные и печальные картины: разбитые сердца



- Не объясните ли название своего спектакля "Мойщик окон"?

- Название приходит ко мне достаточно поздно. Иногда тогда, когда спектакль уже готов. Я не люблю объяснять значение слов. Мне кажется, что зритель будет смотреть на спектакль, исходя из моего комментария. Это неверно. Название должно будить фантазию, а не объяснять содержание. Каждый должен пройти своим путем восприятия. Но если настаиваете, то для меня "Мойщик окон" связан с несколькими ассоциациями. Этот персонаж жизни владеет ситуацией, при которой снаружи смотрит вовнутрь или изнутри наружу. Но сейчас, когда я произношу это, получается уже какая-то зафиксированность.


Алиса взяла меня за руку и повела по ночным аллеям

сверху на головы танцоров падают 20 мёртвых кроликов, Алиса подбирает их потрошит и кидает в зрительный зал

Если ты видишь предел собственной слепоты, у тебя есть шанс

Идеалы любви - вдохновение встаёт поперёк горла

Пейзажи свадебного суицида. Природа говорит с нами на языке страдания

А эти губы и ты – вечный житель моего бесконечного сна.

Плоды роскошной печали за семью печатями за кровью девственниц за жертвами в пурпурных масках


- В отличие от ранних ваших работ, "Мойщик окон" - спектакль очень гармоничный и нежный. Означает ли это, что ваше восприятие жизни стало более светлым?


- Я не люблю соотносить каждый спектакль с чем-то конкретным. Но, конечно, все они, и "Мойщик окон" - не исключение, связаны с определенными периодами жизни. Когда я только начинала работать в своем театре, то давала себе зарок, что буду серьезно готовиться к каждой постановке, к каждой встрече с артистами. Меня охватывал страх, представлялось, что кто-то придет и спросит: что ты делаешь, чем занимаешься, о чем ставишь и вообще, зачем ты здесь? Перед репетицией я готовила план и пыталась ему соответствовать, но каждый раз возникали какие-то мелочи, которые оказывались очень важными и значительными, они-то и уводили меня от плана. Желанию идти по заданному пути появилась альтернатива - следовать за нюансами, штрихами, которые возникали в работе. Я выбрала второй вариант.

перефразируя Хитчкока
Я всегда говорил, что текст должен быть как хороший фильм ужасов: чем больше места остается воображению, тем лучше.


все слезы и раны залиты небесной кровью над преломляющейся плоскостью туманов бродят души неукротимых мальчиков под вечерним дождем


- Как возникла идея постановки спектаклей о городах?

- Конечно, ставить спектакли на определенную музыку, когда твоя основная задача - следовать за ней, проще. Я шла за музыкой в работе над "Весной священной" Стравинского или сочиняя на оперную музыку Глюка. Потом началась иная глава в жизни. В середине 80-х мне позвонили из Рима и предложили поставить что-то об этом городе. Я растерялась, просьба казалась чем-то непонятным. Тогда родилась идея послать танцовщиков труппы в Рим на две недели, чтобы они посмотрели город, пожили в нем, прониклись его атмосферой, полазили по каким-то закоулочкам, потайным местам. Этот эмоциональный опыт, их впечатления воплотились в спектакле "Виктор".

Сейчас постановки о городах стали традицией, и почти каждый год появляются такие копродукции, вдохновленные разными городами. Это не рассказы о каком-то конкретном месте, а произведения о времени, которое проживают люди в этом городе, о нашем счастье и горе, о наших страхах и переживаниях.


Рассвет. Племя собирается на праздник Священной весны. Начинается веселье, пляски. Игры возбуждают всех. Действо умыкания жен сменяется хороводами. Далее начинаются молодеческие мужские игры, демонстрирующие силу и удаль. Появляются старцы во главе со Старейшим-Мудрейшим. Обряд поклонения земле с ритуальным поцелуем земли Старейшим-Мудрейшим завершает яростное «Выплясывание земли».

Глухой ночью девушки избирают великую жертву. Одна из них, Избранная, представ перед богом, сделается заступницей племени. Старцы начинают священный обряд.

Часть I. Поцелуй земли

Вступление
Весенние гадания. Пляски щеголих (Les augures printaniers. Danses des adolescentes)
Игра умыкания (Jeu du rapt)
Вешние хороводы (Rondes printani;res)
Игра двух городов (Jeu des cit;s rivales)
Шествие Старейшего-Мудрейшего (Cort;ge du sage)
Поцелуй земли (Старейший-Мудрейший) (Le sage)
Выплясывание земли (Danse de la terre)

Часть II. Великая жертва

Вступление
Тайные игры девушек. Хождение по кругам (Cercles myst;rieux des adolescentes)
Величание избранной (Glorification de l';lue)
Взывание к праотцам (;vocation des anc;tres)
Действо старцев — человечьих праотцов (Action rituelle des anc;tres)
Великая священная пляска (Избранница) (Danse sacrale (l';lue)


перепончатое пространство иссечено скальпелем жеста и артикуляцией молчания


между криком шёпотом и шумами невидимых сценических гримас рождается первый аккорд танца который позволяет уму репродуцировать дальнейшее скольжение души и воплощение её в перманентных метаморфозах движения



            вены иссечены абортами противоречий ссученными аккордами весенних прогулок по ночному Содому...


              сердце проституции истерзано образами чёрных дорог

всё дороги ведут к тайне всех четырёх сторон света иди к себе вращай ум свой и возвращайся к дому сознания своего
фаллосу знания своего
ирреальности невинности своей
преклонив колени глаз своих
блаженна ночь поэта смердит как дочь скелета
 то глаголет то молчит как ослепнет так кричит
играя стриптиз на скрипке парадиза
вальсируя мастурбируя среди стада свиней погребальный танец Дульсинеи бесполезной феи чьи груди облетают как листья
облегающий корсет осенних сумерек не помещается в ангельский кисет




- Как долго мы здесь будем?
- Пока не сойдем с ума.
- А тебя за что сюда?
- Я отказался поехать кататься на лошадях.
- И все?
- И ещё не захотел мастерить скворечник.
- Почему?
- Я просто хотел почитать.


начало астрального маскарада - хрустальный ад пепла, поцелуи в перерывах между инцестом и суицидом,  рукопожатия, машинное исступление, подкожный психоз

эта плоть заставляет меня ещё больше вожделеть и молиться плодить слепых арлекинов выкручивать суставы невидимым грешницам

любовь твоя спасается бегством - настало бремя ответственности перед самими собой

Во сне столько поцелуев хранится про запас.

Химера ночи умеет пробудить твоё полуживое сердце.


- По какому принципу вы отбираете танцовщиков в труппу - у вас много артистов с нетанцевальными фигурами...

- У меня работают танцовщики разного роста и разной комплекции. Про тела я не думаю никогда. Тело меня не интересует. Принципа - два. Во-первых, танцовщик должен хорошо танцевать, и не важно, какой технике он обучался. Техника - вторична. Самое главное - человеческие качества. Для меня важна какая-то гармония, исходящая от человека, то, что он излучает. Если в актере мне все ясно, то он мне не интересен. Он для меня уже прочитанная книга. Выбираю танцовщиков, которые несут в себе что-то такое, чего, быть может, и сами не осознают, но я чувствую, что они раскроются и сами себе удивятся. И я удивлюсь вместе с ними. Ну а то, что я специально ищу людей с некрасивыми телами, конечно, ерунда.

У нас нет важных танцовщиков и неважных, солистов и кордебалета. Во время репетиций вдруг кто-то становится главным в эпизоде или даже в спектакле. А в другой постановке он может оказаться незаметен на сцене. Зато в следующей - вновь исполнять ведущую партию.

В театре представлены разные поколения. Есть танцовщики, которые работают 15 лет, а есть и те, кто пришел в труппу три года назад. Доминик Мерси начинал со мной три десятилетия назад и сейчас работает так же фантастически. Он играет в коллективе значительную роль. Я часто использую его удивительные качества как профессиональные, так и человеческие. Он входит в ту небольшую группу людей, к которым я обращаюсь в случае сомнений. В театре - тридцать человек, и, конечно, в коллективе возникают разные трения. Доминик в таких случаях всегда приходит на помощь, деликатно, тактично решает проблемы. И он со мной не потому, что после трех десятилетий было бы некрасиво с ним расстаться. Нет. Он - человек, которого я еще не до конца познала. В нем еще так много возможностей, он - книга, которую мне еще читать и читать..




Идея универсального счастья несоизмерима с вибрациями изнасилованного сознания ускользающие отблески потребностей, целиком ограниченных жалкой человеческой природой.

Распростёртые образы отверженных монархов на каменном полу.

В сновидениях  музыка уводит тебя туда в мир, который так жаждет бога, что в произвольном порядке растворяется специфическая структура шокирующих откровений.


- Они уже умерли?
- Какая разница?


танцоры в холодном поту вырезают на телах своих имя твоё

ранним утром мы пьём шоколад вместо причастия а вечером наши поцелуи тают под дождём Вероны

Если она так прекрасна на расстоянии то как же она божественно красива вблизи



       Смотри на звезды
        Предсказывай прошлое
            И изменяй мир при помощи серебряного затмения

Разрушение – единственное, что постоянно в этом мире
Мы все исчезнем
Пытаясь оставить след более долговечный чем мы сами

Я еще не убивала себя и поэтому не ищу прецендентов
            То, что случилось до этого – всего лишь начало


                Циклический страх 
                Это не луна это земля
                Революция

Боже мой, Боже мой, что же мне делать?
Я знаю
лишь снег
                и черное отчаяние

больше некуда пойти   
бесплодные судороги души -
единственная альтернатива убийству


Чтобы выяснить, как я умерла, пожалуйста, не вскрывай меня
Я расскажу тебе, как я умерла




- А как вы относитесь к классическому танцу?

- Я люблю классический балет, если он хорошо сделан. И никогда его не отрицала. Но классический балет тоже не стоит на месте, он развивается, дает начало другим жанрам, и, наоборот, другие жанры его обогащают. Танец может жить в любых формах. Главное, чтобы он был талантливым. Кстати, многие мои танцовщики получили классическое балетное образование. Да и тренинг наших артистов происходит на основе классики, как у балетных танцовщиков. Он необходим, как здоровье.

   

- Когда-то на вопрос о том, что бы вы хотели себе пожелать, вы ответили: "Сил". А как ответили бы сейчас?


- Точно так же. Но тогда, десять лет назад, я ответила на этот вопрос не так быстро.

   

- В прошлый свой приезд вы танцевали в спектакле "Кафе Мюллер", продолжаете ли выходить на сцену?

- Я не хотела быть хореографом, мечтала только танцевать. Начала ставить спектакли, чтобы сочинять главные роли только на себя. Но прошло тридцать лет, а моя мечта так и не осуществилась. Танцевала я только в двух танцпьесах. Если для меня окажется роль в каком-то спектакле, то я обязательно станцую. А пока приходится ждать...


В постановке Бауш роли Орфея, Эвридики и Купидона исполняются певцами и танцовщиками (аналогичным образом поступил Баланчин в 1936 году и Марк Моррис в 1966-м). Балетмейстер поместила хор из 26 человек в оркестровую яму, в которой был сделан специальный настил. Но исполнительницы партий Орфея, Эвридики и Купидона поют на сцене, взаимодействуя с танцорами. Создается впечатление, что каждый персонаж - одна личность, хотя она воссоздается как пением, так и танцем. Художник Рольф Борзик одел певиц в черное, а балерин - в разноцветные накидки. Орфей танцует почти обнаженным - на нем лишь плавки телесного цвета. В греческом мифе боги разрешают Орфею спуститься за его возлюбленной в ад с одним предупреждением - стоит ему обернуться, и она исчезнет. Как известно, герою не удается справиться с собой, но Глюк вслед за Монтеверди сделал конец счастливым: Купидон прощает Орфея и возвращает Эвридику к жизни. Однако Бауш предпочла вернуться к трагической версии. В интервью "Фигаро" она признается: "Мой Орфей вовсе не герой, любовь делает его уязвимым". В вуппертальской постановке 1975 года Орфея танцевал Доминик Мерси, сейчас он помогал Бауш, передавая свой опыт двум новым Орфеям - Кадеру Беларби и Янну Бридарду. "Некоторые движения были им непривычны, - рассказывает Мерси, - пришлось как следует потрудиться. Есть вещи, которые даются с трудом именно потому, что они слишком просты, - танцовщик должен быть открыт и как бы обнажен перед публикой. Это не поддается веяниям моды".
Беларби согласен со своим ментором: "Никогда я не чувствовал себя на сцене таким обнаженным и внешне, и внутренне". Акцент, который Бауш делает на движения руками, вызвал у него ощущение полета между небом и землей. Беларби, которому исполнилось 42 года, ставит и сам. С одной стороны, он старался подражать Мерси, с другой - стремился сохранить спонтанность. "Доминик был Орфеем 30 лет. Мне пришлось проделать этот путь за два месяца. Я просил его позволить мне выразить себя, иногда наши отношения были непростыми, но я страшно рад поработать с Пиной. Это мой последний шанс, мне недолго осталось танцевать".
26-летняя Элеонора Аббаньято работала с Бауш раньше, но репетиции отнимали у нее много сил. "Работать было трудно, каждый жест отрабатывался до мельчайших деталей. Бауш заставляет тебя повторять до бесконечности, пока не добивается своего. Только после этого она дает тебе свободу".
По мнению Бауш, парижские артисты блестяще владеют техникой. "Мне нужно было от них нечто другое, я хотела, чтобы они отдавали себе отчет, что для них значит каждый жест. Все должно идти от сердца". Сценический результат - одновременно чувственная и лирическая хореография, великолепно гармонирующая с мистической музыкой Глюка.
Как считает директор труппы Брижитт Лефевр, жизнь коллектива теперь делится на два периода - до "Весны священной" и после. "Хореография Пины Бауш может исполняться классическими танцовщиками, но они должны быть способны к эмоциональному самовыражению через движение. В постановке "Весны" было достигнуто взаимопонимание между хореографом и коллективом. В "Орфее" возникла новая потрясающая алхимия".



мы отражаемся друг в друге, нас ничто не разделяет, пламя страсти перекидывается от тебя ко мне, нет ничего более непостижимее двух юных обнажённых сердец, притягивающихся друг к другу в благовонии опиума, непостижимость и невозможность таких близких связей такого порочного существования пропитанного энергией юности и любви, трудно подобрать слова, чтобы придать этим строкам хоть какой-то смысл. Такая нежность спрятана в каждом из нас
Мы вспоминаем, как мы вместе уничтожали ангелов в искусственном небе, ответственных за нашу бесплодную любовь…мы вместе верили, что-то, что нас связывает способно устоять перед смертью. Мы читали наизусть песни Мальдорора и впитывали запахи умирающих звёзд

Мы путешествуем бесконечно, лишённые прошлого, настоящего и будущего, лишённые Бога и воспоминаний. Мы как бы застыли на вершине своего падения. За нами исчезают слова и образы. Агония уступает место трансцендентности и музыке. Ангелы разлагаются в снах параллельных миров. Всё становится иным.



хрупкая тень маленькой Н её бледная осенённая луной полупрозрачная кожа , пробудившая моё онемевшее сердце. Я брожу по Голгофе, покинутый всеми. Я прислушиваюсь к движениям противоречивых фигур в темноте. Звуки обнажённых тел, ощущение внутри – я блаженно проклинаю её имя. Заклинаю и ненавижу себя. Кто-то был с ней в ту ночь. Кто-то был на распятии, вместе сней. Я ищу её. Отвергнутый влюблённый, истязаемый собственными желаниями, я стою на коленях на одиноком утёсе. Я печален. Ночь тает на глазах. Я спрашиваю у гаснущих чёрных звёзд. Где ты? Девочка – тайна. Девочка – призрак. Смеёшься ли ты или страдаешь; по-прежнему ли ты ищешь то невидимое, что недоступно даже сердцам, переполненным экстаза. Не в моей силе заставить тебя полюбить, но я хочу знать, где ты сейчас. Одна ли ты, как и я? Холодно ли тебе? Ищешь ли ты кого-то? Самозабвенно нежишься ли в лунном свете или утопаешь в лучах палящего солнца. Ты боишься, что если мы найдём друг друга, смерть разлучит нас? Грустная призрачная Н, самое нежное из всех известных мне человеческих существ. Твоё отсутствие способно разрушить мир. В какое блаженство меня погружают мысли о тебе. В такие мгновения боль отходит. Я слышу, как стучит твоё сердце, как капает твоя драгоценная кровь. Если я найду тебя, я не отпущу тебя. Знаешь ли ты, на что я способен, ради того, чтобы заключить тебя в свои объятия, перевязать твои раны, смыть следы печали, пота и слёз с твоего тела, прикоснуться к твоей обнажённой коже, связать наши поцелуи, умастить тебя благовониями, надеть чистые одежды…


"Обожаю запах напалма по утрам"
«Если честно, дорогая, мне на это плевать"
"У каждого свои недостатки"
 "Мы грабим банки"
"Вы трахаетесь за деньги"


Багряная жрица:  Змей воспламенится в тебе, ты пройдешь немного, чтобы оказаться в моем лоне. За один поцелуй ты возжелаешь дать все: но кто бы ни дал одну частичку пыли тотчас потеряет все. Вы будете собирать товары и накапливать женщин и пряности; вы будете носить дорогие украшения; вы превзойдете все народы земли в величии и гордости; но всегда во имя любви ко мне, и так вы придете к моей радости. Я поручаю вам предстать предо мной в единственной мантии и с богато украшенной головой. Я люблю Вас! Я жажду Вас! Бледная или покрасневшая, я, кто есть все удовольствие и пурпур, и опьянение сокровенного чувства, желаю вас. Наденьте крылья и пробудите свернутое кольцом величие внутри Вас: придите ко мне! Ко мне! Ко мне! Пойте восторженную песнь любви для меня! Возжигайте благовония для меня! Носите во имя мое украшения! Пейте во имя мое, ибо я люблю Вас! Я люблю Вас! Я синевекая дочь Заката. Я открытый блеск сладострастного ночного неба. Ко мне! Ко мне"


"Тото, мне кажется, что мы уже не в Канзасе"


Пространство сна растекается на твоих губах. Я хочу исчезнуть вместе с тобой, дождись меня, ты мне очень нужна, прости, что не могу снова быть с тобой остаться в твоём теле в тебе тебя, прости, что изменяю, но я пропитан твоей кровью, я хочу уйти вместе с тобой, туда, где слова исчезают во сне ночи, чтобы снова, каждый раз, по-прежнему искать твои губы, обмениваясь непостижимыми жестами, в тайной обители любви, освященной блаженством тысячи поцелуев, где ты всегда со мной, я вижу, как блестят твои глаза, и всё моё тело содрогается от твоих прикосновений, я слежу взглядом за движением твоих рук, как медленно они опускаются на мои плечи,…и её кожа отдавала нежным золотом зари, мы неизъяснимо стремились поглотить друг к друга в перверсивных эмбрациях…эти тела, которые истребляет экстатический голод ночей…тьма, из сердца которой на нас обрушивается рискованный свет похоти и безумия…


мы перестали репетировать любовь мы стали жить ею


Человек за всю историю так и не научился умирать вместо Бога или вместе с Ним как обычно всё получается либо слишком фамильярно либо слишком литературно



она стала пассажиркой в золотой клети ума Антонио Мачадо: 
                Однажды к нам в пути придет изнеможенье,
                и наша жизнь тогда - лишь время ожиданья,
                лишь смена жалких поз - ненужное волненье;
                ведь с Нею все равно не избежать свиданья.

она стала его музой в клетке она помещалсь у него на ладони и он играл с ней как с заводной птицей он говорил ей:


                ладони дождя хрянят твои поцелуи
ночь скорбит о твоём непрожитом силуэте
на самом краю одиночества я стою и прошу смогу ли улыбнуться смерти в лицо смогу ли плюнуть и удариться в бегство от тебя с беспричинным концом
в этих дряблых мученьях и раскатах грома ты стоишь и хохочешь или это слёзы бегут по моим щекам губам плечам слёзы кровь распятия прявязали меня к разлуке с тобою




Бессмертие давно вышло из моды но Вас я попрошу остаться в Шан Де БУ - здесь нет зеркал это место где встречаются наши умы и души.


В сиянье луны  где наши души поселены лицо твоё прекрасней осенней тишины


оно прекрасней тишины зимы


упругие губы тишины как шрамы которые плодятся на её теле я целую её увечья падая на колени глажу царапины ссадины и порезы всё её тело в шрамовидной туманности пропитанной хрупким дыханием Эроса


- А любовь всего лишь капля крови на теле матадора или шкура быка скрывающая твою истеричную наготу где она пока заря не застонет я не надену протезы и не пойду её искать твою любовь хоть она на костылях и в юбке


мы как Дионис и Ариадна наши поцелуи как струи прозрачного водопада


improvisando
я зачерпнул воду из горного источника её объятий
холод и сумрак
кровь на моих руках


слова мои опадают как листья и шипят в глубине золы
зима одиночество
и трупы ненужных слов вокруг


Я посылаю тебе жемчужное ожерелье,
Носи его с радугой и цветами.



Графиня фон Карольштайн:
Мы - Недоверчивые, утопающие в словах и лжи, матадоры в киммерийских сумерках за  кулисами Рая
Мы - Любители красоты с голодными глазами заблудившиеся в смертельных аллеях сновидений увитых ядовитыми плющами кошмаров пустивших в нас свои корни и розы под обезглавленными небесами на всю протяжённость сна в туннелях по которым скитаются души одноглазых поэтов и их палачей


мы беззащитны перед новым астральным затмением


Заросли шепота, и в нём прячутся
  боги, которых поглощает тьма и иные законы


Недоверчивые, утопающие в словах и лжи, матадоры в киммерийских сумерках за  кулисами Рая
Любители красоты с голодными глазами заблудившиеся в смертельных аллеях сновидений увитых ядовитыми плющами кошмаров пустивших в нас свои корни и розы под обезглавленными небесами на всю протяжённость сна в туннелях по которым скитаются души одноглазых поэтов и их палачей
Я вижу
Я слышу
Я не знаю, кто я

   язык наружу      
        мысль заторможена



эти глаза под тропическим ливнем в темноте блестели глаза игуан а они как тряпичные куклы в шкафу делали эти нелепые движения танго на операционном столе


Мальчики сбрасывающие свои тяжёлые короны с восходом солнца на их щеках снова выступает румянец их поцелуи оседают эхом под одеждой нет двух одинаковых членов
с неба сыплется тяжёлый снег труп на утреннем снегу вьюга должна замести мои следы


-чем человек снимающий трагедию отличается от  человека снимающего драму?
-один снимает море другой океан и если они не пересекаются то море сожрёт их как капитал
-Вы так политизированы да на небесах одни шрамы в подмышкх блохи в карманах дыры а алкоголь на него ты смотришь а потом скорбишь что его всегда мало в этой гавани я бы хотел оставить свою душу и без всякого страдания и без лишних голосов я хочу стоять и смотреть как развеваются волосы утопленницы кем она была и что носила шёлк вельвет или бархат а потом из её души вырывались слёзы и плакал поэт еле сдерживая душу караваны крови и мёртвые проституки пришвартовались к эитм чёрно-белым берегам а потом мы порвали струны и замолчали как томагавки глаза сердца и тела перестали кровоточить фазан хоронит пепел этих строк


Я послана неведомой трансцендентной силой

я одна из шести слепых девственниц-пророчиц Апокалипсиса

давайте же начинать карнавал

И я пришла к тем, кто  думает обо мне.

Я среди тех, кто ищет меня.

 Смотрите на меня те, кто думает обо мне!

Те, кто слушает, да слышат меня!

Те, кто ждал меня, берите меня

И не гоните меня  с ваших глаз!

Да не будет не знающего меня

нигде и никогда! Берегитесь,

не будьте не знающими меня!

Ибо я первая и последняя. Я

почитаемая и презираемая.


Готовьтесь!
ибо вы будете разбиты вдребезги и это придет чтобы уйти

Узри свет отчаяния
ослепительный блеск страдания
и ты погрузишься во тьму

И если разразится гнев Божий               
имена грешников будут оглашать с крыш домов
                Сара Кейн



«Умственные сдвиги, наваждения, кошмары и видения, намеренно вызванные наркотическими веществами, - те же маски; выбивая из рамок обыденности, раскалывая привычную скорлупу, они выводят на поверхность глубинные слои нашей внутренней геологии…»
                Андре Пьер де Мандьярг





Мозг жаждет дьявольского стриптиза Люцифер обнажённый прекраснее распятого Бога как Каин в Огне наращивает свою силу так и Нагота Утренней звезды вычёркивает из сознания понятие греха стыда и допустимые реальностью моральные ограничения.



Какая польза от неба если оно не расположено к Нам?



читая звёздные некрологи пить мучительную влагу его поцелуев инфицированную полночными изменами где телефон провод перерезан и тянется к изголовью рука с ножом кровавые кружева банты на пальцах

какая чувственная ночь кровоточит выблёвывая огонь из своих артерий


Какая польза от неба если оно не расположено к Нам?


Где-то вдали протяжные крики мучительной боли, я открыто блюю в ладони ночи, мочусь на свежую листву, широко распахнув окно,   Вытащи гвозди из моих ладоней, может, тогда у меня встанет, кто-то уверяет, будто он жертва любви, или  его  просто терзает раскаяние за некое неведомое преступленье, скрытое  в  его  темном  прошлом.




                Отсутствие ветра теперь не достигает нас.


Мир умер, да здравствует мир!



Я добровольно беру на себя бремя всего того, что кажется отвратительным, мерзким, ужасным, непристойным, чудовищным, опасным, чтобы облегчить ваши страдания при приближении к великому Пределу.
Герман Нитч

право больше не надеяться на чудо право больше не надеяться на чудо право больше не надеяться на чудо право больше не надеяться на чудо право больше не надеяться на чудо
милосердие у моих ног сестра сострадания повесилась после братского изнасилования больше не надеяться на чудо больше не надеяться на чудо белые члены чёрые лилии мы оставили рай позади ад раскрылся под нашими ногами нас обдувают ветры песок забивается под кожу я молод и моя совесть выщла вместе со рвотой слюной и спермой теперь я свободен а мой желудоу пуст откуда эти слёзы внутри тебя ты не одинок хотя я не прячу разочарование ситуация не из лучших но пока тебя спасёт твоя задница и не испугает тропический ливень твоя ****а в состоянии покоя ты молод и небо с грустью рушится в бокал с абсентом плюнь и иди дальше скажи мне наконец что нам делать со всем этим дерьмом:
с этой землёй
с этими обещаниями
с этими извращениями
искуплениями
искушениями
истинами ложью
днями ночами
членами
окнами
фарами
памятниками
облаками
осколками
слезами
снами
неудачными сценами силиконом
повешенными девственницами трупами мальчиков которых ты убил со карманами набитыми пороком и стонами совести за плечами
этими стенами богами детьми они все мертвы мертвы мертвы вопреки режиссёру и сценарию




Мы тонем в этом море нетленных эстетических таинств разливается и окутывает каждое действующее лицо этого мерцающего повествования.



Графиня Фон Карольштайн: симулякры дробят Эоны/Мы не узнаём своих марионеточных отражений. Символическая картина распада. Роса над пламенем. Каждая капля это квинтэссенция перевоплощённого садизма кислотного эроса. Пространство безучастно.


Нам необходимо найти исток проклятия этой бесконечной серафической ночи, которая стала для нас в каком-то смысле благословением. Я просовываю кулак в чью-то жадную глотку. Жестокость – ключ к сновидению-кошмару, которому не хватает крови.  Кто-то впивается в мою кожу, кто-то мной не замеченный.

Кто-то по-прежнему остаётся внутри, обезличивая себя, изживая себя до небытия.  Кто-то играет роль моего насильника вопреки моей воле. Хотя моё согласие здесь неуместно. Неумолимый лик обнажённого убийцы.


Формулы и фантазии иссякают. Я легко подставляю своё горло под его нож. Его горячий член упирается в мой висок как дуло пистолета.


 Бесконечное движение мучений.


истина как потухшая сигарета/тает в бокале тела-без-органов



чума - рана смерти её ключевой фантазм

симулякры расцвели повсюду как розы с лепестками - всё превратилось в синий бархат и красный шёлк даже наши тела и лица!!!

у этой ночи - 5 лун смерть никогда не закрывает балкона она вмещает это серое зимнее небо и кружится в пляске снегопада чтобы спрятать в нём своё молчание котро пригвождно к моеим ладоням гвоздями вечности


женские губы - вечная боль обмана блуждающие распятия хризантем


от прошлого остался один фильтр/будущее обломки костей/


Обезбоженные города/обезвоженные души нимф и разбитые зеркала памяти нагие карлицы спят они загнали свою похоть под кожу


инфицированные стриптизом Алисы мы спускаемся в склеп Джюльетты чтобы окончательно уничтожить добродель


история подделана/принципы агрессии неизменны/свидетельства нашего существования исчезают/как ненужные декорации/лишние абзацы жизни/


только безумие не оставляет остатка/в критические минуты я борюсь с собственным телом как с основным внешним врагом


Войнарович: Пытка есть совершенство, потому что страдание огромно, потому что вмещает мир.


Элюар: ты видишь меня в скорлупе застенчивости а я как гусеница Кафки продираюсь сквозь твою кожу кутаюсь в саван твоих ладоней и губ обнажённые крики расстояний кричат в такт нашим сердцам этот вечер красивый как прохладная тайна твоих грудей


Берроуз: Привычный мир меняет очертания. Может быть, в этой музыке мы найдём ответы.

   язык наружу      
        мысль заторможена

рассыпавшиеся извилины моего мозга

Где я начну?
Где я остановлюсь?
Как я начну?
(Така как я собираюсь продолжать)

Как я остановлюсь?
Как я остановлюсь?
Как я остановлюсь?

вес которого давит меня

На горле пунктирная линия
         ОТРЕЖЬТЕ ЗДЕСЬ

НЕ ДАЙ ЭТОМУ УБИТЬ МЕНЯ
ЭТО УБЬЕТ МЕНЯ И РАЗДАВИТ МЕНЯ И
     ОТПРАВИТ В АД



эти глаза под тропическим ливнем в темноте блестели глаза игуан а они как тряпичные куклы в шкафу делали эти нелепые движения танго на операционном столе


Мальчики сбрасывающие свои тяжёлые короны с восходом солнца на их щеках снова выступает румянец их поцелуи оседают эхом под одеждой нет двух одинаковых членов
с неба сыплется тяжёлый снег труп на утреннем снегу вьюга должна замести мои следы


Неужели ты позволишь себе быть сожранным этим палящим солнцем этой пустыней этой голгофой небытия?


хаотическое наследие травмированное ущербностью генома

Как я остановлюсь?
Как я остановлюсь?                Боль кинжалом
Как я остановлюсь?              Входящая в легкие
Как я остановлюсь? Смерть хватающая
Как я остановлюсь? За сердце

Я умру
      еще не сейчас
                но оно уже здесь

Пожалуйста…
Деньги…
Жена…

                каждое действие - символ

позор выстрелы и слова калечащие вызывающие символическое богохульство


Тень съеденного неизвестными каннибалами Орфея восстаёт с протянутыми руками из царства мёртвых. На инфернальной сцене появляются новые персонажи.


Маленькие мальчики из свиты Пана, отсасывающие друг у друга. Интерактивное меньшинство. Божественная безумная музыка.

Ты танцуешь под моей кожей, сумеречный мальчик призрак. Кости неба трещат. Я хочу изнасиловать тебя.

Всегда ли именно эта мысль приходит издалека, -  Из зоны насильственных сновидений? Или с территории искусственно парализованной застывшей реальности бессознательного?/Петля на шее/разрыв спинного мозга/струны мужского сердца/твой парикмахер убийца/твой стилист насильник/поры расширяются, но вместо пота выступает кровь/


я один в зрительном зале аплодирую сцене изнасилования/Приведи меня в свой сон, прямо к месту казни, любовь распята на площадях, выбей мне зубы, срежь мои губы, целуй мой окровавленный обезгубленный рот, рви мои впалые щёки, примерь на себя мою внешность, в голове тот же ментальный голос шепчет:


«Всё меняется, и все умирают».

Мы посягнули на пространство сна, а теперь должны платить за это

рубани скрути врежь сожги мигни постучи пари постучи мигни сожги врежь сожги вспыхни постучи надави постучи скрути мигни пари рубани сожги рубани врежь рубани надави рубани пари рубани мигни сожги постучи

             Жертва. Преступник. Свидетель.

врежь сожги пари мигни вспыхни мигни сожги рубани скрути надави постучи рубани вспыхни мигни постучи мигни врежь мигни вспыхни сожги постучи надави мигни скрути надави врежь вспыхни мигни сожги мигни вспыхни

утро приносит поражение

скрути рубани врежь рубани пари мигни вспыхни врежь скрути постучи мигни врежь рубани надави вспыхни надави постучи мигни скрути сожги мигни постучи вспыхни постучи пари сожги надави сожги вспыхни мигни рубани


старые ноябрьские простыни

его старческое сердце заржавело от алчности


его роль всегда в углу сцены


хризантемы бросают тени на твою кожу истерзанную лунным светом

Графиня Фон Карольштайн: Я ищу откровения. В них есть жестокость. Я считаю, что она от бога, того самого, которого мы потеряли из виду со времён грехопадения


Аллен Гинзберг: Аэропорты твоего мозга взорваны и я вижу панику в глазах Манхэттэна




Мальчик-первородный грех: Это сон тарантула чёрный паук сидит на клавесине и вальс плывёт над мёртвым городом похожи на склеп где разлучают невинные души.


              Этот страх слепит, оглушает, не даёт вздохнуть, душераздирающее бодрствование во сне, скальпель режет детские глазницы, рты зашиты, элементарный экстаз по всем правилам симбиотической капитуляции, метаморфозы неорганической жизни, наслаждение в чистом виде фикция, рискованная теория накануне самоубийства, светоносные капли крови в воздухе.


...сны чёрного света откровения нерукотворных стигмат смех мстительных кукол




сновидения лолит как я здесь оказался голова-свастика тело из ластика я закрываю а несколько мгновений глаза но всё равно зеркальный образ не пропадает зеркало плюётся кровью в моё лицо и нагие карлицы суицида заносят над моей головой свои топоры


дети готовят плети вооружаются даже шлюхи скормив кости голодным псам вирусы суицида повсюду пустые шприцы и трупами завалены мостовые они выплывают из под мостов нагло и бестолково скопившись на набережной мальчики меряются членами и стреляют по уткам Анетт показывает сутенёру новую грудь и он пихает окурок ей в зубы

смерть медленно сбривает нас с лица земли а нагие карлицы отчаянно мастурбируют пока мы исчезаем за бесформенными абстракциями горизонта


слушать исповедь своего инфернального двойника сойти с ума из-за банки томатного кетчупа доверться богу чувству Демиургу попытаться выйти за схемы полярного схематизма экстраполируя собственное безумие как бессловесную пустоту


Человек за всю историю так и не научился умирать вместо Бога или вместе с Ним как обычно всё получается либо слишком фамильярно либо слишком литературно


срифмоваь квадраты писсуары плевки и символы плодородия без всякой однополой борьбы

кровать жене
могила Сартра и твои волосы вокруг мен вокруг меня я сам становлюсь твоим отражением листопад шёпота и криков как птицы в ночи супрематические судороги


           протоколы вечности рабы онанируют в онейрическом сумраке действительности


кто ответит за этот тайный побег из искусственного парадиза


родиться в трюме и жить на острове или родиться на острове и жить в трюме? Где спокойнее и свободнее?


злые птицы со стеклянными глазами пролетают сквозь меня протискиваясь между рёбер они фантастически безобразны; утопленники просыпаются и галдят и так проходит каждый вечер.


лучше провалиться в ультрамирин мальстрема чем вечно блуждть по берегу в поисках приюта в этих звёздных сумасшедших ночах скрыты ещё боее безумные ответы чем я предполагал



мне снова снится золотая помада на  розовых губах и звёзды безумствуют наслаждаясь пленительной открытостью тела той возле котрой я истекаю кровью как поэт возле божественного лона это бесконечной красоты




   ты потерялся в божественной бессоннице и слышишь только  смех блуждающего Я в пустых комнатах ледяных кошмаров


    влюблённые взывают к любви, содомиты к содомии, оскорблённые к справедливости, перверты прославляют пороки, гермафродиты свои тела, насильники жертв, проклятые прославляют своё отчаяние, невинные своё молчание; найти работу, трезво оценивая свои шансы на жизнь, перестать торчать; в самый неподходящий момент, боль в спине, не позволяющая дойти пешком до аптеки, больше общаться с манерными ребятами из дизайнерского бюро напротив; 


Инфернальный концлагерь. Потусторонний Бухенвальд. Они ещё не знают, что такое смерть эти годы.

Люди играют в войну. И это со всей серьёзностью и хладнокровием. В этой мрачной комнате не видно стен.


Крикливые черепа отражаются во мраке зеркал.


Это напоминает лабиринт, из которого нет выхода.


Солнечное затмение в беременной плоти. Кишки новорождённых разбросаны повсюду. Голодные псы с кусками обглоданных костей шлюх. Трепет беспокойного сердца.  Золото вблизи, бронза дальше.   


              смерть бьётся в закрытые окна так начинается новый мир в пожаре и грусти скучный ритуал инцеста вопли в овраге члены в помойных вёдрах розы в ночных горшках и рвоте земля выжжена страданием неверных

          ты сбрасываешь кожу и звёздная пыль оседает на черепах тебя подменяют тебя берут в скобки и свежесть дремлющей плоти взрывается Воспоминанием Воскресением



    – Внемли мне, – молвил Демон, положив руку на мою голову. Облизывая рукоятку ножа с куском отрезанных гениталий на лезвии, я  как будто занимаюсь любовью с невидимой жертвой. Меня опьяняет запах. Экзистенциальная клаустрофобия. Фрагментарная лоботомия. Немой карлик мясник подаёт знак и заводит бензопилу. Свиные внутренности летят по воздуху.
Похоть творит свои собственные образы.

Бордели, святыни, превратившиеся в пепелища бойни.

Море нетленных эстетических таинств разливается и окутывает каждое действующее лицо этого мерцающего повествования.

Мы не узнаём своих марионеточных отражений.

Символическая картина распада.

 интеллектуальные гурманы и их неистовые вербальные провокации…неужели это норма…вселенское счастье, тающее на глазах…любовь господа твоего мощь *** твоего разбита в пух и прах…Мне снятся купающиеся мальчики. Их длинные ресницы касаются фиалок. Ночь хоронит их в хрустальных гробах своих ладоней.

Реальность это дерьмо всех несбывшихся возможностей всех недотраханных неотсосанных недописанных необмоченных. У меня аллергия на ложь в свете дня.



Кричащее истеричное солнце или торжественная грусть луны чей блеск ласкает кожу мальчиков купающихся в священном молоке Дианы. 

странные мальчики дают тебе последний шанс почувствовать, что ты ещё чего-то стоишь…времена меняются вместе с убогими канализационными мгновениям затишья перед бурей/



Мальчики ищущие ночлег с повадками игуан змеи украшают присутствие их в серебряной колыбели арены бульварных оргий. Сколько ещё можно терпеть этот кем-то заранее проплаченный нечленораздельный скорбный бздёж жизни?             


разве не могут слова падать на сцену как химеры танца как галеры с содранной кожей джонни помоги мне я умираю

 труп невесты был найден  за пазухой слепого арлекина она всё таки нашла его и поневоле стала зеркалом она стала надгробьем она стала мстительной стеклянной куклой теперь мёртвая принцесса навсегда останется рабыней арлекина



её груди как затонувшие корабли холодны и полны сокровищ


а вагина полна газетных цитат и семени убиенных поэтов

                Я пью отражённую кровь рассвета с уст того отрока чьи плечи охраняют меня от ветров и скандалов иссечённые благодатью шли мы чтобы узреть гипотетические механизмы сомнамбулических экстазов жертвам изнасилования делают аборты вне очереди по системе кошмаров доктора менгеле

вагины пограничных соблазнов страха



всё залито менструальным светом устрицы блаженствуют на скалах

              экскрементальные судороги крайней плоти оккупированных ландшафтов

уничтожь своими поцелуями мои глаза;


                Маятник замер,


Некий юноша, вскинул топор - и разбил вдребезги хрустальное сердце ангела с перебитыми крыльями


                страдая и пятясь


смотрю на себя как со стороны

                Ты и Я мы всегда Другие

                разбилась пурпурная плоть сна и плачет лик человеческий над морем и тонет беспомощный чёлн скорби в ледяном потопе вечности

у нас не осталось времени быть самими собой

Мы нищие блуждаем от тени к тени приговорённые одиночеством странники с глиняными масками приросшими к нашим лицам то, что плачет в нас мир без лика и названия медленное скольжение в бездну то, что внутри нас исходит небесной кровью

ночь перед нами в мольбе безымянной застыла когда мы вошли в её дворец где казалось Бога больше нет


безногая пророчица осела в моём зеркале где я запер её вот теперь она в гневе и швыряется в меня песком пеплом даже снегом она то же пыталась найти кости Арлекина в моей комнате но я с помощью нескольких некромагических пассов отправил её в зеркало-ловушку; если я накину платок всё будет кончено, но я всё же надеюсь,  что с помощью философского камня я превращу её в Боддхисатву например

         моя эрекция готова затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты.
 
мечты проституции и вспоротые груди статуй пахнут цветами и ветром/ и не надо кидать жертвы в соседний сад быть может мальчик тот истёк уж кровью ты застрелился но всё же маскарад и я прошу плени меня любовью пусть эти вишни стынут на ветру я медленно и верно иду к цели его упругий зад как ставни распахну чтобы играть ты смог на виолончели упрям стрелок что целится в меня секс как разновидность дуэли и тёмен райский сад где мальчики как листья опадают стрелок тот не успеет я сам спущу курок безмолвно тихо чтобы прокусив висок ни капли не пролить бы

                мы - порнозвёзды марионетки сексуального хаоса 21 века


расстрел Голгофы ментальными молитвами

лица отмеченные стигматой печали и губы отрезанные от улыбки

и лопаются отражения и в лабиринтах пепелищ лоботомии беременных сумерек

это глаза рук

монахи поджигают фаллосы и как факелы идут в склеп к влагалищу Алисы они погружают горящие члены в её разбухшее от испражнений тело

сомнамбулическая печаль распятий водопады дрессированных сновидений славят Бога мрамора и девственного пепла

лица безжалостных карлиц взорваны в клочья менструальным детством Алисы

хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент

блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти

саморазрушающиеся лабиринты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли


Умирающий Вергилий говорит о тайне механического умерщвления материи пережить смерть как анонимный артефакт который порождает смех и слёзы Эроса вначале и самоубийство в складках Гегеля на глубине жертвенного деяния которое проецируется на суицид Демиурга отдавая его в ведение природного процесса, доступного описанию.

стриптиз карлицы налицо

Выбирай, что тебе приятней - боль внутри или боль снаружи


что тебе ближе нож в сердце или рубцы на венах как напоминание о тех душных аргенинских ночах на побережье 12 дюймовых членах не загрязнит ли эта медитация суровую кровь наших небес?


жить, погружаясь в пустоту мёртвых сердец/жить, хладнокровно наблюдая за тем как ручьи наших благородных страданий рассеиваются, впадая в потоки криков, все ментальные уровни последовательно уничтожаются/жить, убив свою сифилитичную Дездемону/жить, продолжая схватку с деградацией собственного тела, отмиранием внутренних органов, жить в положении трупа, жить, в надежде обрести себе мужество подняться, жить, поменяв тела на новые маски, жить  в невыразимом смятении кислотного чистилища, жить, получив доступ к непризнанной жестокости ангелов/ жить, выскальзывая из себя, жить, разгадав все коды антропоидного фетишизма/жить, несмотря на то, что программа сновидений перегружена кошмарами/жить, наблюдая как зодиакальные паразиты вторгаются в силиконовые души мёртвых кукол/жить, созерцая как распадаются кожные швы и конфетти кишок выводят машины желания из строя/жить со страхом перед зеркалами/жить, видя, что боги насилия наладили телепатическую связь со всеми тайнами смертных//жить, чтобы, насилуя слабоумную карлицу, оттягивать оргазм/жить, жить чтобы ласкать отражение бога в зеркале/жить, самостоятельно уничтожая все регионы одностороннего существования/жить, растворяя собственное безумие в перерезанной глотке неба/жить с разрубленными членами задыхаясь от смеха пока раны начинают гнить, а сперма засыхать/жить, беззаботно глотая эхо войны, жить, мочась на изумлённых прохожих, жить, боясь себя больше, чем Бога, жить, несмотря на стремительную патологизацию обыденного сознания, жить, в ожидании Блудницы в пурпуре, жить, постоянно теряя себя из виду, падая навзничь и ждать, будучи уверенным, что кто-то всё же придёт сегодня ночью и наденет мою кожу/ жить, зная, что тебе больше нечем, и не с кем делиться, жить, разбрызгивая свою инфицированную кровь по холсту, жить, понимая, что мир спокойно забудет наши лица, жить, оживая только в стонах длинных зимних вечеров, жить, надеясь найти смысл в зрачках изнеженных гермафродитов


и лают на свет сновидения, сатиры ходят на руках, неукротимые мальчики висят в небесах и вся сцена горит холодным пламенем, мы опускаем тела в дома и входим во тьму коридоров, поцелуи пожирают миры, блаженство мёртвых фонарщиков, скатологические машины разносят смрад вплоть до короны Императора, привязанного к кулисам.

мы становимся убежищем для тех кто сделал из сновидений искусство

Пылающие Каины в небесном Освенциме глаза крошатся в ангельскую пыль рубцы истончаются рахитичные пальцы вечности застряли в волосах обезглавленной Лолиты пламя декаданса перестало ласкать ум больше не обжигают поцелуи Монтеверди Рембо выходит в открытое море графоманы топчут землю


я хотел бы проделать дыру в животе Кроули сквозь которую видна изнанка другого мира чтобы через неё выйти к стене инфернального плача к игрушечному Монмартру где раздаётся массовый плач гильотин


Реквием по невесомости

                почему обнажена бездна как грудь Джоконды сквозь которую видна изнанка другого мира

                внутри порванной вены слезы Господа внутри резаной шеи лёд подменил собой пламя

                музы бьются в клетях с

служанка после изнасилования превращается в пейзаж-материнский аскетизм беспредметного нарциссизма


                в венах безглазого самурая густеет семя венценосного дитя нам нужен его прах который обратит в золото наши видения

я вынимаю устриц из глаз утопленников пророки с птичьими головами  тушат лампы они душат нас голыми руками ночи выходят из берегов они сбивают замки и мученики сбегают с галер полюбовно у Ван Гога отрезало кисти теперь холсты горят отражая закат и румянец девственницы чья невинность у неё в свёртке под мышкой она хранит её для своего рыцаря чьи чувства превращаются в оружие и он находит минутное убежище у неё между ног.

               исповедь девочки-дауна вышедшей на панель после причастия у отца Гонсалеса


jcnfyjdbnt 'ne нет не то остановите эту вакханалию девушка с лицом карла маркса прошла мимо и её никто не заметил она помочилась на могилу Гогена и ничего не произошло

слепые Джоконды падают с крыш уши Винсента опадают с деревьев кто-то оставил отрезанный клитор на сковородке


о Анна Блюме

    Анна словно на Блюде твои золотые волосы и крылья твои распахнут двери в Собор Эротической нищеты

Слёзы Эроса рассыпаны как бриллианты они сверкают тревожным инфернальным блеском.


бесплатные сновидения расплата за приватизацию фригидных радостей цифровые распятия травмируют воображение...


Рокот прибоя -  волны выплеснули на песок одинокое распятие...


ОКУРКИ ЛУНЫ ТУШИШЬ О ЗАПЯСТЬЯ СНОВ ШЁПОТ БОЛИ ЗАГЛУШАЕТ МАГИЮ ПРИЗНАНИЙ на плечи твои ложатся длинные ресницы менструальных кружев переживания сумерек царапают кожу роз дыхание агонии пленяет

Ангел смерти убивает палача, каждый пожирает кого может. Проклятие ложится на головы как ясный нимб – опозоренная торговка детьми, умершая на кресте. Ей зашили рот, чтобы не оскорблять небеса жестокими молитвами. Издержки правосудия – жизнь как изжога в заднице. Обрати внимание на ещё живую плоть. Я покинул пределы смерти. Внезапно путь мой озарился вспышкой света, это необычайное сияние, тонущее во тьме.



Слепящий лик луны передо мной/аннигиляция мыслей в образах, в раскалённом свете звёзд наша кожа превращается в клубы горелой плоти, от прибежища к прибежищу, сквозь тьму и лёд, вслед за уважением к похороненным заживо, вселенная превращается в одно истекающее кровью солнце, и трясёт изнутри судорогами, и вырывается из горла немой вопль. Трещина ужаса пересекает фасад бытия от самого верха до основания. Горячие слёзы обжигают щёки блаженного самоубийцы.


Я видел, как рушатся древние тюремные стены, шлюхи в клетках визжат, плюются и кусаются.



Грехопадение логично с их точки зрения. Они питаются экскрементами, вытирая губы туалетной бумагой. Каждая из них ждёт своего часа. Каждая продажная ****а терпеливо ждёт своего часа. Оглушительный грохот рухнувших стен, крики, как рёв тысячи водопадов постепенно затихают в глубинах зловещего озера у моих ног, в водах которого безмолвно исчезают последние обломки жестоких образов.


Свободная магия искушения и  трансмутация, -  Конечности сводит. Я потерял след своего возлюбленного. Я иду туда, откуда дует этот нежный зимний вечер. Невозможно подавить в себе желание закричать. Упасть на землю, продолжая дрожать от всхлипов изнанкой всего своего существа. Где ответы, там нет комментариев, под кожей что-то болезненно бьётся…символы гротескнее мальчика с окровавленными губами, который насилует меня своими поцелуями, морская соль, застрявшая в волосах, привкус утраченного времени, которое отблёвывается от нас круговоротом смертей, которое мы пытались когда-то отыскать, последние слова прощания дают нам крылья, и мы медленно возносимся туда, где грусть так же бесконечна и беспощадна как этот янтарный дождь…





 Восторженные флюиды желания паразитируют на моём сознании. Я тоже хочу войти в неё. Отзовётся ли она на мои попытки. Но она нема и неподвижна. Она без сознания, внутренние органы деформировались. Передо мной изувеченное тело, запятнанное позором.


 существование смерти это симуляция тотального истощения плоти. На всех доступных уровнях похоти. Выкидыши мирских желаний.

 Свастика вращается в пустоте искусственного парализованного разума. Моя эякуляция на краю её смерти, в ассиметричном сердце сексуальности аннигилируется символический статус насилия.



…to madness, to madness, to madness, to madness, to madness, to madness, to madness, to madness,

                эстетика чулков и чёрных лент я заверну свою марионетку в шаль я выберусь из хищной неги сна и соберу банкет пусть мрачные сатиры ходят вспять пусть педерасты воют на луну царапины мозгов мешают мне понять как я давно обнять тебя хочу


            рты выплёвывают слова на песок как медуз кораллы устриц...

пурпур лживых сновидений ложится на холст твоего воображения но разум охвачен тленьем тебя опередила ночь



все слезы и раны залиты небесной кровью над преломляющейся плоскостью туманов бродят души неукротимых мальчиков под вечерним дождем

я вижу бессмысленную суету агонизирующих городов и их слабоумных детей, совокупляющихся на брачной скотобойне, потребителей, гниющих в собственной фекальной драме, толпы, ставшие заложниками собственных вульгарных желаний; одной желчи их пороков хватит, чтобы стереть в прах ангелов, я вижу Арто который всё ещё пишет мне из Родеза свои сомнамбулические послания, я вижу последствия многолетнего вагинального геноцида, изнасилованные лица сломанных кукол...

            вены иссечены абортами противоречий ссученными аккордами весенних прогулок по ночному Содому...


              сердце проституции проткнутое членами чёрных дорог


                распятые  гермафродиты которые преграждают твой путь суки неситесь сюда... сотрудники офисов устраивают облавы на проституток...


             равнодушие стелется как туман


                пролившееся семя войны верховная блудница оседлала Квазимодо



                Собор Парижской Богоматери превратили в приют умалишённых и сифилитиков кукольные протезы ампутация членов самых смазливых пленников этого содома когда шлюхи выходят из борделя собаки набрасываются на них маленькая уже тринадцатый член её губы распухли сопливая ехидная бестия засовывает себе в зад креветки играя с огромным чёрным вибратором а

                топи Луизианы пожирают праведников


Карлица проделывает в теле Кроули ходы чтобы выйти к Стене Материнского Мрака подобраться к Алькову Божественного Шёпота чтобы переступив через границу смерти и собственный труп сублимировать духовный стриптиз в виде спиритуализации и новых воплощений.



                серебряными нити тянутся наши кошмары сквозь рваные вены венских ночей бюджет шизофрении каденция


я зашиваю нитками рот Дэйзи чтобы она перестала решать судьбу грязных членов я захватил врасплох анус Александры тайна её имени смерть Пазолини



ПОЧЕМУ ОБЯЗАТЕЛЬНО УПОМИНУТЬ БОГА КОГДА В ТЕБЕ ЧЕЙ-ТО ЧЛЕН ИЛИ ТЕБЯ ПРОСТО ТАК ХОРОШО ЕБУТ КАК ЭТИ ****И В ПОРНО

покорить Вегас своей задницей как те мальчики с Таймс Сквер но тебе это не по зубам ты пидор-одиночка, влюблённый в андрогинных мальчиков и трансов с неприятными болезнями

Я с грустью думал о нью-йоркской осени о дыхании мальчика в чьих объятиях таилась такая опасная непредвзятость  мой Доминик когда он в парике и вечернем макияже я кончаю не успев надеть презерватив дешёвые потребности тариф на анальный секс холодный дом дня сквозные ранения мальчиков с вибраторами в виде распятий                сто двадцать дней без героина и мастурбации золотой дождь по воскресеньям и чёрные влагалища по понедельникам 

          нагие карлицы на гильотинах успеют ли они улыбнуться в ответ и вызвать сумерки или грозу?



  Как мертвая, течет вода,
     Не зажурчит, пути не спросит;
     Воспоминанья без следа


     Убийца снмает перчатки стирает отпечатки как проститутка смывает в никуда свой макияж и надежды - их губит и уносит ветер


размышлять о последнем часе когда поэма дописана и нож приставлен к горлу но это День всех усопших день вознесения Пазолини
   

вуали чёрных вдов венецианские зеркала вдовы меняют свои простреленные лица каждый астральный маскарад их души  заворачиваются в синий бархат

сутаны тени принимают формы распятий ночь обезглавлена грамматическими ошибками синтаксис препятствует приближение к пределу Ротко

галлюцинации оживают как подснежники тучи стонут и девочки страдают в пустынных ночах полных ветчины и маминого загара мне снится звук клавесина арто кусает губы и режет
Отринул я грехи былой судьбы,
     Отринул я грехи былой мечты.

сутаны тени принимают формы распятий ночь обезглавлена грамматическими ошибками синтаксис препятствует приближение к пределу Ротко


     Настал мой час - и отлетел, дабы
     Я в счастье не изведал полноты.



запястья влажный запах плывёт по холстам и простыни и сердца размоченные проказой и рвота в подворотне и пот бесплодного поэта чьи губы заплетаются в поцелуи невидимые бокалы в свете горящих как факелы ран никому не уснуть пока не затянутся пурпурные раны небес и не покажутся стены новых храмов




                куклы содома назначающие мне встречу не прощённые идолы соблазнов


кашель Джоконды наполняет вены проститутка падает с лестницы

      Сумасшедшая падает с кровати на циферблате 11 часов вечера огни Синдзюку сигареты прилипают к пальцам слюна молоко моча кто-то топит свою дерзость в подвале где черепа сутенёров говорят на мёртвом языке брызжат мочой как словами кровь стриптиза собрана на шесте распятия вся туалетная буржуазия смыта полночью золотым дождём



             кто ты мальчик часто дышащий в тишине член твой завеса тайны единственный ребёнок сестра отчим и оскопитель ты мой вожделенный полдень...


                глаза полны чёрной влаги...

прах слепого ампутанта превращает всё в золото не это ли панацея, философский камень
спрятан в склепе опальной богини


облака заперты на засов

               

///... дальше остаётся только Пруст – гейши затерянные в ледяных лабиринтах гигантские пыточные машины, редуцированный Вавилон сознания в городе гермафродитов возобновлены пытки напалмом семя суккубов застывшее на зеркальной поверхности зрительного нерва трупы зверей и людей набиты солярным пеплом страсть к насилию передающаяся по наследству клонированные содомиты пьют инфицированную воду небес мы беззащитны перед новым астральным затмением...


          занавес поднимается на сцену выходит слепой самурай и горбун, самурай одним ударом рассекает мечом горб как крышку гроба, из горба хлещет фонтан крови ментальный холод олицетворяет ночь инкрустированную синдромами сексуального бреда ненавязчивого оккультного мазохизма,


                ницшеанство подаётся в терапевтических дозах
догматы скрипят на зубах распятия зажаты в дверных косяках


             ещё одна уютная бордельная оргия шлюхи дауны трутся промежностями о статую Христа имитируя почти религиозный трепет от прикосновения к сакральному образу пытаясь постичь теологическую порнографию нарциссической нищеты


       Здесь нет автора. Нет даже текста.


Это не более чем иллюзия механизмы спектральной скотобойни


                бреши в стенах дигитального Содома вибрирующие органы хаосмоса



колыбель прозаического Демиурга его реальность – публичная вербальная экзекуция есть ли здесь автор если здесь кто-то кто пишет дышит и живёт кроме слов которые по-прежнему хранят молчание диалектика невменяемости вербальный мазохизм мир образов позади до него так трудно дотянуться рукой гордо вознестись над оккультным эшафотом прямо в объятья Зверя гипсовые ангелы с золотыми волосами тела горят как рукописи

пылающие свиньи в изумрудном делириуме

                привычки педерастов и

                другие

                эстетические

                мерзости


здесь нет актёров нет зрителей


                но    

немота актёров в чистилище


мальчики с горящими глазами устраивают стриптиз в мясницкой сексуальная бойня в инфернальном миноре нервозность стихий парализованный карлик с силиконовой грудью мастурбирует ветер разносит вопли как осенние листья публичный дом страстей господних слова облачённые в саван здравого смысла игра в куклы с детоубийцей лик Марии Магдалены бесцеремонно проступает сквозь образ Джоконды

               шизоидная драма бесчеловечных объектов   И



                ломаный английский Марианны Фейтфул и


манерные вокализы Энтони Хегарти который во сне был моим господином ласково отзывался на мои поцелуи и льстивые слова и сердце которое учащённо бьётся когда его член оказывается у моих губ
 

    и


                мы с головой погружаемся в ароматный пепел пробуждающихся желаний влажные тени падающих снежинок мы неистово целовались и наши объятия изгоняли страшные сны его язык тычется в мои соски я лижу его подмышки живот шею и целую ягодицы он прерывисто дышит в лунном свете

/голубоглазые шрамы исчезают вместе с гудками далёкого поезда/сканирование преступного разума/мотивация видна насквозь/ангелы по-прежнему кружатся над террасами/помнишь ли ты их жестокие непроизносимые имена/бездомные проходимцы за гроши устраивают спиритические сеансы/закат меланхолично поглощает тени белого отребья/вдали от людей, которых стирает из памяти время/к чёрту мир, его блага, все мученические венцы и непреходящую мудрость/мы говорили с Богом на одном языке/Он всех нас узнал и убил. Ибо встали мы на пути его, – простёртые ниц гордые обречённые страдальцы, мы вплотную подошли к дверям Эдема/к чему нам всё это/если мы и так чувствуем бесконечное счастье/мы вдали от мира/блудные сыны вечности/Земля окроплена кровью белых голубей. Иногда память не даёт покоя, иногда насилие действует как анестетик и лучшее седативное средство. Иногда невозможно вспомнить, где покоится труп очередной жертвы. Был ли это тот самый похотливый мальчик из прошлого или та маленькая неуверенная минетчица, анальный секс с которой почти довёл тебя до нервного срыва. Герои твоего романа заполняют пространство между свежих могил. Ненависть, нищета, песок, кровь и пепел, и мы, влюблённые в войну и насилие как в бога. Если не сможешь приехать, пошли мне свой член в конверте/я отвечу взаимностью/где бы ты ни был я всегда вижу твоё отражение. Мой пистолет всегда заряжен. Я ищу тебя в бесчисленных ритуалах смерти, ты – моё жесткое солнце, пролей кровь свою во имя отца своего, который презирает нас всех. Трахни меня. Сразу в задницу без всякой смазки. Не будь наивным, ты – настоящий художник, не доверяйся ни одному материальному воплощению своих страстей. Властвуй надо мной. Подомни меня под себя. Обрати меня в бегство, заставь меня забыть обо всех страстях земных и смертных грехах, которые ничто по сравнению с ласковыми ночными грёзами, которыми отравляет наши сны демон вожделения. Направляй мою окровавленную руку, благодать страдания, нисходящее на нас с небес, ослепительнее любых форм и смыслов. Я доставлю тебе удовольствие, сотканное из мгновений внезапной боли. Мир – это боль, рая не существует. Ласкать тебя значит испытывать твою плоть на прочность. Помнить, что дерьмо жизни не всегда съедобно, тем более приятно на вкус. Когда мы преодолеваем последние экзистенциальные препятствия, мы кончаем во сне, и мир позади нас исчезает. Половина меня навсегда принадлежит тебе. Отрежь мои гениталии, они распустятся в твоих нежных руках как цветок. Убийство не такой уж и хитрый трюк. Главное выдержать паузу между ударами ножа, выстрелами, и проклятиями. Бессмертие давно не вызывает у меня ничего кроме отвращения. Новому мессии требуются новые кровавые жертвы. Родительская любовь загоняет в рабство, от которого ты меня вызволил. Главное – это отсутствие памяти. Тогда твоя совесть может быть спокойна, - ты не вспомнишь ни одного самовлюблённого перверта, которого так недавно так ублажал. Я чувствую вонь после всех своих ночных молитв, когда, свернувшись калачиком на сквозняке, пердя от горя, я кричу имя того, кто нисходит в лучах жестокой славы, чтобы окончательно сломить таких как я/Теперь мне всё равно, в какую страну отправиться/какого бога попрать/в какого шлюхана влюбиться/какой болезнью заразиться/от какого одиночества страдать/прошу прощения, но женщины до сих пор вызывают у меня отвращение/опухоль неразделённой любви/Безумец хотел распять себя вместо Христа, он забыл, что человек без документов, - призрак. Мир изменяется, наполняясь нашим страданием. Блуждающее милосердие вянущих роз/активное пиршество войны/постоянная возможность внутреннего отравления богом/скрипичные струны лопаются/новый вирус убивает слух, зрение, сердце, память, волю и разум, а так же все наши нравы и попытки благоустроить общественную жизнь/южная портовая кровь/поцелуи во тьме/моряки не без греха/у каждого свои слабые места/чтобы выжить сейчас нам надо избавиться от меланхолии абсентом/этот мужской запах – источник жизни/приди ко мне/задай вопрос/возьми меня за руку/заведи разговор/покажи обратную сторону своей нежности/всё готово/нет ничего хуже начала/не всегда стоит верить диагнозам/иногда лучше разойтись по комнатам и тихо смеяться над ударами и подарками судьбы/со всей серьёзностью/больше не чувствовать себя молодым/выйди к трупу войны/ устрой сама себе изнасилование/Придёшь ли ты сюда завтра?/убийца всегда я/все наши порывы и устремления направлены на уничтожение скуки и скорби, мы,  – ничто, мы – искалеченные страданием старческие руки/застывшие в крике голодные, полные отчаяния, рты, жертвы жестоких катастроф, репрессий и эпидемий/опьянённые всеми ужасами нищеты, стыда и презрения/никогда ещё судьба так не улыбалась нам/любовь стоит слишком дорого/быстро нажитая любовь/первый выигрыш/арест и несбыточные мечты о справедливости и любви/разрушительный вирус, который подтачивает и растлевает всё, превращая самых благородных людей в отбросы, содержимое помойных ям/отправить телеграмму в Лондон/посмотреть на Ирландию/понаблюдать Японию/развестись с женой француженкой/в результате резни погибла половина населения города распятых шлюх/мы торчим, в то время как амбициозные карьеристы уверенно глядят в будущее/но что такое их будущее по сравнению с нашим настоящим/мальчик №15 подарил мне свои экзотические фото/вот он с револьвером в заднице/вот здоровый лысый пидор делает ему фистинг/вот его ебут двое/вот он дрочит перед объективом/последовательность событий не вызывает ничего кроме безразличия/СПИД на следующий стадии после ночи с бледным худым официантом/упрёки частных лиц/штаны расстёгнуты/решающий мяч/его так долго ждали/глобальное потепление/спасение обойдётся недёшево/Души изолированы от тел/гротескные стереотипы анальных фантазий твоего клона/ответный удар и фекальная драма происходящего приобретает новый смысл/обмякшие члены под лохмотьями/спазмы электрического рабства/видимая цель мутационной природы любви/скорость суицида превосходит все наши ожидания/ когда вечером мы насилуем ангелов/члены в огне/шлюхи на проводе/познание Бога ограничено синтаксисом уголовного кодекса/какие воспоминания остались у тебя о твоей единственной дочери, которая работала сестрой милосердия и так любила позировать обнажённой на скотобойне в присутствии непрерывно мастурбирующих мясников/следы от ожогов/царапины от острых зубов сделали её когда-то неприкосновенное тело произведением искусства/здесь, в тайной обители любви мы все равны перед визгливым лицемерием происходящего/толпы огнепоклонников совокупляются на пустыре/сперма брызжет на алтари/свечи гаснут в самый разгар сотен синхронных оргазмов/мнимые знаки псевдоудовлетворения/симпатия к низменной животности/клеймо безмолвия/частичная эрекция, спровоцированная эксгибиционистскими актами людей с известными фамилиями/пограничное состояние – неотъемлемая часть человеческого целого/элегантный мальчик, для меня он был посланником, существом иного мира, мальчик № 666/мы так долго путешествовали/города мелькали мимо/время мчалось/последние дни раненой осени, мы проводили дни и вечера за абсентом/это ощущение сексуальной нецелесообразности/мы отрешились от себя и своего прежнего состояния/в моих жестоких снах он возглавлял целый отряд карателей/ангелы входят во мою плоть, прорывая мою кожу/они плавают по моим венам/всё происходит само собой/ Мы запутались в интерьерах изувеченной плоти. Моя натянутая кожа издаёт нечленораздельный вой. Тень больной розы в сумерках изысканных метаморфоз. Тень съеденного неизвестными каннибалами Орфея восстаёт с протянутыми руками из царства мёртвых. На инфернальной сцене появляются новые персонажи. Маленькие мальчики из свиты Пана, отсасывающие друг у друга. Интерактивное меньшинство. Божественная безумная музыка. Ты танцуешь под моей кожей, сумеречный мальчик призрак. Кости неба трещат. Я хочу изнасиловать тебя. Всегда ли именно эта мысль приходит издалека, -  Из зоны насильственных сновидений? Или с территории искусственно парализованной застывшей реальности бессознательного?/Петля на шее/разрыв спинного мозга/струны мужского сердца/твой парикмахер убийца/твой стилист насильник/поры расширяются, но вместо пота выступает кровь/я один в зрительном зале аплодирую сцене изнасилования/Приведи меня в свой сон, прямо к месту казни, любовь распята на площадях, выбей мне зубы, срежь мои губы, целуй мой окровавленный обезгубленный рот, рви мои впалые щёки, примерь на себя мою внешность, в голове тот же ментальный голос шепчет: «Всё меняется, и все умирают». Мы посягнули на пространство сна, а теперь должны платить за это



                экзотические танцы ассасинов впечатляют своей телесной бескомпромиссной наготой, не прятаться,
                не зарывать члены в песок,

циничный маразм интеллигентной фригидной ****и тождественно её проклятию,


твоя нагота бросает вызов ржавчине листьев

                тупость человеческого ума создаёт свободную нишу для обездоленного инстинкта, драма одинокой проститутки, поверившей в божественную справедливость, она совершила крупную ошибку, выйдя на тропу войны, не исповедавшись,


                свежевырытая могила для американской мечты,


             проституция как привычка или дань ускоряющейся моде конца времён включает в себя элементы альтруизма и безрассудного саморазрушения,

 Любая жажда иллюзий вызывает тошнотворную дрожь.




 

убийца действует по ситуации, исполняя роль напоминания, вступая в счастливый брак перед очередным преступлением, мастурбация после долгих часов насильственного лишения невинности перед камерой, в присутствии чужих фантазий,


                отравление идеалистичным ядом морали,


                автоматическая исповедь насилия блокирует непосредственную энергетику вызова, социум немногословен, но у него свои претензии к кровожадному либертену, банальное желания утвердиться на скотобойне всех экзистенциальных смыслов, в каждом привлекательном индивидууме врождённая тяга к насилию,


                очередное убийство как акт ясновидения,

бессмертие свинопасов не дороже мраморной рвоты огненных небес


Леонора: Ах, что вы, сэр, ведь тень желанна только летом, я же вступаю в осень.


Агата: Но ведь Зло оно парит в воздухе, а тело мисс Марпл лежит в земле.


Ариэль: мечты проституции и вспоротые груди статуй пахнут цветами и ветром


и не уснуть в тени шлюхи чья мексиканская ****а раскрывается в сортирной видеоэкзекуции бездомного фотографа


эрегированная улыбка Джоконды провоцирует снегопад распятий оседающих на скальпах оскоплённых кастратов

Рембо в объятьях Гинзберга: вот выстрел - слышишь, милый , наконец он (Верлен) застрелился хотя повеситься хотел.

Гинзберг: Вой кастратов заглушит эту провинциальную трагедию ведь лучшие умы моего поколения иссушены безумием и война забрала лучших

Уальд, входя в бордель и видя мальчиков в странных азиатских нарядах: Тщательнее всего следует выбирать любовников. Гениальность выше красоты и не требует понимания.

никогда не кидайся на призраков с ножами ибо длинные тени ландшафтов вседозволенности оседлают трупы роялей и скелеты виолончелей пустятся в пляс в зале Красной смерти



фантазии истеричных медсестёр глаза висельников в окнах борделя мумфицированный рассвет туалетного секса публика заполнила лабиринты мёртвых галактик

забальзамированная Джульетта и её мумифицированное влагалище спрятаны глубоко в склепе невольно ликующих любовников палачей

проказа оживает в материнских сумерках тучи над Сан Франциско сплетаются с моими желаниями порнозвёзды  оживают с новыми ранами которые образуют звёздное пространств внутри холстов их тел

материнская рвота сочится из сердца Арто

перерезая солярную пуповину я сплёвываю смерть в галактический песок

простыни небес размокли от небесной лоботомии

подношения мертвецам чьи гениталии были тебе так дороги когда-то ты играл с ними в Бостонского душителя

стереть воспоминания о мёртвых и неудачниках когда твой член встаёт во мраке улиц благословлённый редкими вспышками бордельного неона

ты помнишь того мальчика-инвалида и его кукольный рот в который я периодически сплёвывал смерть перед каждым заходом солнца

ландшафты разрушаются поскальзываясь на рвоте висельников генитальные сновидения прилипают к вырваннным волосам манекенов чей искусственный разум плодит кошмары

сорвать маску с демиурга отрубить руку качающую колыбель ужас проецируется на сострадание врождённая кастрация всех органов без тел и крови эротизм трупных пятен симфонии внутренностей разбросанных по алтарю семя хаоса прорастает сквозь тишину катастрофического экстаза

К утру гениталии развешаны как лохмотья это апокалипсис для стервятников собаки лают на кошмары которые обернулись парализованными невестами в окровавленных саванах под которыми проступают иероглифические татуировки сновидений

прибежище палачей становится прицельным милосердием могил

гости садятся тебе на лицо они испражняются с комфортом



Иногда эти болезненные сексуальные опыты становятся достоянием толпы. Я вытаскиваю свою окровавленную руку из кармана. Я вижу мятущиеся души в исповедальне и блестящие от пота волосы куртизанки на подушке. Пространство плюётся обречёнными вселенными. На фоне роскошных закатов дым горящих галактик поднимается над безлюдными городами. Чёрные слепые ветра, набрасываются на мою плоть повсюду/это алкоголь в моей крови/в моей крови/в моей крови/плачут раненые аисты, звериные крики подрывают красоту искалеченной ночи, смешивая воедино краски голода, вожделения и страха. То, что мы никогда не имели. Малопривлекательные и незначительные вещи. Теперь это стало нашим общим абсолютным утончённым перманентным состоянием.


Призраки этого города вырастают у меня перед глазами ежеминутно. Ибо этот город – отражения уходящих во тьму, исчезающих, умирающих нас. В той узкой улочке, по которой одно  время  я  ежедневно  проходил, отправляясь на прогулку, меня каждый  раз  поджидал  стройный  мальчик  лет десяти и, дав мне отойти, шёл  следом,  не  сокращая  расстояния,  но  и  не спуская с меня своих горящих любопытством глаз. Для своих лет он был довольно высок, и его изящная осанка приводила меня в трепет. Густые черные волосы разобраны на прямой пробор падающие на мраморной белизны плечи. Я вижу из моего окна лишь всё новых призраков, скользящих сквозь густой угольный дым. Когда твой любовник нежно сосёт, когда он прикусывает грудь до соска, ласкает напряжённые мышцы шеи, ты больше не чувствуешь того одиночества, которое принёс с собой утренний туман. Ты чувствуешь дрожь и трепет, прикасаясь к его плечам, рукам и бёдрам. Кроме всего этого предчувствие ослепительного пожара, который охватывает всё, уравнивая рассвет и ночь. Так освобождается скованная прежде похоть. Что может быть интимнее поцелуев мальчика шлюхи, которого влечёт запах твоего семени и тепло твоей кожи. Он подобен божеству с огромными голубыми глазами, в белоснежной одежде. Когда он покоряется твоей жестокости, когда он самозабвенно отдаётся твоим ласкам. В нём моя родина и моё сердце. Успеют ли мои память и сны проскользнуть под его кожу, пока он ещё жив. В тайной глубине это посмертного шанса. На вечность времени не хватает. Его поцелуи как семя богов открывают двери безумию, в котором рождается любовь. И моря, и небеса влекут к мраморным террасам и сонмам свежих алых роз. И это становится вашей собственной историей, бесконечной ночью и часами, не показывающими время

слепые манекены тянут руки и улыбки трескаются на лицах и маски падают с потолка Калифорния горит под ногами гости садятся за один и тот же рояль они мастурбируют ногами умирая от голода на прощание не забывая про маникюр вскоре партитуры закричат и Арто охрипнет отражения сожрут зеркала пальцы отрежут страницы тьма примет форму твоего тела

выбери самый большой крюк ты станешь мясным распятием

обглоданные кости святынь мясники начали марионеточную войну с отражениями карликовых богов лабиринты полны отрезанных голов черепа застыли на рукоятках пламени

дети с простреленными лицами тянут к нам то, что когда-то было их руками а теперь это нечто аморфное гипертрофированное как смех целлулоидного мира лопается на глазах

МЫ ВСТУПАЕМ В ЗОНУ АРХЕТИПИЧЕСКИХ ФАНТАЗИЙ ВПОЛНЕ ЛЕГАЛЬНО УТЕПЛИВШИХСЯ В ЖИВОТЕ НАШЕГО МОЗГА.

эрекция летучих распятий доводит до оргазмов реликвии суицида стоны анусов исторгают красоту ада разрушение пульсирует фекальными каплями дождя маленькие гробы вмещают чахоточные тела убийц борделя

я выковыриваю смерть из под бархатных ногтей девственниц я рву в клочья обагренные кровью Джоконды портьеры ночных улиц

под проливным дождём Ада Данте выходит сухим утопленником и его простреленное тело принимает форму распятого гермафродита

Тряпичная девственность сестры которая вмещает пулемёты в хрустальный гроб своего тела чахоточные стоны бьются о стёкла дымящихся анусов эрекция тела очищает красоту лающих Джоконд

                и хаос восстал на хаос

вымети алчных ангелов из ануса вечности сердца клоунов раскинулись в садах беззаконий тщеславие лунных уст усыпляет монументальное благовоние церквей

забинтованные молитвы выступают на горизонтах распятий невидимое оружие Содома губы впиваются в воск ножей фаллические бритвы режут шёлк небе ввинчивая поцелуи в холодные тела инфицированные бездны куда сваливают туши и трупы мясников

расстрел Голгофы ментальными молитвами

лица отмеченные стигматой печали и губы отрезанные от улыбки

и лопаются отражения и в лабиринтах пепелищ лоботомии беременных сумерек

это глаза рук

монахи поджигают фаллосы и как факелы идут в склеп к влагалищу Алисы они погружают горящие члены в её разбухшее от испражнений тело

сомнамбулическая печаль распятий водопады дрессированных сновидений славят Бога мрамора и девственного пепла

лица безжалостных карлиц взорваны в клочья менструальным детством Алисы

хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент

блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти

саморазрушающиеся ландшафты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли

                гротескный юмор человеческого существования загнан в угол парадоксальным каннибальским голодом разочарования во всех институтах власти, дуэль после первой брачной ночи, выстрелы судьбы на поражение,


                романтический привкус лёгкого гомосексуального оттенка в мечтах и планах,



             кухонный нож заменяет собой интерес к современному миру, интервью священника после вскрытия первой жертвы, его детальный рассказ об изнасиловании после первого причастия, любое непосредственное столкновение с реальностью лоб в лоб необратимо воздействует на цинизм возведённой в степень условности любой умственной модели,

         труп Мэрилин в твоей постели, ещё один гарантированный оргазм зыбучие пески сновидений, кошмарная некрофилия литературного мракобесия, идиотический гламур толпы сифилитичных стриптизёрш, позирующих для слепого фотографа и немого журналиста, парализованный следователь вдохновлён сюжетом о задушенной при невыясненных обстоятельствах официантке, работающей как агент ФБР под прикрытием, дрочи и помни о сломанной челюсти общественной морали и, чувствуя, как экстатическая амфетаминовая мысль стреляет в мозг прицельным приходом с силою 38 калибра.

на след странице вы увидите каплю крови

Удушливый ропот безмолвных ртов

Перманентное состояние хаотичного многоканального изнасилования.

            Разрушительное пламя, сжигающее сердца людей и ангелов.


               Слышится музыка расчлененных телесных вибраций, когда плоть срезается, и вырываются вены. Ничто не успокоит наэлектризованную бушующую похоть.


                Глубоко внутри лязг крови. Следы пустоты и безумия,


                ШАЛТАЙ-БОЛТАЙ собственной персоной,


                декорации в крови, амнезия убийцы, угрозы со сторон внутренних врагов, мраморные тела, заключённые в колыбели, когда ты то же там будешь?



Агрессивные тени поцелуев прилипают к нашим губам. Сначала мир рушится в мечтах, потом в словах и образах.

                Сейчас мы, лишившись памяти, обретём знание, конец наступит как раз вовремя. Земля с радостью примет полуразложившиеся тела своих жертв.

                Мы прячемся за линией горизонта. Зодиакальные свастики умножаются в пустыне обезглавленного неба. Состояние хаотичного многоканального изнасилования. Во мраке одиноких камер призрачные голоса, молящие о пощаде, хотя никто здесь не хотел бы сменить ни тело, ни душу. Я должен был тебе обо всём рассказать, предупредить и сказать, что эта тьма даёт совершенное безопасное безумие, невозможность познать собственную сущность, дарит особую маску, которую никто и никогда больше не в силах сорвать. Мы надеваем яркие балахоны.


                Пышная оргия на глазах у бога.

Демиург уснул. Капли нашей крови на его висках. Тишина ранит своими крыльями. Я один, даже эхо меня отвергает. Я закрываю глаза. Раскалённая знойная пустыня. Я исчезаю. Только следы. Возможно, они уже здесь. Те, кто пришёл, чтобы завладеть моим телом. Паразиты сознания. Я теряю человеческие черты. Я больше не двуногая мразь, я животное в собачьем обличье, я стою на четвереньках, слюна течёт по подбородку. Пульсирующее наваждение другого реального существа, которым я стал. Этого превращения ждали многие. Но никто не заметил, как быстро это произошло с моим телом. Я собака. Я животное. Жертвенная тварь. Собака бога. Как будто едкая струя мочи обдаёт твой мозг, это состояние, такое живое и необъяснимое, не испытанное ранее, способность к возвышенному созерцанию, сознание расширяется, уровни реальности размываются, возникает спонтанное желание странствовать по призрачным внутренним ландшафтам, здесь и сейчас, видеть самые изощрённые фантазии изнутри, оказаться в их психическом центре, отсюда видно как восходит чёрное солнце. Как иллюзии скользят по поверхности.


Возможно ли обрести тайную силу на побережьях смерти. В стране приливов, в этом Аду печали, в совершенстве ночи, где безумцы с короткими именами поют песни незнакомцам, члены тянутся к членам, а любовь больше всего гармонирует со смертью. Воспоминания рассыпаются в жарком мраке нашей постели. Это член, который хочется мастурбировать. Вот, где настоящая красота и поэзия. Юный член, прекрасный как прах расплавленного солнца. Любовь есть закон. Любовь ниже воли». Мальчики, изваянные по образу плоти и крови. Обнажённые мальчики бунтари, слившиеся с бледностью гаснущих звёзд. Каждый из них не более чем универсальная идея, идеальное воплощение целой параллельной вселенной. Постоянное саморазрушение, фанатизм вечного возвращения, –  кроется ли за всем этим ещё что-нибудь иное? Как никогда повседневная реальность близка к банкротству. Абсурдные частности вживаются в нас при каждой попытке сохранения адекватной реакции. Влюблённый мальчик, превративший мою жизнь в пленительный ад. Я жду тебя и оплакиваю минуты одиночества. Сегодня я люблю тебя и призываю тебя посетить храм моей прозрачности. Я хочу пребывать в твоих руках как сорванная тобой роза, пока вино не обратиться в кровь снова. Первый шанс анонимного выживания. Соблазнительная видимость наших нагих тел подобна монументам среди галлюциногенных руин. Секс может быть важен, но только в том случае, если ты не чувствуешь боли. Если ты понимаешь, что только предательство приблизит тебя к свободе. Любовь есть закон. Любовь ниже воли».  Если я прикончу тебя, то никогда не забуду. Сейчас ты отдаётся мне в последний раз. Я ещё раз докажу тебе свою бесконечную любовь, когда это острое холодное лезвие найдёт горячую возбуждённую плоть. Когда он войдёт в него по рукоять. В лунном свете кровь меняет свой цвет. Это обман зрения и  разума. Эта возможная любовь, не ставшая реальной. Я надеваю терновый венец и встаю на четвереньки во мраке пустой комнаты, в животной непредсказуемости я крадусь как послушный пёс к своему невидимому господину. Я хочу знать, кто управляет моим сознанием. Это не человек, не свинья и не ангел. Я знаю, что это существо хочет меня трахнуть. Но я не уверен, что оно где-то рядом. Я даже не знаю его имени. Я смотрю в зеркало и, возможно начинаю подозревать, что в этот момент я ненавижу себя даже больше, чем Бога. Это не развлечение, это предательство. В конце цивилизации нет нашей вины. Великое одиночество настигло нас, как разрушительные последствия экстатических опытов. Вечно новое видение мира в каждый миг своего существования, и в созидании и в разрушении. Знакомство с бездной никогда не проходит бесследно.

Кровавые лезвия торчат из пастей псов. Второе пришествие Алисы в страну чудес. Напрасные попытки бегства. Опущенные ресницы мальчика с окровавленным членом. Из раны по-прежнему хлещет кровь. Что он нашёл в объятьях портовых моряков и молодых офицеров, которые соблазнили и прикончили его. Мы, пленённые рабы, загипнотизированные движением собственных фантазий, выставляют на показ своё отвращение, свои деформированные члены, невыносимая эрекция, существующая сама по себе. Неотвратимое презрение к самим себе превращает их мир в разрушенный идеал. - Это, наверное, тот самый лес, - размышляла она, - где нет никаких имён и названий. Интересно, неужели я тоже потеряю своё имя? Никаких имён и названий, больше никаких имён и названий…Мир – это труп бога, его символический образ. История одного из безумств бродячих акционистов. На сцене тела моделей, забрызганные масляной краской, кровью, песком и пеплом, несколько дрессированных мальчиков шлюх, трахают себя острыми предметами, внимая тотальному зову похоти. Потрошитель свиных задниц в маске театра НО вскрывает очередную тушу. Когда красота самоуничтожается, остаётся только холодное презрение. Я спросил у своего спутника – какова же моя вечная участь? Он сказал: «Между чёрным и белым пауками». -Разве десять ночей теплее, чем одна? Ищите Гортензию. Что следует раньше, смерть индивидуума или смерть мира, смерть иллюзии или реальности. Его первая страсть - животные, его вторая страсть - зашивать девочку в кожу молодого осла, ее головка торчит наружу, он кормит ее и заботится о ней, пока кожа животного не сморщивается и не умерщвляет ее. Из всех чудес, которые видела Алиса в своих странствиях по зазеркалью, яснее всего она запомнила это.


Действовать, не обращая внимания на содеянное. Грешить против света и тьмы, сделав из бога честный бизнес. Секс, моча, пожар, старая сладкая песня любви. За пределами Времени. Огонь чёрного солнца, его неуловимое тепло, вспышки света, запах горящей плоти, капли спермы на загорелых телах, пронзительные мелодии флейт, ночь продолжается, я ложусь рядом с мальчиком, тем, кого мне придётся вскоре убить. Я объявляю ему о своём решении. Его нежные черты, бледность лица. Странная совершенная грусть взгляда. Моя любовь не имела начала. Моя любовь была беспощадной. Когда я начал насиловать его, я понял, как он был дорог мне. Каждый сантиметр его плоти я подвергал неимоверным пыткам. Я долго пытался разобрать слова, вырывавшиеся из его окровавленного рта. Его крики, переходящие на шепот. Он признался мне в любви, и я проломил его череп. Его сердце ещё билось в тот момент, когда захрустели кости. Я продолжаю трахать бездвижное тело. Моя страсть срывается с цепей. Я ласкаю каждую окровавленную часть его тела. Я владею им. Я могу делать всё, что угодно. Пока у меня есть желание. Я исполосую его лицо острым лезвием. Я уничтожу его черты до неузнаваемости. Я не буду делить его красоту со смертью. Любовь, безумие, смерть, три священные вещи, ради которых стоит жить. Вещами, за которыми прячется совсем иная метафизика.


                Клеймо фантазма и блевотина лунных псов,


одинокая истерия тщеславия и пророчество бойни разрастаются до бесконечности. Так же как и вечность, окроплённая кровью Христа, обнажает свой непримиримый оскал. Рай – пропасть. Конвульсивные извержения менструальной лавы, ангелы, растерзанные на алтарях тайных соборов. Проклятие неутолимого голода над уровнем моря. ам проституции засекречен склеп Св. Сесилии - богини-покровительницы беспредметного разврата не найти без узнавания тайных знаков


не растрачивай свою семя впустую ты, сучий сын, ты всё же Дитя того, кто создал Всё Это Дерьмо, если ты всё ещё веришь в сказки этих страшных времён; потные жопы рабов не стоят твоего вмешательства или тебе нравится унижение которое ты испытываешь ликуя вылизвая их третьесортные анусы полные птичьего помёта и чужой не высранной вовремя спермы


скотоложество обещано на 64 странице но она ещё не написана



разрыв реприз

 Что значит неизъяснимое, которое скрывает всю полноту непостижимости происходящего. Тела, растянутые между лабиринтами зеркал.

Бог – это лай моего духа, протез моей совести, пробуждающий торжественный оргазм генитальных глубин. Голоса исчезают в трепете листвы сердец и сомнениях небес. Сколько времени мы прожили без покаяния и причастия? Зелёные волны абсента накатывают на белоснежные тела мальчиков с окровавленными ртами, в корсажах похотливых роз, лучшие умы поколения питаются падалью, один сад, два трупа, солнечный луч, мескалин, окно, из которого кто-то выбрасывается, гудок поезда, под который кто-то бросается, петля, которая на чьей-то шее затягивается, морг, в котором твои жертвы разлагаются, от богатого содержания наших сновидений разбегаются крысы, убийца взял меня за руку, и мы покинули этот город, этот асимметричный Амстердам, в котором мы похоронили бога. Мы расправили свои крылья и канули в Лету. На заре тела рвутся в клочья, никто не замечает случайных членов на тротуаре; слепые прохожие давят наши ****ские гениталии, втаптывая их в грязь; потрескавшиеся груди с отрезанными сосками на фоне ехидной улыбки Джоконды и химерические грёзы ДаДа и драгоценные руины летнего зноя циничный заговор проституции, вереницы феерических образов, повозки полные детей с загнивающими ртами и вырванными глазами; и мы , - обречённые  комедианты, стоя на коленях, сосём молоко из дряблой груди юной Дианы, мой член умрёт сегодня первым в глотке последнего беззубого ангела с обрезанным членом и крыльями. Вот она посмертная слава бездушного оргазма. Эта молитва как кровопускание. Эта инфекция  - ответ бога на все твои попытки обратить его лицом к тебе.

этот особенный запах экскрементов девственниц их выделения и мазохизм плечевых суставов хочется подставить рот под их струи эти стройные водопады нежного бздёжа и мочи струящийся по бледным длинным ногам здесь реальность становится ирреальностью сознания, реальность, узурпировавшая сознание, когда твой язык касается очередного члена ты понимаешь, что если даже ты не стал одним из этих пидоров то в лучшем случае ты бисексуал...ты ставишь её на корточки и твой обезумевший инструмент с готовностью постигает анатомию её зада... ты можешь отсрочить оргазм можешь произвести на свет ещё одного ублюдка можешь продолжать жить как ни в чём не бывало...но её член навсегда врежется в твою измученную память...она глотала всё...ты знал, что так будет...переживания излишни и скудны...но твой бдительный сон полный этих гротескных иллюзий,  это всё исполнится, когда ты сам начнёшь принимать гормоны кем ты станешь...но если у тебя будет хорошая грудь, они тебя найдут они трахнут твою совесть и, может быть, ты окончишь свои дни именно там,  куда тебя привели твои подлые желания и мечты... в тупике святотатственного невежества сносившихся идеалов среди потрёпанных затасканных фото этих беспринципных шлюх чуждых идеи нормы и моральных атрибутов именно такова та вульгарная пародия на действительность чьё вожделение движет тобой и во время созерцания прекрасных отходов человеческой мысли






Возможно, бог и есть тот незаконнорожденный ребёнок чьё имя запрещено произносить вслух, тот плачущий мальчик истерзанный седыми мужами, и где же этот обещанный долгожданный hell on high thighs blody lips my head between steel wheels some of my favorite girls prefer real dirty work someone is bleeding and Jenny is just dreaming let them bleed your small cold sticky fingers in someones cunt sad fuck only you got me rockin dumb pissed and loaded black light straight from your virgins cunt black heat of you raped sisters heart пусти по ветру слюни развей тоску по девственности и надежду на заново обретённую невинность it seems that I am beginning to see the light in your ass inside your guts in ithe graves of young sluts палачу не хватает смелости и правой руки у каждой жертвы свой дипломированный убийца головорез со стажем во тьме кровь быстрее исчезает в тишине сперма быстрее закипает когда ты молчишь слёзы быстрее высыхают когда двое терпят кораблекрушение это уже слишком зря ты демонстративно режешь своими поцелуями мои вены и бросаешь камни в открытые окна обнажаешь свои прелести и крадёшься на четвереньках к моей постели муза моих игрушечных кошмаров между нами одни междометия скрипящие двери ржавые замки и нагие простыни скрывающие спящие тела и похмельные поцелуи не старайся завоевать свободу это давно вышло из моды у это дряхлой суки стало мало поклонников и рейтинги снизились Проникнуть за плоскость его ладоней за потусторонний горизонт его губ за шиворот его тела выпорхнуть в открытые от ужаса глаза арлекина сквозь призму хаотического равноденствия бог вряд ли импровизировал вначале творя этот идеальный мир и вообще он вряд ли такой фрик как ты думаешь

мы ходим под чёрными взглядами бога, но мы не отражаемся в зеркалах Христа…юноша с тёмной кровью, в его глазах отражается грусть падших и надежда покаявшихся…его плоть не обижена тёплым лунным светом…мальчик, ищущий мой голос, дверь балкона распахнута, я слишком хорошо понимаю жизнь, поэтому так тороплюсь с ней покончить, моя смерть так симметрична, интимна и откровенна со мной как бледный мальчик, этот ослепительный ребёнок с золотыми волосами; всё кончено, партия сыграна, я выбываю из игры добровольно, менять здесь больше нечего, мебель, которую ты вчера так бережно передвигал, сгорела… где-то вдали бежит обнажённый мальчик…полюблю ли тебя я снова как умел любить когда-то… на моих губах остывает последний поцелуй, мне ничего больше не надо, я наношу вечерний макияж, целую своё отражение и выхожу в сумрак ночного Рио, огни борделя таят в себе столько печали и блаженства, этот мальчик из Сантьяго как цветок, его тело обвенчано всеми оттенками похоти и печали, я погребу его в чёрных, чёрных водах своих безрассудных объятий, этот мальчик такой же затравленный изгой, как и я, бредущий по тропе времён с высоко поднятой головой, о мой дорогой, стоны моей потрёпанной плоти не разочаруют тебя…I  enjoy pee of this Angel in my mouth...there is no more human aim in my brain...любовь погибла, она скрыта от меня густой пеленой холодных туманов, падших звёзд, она утонула в бездне ночных небес, она скрылась за всеми мольбами, обидами, травмами, шрамами и закрытыми окнами…обезумевшими часами мы находим утешение в боли, печаль и дождь гонят нас к лунному водопою…плач гитары, наши разбитые хрустальные сердца полны слёз в сумерках Гранады, а ты юный и бездыханный всплываешь со дна печали, и я кладу тебя на эти влажные от морской пены простыни, глотая слёзы, бережно укутываю тебя, бессильный что-либо выразить словами…мой член снова в крови…я называю это дружбой…удачной ночью…хорошей еблей…я слышу хруст костей Христа…я просыпаюсь…и перед моим внутренним взором проплывают призрачные образы, которые не видит разум…грусть золотых лагун и солёных рассветов…прирученные архангелы и танцующие тени ночного моря…в час полуночной мессы я робко коснусь твоего тела среди всего этого сумеречного плена и застыну среди мрака и тлена, очарованный пролитой на нежный мрамор свежей кровью… аист возникает в дрожащей тени вязкой ночи, и выклевывает глазницы мертвого цыганенка….


моя любовь слишком рано погубила его трепетное андалузское сердце…соловьиные трели вторят вздохам странных мальчиков в белых платьях…их волосы ложатся на открытую грудь гитары…в безветренном мраке, танцуя, мы задуваем скорбное пламя смерти своими поцелуями, гитарные стоны, как острые черные тени тянутся к горизонту…слепой след, оставшийся от бритвы…не ищи от любви защиты…нас похоронят среди благоухающих оливковых рощ….и наша смерть обернется безвозмездным возмездием созвездий, а аромат белых роз поглотит источник мысли и воспоминаний… эти странные мальчики, предназначенные для утешения, мальчики, в чьих глотках клокочет непереваренная сперма…мальчики, сносящие всё на своём пути своими членами, мастурбирующие на видения страшного суда…мёртвые мальчики были крылатыми гермафродитами. Их поцелуи пробуждают влюблённых принцесс ото сна, их сперма пробуждает вкус к жизни…мы случайно встретились на Малхолланд драйв после той случайно автокатастрофы, та мистическая ночь напоминала фильмы Дэвида Линча где-то вдали бежит обнажённый мальчик…полюблю ли тебя я снова как умел любить когда-то и сюрреалистические психодрамы Ходоровского…наши первые поцелуи под вой койотов и в свете фар проезжающих линкольнов…мальчики с обожженными губами и воспалёнными дёснами не боятся приливов Ночи и танцуют легко и непринуждённо…их воспалённые тела и жесты желают смерти всему, что может истлеть на наших глазах…это танец вокруг могилы Аполлинера, вокруг их собственной смерти…цвет их кожи меняется в свете неоновых вспышек…крылатые гермафродиты они падают от усталости как трупы осенних листьев в самом центре шелковистых декораций сновидений… если бы у меня появился шанс написать письмо Амиру, что бы я мог сказать ему сейчас, по прошествии стольких жестоких лет. Просто я напомнил бы ему, что я вспоминаю тот первый поцелуй, ту искренность, которая двигала моей рукой, когда я касался его губ или члена, его руки,  плечей, или шеи. Походка его,  по  тому, как  он  держал корпус, как двигались его колени, как ступали обутые в  белое  ноги,  была неизъяснимо обаятельна, легкая, робкая и в то  же  время  горделивая,  еще более прелестная от того ребяческого смущения. Так больно думать, что это могло бы продолжаться и по сей день. Я хочу, чтобы он помнил – я любил его. Если бы у него появился сын, я хотел бы чтобы он назвал его моим именем. Не думаю, что он вспоминает обо мне. Хотя возможно он рассказывает обо мне своему новому любовнику. Амир! На ком я могу жениться, ведь я не смогу никого полюбить, так как тебя! Никого я не смогу целовать так же неистово как тебя. Никого не смогу я обнимать так самозабвенно как тебя. Ни с кем другим не смогу я быть таким откровенным, как с тобой. Помнишь ли ты, с чего всё началось? С каким трепетом ты впервые увидел мой член? Когда впервые наши взгляды похотливо встретились, благодаря тебе в своих мечтах я возносился так высоко. Когда мы были вдвоём, даже присутствие бога было лишним. Всё, всё было после нашей любви – это падение. Я часто думаю, какой могла бы быть наша жизнь, если бы я остался в твоей стране, остался бы ты со мной, остался бы ты верен мне? Как долго должны мы были бы скрывать наши чувства от посторонних глаз? Я не уверен, что смог бы вынести несколько лет подобной страсти. Ты помнишь тот вечер, когда я в безумном порыве сжал тебя в своих объятиях, прижал твоё хрупкое тело к себе и впился губами в твои губы. Что было бы, если бы судьба подарила нам ещё одно восхитительное лето? Если бы смогли стать невидимыми, и я смог бы прижать тебя к своей груди на глазах проходящих мимо людей? Слёзы и стоны восторга, и мы теряющие остатки разума, тающие каждую минуту, пожираемые страстью и радостью того, что теперь нам не надо прятаться от посторонних глаз. Если бы стали призраками, невидимыми для чужих глаз. Никто не видит нас уже целую вечность, с тех пор как мы разбили друг другу сердце. Мы беглые призраки, предающиеся ласкам в речном тумане или в тисках растерянных улиц? Белыми лилиями сверкают наши души. Когда я смотрю на умирающее солнце, я понимаю, как быстро всё меняется, и так же быстро распадаются образы, которые так милы воображению. Вино любви обращается в кровь измены…мы – рабы мерцающего света ждём окончательного распада небес…опьянённые лунными водопадами и ароматами мужских торсов…прелестные лики мальчиков, стонущих в крови…мальчики с дымящейся от похоти плотью, с открытыми ртами, орущие и сосущие как дети своё анальное богатство, мне нравится, как ты лижешь мою кожу как твой палец проникает в меня, как наши выделения смешиваются и пот, и семя, и все оттенки запахов и стонов становятся одним эхом, плывущим по рекам, вниз по теченью… циничный бармен Николя снова спасает меня от похмелья…О, дорогой друг, любовь наша – странный остров тишины, прислушайся к покою дремлющей росы и сердцебиению рассвета, сорви гордую маску лицемерной Ночи, в твоих зрачках отражаются все оттенки моей дурной славы…твоя улыбка рождает восход чёрного солнца под землёй…на твоём лице желание и невинное благоразумие…опиши мне очертания тайных ласк о которых мечтаю…в твоём теле сливаются воедино бескрайние пейзажи дней и ночей бессонных…в глазах твоих песни умолкших фонтанов…и жеманство бледной осени…любовь моя мимолётный хохот слоновой кости…любимый, дай руку…среди рваных тел, крови истории и слипшихся от пота и семени прядей неудачливых любовников, наши тени, искусственные слёзы ночей, останутся непогребёнными…

          испытание любовью…затянувшаяся проба смерти…


погасить пламя стигмат оргазмами рабов если ты доверишься его члену тебе откроются анусы ночных автострад и взвихрённые крики узниц и Люцифер наградит меня нимбом среди небесных лилий сияет мой терновый венец хромые серафимы взяли арфы Орфей взялся за лютню под арками ночи пленные срывают маки и ангелы гладят смуглые бёдра уставших юношей о, Федерико, ещё одна измена и наступит затмение наступит день который никому не под силу будет пережить и тем более насладиться мечта оставить себе на память его голубые глаза в этих незамутнённых зеркальных зрачках отражаются и снега Йокогамы и рождество в Провансале и буддийские кресты и самурайские могилы и лицо Мичико расклёванное Хичкоковскими птицами облака крови брызги перьев и пары плоти выпученные глаза Нарцисса и Гамлет вернувшийся к реальности и оттуда к Святой Земле и море и берег и хрустальный череп Христа и улыбка Де Сада опьяняющая Истина угасающего дня засунуть пальцы смоченные в абсенте мальчику в его узкое непроходимое ущелье где ещё ни один незнакомец не оставил свой след piss baby piss и научи так делать свою сестрёнку стоя не стесняясь камер и посторонних глаз тел рук и пр.

крысы бегут по алтарям в склеп где доживают свои мучительные дни девственницы с иссечёнными спинами и пурпурные раны танцоров отражаются в зеркалах как чёрные гиацинты восставшие из праха бездомные сфинксы проклятые по собственному желанию




Кроули: я хочу верить только зверям и звёздам пусть материнский плач обернётся ранами сына разорванные уста умирающих воинов фонтаны полные кровью лебедей дикие вопли ломаются юноши как ветви осенних лесов монахини тонут в водопадах и всем управляет тихий межзвёздный инцест когда я падаю на колени  с вершины преступления чтобы обернувшись блудницей сойти по ступеням во мрак гиацинтовых гильотин и мальчик с хрустальной улыбкой затянет костлявыми руками петлю. и разбитое зеркало навсегда поглотит нас в своём алькове сладостных мучений. наши лица будут висеть на сценах чтобы созерцать гнев божий во всем его мятущемся помрачении.


Леди Ленин: Не вторит эхо метастаз сумрачным горам, татуированным печалью осени. Склеп небесной Алисы столь вместителен: огромная зала, кишащая аллилуями и юношами, которые сочетаются браком под звуки сакрального Do What Thou Wilt/трубы и флейты карают смертью всех для кого слово Грех - ограничение, небесные ивы превращаются в водопады сновидений, влагалище Алисы - Мадонна Всех Печалей, её восковая скорбь стекает по узким плечам улиц Севильи как воск с плетей статуй застывших во льду палачей.

Молли: Почему, святой отец? разве у моего брата грязные руки? за что мне просить прощения я так и не кончила в тот вечер от отвращения я харкала кровью полицейские в ужасе разбегались а мама снова стала пить пока я не кончу всё будет именно так мама продолжать спиваться полицейские разбегаться то мне делать, падре, чтобы заслужить прощение я обещаю что сохраню свою девственность от северного сияния.

Барон Корво: Отношения с женщинами - не только интимные, ввергают жизнь в хаос. Вы сппросите, и будете правы я не любил другой женщины кроме своей матери. хотя я всегда был окружён самыми изысканными особами но почему-то ещё в юности переспав с Лилианой решил, что Поцелуй женщины почти  равен изнасилованию. я имею в виду что это начало ловушки, и коварству бестий нет предела. я два года спал с родным братом - Ужаснее этого ничего и представить было нельзя! его не интересовало ничего кроме совокупления . особенно его возбуждали веннецианские грозы когда вспышка молнии на миг выхватывла из тьмы фрагмент моего обнажённого воспалённого страстью тела. Но он сам был инициатором наших отношений, хотел подавать мне кофе в постель ,был буквально одержим мной особенно когда я красил ногти и одевал парик и затягивал корсет. лучше погибнуть в инцесте чем в тихо тлеть в браке с женщиной.

Арто: Почему я вынужден разрушить собственное лицо? Моя театральная речь располагается под знаком смерти как истина с распоротым животом похотливо раскинула ноги как Вавилонская блудница похожая на труп, который извергает из себя всё содержимое

Мицуко: на ужин жареные рёбра Рембо под соусом Верлена сегодня воскресенье и карлицы отворяют двери борделя под названием Великая Анальная стена отсосов

Кроули: Подарите мне семя, которое не отражается в зеркале нарцисической нищеты


Рон Атей: наши молитвы не отбрасывают тени во сне моё тело пятилось вслед за солнцем по Малхолланд драйв вслед за шлюхами в придорожных кафе Прошлой ночью мне снился Аллен Гинзберг я сидел на его члене целовал в ухо и лизал бороду и я понял Эрекция в Нью-Йорке,
стоит квартала мальчиков в Сан-Франциско.

Леди Ленин: Мальдорор умывался и выходил из моей спальни под руку с агентом Купером/красота рождается под прицелом топоров под звуки чёрноых тромбонов, слепые возвращают нам наши отражения в виде недержания карлиц обмочивших холсты

Багряная жрица:  Змей воспламенится в тебе, ты пройдешь немного, чтобы оказаться в моем лоне. За один поцелуй ты возжелаешь дать все: но кто бы ни дал одну частичку пыли тотчас потеряет все. Вы будете собирать товары и накапливать женщин и пряности; вы будете носить дорогие украшения; вы превзойдете все народы земли в величии и гордости; но всегда во имя любви ко мне, и так вы придете к моей радости. Я поручаю вам предстать предо мной в единственной мантии и с богато украшенной головой. Я люблю Вас! Я жажду Вас! Бледная или покрасневшая, я, кто есть все удовольствие и пурпур, и опьянение сокровенного чувства, желаю вас. Наденьте крылья и пробудите свернутое кольцом величие внутри Вас: придите ко мне! Ко мне! Ко мне! Пойте восторженную песнь любви для меня! Возжигайте благовония для меня! Носите во имя мое украшения! Пейте во имя мое, ибо я люблю Вас! Я люблю Вас! Я синевекая дочь Заката. Я открытый блеск сладострастного ночного неба. Ко мне! Ко мне"



кровавые сгустки милосердия запекшиеся на обветренном лице войны


andante
мы бродили в кошмарных лабиринтах замёрзших трюмах сознания слепые клоуны распятые между безумием и алкогольными парами разбитыми лицами и вспотевшими лбами оказавшись на месте тех, что ушли навсегда, из земли выбивались цветы



cesura

ландшафты замёрзших теней среди спящих вулканов


здесь даже наши отражения пахнут сутенёрством



Мадам ваше лицо вам явно ни к чему одлжите мне его на пару дней я схожу в театр и избавлюсь от своей жены

chiuso
испражнения миров разлетаются вдребезги или взрывают нас изнутри


бородатые карлицы снова рвутся в бой


Allegro
не будите нас мы спраимся сами увитые снами как плющом с головы до ног


резаные запястия нчей интриги нервных палачей положи меня на лопатки любовь моя



lentamente
откуда дует этот инфицированный ветер соблазна по порванным струнам распятий пыльным язвам несостоявшихся поцелуев непокорёным фаллическим конечностям и глиняным черепам вниз где клубится слабоумное дыхание взорванной вечности


рвота искрится как ментальный снег как плевки астрального пепла вся эта невротичная содомия петляет по оврагам сознания превращая нас в пустых идолов из которых кто-то выплеснул все семена бессмертия


солнечные лучи как зеркала они продолжают играть свои странные роли вскрывая тайну резаных запястий и сиянье чёрного света его пурпурную ласку его шершавую похоть


вскипает ночь в венах открывая сердца как двери крематория


банкноты на операционном столе шприцы пронзают липкие горизонты лекарство для прокисших ладоней секретный оскал фаллоса домашние звёзды на дощатых небесах



ладони дождя хрянят твои поцелуи
ночь скорбит о твоём непрожитом силуэте
на самом краю одиночества я стою и прошу смогу ли улыбнуться смерти в лицо смогу ли плюнуть и удариться в бегство от тебя с беспричинным концом
в этих дряблых мученьях и раскатах грома ты стоишь и хохочешь или это слёзы бегут по моим щекам губам плечам слёзы кровь распятия прявязали меня к разлуке с тобою


а какое это проклятие или счастье хранить твоей улыбки страну чудес?


в поисках джаза или секса


Никто наш прах не осудит.


Кроме диких роз


на окнах твоего черепа проступает Рембовидная туманность



мы возносимся и опускаемся в могилы в воздушном пространстве


теряя над собой контроль и разражаясь рыданиями  обнаженные и трепещущие перед структурами других скелетов, в таинственном солипсизме туалетов при заправочных станциях и в проулках родного города тоже,


мы роем могилу в воздушном пространстве там тесно не будет


врезайте лопату в земные угодья Эдема

Я видел лучшие умы моего поколения сокрушенными безумием, влачащимися через негритянские улицы на заре в поисках  кайфа, подыхающими с голоду бьющимися в истериках нагими, кто танцевал босиком на осколках винных бокалов разбивал вдребезги граммофонные пластинки  джаза тридцатых годов, допивал виски и блевал со стонами в окровавленный туалет, кто падал на колени в безнадежных соборах молясь за спасение друг друга и за свет и за груди, пока волосы души не озарялись внутренним светом на мгновение, кто калечил себе мозги в тюрьме в ожидании невозможных преступников с золотыми головами и очарованием реальности в сердцах, кто пел сладостные блюзы во славу Алькатраза,

кто исчезал в жерлах вулканов Мексики, оставляя за собой лишь  лаву и пепел поэзии рассеянные в подобном камине Чикаго



наше беззаконие ради счастья пусть кровь седьмой девственницы прольётся и распятия небес пронзят обнажённые крики воронья


обезглавлена улыбка моя обездвижено тело моё я труп пред лицом твоей любви не жалей меня бей режь и вонзайся зубами в эту бесполезную плоть



наша ночь свершена занавес закрылся на сегодня акёров нет только мы и поцелуи рвут перепонки и объятья рвут в клочья портьеры ты готова к таким потерям?




усы Билли Чайлдиша шприц берроуза рояль кейджа пьеса для струнных мортона фельдмана груди пи-орриджа чудеса алисы стакан бэлэнса сигарета гинзбура рваные простыни трупные пятна милосердия дряхлые обои осени



allegro tranquillo
 ржавые гвозди и распятия в бинтах ожидание не причиняет вреда не приносит комфорта черепа и скелеты на алтаре зомби отряды пересчитай мысли перед зеркалом пересчитай жертв и банкноты перечитай всех кого ты никогда не увидишь что читать дальше 16 случайных слов на стр 518 в могиле для 500000 солдат




cantabile
таинственная благодать инфицированная фантазмами агонизирующих аберраций разума утраченный покой заслуженное одиночество в инфицированном божественным присутствием парадизе мясники в костюмах сказочных принцесс снимают детские тела с крючьев сновидений и бесконечно простираются в голубую психоделическую анатомию параноидальных астральных ландшафтов чтобы увидеть собственное лицо в небесном зеркале не нужно включать свет кто эти мальчики восторженно кромсающие свои тела небесными бритвами и скрывающиеся в руинах плоти синхронизирование кошмаров проявленных на плёнке реальности его имя простирается дальше чем звёзды




con fuoco
это росток новой жизни божественная тяга к необходимости он живёт своей жизнью эта вечная борьба с пониманием собственных слов в качестве наблюдателя или выжидающего эрекцию непредвиденного падения всё уничтожается подвержено тлению кроме меня и бога я соавтор творца мы временно неразделимы и вечны в млечных сумерках астральных гипотез и посмертных отражений во время необретённая божественность становится имплицитным телесным бредом клозетом в котором тонут чувства как в сточных водах репрезентации и сотни клеток в которых ночуют клерки и голос пепла рассеянно летящий ввысь и близость забвения




come prima
пророки потрошат однорукие солнца опускают их в солярные гробы


в сумерках пылают свиньи и пастухи распинают немых свинопасов


из уст смерти и из жил жизни вытекает кровь поэта - это давняя рана


Мы воскреснем в теле Рембо


я играю на нежных струнах твоих губ

клавишах плеч твоих

виолончель твоих гениталий арфа твоих анальных подаяний

я импровизирую на флейте твоего сердца

цимбалах твоих грудей

Мы воскреснем в теле Рембо


Это манёвр, отстраняющий смерть




tempo di marcia
/голубоглазые шрамы исчезают вместе с гудками далёкого поезда/сканирование преступного разума/мотивация видна насквозь/ангелы по-прежнему кружатся над террасами/помнишь ли ты их жестокие непроизносимые имена/бездомные проходимцы за гроши устраивают спиритические сеансы/закат меланхолично поглощает тени белого отребья/вдали от людей, которых стирает из памяти время/





moderato assai
дух Арто веет где хочет

прыжок Делёза по инструкции Шварцкоглера

выстрел Молинье

платёж или расплата за чудо




к чёрту мир, его блага, все мученические венцы и непреходящую мудрость/мы говорили с Богом на одном языке/

Он всех нас узнал и убил.


Ибо встали мы на пути его, – простёртые ниц гордые обречённые страдальцы, мы вплотную подошли к дверям Эдема/к чему нам всё это/если мы и так чувствуем бесконечное счастье/мы вдали от мира/блудные сыны вечности/Земля окроплена кровью белых голубей. Иногда память не даёт покоя, иногда насилие действует как анестетик и лучшее седативное средство.


я радостно ложился под её плеть она поливала свои груди абсентом сыпала кокаин на мой член вечера мы проводили в опиумной курильне где Молли занималась любовью с Дэрил и Анной я фотографировал их невинные забавы иногда они просили чтобы я связал их или капал воском на интимные части прокалывал соски прижигал сигаретами потом я ложился на пол и они устривали мне золотой дождь



у хранительницы борделя случился выкидыш она сохранила и заспиртовала его в моменты особенного помрачения или какого-то инфернального сексуального голода она засовывала маленький череп в себя и двигала бёдрам пока не задыхалась от спазмов нескольких оргазмов подряд



супрематический нудизм - разрушительное пламя, сжигающее сердца людей и ангелов


 сифилис синтаксиса тела Лолит стёртые до дыр искушением и порочными настроениями публичными признаниями двойники клоны руины

кладбищенские литургии

пылающие свиньи в палате №6


заботливость бензопилы


зомби-подругу приукрась венком, как невесту


После человека — Орля после человека — Орля тру ляля Me exploding you like an old hell



косяк за косяком оргазм за оргазмом клитор молли был цвета морской раковины такой розовый отблески похоти лезвий и восход солнца тело Молли отражало закаты оргазмы и проколотые вены косяк за косяком оргазм за оргазмом и снова она садится на моё лицо


Ариэль ты справился со своей задачей прекрасно стихии умолкли и луна взошла над твоим могильным холмом ростки бамбука прорастают сквозь тела речные лилии на твоей бледной груди молоком луны Диана омывает твой стройный стан у меня нет ниего кроме твоей кожи твоих рук твоих газ


Из комнаты № 16 Герман Ниш выходит из тени и несёт голову Яна Брейди.

It's not Eden but it's no sham и комнаты в которых стоят манекены с лицами падших ангелов их рты как на картине Мунка

Этот крик — сон открывающейся пропасти

как накокаиненные брови Боуи


Где твои прекрасные смуглые плечи и густые длинные ресницы? Её лицо источало столь яростное ослепительное сияние что никто невозможно было различить ни одной черты.

ты снова в этих узких потёртых джинсах поцелуй меня ещё я заплачу если ты поцелуешь меня ещё я хочу фотографировать

части твоего тела и носить в карманах брюк

твою похоть и поцелуи прямо в зажатой в кулаке


рядом с ладонями мой тихий робкий дорогой когда-то я то же был таким нервным и закомплексованным в приюте ты испытал себя на прочность судьбы пожиная плоды печали твою красоту и величие не открыть при помощи слов



я буду сжимать тебя как будто выжимать из лимона любовный соки пригвозди меня к счастью дорогая  шёпот твой не затеряется в шуме дождя ложе твоё усыплю гиацинтами и приглашу девочек с невинными личиками которые скрасят наше одиночество эти девочки не пахнут гуччи и бритыми лобками дрожат свечи и крики слепых солдат в оливковых рощах за окном фейерверки и лунный свет режущий наши бледные тела пополам а грусть входит и выходит когда ты стоишь вот так у решётки окна как трудно произнести в безветренном мраке простые слова любви ревность вьёт в тени ночей гнездо вот откуда вылупляются кошмары

С восторгом приму я от тебя любую пытку, когда подумаю, что эти нежные руки, терзающие, рвущие меня на части, принадлежат тому, кого я сам избрал полюбил и приобщил к неведомым другим смертным дарам, которые вознесли его над толпою сородичей. Погибнуть ради ближнего и впрямь прекрасно; умирая, я обрету веру в людей: быть, может, они не так уж плохи, коль скоро нашелся среди них такой, что смог насильно побороть мои предубежденья, заставить меня самого ужаснуться и вызвать мой восторг и лютую любовь!..


её поцелуи прерывались пощёчинами она стала живым воплощением тайной женственности такая любовь - вызов сокрушающая сердца и звёзды

мы отправились в опасное путешествие к новым горизонтам и крутым берегам иных вселенных под бременем онтологического Содома

распыляя девственность на камни как милосердие


выдавливая по капле совесть


и ангелам есть место для мести


лучше не сказать



в этой комнате в полумраке чёрного мерцания зеркал и птичьих клеток с мёртвыми ласточками и канарейкми

откуда я здесь?
почему я здесь?
Кто меня сюда привёл?
Почему у меня нет ключа?

...в них растворялось моё тело


в нём отражаются бури рыданья


я лежу на постели где арфы отрезанные пальцы протезы и зима


боже как весело


мои глаза и ресницы встают на дыбы я затягиваю петлю надеваю фартук и выхожу принимать вечерних гостей


Преддверие ада вечерние облака и затонувшие в нашем сознании

табу олюциферят нас и нашу кровь которую по каплям выдавит весна



Смотри на звезды отрезая пальцы и разбивая молчаливые зеркала
        Предсказывай прошлое
            И изменяй мир при помощи серебрянного затмения

                мы делили Бога пока он делил нас

тишина между словом и мыслью между губами глазами и ресницами


мы рассыпаемся как чётка забытые Винсентом в траве психоза

мы идём по следам грёз и нам не нужны звёзды


Я не знаю греха

Это болезнь того кто становится великим

Эта жгучая потребность, за которую я бы умерла 

                Быть любимой 

Я умираю за того, кому наплевать
Я умираю за того, кто не знает

                Ты разрушаешь меня


ночь очищает нас как после исповеди нас манит сокровенное на уровне губ твоих ощутимо тьмы блаженство преддверие ада


мы роем могилу в горах так не тесно лежать проще построить межзвёздный склеп эта нежная игра со смертью камни повисли в воздухе змеи спускаются к нашим ногам прокажённая кровь наша - она светилась, Господь. и пили мы её из чёрной чаши рассвета.


очертания твоего сна обрамляют мою печаль хрусталь кошмаров как твои ресницы к ним течёт и стремится кровь моего сознания

когда мы просыпаемся мы оказываемся в объятьях нагих карлиц у врат Содома мы заклинали свой прах чтобы никогда сюда не возвращаться


                краски сначала
                разбросаны как попало -  Белое облако на холсте
                крыло мёртвой птицы не долетевшей  никуда



часы стоят который день откуда же мне знать что наступила зима


поэзия продолжается


ЕСЛИ БЫ НЕ ЛЮБОВЬ, наши действия не имели бы никакого магического оправдания. А так мы обрели поистине жреческую власть над пространством ночи, приблизившись к истокам желания, мигу предельной свободы, ясности и беззаботности, сбросив с себя бесполое экзистенциальное бремя светозарной скорби сансары.



что же волнует драгоценную музу окровавленные кружева на свадебном платье её сестры белые ночи полные астральных агоний и супрематического гипноза женские манекены

задрапированне в синий бархат бледность мёртвых зеркал


отражения невидимых корсетов и кроваво-красных роз чёрные простыни татуированные семенем поэта и слезами незнакомцев что же тревожит мою Инфернальную музу чьё тело под одеждой брызжет снегопадом чёрных тайн

Что ты скажешь теперь когда я поднесу нож к твоим губам невозможно одержать победу над внутренним мазохизмом

Заряженное ружьё христианства палит без разбора по плечам головам лицам и задницам бог всегда стреляет в упор он никогда не промахивается


Лица бьются как зеркала и боюсь что я не узнаю отражение Арлекина который принесёт мне ещё одно ухо и револьвер

забинтованные молитвы выступают на горизонтах распятий/пурпурные фаллосы невидимое оружие Содома губы впиваются в воск ножей лунные бритвы режут шёлк небес ввинчивая поцелуи в инфицированные бездны куда сваливают туши и трупы мясников рабов и их любовников.

саморазрушающиеся лабиринты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли

приближение смерти отрезвляет и заставляет мастурбировать на коленях шлюх сифилитики бьются в экстазе такая поздняя осень и мальчики в саванах роскошные приметы мёртвых тел жалюзи опущены сны мёртвых теней не под силу понять живым лучам солнечного света из трусов валится дерьмо мостовая горит под твоими нагими причудами


Всю долгую ночь,
пока я сочиняю хайку,
мой мальчик проводит с очередным клиентом...


Скальп принца
ветер свистит в глазницах
Ивы над рекой шепчутся между собой



Как же мог он с собой
черную мглу принести,
ливень весенний?!

только не рифмуются кишки распятья и могилы


отрезанные пальцы аисты и вороньё



куклы боги и молитвы


какое-то дерьмо


отделяя любовь от прочей шелухи


карлицы меняют протезы и кожу и выбрасываются из зеркал


они выбрасываются из зеркал нацеливаясь на незримую меня


моё невидимое Я


которое даже я не способна обнять поцеловать не то что наказать


и где её искать вот сука


вот ****ь


вороньё каркает в предчувствии счастья пока я здесь зимую завокруг моего дома появились свежие могилы


иметь влияние на людей и контроль над ними

защищать себя


       Я больше не знаю, куда смотреть
       
        Устав от поисков в толпе
         Телепатии
            И надежды

       Смотри на звезы
        Предсказывай прошлое
            И изменяй мир при помощи серебрянного затмения

Разрушение – единственное, что постоянно в этом мире
Мы все исчезнем
Пытаясь оставить след более долговечный чем мы сами

Я еще не убивала себя и поэтому не ищу прецендентов
            То, что случилось до этого – всего лишь начало


                Циклический страх 
                Это не луна это земля
                Революция

Боже мой, Боже мой, что же мне делать?
Я знаю
лишь снег
                и черное отчаяние

больше некуда пойти   
бесплодные судороги души -
единственная альтернатива убийству

Чтобы выяснить, как я умерла, пожалуйста, не вскрывай меня
Я расскажу тебе, как я умерла





охранять границы своего психологического пространства

отстаивать свое «я»

привлекать к себе внимание

быть увиденной и услышаной



неподвижная черная вода

глубокая как вечность

холодная как небо
неподвижная как мое сердце когда я не слышу своего голоса
я замерзну в аду


волновать, изумлять, очаровывать, потрясать, заинтриговывать, забавлять, развлекать или соблазнять

быть свободной от социальных ограничений

противостоять принуждению и давлению

быть независимой и поступать как считаешь нужным

пренебрегать условностями

избегать боли

избегать стыда

забывать о прошлых унижениях путем возобновления действия

сохранять самоуважение

справляться со страхом

преодалевать слабость

быть принятой

быть признаной

привлекать к себе людей и с удовольствием отвечать им взаимностью

общаться в дружеской манере, рассказывать истории, обмениваться впечатлениями, идеями, секретами

поддерживать отношения, общаться      

смеяться и шутить

завоевывать расположение Желанного

следовать за Ним и хранить Ему верность

наслаждаться с Ним чувственными радостями

кормить, помогать, защищать, утешать, поддерживать, ухаживать или исцелять

быть накормленой, получающей помощь, защиту, поддежку или уход, утешенной, исцеленной

создавать приятные для обоих устойчивые отношения, основанные на взаимности и сотрудничестве с Ним, с равным

получать прощенье

быть любимой

быть свободной 

- - - - - -

- Ты видел меня с худшей стороны.

- Да.

- Я о тебе ничего не знаю.

- Да.

- Но ты мне нравишься.

- Ты мне нравишься

(Молчание.)

- Ты моя последняя надежда.

(Долгое молчание.)

- Тебе не друг нужен, тебе нужен врач.

(Долгое молчание.)

- Ты очень ошибаешься.
    
(Очень долгое молчание.)

- Но у тебя есть друзья.
Много друзей

(Долгое молчание.)

      Что в тебе есть такого, что твои друзья тебя так поддерживают?

(Долгое молчание)

      Что в тебе есть такого что твои друзья тебя так поддерживают?

       (Долгое молчание.)




мы отражаемся друг в друге, нас ничто не разделяет, пламя страсти перекидывается от тебя ко мне, нет ничего более непостижимее двух юных обнажённых сердец, притягивающихся друг к другу в благовонии опиума, непостижимость и невозможность таких близких связей такого порочного существования пропитанного энергией юности и любви, трудно подобрать слова, чтобы придать этим строкам хоть какой-то смысл. Такая нежность спрятана в каждом из нас
Мы вспоминаем, как мы вместе уничтожали ангелов в искусственном небе, ответственных за нашу бесплодную любовь…мы вместе верили, что-то, что нас связывает способно устоять перед смертью. Мы читали наизусть песни Мальдорора и впитывали запахи умирающих звёзд

Мы путешествуем бесконечно, лишённые прошлого, настоящего и будущего, лишённые Бога и воспоминаний. Мы как бы застыли на вершине своего падения. За нами исчезают слова и образы. Агония уступает место трансцендентности и музыке. Ангелы разлагаются в снах параллельных миров. Всё становится иным.

Где же ты теперь, когда идиллия конца так близко?
Неужели ты всё ещё прячешься от меня?
Тебя всё ещё манят тайные порочные силы и места?
Ты по-прежнему стремишься увидеть то, что никогда не откроется глазам?
Ищи меня в ночи по запаху мёртвых созвездий, стёртых этим бесконечным мраком с беспомощного неба



её длинные бархатные ресницы целовали мою кожу её губы выпивали до дна млечное молоко зари её маленькие груди колыхались на ветру и я ловил губами и словно укутывался в её бархатную кожу её груди как молодые яблоки я стою на коленях перед своей музой и тянутся руи к новым ласкам и трепет её волос который ласает ветер теперь он мой соперник я ревную к ветрам и закатам которые могут вот так непринуждённо ласкать обдувать и убаюкивать её прелестное милое тело

проснуться хочу я и не смочь насытиться её дарми её поцелуями я покрываю всё её тело вновь и вноь она только открывает глаза а я целую её ресницы шею губы я ласкаю её вместе с рассветом и пою колыбельную вместе с закатом

     Настолько, что вымыслит даже
     И боль, если больно всерьез.

Преддверие ада вечерние облака и затонувшие в нашем сознании

табу олюциферят нас и нашу кровь которую по каплям выдавит весна

                мы делили Бога пока он делил нас

тишина между словом и мыслью между губами глазами и ресницами


мы рассыпаемся как чётка забытые Винсентом в траве психоза

мы идём по следам грёз и нам не нужны звёзды

ночь очищает нас как после исповеди нас манит сокровенное на уровне губ твоих ощутимо тьмы блаженство преддверие ада


опять снится харакири


твою мать и эта собака между ног



снова дымится



вот поверь после этого в Бога



сразу ахуеешь


или наступит весна



пройдёт веснушками по твоей коже да так и останется навсегда



я всегда переходила свои кошмары вброд


чучело вечера выпотрошено и свиные кишки или это мои



харакари это моё хобби


особенно по воскресеньям


этот сон повторяется каждое полнлуние


когда моя собака лижет что-то ищет у меня между ног лижет или ищет


её надо наказать


я кидаю в неё сигаретой и собака дымится и умирает у мих ног


что ищещь ты в чужой ****е сука?


Бог! где ты?

я люблю юную плоть - прекрасный символ вечности

я всегда теряю того кого люблю


я как пленница лунного света ищу выход но зеркала молчат а дом полон ужаса и повешенные куклы их их оторванные конечности двигаются как заводные


любовь моя на полу с кляпом во рту эти ягодицы тошнит кровавым смехом блудниц


даже беспощадные молнии не утешат нас

потерявших все экзистенциальные ориентиры


мы потеряны там где нам суждено потеряться и радуги снов в лунном свете летящие с севера стрелы пронзают тела распустившихся роз пустыня растёт и касается наших обнажённых сплетённых тел наша комната полна первозданных тайн и пригубить голос своей любви в заснеженном бокале грусти и пусть мой терновый венец обернётся хрустальным нимбом


моё одиночество соткано из крыльев абсента и грифонов


а моя любовь на полу скляпом во рту и её гениталии лижет мой дог


сердцем я против


удушения я за проливные дожди и нежное кровопускание


Квадратура убийства нежная как крестовые походы против ВИЧ-одарённых


протезы для старых минетчиц


головы првязанные к парашютам горло пришпорено конём к земле


натурщицы Дега вылезают из меня


а что эта мёртвая канарейка это душа любви моей я вытащила сразу после того как перерезала ей горло


что ещё делать в тоске этого дома без окон без портьер забрызганного кровью наших поцелуев


пытки закртытых дверей


в клетях наших сердец прячутся плачущие журавли


они избегают нашей наготы


мы вместе входили в осень утопая в листопадах поцелуев и капли дождя провоцировали новые ласки только под её плетью я чувствовал подлинную свободу Вильгельмина тёмный ангел слезоточивых иллюзий опальных видений слепых королей


Любовь улыбкою листопада и снега плача сквозит метелью сквозь мою и твою кожу


Куда нам спрятать наши обезвоженные обезбоженные лица?



смердят отражения карлиц в зеркалах


я могу умереть между двумя мирами но что мне делать в третьем


всю жизнь мы плыли по океану бытия как молчаливые элегантные тени


семя поэта незримо


твой пистолет заряжен и ты срываешь кукол с петель целуешь руки мёртвой служанки 
её тело выбросило на берег с петлёй на шее

Как она повесилась в открытом океане?

Фигуры королей, застывшие во льду, затонувшие города, изо дня в день всё меняется, и рабы Вавилона уничтожают все карточные постройки времени.

Насмехающийся беспощадный лик Демиурга.

День ритуала будет чистым и праведным.

Геенна открывается в центре небесной системы.

На территории шума склеп небытия. Бремя шрамов, обвенчанное с крестом, порывы ночи хлещут по срезанным человеческим торсам. Правосудие настоящего солнца рассечённое изнутри.

тонуть в мерцании абсентовых сумерек


вишнёвые глаза на холсте без рамок и рясы

без тел и шагов без следа

предчувствие без чувства голода

стена хаоса заглушающая наши голоса наши признания в любви и поцелуи


спуск глубже в преисподнюю обсидиановых звёзд, добраться до дня но лишь успев насладиться отцовством ночи и материнством сумерек



мы любили друг друга не зря




мать хотела подарить Луизе вечность но забылась в пьяном сне католики прячут крыс в подвале чтобы мучить шлюх по утрам



эти бальные танцы на операционном столе



меня погребли под собой саваны воспоминаний и нет ответов на пейзажи танцующих скелетов


вертикальные лестницы снов


на весах судьбы внутренности моей любви



Так выветривается совесть на сквозняке


con slancio
Ты готов истечь кровью ради меня, дорогой?
Есть только одно решение, и оно не в твою пользу
Грязное бесполезное животное в твоём рту
Ты готов истечь кровью ради меня, дорогой?
Разве этих слёз недостаточно?


спроси у отравлённой мыши что сделала та которая просила у меня убежище


генитальность Пикассо не доказана она отчётливо видна в его работах


В мое одиночество входит немеркнущий образ Пана


В бездну несёт пьяный корабль моего ума смывает штормом паранойи все средоточия боли и наслажденья

Бледная Анна распятая между плетьми и поцелуями

восход и рука тянется к виску и пистолету


интригуют слова невидимые для бумаги



Слепящий лик луны передо мной

аннигиляция мыслей в образах,




чёрные божества томятся в тёмной листве созвездий меланхолия времени наполняет вены вечности неземной кровью рыдающие ангелы покидают свои города

гегемония оргазма айвасс улыбается в зеркале будущих ночей мальчики душили друг друга венками белых роз бездна вздыхала и пот лился с гор

туберкулёзная луна блуждала по лысине ночных небес когда мы целуемся снега тают и сны обретают новые голоса изнанка ада под твоими подошвами обнять душу нетерпимости и непредвзятость тишины

в раскалённом свете звёзд наша кожа превращается в клубы горелой плоти,


от прибежища к прибежищу,


сквозь тьму и лёд,


вслед за уважением к похороненным заживо,


вселенная превращается в одно истекающее кровью солнце,


и трясёт изнутри судорогами, и вырывается из горла немой вопль.


Трещина ужаса пересекает фасад бытия от самого верха до основания.


Рон Атей: Пытка есть совершенство, потому что страдание огромно, потому что вмещает мир.

Бодлер:

Любовник Смерти, Ты, для нас родивший с нею
Надежду — милую, но призрачную фею!..

Мои томления помилуй, Сатана!

Ты, осужденному дающий взор холодный,
Чтоб с эшафота суд изречь толпе народной!

Мои томления помилуй, Сатана!

Ты, знающий один, куда в земной утробе
Творцом сокровища укрыты в алчной злобе!

Мои томления помилуй. Сатана!


Бероуз: Привычный мир меняет очертания. Может быть, в этой музыке мы найдём ответы.



Арто: Я ищу откровения. В них есть жестокость. Я считаю, что она от бога, того самого, которого мы потеряли из виду со времён грехопадени




Сиратори:  бреши в стенах дигитального Содома вибрирующие органы хаосмоса



Бретон: колыбель прозаического Демиурга его реальность – публичная вербальная экзекуция есть ли здесь автор если здесь кто-то кто пишет дышит и живёт кроме слов которые по-прежнему хранят молчание диалектика невменяемости вербальный мазохизм мир образов позади до него так трудно дотянуться рукой гордо вознестись над оккультным эшафотом прямо в объятья Зверя гипсовые ангелы с золотыми волосами тела горят как рукописи





Арто: Это Царапины Ничто, садизм механического целомудрия, Дух, нисходящий по сточной канаве, покрытые ранами сны на палубе страха.













Девушка, превратившаяся в Карла Маркса: тождество продажи и купли предполагает, что товар становится бесполезным, когда он, будучи брошен в алхимическую реторту обращения, не выходит из нее в виде денег, не продается товаровладельцем, а следовательно, не покупается владельцем денег. Это тождество предполагает далее, что процесс обмена, если он удается, есть некоторая пауза, известный период в жизни товара, который может быть более или менее продолжительным. Обращение товаров разрывает временные, пространственные и индивидуальные границы обмена продуктов именно благодаря тому, что непосредственная тождественность между отчуждением своего продукта труда и получением взамен него чужого расчленяется на два противоположных акта – продажи и купли. Если процессы, противостоящие друг другу в качестве совершенно аморальных, образуют известное внутреннее единство, то это как раз и означает, что их внутреннее единство осуществляется в движении внешних противоположностей. Когда внешнее обособление внутренне несамостоятельных, т. е. дополняющих друг друга, процессов достигает определенного пункта, то единство их обнаруживается насильственно – в форме секса.


Бретон: Мы впитываем отравленный воздух улиц и снова встречаемся взглядами. По его глазам я видел, что он хочет меня, но я решил сделать это первым. Ударом в лицо я сбил его с ног, подмял под себя, быстро спустил штаны и вторгся в наивную мальчишескую задницу. Он отбивается и дрожит всем телом пока я ебу его сжатую тугую дырку, опустошая трагические запасы разума. Любая жажда иллюзий вызывает тошнотворную дрожь. Негативные импульсы некрофилов и хохот беспомощных отрезанных конечностей.

Дамер: автоматическая исповедь насилия блокирует непосредственную энергетику вызова, социум немногословен, но у него свои претензии к кровожадному либертену, банальное желания утвердиться на скотобойне всех экзистенциальных смыслов, в каждом привлекательном индивидууме врождённая тяга к насилию,


Банди: очередное убийство как акт ясновидения,




Кроули: забинтованные молитвы выступают на горизонтах распятий невидимое оружие Содома губы впиваются в воск ножей фаллические бритвы режут шёлк небе ввинчивая поцелуи в холодные тела инфицированные бездны куда сваливают туши и трупы мясников

Арто: расстрел Голгофы ментальными молитвами

Тцара:лица отмеченные стигматой печали и губы отрезанные от улыбки

Гуго Балль: и лопаются отражения и в лабиринтах пепелищ лоботомии беременных сумерек




Беллмер: лица моих безжалостных кукол взорваны в клочья менструальным детством Алисы
хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент

Дали: я рад блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти

Арто: саморазрушающиеся ландшафты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли



Берроуз: Застывшие сны мясников оборачиваются объятиями зеркальных спрутов прах беспощадных мальчиков олюциферит нашу кровь роскошь астральной пустыни влечёт невидимых танцоров истекающих всеми цветами увечий внутренности распятий стекают по гениталиям свастик небесное дерьмо падает на конечности свиньи преследуют ангелов трупы коченеют под свежим ночным ветром на забинтованных телах проступают иероглифические раны распятий в сердце смерти хохочет молодая вдова оргия детских криков из ран проституток слышны песни и небо распухает как труп шестилетней девственницы забвение эмбриона оборачивается трещинами астральных рубежей и чрезмерная радость выворачивает ногти


Арто: Пока катафалки сновидений переполнены кошмарами, а мозги новыми сакральными видениями надо бы пристальнее вглядеться в костлявое лицо неулыбчивого Демиурга - навестить бога в небесном склепе - алькове содома, где херувимы ублажают страждущих, смертных и всех кто покушается на вызовы Нездешнего Света.



эти невидмые менструальные струи дождя утешают даже тебя и молния разрывает твою наивность начасти и бьются в клетках птичьи сердца



Горячие слёзы обжигают щёки блаженного самоубийцы



Свободная магия искушения и  трансмутации

   Конечности сводит.

Я потерял след своего возлюбленного.


Я иду туда, откуда дует этот нежный зимний вечер.


Невозможно подавить в себе желание закричать.


Упасть на землю, продолжая дрожать от всхлипов изнанкой всего своего существа.


Где ответы, там нет комментариев

под кожей что-то болезненно бьётся…

символы гротескнее мальчика с окровавленными губами,

который насилует меня своими поцелуями,


морская соль, застрявшая в волосах, привкус утраченного времени, которое отблёвывается от нас круговоротом смертей, которое мы пытались когда-то отыскать, последние слова прощания дают нам крылья, и мы медленно возносимся туда, где грусть так же бесконечна и беспощадна как этот янтарный дождь…



струи чёрного огня и алтарная пыль мы блуждали среди роз мы и целуя тела разлагающиеся в снежных лепестках утреннего света в толще вод, в своем Великом Храме на дне океана в конце концов мальчики научили меня видеть всю глубину прошлого и будущего мы могли начать наши путешествия с любого момента катастрофы голгофы или хиросимы и боги умирают в человеческом теле и плачет астарта и кто сможет прочесть имена в клубах огня и дыма



кровью истекает поэт на руках Орфея и плывут тени мёртвых за окном

маэстро Жиль Дэ Рэ в лавровом венке отпевает принцесс

безумие милостивых рук расчёсывает седину призрачных волос

я вижу как души мёртвых любовников альбатросами уносятся в хрустальную даль метелей

сердца умалишённых охваченные зарёей продуваемые ветрами ужас одинокого мечтателя превращался в разговоры молчаливых нимф с зарёй прощание с фразами и грехами презрение к кнуту и белая грусть вспенённной вечности

это сон тарантула чёрный паук сидит на клавесине и вальс плывёт над мёртвым городом похожи на склеп где разлучают невинные души

гвозди вбитые в вены заржавели и оголились небесные ожоги

ужас свисал в пространстве как язык повешенного


мне снятся лолиты с забинтовнными глазами я протыкаю спицами их маленькие соски и впитываю каждую каплю этой небесной слезинки  и небо с зарубцевавшимися пурпурными ранами и снег тающий на обветренных губах и соловьи в рощах как незабудки и гроздья рябин невинность забытая в камышах невеста хлещет розгами по ногам жениха ослепшего от неонов сан франциско ангелы падают с небес как подбитые самолёты и галлюцинации оживают как подснежники тучи стонут и девочки страдают в пустынных ночах полных ветчины и маминого загара мне снится звук клавесина арто кусает губы и режет запястья влажный запах плывёт по холстам и простыни и сердца размоченные проказой и рвота в подворотне и пот бесплодного поэта чьи губы заплетаются в поцелуи невидимые бокалы в свете горящих как факелы ран никому не уснуть пока не затянутся пурпурные раны небес и не покажутся стены новых храмов


Джоконда  с двумя головами и тремя влагалищами единственный выбор убийцы рыдающий звук рвущейся кожи остатки былой роскоши тела склеп Джульетты всё гниёт по ту сторону багрового занавеса и крысы и дети и сёстры переспавшие с братьями после первого причастия и матери ставшие тайными любовницами военнопленных и отцы которые не могли ничего кроме как насиловать случайных прохожих и воровать сотня метрономов Лигетти остановится и закончится вертолётная симфония и кто-то украдёт фонтан Дюшана и мальчик останется в пустом музее своих восковых снов совсем один сжимая в ладонях чёрный член своего хозяина он кинет его в камин и поднимется в свою спальню чтобы успеть проснуться и услышать долгожданное пение птиц которые записаны на плёнку они поют только для него своими искусственными голосами мальчик качает головой плачет и бежит по лестнице вниз чтобы встретить дождь который смоет кровь бритвенных порезов с его вен но набежавшая гроза и ветер рвут его только начавшие заживать раны и мальчик снова плачет глядя в лицо чёрному небу дождю и великому злу чей лик скрывают равнодушные звёзды мальчик похожий на тебя берёт плеть и сечёт небо хлещет падшие звёзды – эти кровавые сгустки, запекшиеся на его плечах…, и уцелеет только одинокая непроницаемая бездна синевы и сладкий голос Сатоми напоминающий о том что Вечность не так уж свежа и приятна на вкус как шёпот тифозных мыслей пока катафалки переполнены сновидениями а мозги новыми видениями пристальнее вглядеться в костлявое лицо неулыбчивого Демиурга навестить бога в небесном склепе алькове содома где херувимы ублажают страждущих.

Пусть боги шепчутся о нас в нас над нами под нами среди нас пусть их астральный шёпот разбивается о пристальный взгляды солнечных скал, о мой возлюбленный здесь в этом поздемном Содоме тебя ещё никто не искал

я заминировал Истину мир в тишине в приёмной врача я храню зародыш разума на своей ладони это как поцеловать собственный горб проткнуть вилкой свою тень играть в прятки с осенью и бежать от листвы против ветра азбука впечатлений ангелы больше не вспахивают небеса храмы пустуют статуи падают небесные бритвы исполосовали воздух солнечные распятия сожгли его дотла


Непостижимость смерти и всех её составляющих это не фанатазия чтобы не значили слова на бумаге они всего лишь оттенки языка как проказы лепрозорного синтаксиса когда умрёт твой отчаянный любовник самый желанный и сладострастный из всех а ты так и будешь думать о своих проблемах – ты насквозь затраханная жизнью свинья. Тебя уже ничто не уничтожит. Пока ты ставишь на колени своего малыша и сплюнешь и расставишь ноги и вежливо пропросишь его войти глубоко вот так и должно быть. Я не против того чтобы отдаваться за деньги я всего лишь хочу чтобы меня не преставали узнавать на улице не отворачивались и не плевали мне вслед.




С распятых тел капает кровь она капает и образует круги земля то же истекает кровью и отвечает слезами на запросы небесной резни капли образуют круги такими мальчики и запомнятся в позах Христа с ранами напоминающими вненец спасения S is for survivior


J is for Judas or for Jail
S is for Chrst or Cock
H is for Hiroshima
B is for Bombs
C is sometimes for clown
B is for blues
P is for persuasion not for prison or pain
S is for sailor not sex
A is for ass
P is for penis not piss
A is for alive
M is for melancholy
R is for ruby
T is for tenderness
M is for mercy
V is for victim
C is for clown cock and Christ


С распятых тел капает кровь она капает и образует круги земля то же истекает кровью и отвечает слезами на запросы небесной резни капли образуют круги такими мальчики и запомнятся в позах Христа с ранами напоминающими вненец спасения S is for survivior



Лишение девственности в прямом эфире в режиме он-лайн в небе повисли кислотные радуги участились приступы маниакального восторга

хромированные любовные фантазии голограммы анальных антиподов

мальчики – гейши затерянные в ледяных лабиринтах гигантские пыточные машины,

редуцированный Вавилон сознания в городе гермафродитов возобновлены пытки напалмом


семя суккубов застывшее на зеркальной поверхности зрительного нерва трупы зверей и людей набиты солярным пеплом страсть к насилию передающаяся по наследству клонированные


содомиты пьют инфицированную воду небес

мы беззащитны перед новым астральным затмением


Заросли шепота, и в нём прячутся
  боги, которых поглощает тьма и иные законы


Недоверчивые, утопающие в словах и лжи, матадоры в киммерийских сумерках за  кулисами Рая
Любители красоты с голодными глазами заблудившиеся в смертельных аллеях сновидений увитых ядовитыми плющами кошмаров пустивших в нас свои корни и розы под обезглавленными небесами на всю протяжённость сна в туннелях по которым скитаются души одноглазых поэтов и их палачей



эти глаза под тропическим ливнем в темноте блестели глаза игуан а они как тряпичные куклы в шкафу делали эти нелепые движения танго на операционном столе


Мальчики сбрасывающие свои тяжёлые короны с восходом солнца на их щеках снова выступает румянец их поцелуи оседают эхом под одеждой нет двух одинаковых членов
с неба сыплется тяжёлый снег труп на утреннем снегу вьюга должна замести мои следы


Неужели ты позволишь себе быть сожранным этим палящим солнцем этой пустыней этой голгофой небытия?


хаотическое наследие травмированное ущербностью генома



позор выстрелы и слова калечащие вызывающие символическое богохульство



и рот продажный как сифилис



иногда абсурд торжествует над здравостью смысла

Шекспир и Берроуз о чём они договорились

на чём они остановились


отыскать изменника Глостера


сцена 7


лоботомия для Иуды



и мальчики входят в открытые врата сновидений которые становятся кошмаром смертным приговором имени и судьбе



под дулом кардинала любовники теряют надежду признаются в любви и перерезают горло кровь клокочет в желудках под ногами чей то скальп свет солнца благословляет эту трагедию омывая своими лучами нагие тела живых и мёртвых


... помлушайте доктор Кэрролл почему в вашей комате так много мух?


испражнения миров разлетаются вдребезги или взрывают нас изнутри



неужели это ты Фрэнки?

Как ты оказался здесь?

Почему ты связан?

Почему на тебе наручники и ошейник?

Ты можешь говорить?

Что они сделали с тобой?

Сколько их было?

Повернись!

Господи, у тебя течёт кровь, тебе больно?

Говори громче!

Тебе всё ещё больно?

Перестань плакать?

Ты думаешь мне не противно?


В твою кожу я заворачиваюсь…в твоей коже я исчезаю…я прикрываюсь твоим телом как зонтом…предательская эгоистичная плоть…магия добровольного суицида…моё отчаяние растворяется в твоей коже, твоё горло, перерезанное войной, я провожаю в могилу всех своих мужчин…напившись я фотографирую как геморрой разъедает мою анус…только подлинное саморазрушение доставляет самое возвышенное удовольствие…



Занавес поднимается на сцену выходит слепой самурай и горбун, самурай одним ударом рассекает мечом горб как крышку гроба, из горба хлещет фонтан крови


Ментальный голод олицетворяет ночь синдром сексуального бреда ненавязчивого оккультного мазохизма, ницшеанство подаётся в терапевтических дозах догматы скрипят на зубах распятия зажаты в дверных косяках ещё одна уютная бордельная оргия шлюхи дауны трутся промежностями о статую Христа имитируя почти религиозный трепет от прикосновения к сакральному образу пытаясь постичь теологическую порнографию


Последняя чаша одиночества. Разрыв чёрных тональностей. Больше нет тех удивительных ритмизованных образов, код экзистенции – сценарий кошмара - Стать осязаемой частью реальности. Частью поверхности. Или тебя самого. Быть Другим, потусторонним или просто иным. В сердце собственного сердца, в тени своей тени

Нас безжалостно хватают щупальца запятнанного грехом времени.



Удушливый ропот безмолвных ртов

Перманентное состояние хаотичного многоканального изнасилования.

Разрушительное пламя, сжигающее сердца людей и ангелов.

Слышится музыка расчлененных телесных вибраций, когда плоть срезается, и вырываются вены.

Ничто не успокоит наэлектризованную бушующую похоть.


Глубоко внутри лязг крови.


Яростный грохот мясных крючьев на ветру в сумеречных испепеляющих каплях янтарного дождя.


Презрение к жизни.

Влечение к праху.

Очарование смертью, изживающей себя.

Чёрные раны желаний. Тела, обезображенные необходимостью объятий.


Агонизирующая плоть, которая должна быть подвергнута агрессивному насильственному анализу, должна быть принесена в жертву, подвергнута бесконечным пыткам, постепенно переходящим в удовольствие.


Тебе не всё равно, сколько ему лет?
Ты хочешь променять мой член на вечный покой?
Мы все слепцы перед ликом немого Демиурга
Вечность такая же скотобойня. Храм для кастрированных зомби.
Ты хочешь чтобы я убил себя раньше?


распятый дирижёр символизирует отношение к культуре

кровь с потолка капает на нежные плечи рабов их сутулые тела связанные вместе госпожи выстраиваются в очередь чтобы устроить им порку




вороньё каркает в предчувствии счастья пока я здесь зимую завокруг моего дома появились свежие могилы


иметь влияние на людей и контроль над ними

защищать себя


       Я больше не знаю, куда смотреть
      
        Устав от поисков в толпе
         Телепатии
            И надежды

       Смотри на звезы
        Предсказывай прошлое
            И изменяй мир при помощи серебряного затмения

Разрушение – единственное, что постоянно в этом мире
Мы все исчезнем
Пытаясь оставить след более долговечный чем мы сами

Я еще не убивала себя и поэтому не ищу прецедентов
            То, что случилось до этого – всего лишь начало


                Циклический страх
                Это не луна это земля
                Революция

Боже мой, Боже мой, что же мне делать?
Я знаю
лишь снег
                и черное отчаяние

больше некуда пойти   
бесплодные судороги души -
единственная альтернатива убийству

Чтобы выяснить, как я умерла, пожалуйста, не вскрывай меня
Я расскажу тебе, как я умерла





охранять границы своего психологического пространства

отстаивать свое «я»

привлекать к себе внимание

быть увиденной и услышанной



неподвижная черная вода

глубокая как вечность

холодная как небо
неподвижная как мое сердце когда я не слышу своего голоса
я замерзну в аду


волновать, изумлять, очаровывать, потрясать, заинтриговывать, забавлять, развлекать или соблазнять

быть свободной от социальных ограничений

противостоять принуждению и давлению

быть независимой и поступать как считаешь нужным

пренебрегать условностями как удовольствиями


вырви лоскут кожи  из твоей истины


Ибо бесконечное Вне заполняет всё сумрачных глаз


слезы влюбленной женщины и радуга


повешенные стиры и нагота вытекающая на мостовую из чёрных глаз


Тела монархов распадаются в экстазе.


синхронность


Глаза Каина наливаются кровью


Надвигаются аборты


От этих апокалипсических сумерек бегут даже крысы.


упорядочить красоту бездны


Презирайте эту химеру - она  отвратительна;  она  может  существовать только в крохотном мозгу идиотов или фанатиков, и в то же время нет  в  мире химер опаснее, чем она, нет ничего страшнее и ужаснее для человечества.


Из-за искрящийся зари восстаёт конь бледный из пепла как феникс и бьёт копытами по звёздам.


И порядок и форма инвокации, посредством которой человек достигает знания и собеседования со своим Святым Ангелом-Хранителем, будут даны тебе в надлежащем месте

оскал проказы и сифилитические искры зари что бьют копытом по темени Нострадамуса

Желания полностью меняют нас а пророчества делают ещё невесомее почти невидимые мы в преддверии Ада


Мораль застряла там же где мастурбирующий близорукий Нарцисс одержимый странной идеей двойников и магией отражений. в его руках распускаются цветы апокалипсиса




ужас Арлекина под юбкой куртизанки мексиканские члены умирают во сне

убить жизнь, чтобы соприкоснуться настоящим театром

скатологические комментарии исчезнувшего духа

сны исторгают крики

телепатическая педерастия и беззубое беззаконие лунных снегов шум ран на запястьях подаяния

Сквозь меня просачивается время и так много инфернальных улыбающихся голосов,
      Слова несметных поколений рабов и колодников.
      Слова больных, и отчаявшихся, и воров, и карликов,
      И нитей, связующих пределы,  звезды, и женских чресла, и влаги мужской,
      И прав, принадлежащих униженным,
      Слова глупцов, калек, бездарных,  презренных, пошлых,
      Во мне и воздушная мгла, и жучки, катящие навозные шарики.
      Сквозь меня слова запретные,
      Голоса половых вожделений и похотей,  с них я  снимаю покров,
      Голоса разврата, очищенные и преображенные мною.



Зачумленные вздохи милосердия засохшая кровь на терновых венцах недоразвитых душ подлинное удовольствие доступно одному богу нищета осени распростёртая в водовороте умирающих времён и сын человеческий проникает во сны мёртвых тела в ожидании трубного гласа ты пишешь молитвы бритвой на телах проституток и механические птицы оживают обнажённые дети не пускают твою любовь на порог своего дома милосердие неслыханная роскошь мальчики предназначенные для продажи в рабство бросаются в окна святые мирно пасут своих коз дисгармоничный экстаз публичной казни морали они повесили старуху на подмостках уличного театра


Молчаливый карлик помнит всё о той девочке беспомощной и немного слабоумной сквозь складки её платья сочится кровь и изысканная метафизика совсем не материнской ласки или любовного психоза отцовского равнодушия в её глазах рождественские сказки становятся чистым воплощением экранной любви члены затыкают рты иглы вены где-то на уровне забытого горизонта счастья из под палки в багровых тонах как апокалипсические войны памяти


вход в снежный лес и поиск пещеры короля его кровавая мантия обжигает перед склепом фонтан воды которая не смачивает губ

   сновидения невпопад

хозяйская дочь знает Бармаглота


устами Арто

по чистой случайности твои поцелки пожирают миры

Марго работала в Варьете пока не пришла война


из животов толстяков она вытягивала зубами конфетти растения носовые платки много крови зонты и швейные машинки


  Как слабоумные достигают оргазма?


я уже готов затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты.



Ты навестил бога рано утром, пока он ещё спал ты ушёл ни с чем, возможно, тебе повезло, что если он бы он встал не с той ноги?

моё будущее виделось мне ревущей стаей диких тигриц холодными потоками слёз рыданием старого мира



Мир – это труп бога, его символический образ.



Жизнь - вакуум распятых фаллосов и дымящихся черепов



смерть это поцелуи взасос распятий и вот уже вся комната забрызгана кровью


Когда красота сама собою уничтожается, остаётся только холодное презрение к самому себе





Байрон: Только Люцифер может утолить мою жажду я разрываю в клочья туман и вижу очертания Эдема в дальнем конце мира я и прильнув к груди опального ангела засыпаю ил это наоборот пробуждение вспять водопады лавы притягивают отчаянных Бодлеров святые ночи полные нездешнего света полны светилами и святынями


Арто: мой рассерженный труп – главное доказательство существования Бога.
Элюар:  в долине пылающих храмов  карающий смеха Иудососа, но всё равно, не смотря на агнца блаженного Гвидо  и Арии обжигающих созвездий мы едины с божественным тлением временипада



История одного из безумств бродячих акционистов. На сцене тела моделей, забрызганные масляной краской, кровью, песком и пеплом, несколько дрессированных мальчиков шлюх, трахают себя острыми предметами, внимая тотальному зову похоти. Потрошитель свиных задниц в маске театра НО вскрывает очередную тушу.

 Я спросил у своего спутника – какова же моя вечная участь? Он сказал: «Между чёрным и белым пауками». -Разве десять ночей теплее, чем одна? Ищите Гортензию. Что следует раньше, смерть индивидуума или смерть мира, смерть иллюзии или реальности. Его первая страсть - животные, его вторая страсть - зашивать девочку в кожу молодого осла, ее головка торчит наружу, он кормит ее и заботится о ней, пока кожа животного не сморщивается и не умерщвляет ее. Из всех чудес, которые видела Алиса в своих странствиях по зазеркалью, яснее всего она запомнила это.



мои сны становятся телами умащённые душистым мылом, утопающие в лимонных парах. Юношеский эротизм и безрассудство юного сознания, пурпурный цвет был ему к  лицу, я хотел его ещё больше, я хотел его таким, обнажённым, в крови и сперме, такого прекрасного и в своём отчаянии и страдании, он это я это отражение моего тайного местоимения, моего сакрального dasein…и фавн стал Паном в самом сердце Лесов Вечности, мы опьянённые неистовой красотой сверкающего разложения, секс, моча, пожар, лай, стоны и смех, всепожирающие клыки безмолвия терзают дух человеческий, лезвия свастик сталкиваются с лезвиями, распятий – фаллосов, экстаз унижения воспринимается как свет, который рождается из самого сердца холода и мрака

расфокусированная пелена кошмара некроэротическая эйфория выблеванная боль от болот невинности пахнет трупами и каннибалы с лицами невинных рабов обезоруживает я вмазался и стал замечать как мой приход прибил меня к вечности впечатал в её узкие бёдра девочка-призрак

Мальчики призраки с блаженными улыбками и иллюзорными движениями, утрата страха вместе с вожделением, летние дни, сваленные в общие могилы, солнцестояние позора, эмигрировавшие иерархи живут легендами о спасении, случайное бегство убийцы с черепом матери.


Почему бы не поменяться местами с богом теперь, когда всё возможно?


Что остаётся теперь, когда на перекрёстке реальности невозможно потеряться
Но можно смачно нагадить в священной гавани Добродетели





На сцене маленькие гробы из-за кулисы выползает карик в мясницком фартуке он открывает гробы и лупит топором по телам потом срывает с себя окровавленную одежду и залезает в гробы пытаясь изнасиловать останки гнилого мяса своим деформированным членом




Та девочка с протезом на обочине дороги ты позвал её но она как будто не услышала она скорее всего глухонемая ей на вид двенадцать и ты уже знаешь где она окажется через час что она будет делать когда ты сломаешь ей вторую ногу вывихнешь руки пристегнёшь наручниками к унитазу окатишь экскрементами и изнасилуешь потом ты повалишь её на пол и будешь исследовать языком и пльцами её анальные трещины она такая же сломанная кукла как те покалеченные азиатские ****и на фотографиях Слокомба только гораздо меньше она напугана и парализовна болью ты оглушил её ударом сапогом по голове чтобы она не сопротивлялась теперь у тебя как минимум полчаса на вторжение и на постижение её анатомических глубин и всех физиологических контрастов геникологических тайн и маленьких генитальных сюрпризов и ты путешествуешь по всей поверхности юной плоти досконально изучая подробности бархатной кожи и пытаясь своими поцелуями подвести итоги этих травматических экспериментов с её неподвижным телом трахни её этим ненужным обломком снятым с её ноги забей этот протез в её зад потом достань эту окровавленную и заставь её облизать и только потом пристрели её



Снисходительные жесты судьбы.

Коэффициент искусственного ужаса.

Оральная покорность.       Теория всякого существования начинается с идеи господства.



                Возле осенних оград на холме лихорадит звёзды
                ищут звенящее золото тени, безотрадностью слез.



Божествненая Кара переполняют сердце падших ангелов
пурпур вечерних зорь,
дымного города закрашенного чёрным

дикие краски эти лиловее свинца


чёрная вдова
с погоста крадётся за ней слепой сирота
лёгкой тенью нежного мертвеца

         Кто выплеснул на холст эти лица?

Лишь мгла, единая мгла соединяет меня с одиночеством красок и холста


крки эти горят как беспристрастного заката камин одинокое плямя среди человеческих руин

               Тихие отзвуки каменных стен;
тёмная лечебница, сад сирот,
красный корабль по каналу плывёт.


этот стук гвоздей в ладони католики не спят архангелы мутанты занимают свои кельи и их молитвы обрушат стены соборов слепые манекены тянут руки и улыбки трескаются на лицах и маски падают с потолка калифорния горит под ногами


и бриллианты кристальных минут рассыпались как его поцелуи и трещины щёк не выдерживают лавины этой болезненной страсти что-то станет частью тебя после того как он покинет это ложе этот успех одинокого поэта страдание его мраморных изваяний



никто не знает что принесёт конец


этот огнепоклонник всё ещё скуп на слова но любовь спрятала своё тело и режет запястья ночь и капли текут по стеклу простыней его душа похищает тебя медленно но не быстрее чем Орфей спускается вплавь по течению он устал и нежен с тобой как


заниматься любовью с собственным лицом слушая эхо ливня

Сегодня, в ясной тишине заката,
     Когда неспешно подступает мрак,

человеческое сознание исступлённая сказка света

тело слова становятся кодом раскрепощённым очарованием глупости

     Хочу постичь, каким я был когда-то,
     Каким я стал, и почему, и как.

порочность подобных мучений гасит скуку и заставляет снова пытаться расстаться с головой и эта тихая бойня мыслей и все варианты однополых связей и постельных возможностей


                чем дальше и глубже тем ближе к истине


Промчалась печаль и улыбкою воздух облекла


             я же безумец, что страшен себе лишь как отражение больного зеркала



ловить свои сны в мышеловку и проходит сквозь кошмары и ловит ртом звёзды он падает сквозь тебя на рассвете он уже собран и сквозь его глаза смотрят услужливые противоречия и неизбежные вопросы его тело это целая фраза непроизносимая и непроизнесенная, но каждый день приносит новую катастрофу баланс утерян и твой мальчик уже занят и страдание пускает корни и его поцелуи становятся ничтожной горсткой праха главный содомит возносит руки к небу в странном жесте/что этот день для него покаяние или молитва/


великий чёрный свет в призрачных зрачках неведомых животных/виденья ночи растворяются в птичьем гаме/истина давно уже обходит нас стороной/проклятие укрепляет/ангел с прозрачной кожей/Демиург грустит вместе с нами/длительная подготовка жертвы/имитация изначального убийства/спонтанные вспышки насилия/




толпа на грани коллективной истерии/они постепенно превращаются в обезумевших диких свиней, лишённых какого-либо намёка на сексуальный промискуитет/надежда на правосудие исчезает вместе с разрушением целой системы иерархии стерильных различий/мы движемся дальше с осторожностью рабов и плебейской покорностью/древо жизни тонет во мраке времён/


Как вы с ней познакомились?


в Варьете у Женевьевы я разодрал на ней платье под ним ничего не было

ничего?

да пустота.


а пустота ведь не говорит её не обнимешь с ней не переспишь её не соблазнишь и не займёшься любовью.

это не твои Глостер любовные признания под дулом хладнокровного винчестера


это не падающие гаснущие звёзды как ножи отсекющие горб и уши


лицо джоконды в менструальной крови тебе не уйти живым из инквизитория



В осколках стекла зеркал отражаются улыбающиеся лица юные груди и осенние листья ты хочешь просто пёрнуть и вызвать грозу достаточно и того что ты познал армии твоих снов движутся в Содом какое зрелище новая любовь зарождается под сводами Ада немая ****ь сосёт плюясь и пялясь в сломанный телевизор у неё агония она на пятом месяце беременности каждую ночь её снится её мёртвый ребёнок беременная психопатка которую ты сталкиваешь с крыши должна быть тебе благодарна её ждала более мучительная расправа


чьи силуэты таят в апельсиновых рощах мальчики чьи тела рожденные лунным светом попытка быть вне схватки с самим собой вне закона суметь донести и видеть а не просто

быть ты сам себе судья но тебя не мучает совесть за ту ночь ведь это всё что ты сумел понять в плену коротких фраз одетых во фраки


наши встречи носят инициатический характер только солнечный свет и неумолимые законы времени могут разрушить эту трогательную сомнамбулическую романтику наших коротких призрачных встреч
это двенадцатая ночь у ложа умирающего принца я хочу сорвать зубами его белоснежную тунику хочу чтобы он часами слушал мои неистовые признания я усну не приходя в сознание
меня пугает рассвет он обрекает меня на бодрствование вырывая меня из священных объятий ночи эти волшебные грёзы где мальчики прячутся под кожу моих сновидений


войти внутрь и оставить свои воспоминания которые не умирают они тлеют на алтарях  возмездия становятся вочеловеченной реальностью и пепел и ветер и копоть и похоть целуй мои окровавленные запястья


   сновидения невпопад





оппознав архитектуру да мы станем хозяевами своих сновидений звёздной пылью суицидальным прахом невесомого тумана горделивыми речными лилиями обратной стороной апокрифических сновидений и рельефами бессонных ночей пронзённых стелами умирающего Эрота неопознанными объектами воображаемого и выражаемого увидеть и постичь абстракцию ментальных путешествий по эллипсическим орбитам удовольствия и ассоциативных истин ложное ощущение света фигуративные трещины становятся непреодолимым барьером между познающим и его теневым логическим продолжением во вне ректального шёпота материнских миров терновый венец доставшийся в наследство последняя чаша пронесённая мимо внутренняя дисциплина наносит пощёчину безответной рациональности хаоса



ангелы в верблюжьих шкурах антракт в небесном театре

кровавый потоп распахнутых глаз

корабль снов тонет в вербальном пространстве

седые виски Федерико скрыты холодным потом туманов


Бог! где ты?

я люблю юную плоть - прекрасный символ вечности

я всегда теряю того кого люблю

и прежде всего доверие

я возвращаюсь из прошлого чтобы принадлежать тебе

подари мне свои аметистовые глаза

даже беспощадные молнии не утешат нас

потерявших все экзистенциальные ориентиры

           почему обнажена бездна как грудь Джоконды сквозь которую видна изнанка другого мира

                внутри порванной вены слезы Господа внутри резаной шеи лёд подменил собой пламя

                музы бьются в клетях с

служанка после изнасилования превращается в пейзаж-материнский аскетизм беспредметного нарциссизма


                в венах безглазого самурая густеет семя венценосного дитя нам нужен его прах который обратит в золото наши видения


неужели это всё?

Что значит эта пауза в тексте?

Идеи индивидуального подхода не всегда воплощаются на деле


сновиденья лопаются как мыльные пузыри твои и мои


гениталии висящие в воздухе дирижабли и надувные шары


асфальтовые джунгли в которые рушатся небоскрёбы сознания возлияние бычьей крови перед лицом зари

изнасилование мародёра

что может быть сакральнее убогих криков невидимых содомитов и факелов оскверняющих безлунные ночи

твои и мои

гениталии занесло прошлогодним снегом

зеркало зари отражает лишь наш шёпот

как нам сбросить маски


твою и мою


отречься от образов чтобы кожа превратилась в бархат сверкая жарче и жарче



тишина опускается на город мы прибавляем скорость мотор глохнет невидимая тень чёрного солнца скользит по нашим застывшим телам теперь наши лица извиваются как змеи зеркала заднего вида разбиваются от встречного ветра и падает снег ломается лёд и кровь проливается на свет



мальчик хамелеон кто его видел хоть раз не забудет никогда он срывает себя лицо каждое полнолуние никто не видел что скрывается за кожаной маской голубоглазого спасителя месть отражения другие инстинкты как он грациозен в ультрафиолете в дневном свете его достоинства не видны с наступлением рассвета он прячет своё лицо под чёрной вуалью только в сумерках он может позволить тебе прикоснуться его лица дитя лунных грёз и сомнамбулических полночных откровений ты готов пойти со мной сказал он внезапно отразившись в зеркале его тело увитое плющом речные лилии в его волосах искрящиеся отражения измождённых звёзд таинственный мальчик-восклицание мальчик-цитата



натянуты струны между телами думающих во льдах целующих звёздный песок гной спадает с ушей как перхоть долин

Свинобог или совиный бог машет ангелам рукой трубит отбой

глаза твои андалузской бритвой обласканные
произвол смерти или умирающих лилий

пусть карлицы нагие на страшный суд идут и шлюхи раздвинув колени напрасно кого-то ждут я сам из тех рабыней что головы сложили за тех кого сгноили и заживо зарыли
Тень Донатьена в песках шестого мира я вырву этот скальп из кукольных их рук

мерцают наши имена в предместьях третьего Рима

только смерть не торгует своим телом

как будто ум бросается в бегство

лабиринты супрематических менструаций


божественное зеркало  треснуло
никого не осталось

никого

ни на этом берегу ни на том


ни тебя ни меня ни его

ни Гюго

Цена резни или этих аппетитных свиных ушей в маринаде

В зеркалах отражаются распятия и члены

Католический стриптиз

Девственная плева в чаш беззакония которую я подношу к твоим губам


Как мы здесь оказались


в этом кошмре Квазимодо



чёрное распадающееся на глазах бытиё пожирателей теней этих лающих танцоров нож жизни бесцеремонно вспарывает сифилитичный торс их творчества

дети с простреленными лицами тянут к нам то, что когда-то было их руками а теперь это нечто аморфное гипертрофированное как смех целлулоидного мира



Я ненавижу тщеславие астрального мазохизма, что дремлет в ледяном безмолвии бездонного дыхания вечности.

мы поделим Ад пополам, о, мой невидимый сторож ночей, переливающий свет во тьму, превращающий кошмары в грёзы удивительной красоты

эта комната представляла собой уменьшенную копию нашего сна, где объятия длились вечно, на фоне необузданных совокуплений зеркал а поцелуи превращали кровь в вино, где лунный свет будил в нас солярную похоть, и анатомия грёз выдавала в нас нагих странников, обречённых жить вечно


   Два разорванных лика в витраже, о, если б возникнуть посмели в здании Последнего Суда
   
ты одеваешься в обломки мёртвых теней неблагозувчно роя могилы для звёзд и хороня слова склепе чужого скальпа

порою наши сны встречаются как взгляды и пьяные карлицы устраивают стриптиз срывая друг с друга корсеты на берегу Сены

Херувимы прячут свою наготу в кровавых туннелях

ещё накануне нас пожирало солнце а теперь мы греем кости и наша кровь густеет на ветру

мои губы при свете луны пускаются в бегство
Я бросаюсь в свое детство как в море
брызги летят по театру, который готов, как ребенок, снова вернуться в цирк и стать арлекином рабом слепого акробата

на расвете кровать опустеет и тень ливня этого гаванского одиночества настигнет тебя

слева направо - деревья,
А на нижних ветвях музыканты и звуки их за спиной Господа как уходящее солнце инцест струй речных безымянных



и небо с зарубцевавшимися пурпурными ранами и снег тающий на обветренных губах и соловьи в рощах как незабудки и гроздья рябин невинность забытая в камышах невеста хлещет розгами по ногам жениха ослепшего от неонов Сан Франциско ангелы падают с небес как порнозвёзды и диснеевские галлюцинации оживают как подснежники тучи стонут и девочки страдают в пустынных ночах полных ветчины и маминого загара мне снится звук клавесина арто кусает губы и режет запястья влажный запах плывёт по холстам и простыни и сердца размоченные проказой и рвота в подворотне и пот бесплодного поэта чьи губы заплетаются в поцелуи невидимые бокалы в свете горящих как факелы ран никому не уснуть пока не затянутся пурпурные раны небес и не покажутся стены новых храмов


здесь и сейчас в этой фосфоресцирующей тьме имена имеют не больше смысла как и междометия



или скрипки распятия и тромбоны хаоса и лютни беззакония чёрные тени клавиш и белокурые карлицы прячущие свои гениталии в партитурах и пустых глазницах



каждый из нас блуждающий пейзаж перед лицом бесконечности этот милый мир обнажённой плоти и грусти китайской туши

я целую растерзанные следы твои

пока мёртвого жениха моего не занёс этот преждевременный листопад

смех твоего огня я привыкаю к жару твоих немыслимых глаз

иногда он стонет так пронзительно что и стены не помогают мы любим просто чтобы не разучиться любить или не начать ненавидеть?

только так можно не сойти с ума во время составить завещание для тех кто по-настоящему любит и верует


я люблю её и сейчас для меня она и будда и палач и любовница и пророчица. Она и есть тот священный образ к которому я тянусь в каждом сне каждом дождливом вечере надеясь что может быть это наконец то самое чудо которое мне суждено пережить - не этот ли ветер принесёт мне запах её губ не эта ли ночь согреет постель мою не эта ли свеча своим призрачным нимбом вырвет у тьмы её светлый образ не этот ли закат принесёт мне сон где мы будем вместе?

Ты – чёрный испепеляющий моё сердце свет: ты спишь, пока моя весна не закончится твои волосы вздрагивают. я просыпаюсь и вижу как прекрасны
О, твои голубые глаза.


В чём смысл этой перманентной боли? или это всего лишь игра?

мы проливаем семя своё над белокурой бездной рассвета дома он играет со змеями и копает могилу для наших поцелуев в руке револьвер и в глазах голубых ненасытность дрожащих губ мы молимся снам вдыхая пепельный воздух кружев он слизывает осень с моих ладоней наши губы шепчут сны и непроизвольно вторгаются в зеркала


барельефы брошенные храмы мы идём по невидимым ступеням а проходят века мы их не замечаем проплывают чёрные облака и встают кровавые радуги кого влечёт подобный путь?

это особый мир где мы все связаны наши лица пришиты наши души скрещены

я блююю в лицо перелетающим птицам орлы стервятники *** вам я покажу и стервятничайте себе в удовольствие, суки

твой пистолет заряжен и ты срываешь кукол с петель целуешь руки мёртвой служанки 
её тело выбросило на берег с петлёй на шее

Как она повесилась в открытом океане?

Фигуры королей, застывшие во льду, затонувшие города, изо дня в день всё меняется, и рабы Вавилона уничтожают все карточные постройки времени.


анатэмы диадемы мраморные замки гильотины ничего не страшно если оргия уже позади и свершилась полуночная месса

я обнимаю тебя мы обнимаемся с чудесной силой, песок уже сжимает наши талии, в какой-то момент твоя кожа лопается от горла до лобка, мо/я в свою очередь взрывается снизу доверху, /я растворяюсь в тебе, ты смешиваешься со мной мо/й рот сливается с твоим ртом твоя шея сжата мо/ими руками, /я чувствую как наши внутренности переплетаются и скользят, небо внезапно темнеет, по нему проносятся оранжевые отсветы, кровь одновременно и незаметно вытекает из нас, по твоему телу и одновременно по мо/ему внезапно пробегает страшная судорога, ты кричишь побежденная,

Безумие – сквозняк, блуждающий по галереям нашего существования, олицетворяя собой вечный символ мудрости и прозрения.

Всем нам давно пора на страшный суд.

море в кровавых лучах чёрного солнца на фоне респектабельной мудрости палачей и хмурых мальчиков с членами прекрасными как кипарисы чьи мучительные поцелуи пробуждают к жизни инфернальные плечи пилигримов и воскрешают мёртвых павлинов в руинах летних сумерек растворяясь в фонтанах телесных различий в вулканических грёзах воспоминаний и полночных фейерверках астральных туманностей гипотез затмений и сомнительных радостей распятий

смочи губы мои водой луны которая не смачивает рук укажи мне путь к невидимой звезде и белоснежной земле солнечной зимы эта земля героев сожженная светом тайного солнца

я люблю её и сейчас для меня она и будда и палач и любовница и пророчица. Она и есть тот священный образ к которому я тянусь в каждом сне каждом дождливом вечере надеясь что может быть это наконец то самое чудо которое мне суждено пережить - не этот ли ветер принесёт мне запах её губ не эта ли ночь согреет постель мою не эта ли свеча своим призрачным нимбом вырвет у тьмы её светлый образ не этот ли закат принесёт мне сон где мы будем вместе?

Ты – чёрный испепеляющий моё сердце свет: ты спишь, пока моя весна не закончится твои волосы вздрагивают. я просыпаюсь и вижу как прекрасны
О, твои голубые глаза.


15 минут на поцелуи не слишком ли?



Я тихо придвинулся к спящей Моли и начал лизать мочку её уха она начала улыбаться во сне я шептал ей на ухо:
нас тянет к звёздам, но, после оргазма одни оргазмы нас тянет к звёздам, но, после оргазма одни оргазмы нас тянет к звёздам, но, после оргазма одни оргазмы нас тянет к звёздам, но, после оргазма одни оргазмы нас тянет к звёздам, но, после оргазма одни оргазмы нас тянет к звёздам, но, после оргазма одни оргазмы




её груди колыхались по нежным напором ветра экстаз укоренился в её генитальной области она могла кончать самопроизвольно как эрегированная кукла предназначенная для самых запредельных удовольствий я грел свои руки в её промежности пока мой язык исследовал её зад потом Молли взялась за плеть надрачивая мой член так мы и проводили время в пансионе между поцелуями плетьми и её бесконечными оргазмами


Рик завёл себе себе нового парня мне назло я шлёпнул их обоих и теперь
Пропиваю гонорар в этой техасской дыре –  у мальчиков было слишком много врагов, увы

И фиолетовая листва склонялась к его ногам,  только у меня одного был ключ к вратам его постельного рая работающий мужчина заслужил свою порцию удовольствия


В лунном сиянии наши тела как тела неудержимых сатиров на берегу океана нас ласкает прибой и свет звёзд заставляет поцелуи застывать на холодном ветру

В комнате № 23 Тони Дювер гниёт в своей спальне. Тони, где твои мальчики которые должны были усыпать розами твой труп и долго фотографировать твой омертвелый член который столько лет был верным спутником их безответственных задниц.



у этого заката нет имени у этого теракта нет номера выстрел в пах 33 калибр как плевок в безоблачное небо 


no friends no saviours no survivors no angels


Мужчина: я молюсь о твоей красоте но не хочу больше отягощать тебя ты  молод и не нуждаешься в моей опеке.
Мальчик: Но Томас, кто же будет тогда покупать мне лекарства?
Мужчина резко: это единственное ради чего ты здесь со мной?
нет. ты же знаешь я люблю тебя дорогой у меня нет других аргументов мы умрём в любви а не в забвении вспомни что сказала слепая  - Вы двое светящийся шар похоти ослепительный Венец Эдема сказка Адама рассказанная Еве на ночь мы должны быть вместе и мальчик прижался к широкой ладони мужчины в мозгу которого вот уже долгие месяцы жила одна пьянящая мысль - как я люблю его если Слепая соединила их значит они обречены быть вместе до конца упрямыми аутсайдерами
мальчик: хочешь я буду исполнять твои приказы?



Оковы сняты и с новым лицом - предо мною Джоконда с телом Рембо выходит из радужного тумана я расплету её руки как косы я завяжу глаза чтобы уладилась листва волос и зашелестели уста от любви


тени за нами теснятся и каждый из нас исчезает и уходит в свою темноту



из руки Демиурга и из астрального плена
раны в теле Рембо я застыну среди мрака и тлена


Темный и таинственный Огайо и Цинциннати на заре


Немой запах осени проступает сквозь наши тени


    почему обнажена бездна как грудь Джоконды сквозь которую видна изнанка другого мира


Мы проснулись в теле Рембо - гиацинты восставшие из праха



её длинные бархатные ресницы целовали мою кожу её губы выпивали до дна млечное молоко зари её маленькие груди колыхались на ветру и я ловил губами и словно укутывался в её бархатную кожу её груди как молодые яблоки я стою на коленях перед своей музой и тянутся руи к новым ласкам и трепет её волос который ласает ветер теперь он мой соперник я ревную к ветрам и закатам которые могут вот так непринуждённо ласкать обдувать и убаюкивать её прелестное милое тело

проснуться хочу я и не смочь насытиться её дарми её поцелуями я покрываю всё её тело вновь и вноь она только открывает глаза а я целую её ресницы шею губы я ласкаю её вместе с рассветом и пою колыбельную вместе с закатом

     Настолько, что вымыслит даже
     И боль, если больно всерьез.

Преддверие ада вечерние облака и затонувшие в нашем сознании

табу олюциферят нас и нашу кровь которую по каплям выдавит весна

                мы делили Бога пока он делил нас

тишина между словом и мыслью между губами глазами и ресницами


мы рассыпаемся как чётка забытые Винсентом в траве психоза

мы идём по следам грёз и нам не нужны звёзды

ночь очищает нас как после исповеди нас манит сокровенное на уровне губ твоих ощутимо тьмы блаженство преддверие ада


мы роем могилу в горах так не тесно лежать проще построить межзвёздный склеп эта нежная игра со смертью камни повисли в воздухе змеи спускаются к нашим ногам прокажённая кровь наша - она светилась, Господь. и пили мы её из чёрной чаши рассвета.


очертания твоего сна обрамляют мою печаль хрусталь ошмаров как твои ресницы к ним течёт и стремится кровь моего сознания

когда мы просыпаемся мы оказываемся в объятьях нагих карлиц у врат Содома мы заклинали свой прах чтобы никогда сюда не возвращаться


                краски сначала
                разбросаны как попало -  Белое облако на холсте
                крыло мёртвой птицы не долетевшей  никуда


  В лунном сиянье не понятно кто здесь жертва а кто палач
  обозначилась тень на стене - как странно
  мои слова не отбрасывали тени



мы живём в его памяти

Это манёвр, отстраняющий смерть

Эротические черепа сновидений


спуская курок своих горящих любопытством глаз


в сердцах наших пурпурный прах

в глазах наших пурпурное семя Завета

Эрегированная улыбка Джоконды срастётся с твоим ртом


обратная сторона её ****ы


позади глаз цветёт как яд


мы спим на ложе Жене


ложь Жене сотрёт своё имя


Проникнуть за плоскость его ладоней за потусторонний горизонт его губ за шиворот его тела выпорхнуть в открытые от ужаса глаза арлекина сквозь призму хаотического равноденствии

Призраки этого города вырастают у меня перед глазами ежеминутно


Солнце пахнет татуированными цветами трупными запахами


всё так далеко родители дома приезды перелёты самолёты гавани и песни неожиданной любви...хризантемы в полях запахи гиацинтов снежные тропы и львы мудрость Дилана одиночество Миссисипи и если это просто хороший блюз сладкий как сон тогда мы не должны чувствовать боли но кто-то вмешался в наши планы


Мужчина: встань с колен!
мальчик. извини. Что мне делать? что мне сделать чтобы высадиться на твоём необитаемом сердце?
Мужчина призадумавшись: Преобрази себя в нимфу да да в морскую нимфу будь со мной рядом каждое мгновения а для других невидимым.



города умирали быстрее нас и та девушка в мотеле она стонала всю ночь как дрессированная при свете луны я видел как она дрожала пока мальчик резкими движениями входил в неё потом он признался мне что всё было так странно это как долго смотреть на море и невозможно оторвать глаз эта девушка всхлипывая говорила о ребёнке а он невозмутимо занимался моим членом обителью зла может стать обычное любовное ложе



Никто не вылепит нас вновь из роз поэзии мёртвого мира


    Разрушительное пламя, сжигающее сердца людей и ангелов.


               Слышится музыка расчлененных телесных вибраций, когда плоть срезается, и вырываются вены.


Ничто не успокоит наэлектризованную бушующую похоть.


анальная улыбка Джоконды


злоумышленникам удалось скрыться

Чёрная кровь мёртвой тишины бьёт фонтаном из тела Демиурга

Калеки бредут по улицам в их глазах отражаются экстремизм расизм и дадаизм

утопи скорбь в своём семени/у страха божественная природа/ Блуждающие огни, плач шакалов и  смерть, приходящая, как обычно, с силовой поддержкой, слепит, оглушает, обезоруживает, не даёт вздохнуть, доводит до сокрушительного исступления/


       отравление идеалистичным ядом морали,

наша поэзия как стигматы и пламя камина где треск распятий

а где-то за зеркальной гладью томных вод мумия Вечного мальчика, обделённого любовью и светом, и даже ночные бабочки не потревожат сон умершего Адама…

таинственное блаженство его покоя…все мы ходим по стеклу, но лишь некоторые умудряются не поранить плоть  сна …не осквернить её грязными поцелуями прозрачных осколков…тишина умножает свои объятья,


мы ходим под чёрными взглядами бога, но мы не отражаемся в зеркалах Христа…

 тёмная кровь Рембо, в его глазах отражается грусть падших и надежда покаявшихся…его плоть не обижена тёплым лунным светом…мальчик, ищущий мой голос, дверь балкона распахнута, я слишком хорошо понимаю жизнь, поэтому так тороплюсь с ней покончить, моя смерть так симметрична, интимна и откровенна со мной как бледный мальчик, этот ослепительный ребёнок с золотыми волосами



смерть благоухает в теле Рембо



в его золотых влосах


                автоматическая исповедь насилия блокирует непосредственную энергетику вызова, социум немногословен, но у него свои претензии к кровожадному либертену, банальное желания утвердиться на скотобойне всех экзистенциальных смыслов, в каждом привлекательном индивидууме врождённая тяга к насилию,


и не уснуть в тени шлюхи чья мексиканская ****а раскрывается в сортирной видеоэкзекуции бездомного фотографа


эрегированная улыбка Джоконды провоцирует снегопад распятий оседающих на скальпах оскоплённых кастратов

Рембо в объятьях Гинзберга: вот выстрел - слышишь, милый , наконец он (Верлен) застрелился хотя повеситься хотел.

Гинзберг: Вой кастратов заглушит эту провинциальную трагедию ведь лучшие умы моего поколения иссушены безумием


                очередное убийство как акт ясновидения,

бессмертие свинопасов не дороже мраморной рвоты огненных небес


Леонора: Ах, что вы, сэр, ведь тень желанна только летом, я же вступаю в осень.


ландшафты вседозволенности


Потрошители пророков оседлают трупы роялей и скелеты виолончелей пустятся в пляс


Агата: Но ведь Зло оно парит в воздухе, а тело мисс Марпл лежит в земле.


Ариэль: мечты проституции и вспоротые груди статуй пахнут цветами и ветром


ты стреляешь в сердце исхода

во рту сердца кишки ампутантов и музейные палаты


капли крови на лазурном берегу



облачные волосы Маргариты


тишина приковала нас к горизонтам



недра глубже взрывать отражённой кровью рассвета


мы пьём из горла Рембо солярную кровь поэта



тени за нами теснятся и каждый из нас исчезает и уходит в свою темноту