Три забытых подхода к исследованию

               

Г. Д. Чеснокова


                Три забытых подхода
                к исследованию
                редких иноязычных текстов
                в системе  межкультурной коммуникации
Санкт- Петербург,  2008
Чеснокова Г. Д. Три забытых подхода к исследованию редких иноязычных текстов в системе  межкультурной коммуникации . Монография - С.- Петербург: издательство ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2008.-  стр.115

 В монографии представлены теоретические положения о необходимости возрождения в отечественной филологии  важных аспектов научного исследования- текстологического , исторического и сравнительного. На материале собственных исследований текстов и собраний текстов,  написанных на редких иностранных языках , с привлечением англоязычных и немецких источников, автор предлагает систему методологических приёмов изучения, описания, анализа и обобщения информации, имеющей особое значение в системе межнациональных отношений и межкультурной коммуникации. Некоторые практические результаты, полученные в процессе исследования, представляющие особую общественно значимую ценность, оформлены в виде схем и таблиц. Анализ документов одного из первых на Северном Кавказе историко-лингвистических научных центров, который оказался в центре неудачной национальной политики Сталина, включает в научный обиход ценную информацию о вкладе русских и северокавказских учёных 20- 30х годов в межнациональную коммуникативную систему в сфере филологии и истории. Сравнительное изучение текстов Пушкина и переводов Корана  открывает новый аспект в изучении творчества поэта с позиций  интертекстуальности и взаимосвязи менталитетов.
              Монография способствует установлению научных связей филологов России, национальных республик РФ и зарубежных стран, возрождает отечественные традиции научного поиска, с которых начиналась российская наука начала XX века.


 Чеснокова Г. Д. Три забытых подхода к исследованию редких иноязычных текстов в системе  межкультурной коммуникации. Монография /.   - С.- Петербург: издательство ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2007.-  стр.115
Рецензенты:
доктор филологических наук, профессор ЛГУ им. А. С. Пушкина
Мальцева Татьяна Владимировна
доктор исторических наук , профессор ,
заведующая кафедрой международных отношений
 Санкт- Петербургского государственного аграрного университета Нарыкова Нина Михайловна



Оглавление
ВВЕДЕНИЕ     ( 5 )

ГЛАВА I  Текстологический аспект комплексного анализа
                литературного  произведения:
                1. Классическая текстология и её современный статус   (  13  )
          2.От классического «критицизма» до современного «историзма»
             в текстологии  ( 18)
                3. Сферы действия и аспекты современной текстологии при
                изучении текстов на иностранных языках  ( 27 )
                4.  Некоторые примеры комплексного текстологического
                исследования текстов на иностранных языках  ( 36)
               5.Литература к главе 1  ( 40)

ГЛАВА II  Исторический подход к изучению текстов на иностранных
                языках
                1. Особенности технологии исследования истории текста  ( 44 )             
                2. Редкие архивные документы об истоках российской лингвистики
                и  межкультурной  коммуникации ( 56)
                3. Русские узоры национального красноречия : история и политика
                глазами филолога ( 65 )
               4.Литература к главе 2  ( 75 )


ГЛАВА III  Сопоставительный метод и межнациональная
                интертекстуальность
              1. О терминах и методах ( 84)
              2.   Коранические мотивы в некоторых текстах  Пушкина (  90 )               
                3.  М. Ю. Лермонтов в учебном сочинении юного горца (110 )               
               3.  Литература к главе 3 ( 115)

                ЗАКЛЮЧЕНИЕ   (  118   )
             Приложение к главе 1  ( )
                к главе 2  ( )
                к главе 3  (  )






Введение
    
           Специалисту в области гуманитарного знания часто приходится обращаться к архивным материалам, которые могут включать в себя оригинальные рукописные тексты исторических или художественных произведений , переписку, мемуары, хроники, черновые записи авторов и др. В таких случаях обязательно возникает вопрос о полноте и достоверности того материала, с которым работаешь, а также о степени его изученности и использования в науке. Опытный лингвист, архивист или литературовед , работающий с текстовым материалом, чаще всего опирается на интуицию, на особенности своего мышления, отличающегося логичностью, конкретной направленностью поиска, комплексностью и другими качествами , присущими не столько гуманитарному, сколько математическому мышлению. В связи с изложенными посылками возникает необходимость решения вопроса- существуют ли объективные закономерности такого мышления и какими методами , приёмами пользуется исследователь- филолог, добиваясь исторической точности, достоверности результатов своего исследования и сознательно либо интуитивно проходя последовательные этапы творческого исследовательского процесса.
    До недавнего времени, исчисляемого не более чем одним- двумя столетиями, не проводилось различия между наукой и научными методами, не существовало понятия методологии как учения о методе, как исследования метода и выработки принципов создания новых, целесообразных методов . Рассматривая понятие метода с современных когнитивных позиций, можно определить его как «путь познания», который исследователь прокладывает к своему предмету, обозначенному им самим своей гипотезой. Недаром мышление объединило в одном слове два понятия ( путь-дорога, путь- способ, метод; в английском языке – это way-road, way- method, etc.) . Философы полагают, что попытки найти единый метод, применимый всюду, так называемый «идеал методологического монизма», или «универсальный метод» обречены на неудачу и, более того, каждая наука и каждая проблема требуют своего собственного метода . Однако те же философы не отрицают связи методов с системой как объединением некоторого разнообразия  в единое целое, элементы которого по отношению к целому и другим частям занимают соответствующие им места. Во взаимоотношениях метода и системы , в соответствии с теорией феноменологии Э. Гуссерля (1859- 1938), необходимо остерегаться так называемого «системосоздающего мышления», когда сначала «пытаются создать систему, а затем на её основании конструировать действительность, вместо того, чтобы познавать её…». Отсюда- важный для учёного принцип последовательности действий и мыслительных процессов: сначала познание, изучение, а затем- выстраивание системы с определением в ней роли и места предмета исследования.
 Среди многочисленных определений метода обратим внимание на высказывание польского философа Тадеуша Котарбиньского (1886-1981), представителя львовско- варшавской школы аналитической философии, автора общей теории рациональной деятельности, или праксеологии. Учёный считает, что метод, или система поведения- это способ выполнения сложного действия, заключающийся в определённом выборе и расстановке его составных частей, это способ, запланированный и пригодный для повторения. Настойчиво подчёркивая праксеологический, то есть рациональный характер метода, Т. Котарбиньский относит учение о методах и методологии наук как составной части логики в её широком понимании наряду с семантикой и некоторыми проблемами теории познания, расширяя его понятием праксеологии. Говоря о совершенствовании методов в области праксеологии, в том числе и в области умственного труда, учёный  называет одним из важнейших качеств современных методов рациональной деятельности их экономичность в исследованиях и изложении результатов исследования.
Таким образом, имея в виду принципы теории рациональной деятельности Т. Котарбиньского, или праксеологии, учёный не только и не столько рассуждает или действует согласно какому- либо методу или системе методов, сколько действует в соответствии с определёнными принципами как регуляторами деятельности в любой её форме. Теория рациональной деятельности перекликается с так называемым прагматизмом , под которым подразумевается «совокупность действий, направленных на достижение реальных результатов, без попыток подогнать эти действия под существующие теории» (38 , стр. 652). В философском понимании прагматизм несколько отличается от этого определения, тем более, что существуют различные его школы (инструментализм Дж. Дьюи ,гуманизм Ф. Шиллера,  позитивизм Конта, Юма, Даламбера с их теорией факта , «картиной мира» и  методами, свойственными естественным наукам и др.). Американский философ  В. Джемс ( 1842- 1910), считающийся одним из основоположников прагматизма в философии,  писал: « В качестве истины, которая может быть принята, прагматизм признаёт лишь одно то, что наилучшим образом руководит нами, что лучше всего приспособлено к любой части жизни и позволяет лучше всего слиться со всей совокупностью опыта»( 38, стр. 359). Не пытаясь подогнать свои действия и суждения под какую- либо определённую теорию, мы полагаем, что в совокупности в каждой теории есть своё рациональное зерно, следовательно, любая «рациональная деятельность» оправдана , если она  имеет практические результаты, выявляет факты, способствует дальнейшей деятельности и раскрытию «картины мира».
   В технологии исследования в сфере филологических наук в качестве основных методологических принципов, по- видимому, следует считать принципы точности ( тщательности), всесторонности ( комплексности) исследования,  а также принцип поэтапности выдвижения больших и малых гипотез, без подтверждения или отмежевания которых нельзя переходить от одного этапа к другому. В связи с принципом поэтапности конкретного действия уместно обратиться к концепции « поэтапного формирования умственных действий» , выдвинутой психологом П. Я. Гальпериным , который различает в данном процессе шесть этапов: мотивационный, на котором складывается отношение субъекта ( исследователя) к целям и задачам предстоящего действия и к содержанию материала; ориентировочный,  на котором составляется схема ориентировочной предметной основы действия, выделяются системы ориентиров, или сигналов , постоянно корректируемые и уточняемые; формирующий, на котором происходит организация действия в материализованной форме; социализированный- вербальный ( термин наш- Г. Ч.), когда «отпадает необходимость вещественного пользования ориентировочной схемой и её содержание отражается в речи, которая выступает опорой для становящегося действия»; внутренне- речевой ( термин наш- Г. Ч.) , когда происходит постепенное исчезновение внешней, звуковой стороны речи и в сознании остаются элементы так называемой внутренней речи, или «внешней речи про себя»; и наконец, заключительный, шестой этап, когда речевой процесс «уходит» из сознания , оставляя в нём только конечный результат- предметное содержание действия. По Гальперину, умственное действие выполняется сначала развёрнуто, затем постепенно сокращается, свёртывается. Формирование нового действия может происходить с пропуском того или иного этапа действия. Специальная организация поэтапного формирования умственных действий, названная П. Я. Гальпериным планомерно- поэтапным формированием умственных действий, характеризуется  показателями обобщённости, разумности, сознательности, критичности и др. В этом случае планомерно- поэтапное формирование  умственных действий становится методом исследования, разновидностью экспериментально- генетического метода, распространённого в педагогике и психологии  и имеющего целью повысить качество формируемых действий и понятий, сократить сроки обучения ( или исследования- Г. Ч.).
   Применительно к теме нашего исследования представляется уместным объединить некоторые положения теории рациональной деятельности Т. Котарбиньского , или праксеологии, с концепцией планомерно- поэтапного формирования умственных действий П. Гальперина , если учитывать специфику принципов предполагаемого исследования текста ( точность, конкретность, всесторонность, поэтапность), обусловливающих историческую достоверность и объективность результатов исследования и тесную связь исполняемых материализованных действий с формированием умственных действий.
          Итак, мы видим, что научное исследование текста филологом- текстологом и историком имеет много точек соприкосновения, связанных с исторической достоверностью и объективностью, обеспечиваемыми как специальными методами, или способами познания, так и общелогическими, когнитивными, но не универсального характера, а конкретными для каждого конкретного случая, избираемыми волей исследователя в соответствии с его замыслом, его целями и задачами , его гипотезой  и, что очень важно, в соответствии с особенностями его индивидуальной познавательной деятельности. При таком подходе к методам исследования учёный не привязан к одному определённому методу, он может свободно выбирать любой рациональный метод, соответствующий характеру его деятельности и мышления, может сочетать элементы разных методов, наконец, вправе изобретать свои собственные методы, руководствуясь принципом рациональности и экономичности. Мозг исследователя выберет сам подходящий для данного случая метод, если исследователь обладает необходимыми для его рода занятий качествами: способностью к осуществлению логических операций, к анализу и обобщению, к выдвижению гипотез и их доказательности; умением перестраивать свои позиции и умозаключения; стремлением к достоверности и конкретности фактов; способностью объективно оценивать получаемые данные и результаты их анализа. Разница между текстологом и историком в данном случае лишь в том, что историк имеет дело с документами, достоверность которых подтверждена его предшественниками, а текстологу необходимо прежде доказать достоверность анализируемых документов и описать их.  Таким образом, текстолог предваряет работу историка , филолога, лингвиста. Оптимальный вариант при этом- когда все эти «субъекты» существуют в одном лице.
 Было бы ошибкой механически переносить принципы праксеологии и теории формирования умственных действий из сферы философии и психологии в область технологии конкретного филологического исследования. Однако нас привлекает прежде всего принцип свободы выбора и сочетания методов и приёмов в зависимости от характера рациональной деятельности, а также принцип поэтапности и взаимосвязи психических и материализованных действий исследователя.
Говоря о современных методах исследования в филологии, следует признать, что в последние годы под влиянием новых теорий и методов сравнительно недавней науки «лингвистики текста» и увлечением ( может быть, оправданным) не известными ранее российской науке методами, аспектами и «подходами» , заимствованными из европейской и американской  философии и психологии, несколько забытыми на обочине оказались традиционные отечественные принципы и методы, составлявшие когда-то гордость российской науки и мировоззрения, связанные с  историзмом,  комплексностью, сравнением . Почти забыты принципы текстологии как науки, объединяющей историю и филологию. Любой ветеран- филолог, получивший образование , предположим,  в Ленинградском государственном университете ( ныне – Санкт- Петербургском госуниверситете), скажет, что его филологическое образование начиналось со знакомства с рукописными текстами, с работы в библиотеках и архивах, с самостоятельного «добывания знания» путём изучения текстов, а не «склеивания» чужой информации и чужих мыслей, «скачанных» из сети Интернет. Предлагаемые ниже три главы монографии имеют целью напомнить молодым исследователям в сфере филологии и истории три аспекта отечественной науки- текстологический, исторический и сравнительный,  в свете которых проводились исследования автором текстов на иностранных языках, называемых в обиходе «редкими», исследования, при осуществлении которых автор не стремился  продемонстрировать способности владения тем или иным «модным» методом, не стремился подогнать результаты исследования под определённый стандарт или систему. Исследование шло при максимальной  загруженности отделов головного мозга, обеспечивающих логику и упорядоченность мышления. Действительно, мозг сам выбирал нужные ему приёмы и методы, определял направления поиска и его поэтапность, и, действительно, в конце исследования происходило «сжатие» информации и информационного поля, результаты носили рациональный и ,будем надеяться, объективный характер. Что касается «межкультурной коммуникации», заявленной в заголовке монографии, то текстологическое исследование афганских текстов ( Глава I)   важно для  введения национальной культуры и литературы Афганистана в мировую культуру и литературу, трепетное отношение к рукописному наследию другого народа важно для понимания того, что культура и художественное наследие любого народа одновременно являются частью мировой культуры. Приобщение  к истории  арабских рукописей Северного Кавказа и к истории  опального центра филологического образования и науки в России 30- х годов (Глава II) не является событием регионального характера: арабские рукописи в России тщательно собирал и исследовал светоч российской ориенталистики и российской культуры- академик И. Ю. Крачковский. Он писал, что подозревает о наличии рукописей о Шамиле на Кавказе, но ему не удалось получить их в распоряжение- тридцатые годы были суровы с теми, кто пытался установить «межкультурную и межнациональную коммуникацию». У меня дрожали руки и перехватывало дыхание, когда я поняла в архиве ГАСК , что передо мною те самые тексты, которые искал  сам И. Ю. Крачковский и которых не касалась рука исследователя  70 с лишним лет! Кроме того, передо мною лежали тексты учёных, пытавшихся создать лингвистический центр в многонациональном регионе России, но, увы, 30-е годы были суровы…Тем не менее, документы дали массу информации об опальных учёных, о школе Н. Я. Марра, имя которого только- только начинает фигурировать в лингвистике после долгих лет забвения, информацию о «языковой картине» в самом многоязычном уголке России.
И наконец, какой же русский учёный не любит Пушкина? Этот «великий гражданин  всех времён и народов» в своё время пытался проникнуть в культуру и менталитет народов ислама. Не ради любопытства или развлечения. Он был захвачен, пленён образами , поэтикой Востока. То, что в настоящее время учёные называют интертекстуальностью, существовало и при Пушкине и Лермонтове, и это явление доказывается сравнительным анализом «Подражаний Корану» и переводов соответствующих «интертекстуальных» фрагментов Книги Ислама (Глава III) , анализом стихотворного сочинения армянского мальчика- гимназиста Патканова и риторического публичного выступления видного писателя и интеллигента Чечни, пытающегося объединить в своей речи язык и символику двух народов.
    Окинув взором стороннего наблюдателя все три главы, располагаемые ниже, я вдруг понимаю, что передо мною своеобразный  Акрополь или Карфаген, разрушенный римлянами,  дымящиеся развалины Помпеи . История разрушенных городов и народов, ставшая Памятником, установленным  в Некрополе, в царстве мёртвых. Разорённый и дымящийся Афганистан и горящие в пожаре войны средневековые рукописи национальных поэтов, раздавленный и униженный лингвистический центр на Кавказе, утерянные диссертации , забытые имена , забытые классификации и лингвистические карты, затерявшиеся среди архивных бумаг и бухгалтерских отчётов  рукописные тексты «Хроники Шамиля», ещё долгие годы способные пролежать  недвижно, потому что современному читателю нет никакого дела до событий давней Кавказской войны, до имама Шамиля, признавшего власть русского царя и потому  почти забытого на родине ( мы говорим «почти», потому что располагаем сведениями о намерении дагестанских учёных исследовать тексты рукописей), возрождается из пепла современная Чечня, неудавшаяся Ичкерия, пламенный защитник которой когда-то на восточный манер обмолвился: «Если у себя в доме не можешь навести порядок, зачем идёшь наводить порядок в чужом доме?». Спит спокойно Александр Сергеевич Пушкин, где-то мается  «печальный Демон, дух изгнанья», ушли в небытие академики Д. С. Лихачёв, И. Ю. Крачковский,  Н. Я. Марр, никто не знает , кроме специалистов- текстологов, об академиках Б. Дорне и Б. Дирре,  немцах по национальности, отдавших жизнь и талант исследователей российской науке, русскому народу. Потому нам кажется, что это небольшое исследование, написанное с любовью по следам памяти, сделает полезное ( рациональное) дело- приобщит читателя к части науки, называемой филологией , и к её составной  части- текстологии, связанной братскими узами с историей и сравнительно- историческим методом , составлявшим когда-то ядро российской науки.
 
            
Глава I  Текстологический аспект комплексного анализа литературного
               произведения

      1.Классическая текстология и её современный статус

      В современной науке, связанной с гуманитарной сферой деятельности, нет единого представления о месте текстологии в ряду дисциплин исторического, лингвистического и литературоведческого характера. Споры вокруг предмета текстологии, развернувшиеся в середине шестидесятых годов на страницах специальных журналов в России,  к настоящему времени давно позабыты. Учёные предпочитают обращаться к « источниковедению» , нежели к текстологии, подразумевая под «источниками» не только письменные памятники, но и памятники вещественные, этнографические, археологические( 5, 9, 12  ).  Любое современное гуманитарное исследование помимо ссылок на использованную научную литературу обязательно содержит ссылки на источники, под которыми , по всей вероятности, подразумеваются оригинальные тексты , независимо от времени их написания, послужившие основой и материалом исследования. Понятие «текстология» в настоящее время архаизировалось и рассматривается лишь в сфере изучения русской литературы X- XVII  веков , представленной рукописными источниками, памятниками языка и письменности (11, 12, 19, 20). Исследование проблем текстологического характера почти полностью исчезло из гуманитарных наук, приобрело характер практической подготовки  произведений к изданию, отчасти заменено понятием «редактирование». Письменные памятники мировых цивилизаций  перекочевали из лингвистики и литературоведения  в « источниковедение» как одну из вспомогательных исторических дисциплин , которая описывает литературные памятники, не выделяя филологические проблемы и аспекты исследования из большого круга вопросов археографии. Кроме того, отмечается интерес к некоторым письменным памятникам мировых цивилизаций в связи с расширением  читательской аудитории, желающей постичь мудрость древних философов, в особенности- восточных. Таковы недавние публикации серии  Ad Veritatem  ( «К истине») издательства Омега- это « Тибетская книга мёртвых» С. Ходжа и М. Бурда, «Египетская книга мёртвых» Р. Селима, «Дао дэ дзин» С. Ходжа, представляющая собой современный перевод с китайского и комментарии учёного к содержанию древнего текста «в свете социально- политической ситуации и интеллектуального фона времени» (25, 26, 27). На фоне подобных богато иллюстрированных современных изданий фрагментов древних памятников выделяются скромные российские публикации, например, книга А. Кондратова «Письмена мёртвые и живые», рассказывающая о прочтении древних надписей и изучении текстов древних рукописей на языках народов и племён Ойкумены ( 10  ).
В современной науке в целом текстология стала рассматриваться как инструмент для извлечения из текстов определённой информации, в основном, исторического характера. Само понятие текстологии и термин фактически исчезли из обихода исследователей и практики работы библиотек и архивов. А между тем, актуально высказывание академика Д. С. Лихачёва , надеявшегося в 1942 году , что текстология  станет « наукой, неразрывно связанной с исторической наукой, литературоведением, историей общественной мысли..»( 19, с. 4).
Некоторое забвение традиционных академических методов и принципов наблюдается не только в текстологии. Так, учёные отмечают «теоретическую исчерпанность» филологии, «отсутствие крупных исследований в этой области,… некоторую замкнутость исследователей на определённом литературном периоде и закрепление за этим периодом ограниченного инструментария анализа»( 21, стр. 571).Отмечая появление новых методологий филологического анализа литературных произведений и определяя их как эволюционные, Т. В. Мальцева, например, не отвергает практику и необходимость обращения к традициям историко- культурной и сравнительно- исторической школы отечественного литературоведения, при которой литературное произведение и, следовательно, текст рассматриваются как «незамкнутая система , имеющая многочисленные связи с разными уровнями литературного и общественного процессов»( 21, стр. 571).
           Всё сказанное о филологии конца XX века можно отнести и к текстологии, «эволюция» которой началась несколько ранее.   В чём причины забвения и кажущегося невнимания к изучению текстов с позиций  классических принципов текстологии? Чтобы ответить на этот вопрос, нам представляется необходимым ещё раз обратиться к понятию текст, который лежит в основе термина.
В начале 90- х годов в лингвистике и литературоведении чётко обозначились точки соприкосновения , широко развернулась дискуссия о происхождении и содержании понятия «текст» , о видах и критериях текста. В обиход учёных вошли понятия онтологии и типологии текста, его фактуры и текстуры, понятия художественного и литературного произведения, возникло понимание текста не только вербального, но и текста музыкального, кинотекста, текста архитектурного и др . Оставив философам задачу разбираться в аксиологических и  онтологических характеристиках текста, обратим внимание на его существенные признаки: «эстетическое» как родовой признак художественного текста, изобразительное , или «эйдетическое» ( 33, 34), «гармоническое», или гармонически организованное (34).Названные признаки, конечно же, должны характеризовать не только тексты художественные как часть литературы того или иного народа, но и любые другие структуры, организованные по принципу системы и порядка. В этом случае под определение текста по логике вещей должны попасть и произведения  искусства, и архитектурные творения , и даже предметы ручного творчества, например , декоративные изделия, вязание с его орнаментами, музыка и др. Следовательно, при исследовании конкретных видов человеческого творчества необходимо суживать понятие текста.
Опыт мировой текстологии говорит о том, что эта сфера должна ограничиться текстами, оформленными литературно , т. е.  письменно, имеющими непосредственное отношение к литературе, языку в многообразии его стилей и дискурсов, в том числе- нехудожественных, например, с историческими хрониками, мемуарами, очерками, публицистикой и др. В центре текстологии  как его ядре лежит изучение письменных памятников , исторических, литературных, религиозных и др. Но, по- видимому, век изучения памятников прошёл, прочитаны летописи , египетские и шумерские документы, расшифрована клинопись и иероглифика, остались единичные надписи и таблички на неизвестных языках на радость энтузиастов- востоковедов и «панрусистов». Ортодоксальные текстологи- экзегетики, свято почитающие традиции толкователей Библии и Корана, уже допускают произвольные толкования табуированных ранее священных книг. В результате в мире коммерции и массовой культуры  появляются и живут современные «шедевры» переводов письменных памятников, как , например, вольная интерпретация «Корана» в исполнении В. Прохоровой, получившая необычайное признание европейского читателя и не совсем одобряемая  правоверными мусульманами .
В текстологии, имеющей дело не только с художественными текстами, на наш взгляд, следует определять понятие текст не в общефилософском или эстетическом аспектах, а с позиций текстологической прагматики, имея в виду при этом, что текстология, вопреки своей этимологической подоплёке, призвана заниматься не только текстом в его материально оформленном виде, но и явлениями экстраполярного плана. Поэтому, предметом текстологии должны стать, на наш взгляд, письменные тексты как источники разного вида информации , а также то, что окружает текст, выходит за рамки текстового пространства, но тесно с ним связано. К сожалению, большинство современных молодых исследователей ограничиваются рамками избранного для описания и анализа произведения, не уделяя достаточного внимания истории его создания, априори допуская его подлинность и полноту, не обращаясь к авторским рукописям , комментариям , возможным вариантам произведения или текста, излишне доверяясь информации, полученной в Интернете. Всё это снижает научную ценность и объективность исследования, максимально приблизиться к которым позволит соблюдение некоторых забытых, но важных принципов классической текстологии. Однако прежде чем обратиться к этим принципам, необходимо изложить кратко в виде небольшой реминисценции историю становления, развития и , по-видимому,  забвения классической  текстологии в Европе и в России. Тезис Д. С. Лихачёва о слиянии трёх наук ( истории, литературоведения и истории общественной мысли) в единое целое, когда речь идёт о текстологии, в настоящее время, по-видимому, не подтверждается. Достаточно привести словарные определения этой науки  и дисциплины от 2007 года: « текстология- литературоведческая дисциплина ( область филологии) , исследующая произведения письменности с целью выявления их происхождения и определения искажений, внесённых переписчиками, редакторами, цензурой ;  методы исследования истории текста, сложившиеся в филологической текстологии…»( 38  ,стр. 787); « текстология- отрасль филологии, литературоведческая дисциплина, изучающая произведения письменности, литературы и фольклора в целях критической проверки , установления и организации их текстов для дальнейшего исследования и публикации…»( 37  , стр.291).

      2.От  классического «критицизма» до современного «историзма»
         в текстологии .

       Начала текстологии в Европе были заложены А. Шлецером, первым исследователем древнерусских летописей Нестора, традиционно считающегося крупнейшим историком средневековья, автором 1-ой редакции «Повести временных лет». Классическая европейская текстология представлена именами К. Лахмана, известного своими реконструкциями Нового Завета и ряда античных произведений, создавшего «теорию общих ошибок» как средства определения генеалогии  списков Э. Хема, А. Хаузмана, Ш. Бедье. Последний на рубеже веков выступил с критикой системы К. Лахмана и, в свою очередь, подвергся критике другого текстолога- А. Кастеллани. *Учёные оставили после себя некоторые теории текстологии: «теорию общих ошибок», «теорию сходных мест», «теорию психологии ошибок». Они ввели понятие текстологического АРХЕТИПА как первоначальной недошедшей рукописи, КРИТИКИ ТЕКСТА, или ТЕКСТУАЛЬНОЙ КРИТИКИ. Академик Д. С. Лихачёв называет их текстологию механистической, сводящейся к добыванию авторского текста и  «не оправдавшей себя и свои теории  анализа ошибок, реконструкции и архетипа после открытия египетских папирусов» ( 20,с.10).
         В первой половине 20 века в текстологию пришли  В. Грег, известный исследователь В. Шекспира, А. Дэн, крупнейший знаток греческих рукописей, французские учёные Л. Хавэ и Э. Фараль, русские исследователи М. И. Стеблин- Каменский ( 1903- 1981), открывший европейской публике древнеисландские памятники «Исландские саги», «Старшая Эдда», «Младшая Эдда». Б. Томашевский  ( 1890- 1957), профессор Ленинградского университета, посвятил свою жизнь исследованию и подготовке к изданию текстов А. С. Пушкина. Именно он
 предложил  термин «текстология» и отстаивал принцип историзма в текстологии. Лингвистические основы научной критики текста были разработаны и введены в обиход учёных академиком В. Виноградовым  и поддержаны С. Бонди, В. Истриным, К. Истоминым, М. Приселковым, С. Котковым  и другими учёными, поставившими текстологию на строгую научную основу. Крупнейшие российские учёные А. А. Шахматов  ( 1864- 1920) и Д.С. Лихачёв (1906- 1999) воспитали целое поколение российских текстологов. Немалое значение в русской текстологии имеют исследования В. Адриановой- Перетц и С. Коткова, известных специалистов в истории русского литературного языка , которые могут послужить примером соединения в личности одного учёного качеств лингвиста, историка , литературоведа и текстолога.
           Что касается изучения старых письменных памятников на языках населения , занимающего пространства Британских островов, то , судя по весьма скудным сведениям , к числу первых по времени следует отнести переводы с латинского на англо- саксонские диалекты религиозных текстов , выполненные монахом  Venerable Bede ( 672- 753), затем англо- саксонскую хронику Альфреда Великого (891 год)  в виде переводов с латинского и дохристианскую германскую мифологию, представленную старо-английской поэзией героического содержания. Самый известный эпос 8-9 века –«Beowulf». Первоначально будучи устным эпосом, передававшимся из поколения в поколение, «Беовульф» существовал в виде различных рукописных версий и  был организован в один текст неким «христианским поэтом», обнаружен в одном из рукописных хранилищ Британского Музея. К этому же периоду относится древний экземпляр Библии 8 века. К сожалению, по причине недостаточной информации об истории текстов Древней Англии и недоступности рукописных текстов студенты филологических и исторических факультетов изучают «Beowulf» на языке, максимально приближённом к современному английскому:
                Time  ran by. She was floating on the wave.
                The boat under the bank. Men climbed on her crest,
                Sea went against the sand and the currents curled and clave…
                ( 43, стр. 13)
             С введением книгопечатания в Англии в 15 веке английская литература получила знаменитый кельтский прозаический эпос , собранный и обработанный сэром Томасом Мэлори ,  сановным узником тюрьмы в Ньюгейте. Известно, что Томас Мэлори обнаружил рукописи о короле Артуре в библиотеке аббатства Greyfriars. Однако список Мэлори не был единственным. В 1485 году William  Caxton напечатал  произведение по двум неполным копиям рукописей. В 1934 году была обнаружена рукопись эпоса в библиотеке Winchester College  и издана в 1947 году E. Vinaver-ом.(43, стр. 35). Соблюдались ли в те давние времена принципы текстологии, сформулированные значительно позже, нам не известно. Однако мы должны признать , что текстологическое изучение этих текстов с привлечением рукописей и печатных изданий  важно не только для филологов- литературоведов, но и для специалистов в области истории английского языка, которым как никому другому нужны критические тексты , соответствующие эпохе и этносу.
           Известный исследователь творчества В. Шекспира М. Барг в конце 70-х годов прошлого века опубликовал монографию, посвящённую роли таких точных гуманитарных наук, как история и историография , в создании великим английским художником исторической серии о Ричарде III. По его мнению, как для самого автора, так и для исследователя его творчества важны точность и соответствие реальному положению дел . Рассматривая основные тенденции в ренессанской историографии, М. Барг отмечает фактографическое течение, идущее от древних греков, пытавшихся упорядочить саму процедуру исследования , и течение интерпретативное, отличающее новое историческое мышление эпохи Возрождения, когда на передний план выдвигался содержательный план истории, когда история рассматривалась как серия человеческих поступков, действий. «Драматург и историк в то время решали задачу если не тождественную, то , во всяком случае, очень близкую… Шекспир воссоздал средствами драматургии историю Англии почти за целое столетие.» ( 2, стр. 42). Установить тесное взаимодействие Шекспира с историей и историографией помог М. Баргу новый подход к исследованию творчества великого драматурга- не литературоведческий, а историко- критический ( вспомним составные части текстологии: критику текста и историю текста). На первый план при таком подходе выдвигается задача рассмотрения литературного произведения в качестве источника по общественно- исторической мысли. «Шекспир не мог бы даже приблизиться к воплощению грандиозного замысла, если бы не стоял на вершине гуманистической исторической мысли…,если бы не был способен на критическое отношение к своим источникам» (2, стр. 79).Исследование взаимосвязи творчества В. Шекспира и истории лишний раз подтверждает предпочтительность историко- критического подхода к литературному творчеству и произведению. Толкование, разъяснение текста , которое во многих случаях может быть субъективно окрашенным филологами, игнорирующими историю создания текста и произведения, остаётся на ступенях даже не интерпретации, а античной «экзегетики».****
        Мысль М. Барга об историко- критическом подходе к созданию и толкованию литературного текста и произведения подтверждается мнением авторитетного российского текстолога, каким является Д. С. Лихачёв: «Выводы, добытые текстологической работой, очень часто опровергают самые широкие умозаключения литературоведов, сделанные ими без изучения рукописного материала, и, в свою очередь, приводят к новым и досконально обоснованным историко- литературным обобщениям…Чем больше текстолог привлекает данных из области палеографии, археографии, литературоведения, истории, искусствоведения…- тем более убедительные выводы он строит , тем неопровержимее его построения . Умение сопоставлять, объединять явления, объяснять один ряд явлений другим, принадлежащим другой области изучения  человека и человеческого общества,- становится всё более и более необходимым. Хороший текстолог- он и литературовед, и историк, и историк общественной мысли » ( 20, стр. 28).
         Таким образом, текстология- это не «служанка литературоведения», это самостоятельная область знания и научной деятельности, отличающаяся точностью , историзмом и критичностью в подходе к анализу текста. К сожалению, современная практика анализа литературного произведения , в том числе и молодыми учёными , показывает , что научный, историко- критический подход в большинстве случаев заменяется  субъективным, а порой и социально направленным читательским анализом .Часто исследователь, находясь под влиянием какой- либо модной или «экстравагантной» философской или эстетической теории, навязывает субъективную точку зрения на текст и литературное произведение, не подтверждая свои умозаключения  ни самим текстом, ни его историей.
     Между тем, научное исследование предполагает изучение реального творческого процесса и результатов, доказываемых фактами биографии писателя, отзывами его современников, фактами ЕГО эпохи, а не временем интерпретатора, языковыми данными, текстом, произведением, а не только  «подтекстом», который видится исследователю и не подтверждается текстологически. В качестве примера отметим непрерывную цепь текстологических поисков , которые ведутся много лет над знаменитым «Словом о полку Игореве». Казалось бы, об этом памятнике Древней Руси сказано всё. Однако почти каждый год публикуются материалы, связанные с новыми находками, документами, иллюстрациями, переводами и научными комментариями учёных- медиевистов. Другим примером содружества наук может служить работа Словарного отдела Института русского языка, в основе которой лежат текстологические исследования наследия М. Ломоносова, А. Радищева, Г. Державина, Н. Карамзина , А. С. Пушкина и других писателей- классиков (40). Вот что пишут авторы о роли словарей языка писателей, которые, конечно же, невозможно составить без тщательного текстологического анализа : «..они (словари) служат пособием для изучения истории литературного языка той эпохи, в которую жил и творил писатель, так как каждое слово в словаре документировано в своём употреблении. С другой стороны, словарь языка писателя служит ключом к пониманию текста автора, пособием при изучении стиля писателя…»( 39, стр. 116).
           Наибольшее развитие во второй половине 20 века получила текстология в сфере ориенталистики. Е. Э. Бертельс (1890- 1957), основатель отечественной школы иранской текстологии, исследователь творчества Фирдоуси, Джами, Навои, Низами, разработал теорию филологической основы изучения памятников и методику подготовки критических изданий. Мировую известность получила титаническая работа академика И. Ю. Крачковского по систематизации и изучению рукописей на арабском языке. Он подготовил к изданию подстрочный перевод на русский язык Корана. Если Библия как литературный памятник была известна европейцам с IV века благодаря латинскому переводу Стридона Иеронима и классическому комментированию Иоанном Златоустом, то священная книга ислама стала доступна для толкования европейцами только в конце XVII века благодаря латинскому переводу Марраччи. Русские «просветительские переводы» до И. Ю. Крачковского осуществлялись П. Посниковым (1716), М. Верёвкиным (1790), А. Колмаковым (1792) и др.Первые научные переводы отрывков из Корана принадлежат Д. Богуславскому (1871), известному в качестве переводчика при Шамиле Гимри, Г. Саблукову, учителю Н. Чернышевского (1878, 1894, 1907). Установлено, что А. С. Пушкину и его современникам были известны переводы Корана в исполнении М. Верёвкина. Трём русским изданиям Корана в переводе академика И. Крачковского предшествовала кропотливая многолетняя работа учёного с собраниями арабских рукописей в России, восточными критическими  изданиями . Несмотря на значительную сложность прочтения текстов , написанных на аравийских диалектах 6- 9 веков, и множество «тёмных пятен» в содержании и языке, издания Крачковского и его комментарии являются ценнейшими исследованиями в российской и восточной текстологии всего мира (3, стр.16- 23; 13; 38, стр.47- 58).
    Замечательным примером служения учёных- ориенталистов текстологии, которая сама, казалось бы, должна была быть « служанкой» истории и литературоведения, является деятельность отделений и кафедр Ленинградского отделения Института Востоковедения СССР, ныне ЛО ИВРАН , в рукописных хранилищах которого содержатся уникальные рукописи на языках Востока, среди них- иранские и афганские рукописи. Научным изданиям сочинений авторов на восточных языках предшествовала огромная работа по разысканию, описанию, идентификации и комментированию древних и средневековых рукописей, без которых невозможно было бы изучение восточных языков и их истории ( 15, 16, 17, 18, 22). Значительную роль в этом играл издаваемый в Москве «Ежегодник института Востоковедения АН СССР» и его серия «Письменные памятники Востока.». Исследования ориенталистов подтвердили универсальность методов текстологического анализа письменных источников, применяемых российскими медиевистами. Текстологическому поиску значительно способствовала традиция научных библиотек и хранилищ России и Европы тщательно оберегать рукописные фонды и производить их  научное описание. В этой связи заслуживает уважения и достойна признательности потомков работа по описанию рукописных фондов Ленинградского отделения ИВРАН  В. Кушева, Г. Лебедевой, Н. Миклухо-Маклая (16, 17, 18, 19, 22), учёных арабистов, тюркологов и дагестанских коллег под руководством известного арабиста Шихсаидова А. Р.
       Текстология, так, как она сложилась  в России, охватывает не только сферу русского языка , русской литературы и памятников на русском языке, но и сферу изучения иностранной литературы и её памятников, в которую огромным пластом входит российская ориенталистика, открывшая  для мировой культуры древние и средневековые памятники  народов Азии, шедевры восточной литературы , разработавшая грамматические системы  редких языков , способствующая установлению межнациональных и межкультурных контактов на протяжении  двадцатого и начинающегося веков. Мировая литература и культура  не знали бы о существовании таких жемчужин восточного творчества, как стихи О. Хайама,  Джами , Саади, Низами, как , например, «Шахнаме» Фирдоуси, великолепное иллюстрированное издание рукописи и миниатюр XIV века ,которое появилось в 1985 году благодаря содружеству текстолога и искусствоведа: бесценный памятник , хранящийся в Российской национальной библиотеке.
       Таким образом, в России уже в 60 –е годы сформировались три ветви текстологии: историческая, лингвистическая и литературная. Прежняя текстология, понимаемая как «критика текста» и определяемая как система «филологических приёмов к изданию памятников и как прикладная филология», должна была уступить место истории текста. Б. Томашевский так определил новые задачи текстологии: «Изучая замысел поэта, мы часто вскрываем связи, на первый взгляд неясные, между различными произведениями одного автора . Изучая его незавершённые планы и черновики, мы часто находим те недостающие звенья эволюционной цепи, которые позволяют нам интерпретировать, заполнять промежутки между отдельными объектами наблюдения»( 19, стр. 32). Под историей текста стала пониматься не только генеалогия списков. Она стала рассматриваться в самой тесной связи с мировоззрением, идеологией авторов, составителей. «Арифметика текста уступила место исследованию смысла текста, изменения в фактах, языке, стиле произведений на разных этапах его истории стали иметь объяснения исторические, литературоведческие, психологические»( 19, стр. 35). Основным принципом исследования письменных памятников в отечественной науке , необычайно трудоёмким и трудным для применения,  по мнению академика А. Шахматова, стал принцип комплексности изучения, исключающий анализ отдельных частей больших произведений вне целого, вне сводов, компиляций, сборников. Образцом реконструкции памятника учёный считает « Троицкую летопись» , подготовленную к изданию М. Приселковым . «Это почти чудо, о котором мы не могли бы мечтать, если бы методика изучения летописных текстов не сделала таких крупных достижений в работах А. А. Шахматова и не была бы оправдана принципом историзма, на котором зиждется текстология последних лет»,- писал Д. С. Лихачев в 1962г.( 19, стр. 512).
        Размышляя над строчками знаменитых учёных текстологов спустя почти полвека , мы должны признать, что время внесло некоторые поправки и дополнения к аксиомам текстологии. С возникновением в филологии и языкознании  науки «Лингвистика текста»  исследователи текстов и литературных произведений получили  систему методов ,  приёмов и подходов , не известных ранее российскому учёному и лишь смутно ощущаемых некоторыми из них. Это методы интерпретации, феноменологии, герменевтики, это семиотический, культурологический и антропоцентрические подходы к исследованию текста, это когнитивный анализ и теории концептов, это психология и самоинтерпретация  и  многие другие  принципы и методы.( 23 ). Однако победное шествие методологии «лингвистики текста» не уничтожило  основные принципы текстологии- её историзм и комплексность , под которым подразумевается владение исследователем  всей информацией об авторе и его эпохе, об истории создания произведения и его связи с другими произведениями автора и его современниками, а для иностранной литературы- это ещё и взаимодействие оригинального текста и переводов, это суждения о степени адекватности текста и переводов и т. д. По нашему глубокому убеждению, содружество исследователя и Интернета  в современной науке  не может заменить собою работу  учёного в архивах, библиотеках и других хранилищах духовных богатств народа, его культуры и литературы. Интернет выдаёт уже готовую, «пережёванную» информацию, подчас далёкую от полноты и объективности. Хранилища, библиотеки и архивы  предоставляют исследователю источник, материал для обработки и поиска, объективность и полнота которого будут зависеть исключительно от добросовестности учёного и от масштаба его исследовательского поля.
                3. Сферы действия и аспекты современной текстологии при изучении   текстов на иностранных языках
 
           Попытаемся определить сферы действия современной текстологии , объекты её исследования , субъекты , которые имеют к ней непосредственное отношение, и, наконец, взаимодействие текстологии с другими отраслями знания. В приложении к данной главе мы приводим схему , отражающую взаимодействие текстологии в современных условиях с другими отраслями гуманитарного знания и субъектами, имеющими отношение к тексту  и литературному произведению. 
      Чтение схемы следует начинать с её центра, ядра, предполагающего наличие так называемого архетипа, протографа, или первоначального текста. Для письменных рукописных памятников архетип, как правило, не восстанавливается. Для современных текстов их ядром служит автограф самого писателя, который может иметь авторские варианты, а также тексты литературного произведения , представленные в разных редакциях и изданиях. Хорошо, если автор сам сообщает читателю о вариантах своих произведений, как это делает, например, В. В. Набоков в своих мемуарах «Conclusive Evidence» и «Speak,memory». В противном случае исследователя ждёт кропотливая работа по установлению подлинности, вариативности , переработок, переизданий произведения и идентификации текста. К сожалению, современные молодые исследователи редко прибегают к работе с авторским или приближённым к нему текстом, целиком полагаясь на добросовестность издателей , переводчиков , не привлекая к исследованию разночтения.
    Под вспомогательными текстами в схеме понимаются свидетельства современников писателя, эпистолярное наследие с упоминаниями о произведении, мемуары родственников, друзей писателя, издательские документы, свидетельствующие об истории создания и публикации произведения, либретто и сценарии , рисунки, иллюстрации, так или иначе отражающие содержание литературного произведения и работу автора над ним. Этот центр , или ядро текстологического анализа предполагает наличие оптимальных условий для исследования ( архивы писателя, качественные описания фондов и каталогов, абсолютное владение библиографической информацией о литературном наследии автора и его личности).
 Средний концентр схемы отражает субъекты и профессии , непосредственно связанные с появлением и функционированием текста литературного произведения. Первым лицом, безусловно, является автор, создающий произведения на определённом этапе развития общества и своей творческой истории в контексте мировой культуры и литературы. Определённую роль в судьбе текста играют редактор, издатель и цензура. Исследователи имеют массу примеров , относящихся к творчеству советских и зарубежных писателей , когда по причинам политического характера тексты произведений искажались, сокращались при издании либо не печатались вовсе, а их черновики и ранние издания изымались из фондов библиотек и архивов. Многие литературные произведения иллюстрируются художниками или самим автором, содержат приложения и вставки в виде фотографий, копий документов, сценариев  и др. Подобные добавления не должны проходить мимо внимания исследователя , так как они дают богатый материал относительно толкования содержания, сюжета, образов , языка художественного или документального произведения  и фактически являются одной из форм существования текста, интерпретированного средствами искусства.
  Из компонента «исследователь» , под которым подразумевается активный читатель- специалист, обладающий фоновыми знаниями в области истории, литературы, культуры и др.,  мы выделили компонент «комментатор». Дело в том, что это понятие неодинаково для комментаторов текстов разного содержания. Так, особый вид комментирования представляет экзегеза, или экзегетика, то есть классическое толкование ( не интерпретация!) священных книг- Библии, Торы, Корана-,  при котором существуют определённые каноны, запреты, направления и другие факторы в рамках ортодоксии. «Комментирование», представленное в схеме, надо рассматривать как неотъемлемую часть исследования и как результат исследования. Традиционно понимаемое «источниковедение»  относят к историческим дисциплинам, имея в виду накопившийся опыт исторического изучения памятников материальной и духовной культуры мировых цивилизаций. Изучение письменных памятников касается не только истории, но и лингвистики и литературоведения( филологии), поскольку любой памятник представляет определённый язык, многие памятники являются литературными художественными произведениями. Текстология и её принципы конкретности и объективности исследования  призвана объединить эти изолированные друг от друга области науки.
   Для текста, созданного на чужом для исследователя языке, велика роль переводчика. Известно, что не всякий перевод адекватно отражает текст литературного произведения и язык автора. Следовательно, искусство переводчика – важный элемент в жизни текста, последующей после его рождения под пером автора. Роль и место зарубежных  писателей и русских авторов, пишущих  на  иностранных языках, в значительной степени обусловлены деятельностью переводчиков. Мало переводчиков, владеющих в совершенстве искусством адекватной передачи иностранного художественного текста, особенно поэтического,  на русский язык. Мастеров художественного перевода европейской литературы- единицы, о литературе Востока говорить не приходится, так как переводы довольно часто оформляются с подстрочников, без учёта стилистических приёмов автора, особенностей чужих систем стихосложения и поэтики, при абсолютном игнорировании авторского текста.
   Можно привести некоторые примеры из опыта переводческой деятельности в России .В частности, творчество великого английского поэта Дж. Байрона известно российскому интеллигентному читателю по русским переводам XIX века. Байрона переводили И. Козлов, В. Любич-Романович, Д. Минаев, А. Соколовский, П. Козлов, Н. Гнедич, Л. Мей, А. Фет, А. Толстой, А. Майков, Аполлон Григорьев, В. Жуковский . Все они «испробовали свою руку на том или ином стихотворении Байрона, и всех их постигла неудача… под грудой словес нового времени- всеми этими грёзами, лихорадками, горестями, припадками –погибает Байрон. Байрон и дешёвый байронический напев- это всё же две вещи совершенно разные»,- так пишет о « байронической моде» второй половины XIX века один из исследователей переводов Байрона в России( 41, 42) . М. Ю. Лермонтов перевёл всего три стихотворения Дж. Байрона: «Прости», «В альбом» и «Душа моя мрачна».Если разбирать перевод последнего стихотворения строку за строкой и сопоставлять с оригиналом (по изданию), то нетрудно обнаружить ряд отступлений от подлинника. «Как!- сказали бы сторонники подстрочной точности,- у Байрона не говорится, что арфа –золотая! Зато он говорит, что царь Саул «can brook to hear», а у Лермонтова нет этого и в помине! Нет у него и «нежности в перстах»,и «жжения в мозгу», и «глубины в напеве», и «бессонного молчания», а главное,- нет последней, решающей альтернативы-« And break at once or yield to song » .Кроме того, поэтика оригинала и перевода значительно отличаются друг от друга. Почему же перевод М. Лермонтова столь же нежен и прозрачен, как оригинал Дж. Байрона? Дело в том, отмечает исследователь, что ввиду совершенно иной, нежели в английском, природы русского языка, где большинство слов многосложны, Лермонтов избрал для отражения рубленности, односложности языка английского свой собственный приём, подсказанный ему интуицией или Богом… Он отбросил ряд описательных эпитетов, стянул в некоторых местах несколько слов в одно…Так всегда в поэзии- слова в ней светят не только собственным светом, но и отражают свет соседних слов, создавая сложный эффект , не всегда поддающийся разъяснению»( 42, стр. 432-433).
   Трудно сказать, кто сочинил стихотворение «Душа моя мрачна»- Дж.Байрон, М. Лермонтов или некто третий, кто диктует иногда поэтические строки гениям. Однако попытаемся , со своей стороны, по- своему сравнить английский и русский тексты  с выходом за рамки непосредственно вербального текста , с учётом метапоэтических комментариев автора оригинального текста. Стансы написаны Байроном в две строфы , каждая из которых представляет собою октаву с рифмовкой  АБАБ БВБВ , образующей геометрический орнамент. М. Лермонтов, используя сугубо русские приёмы стихосложения, умещает содержание в 16 строк , равных по объёму двум октавам Байрона, используя при этом вольный ямб и перекрёстную рифму. Среди эпистолярного наследия Байрона находится примечательное высказывание поэта о миссии писателя и роли самого текста: « Произведение должно зависеть не от автора, а от самого себя. Я убедился, что текст, в поставленных мною границах, едва ли может охватить всю путаницу внешних событий и вызываемых ими размышлений» (42, стр. 243). Это откровение поэта написано в 1818 году, когда наука текстология только зарождалась. Но Байрон уже обратил внимание на самостоятельность и самоорганизацию текста, явление, которое будет открыто значительно позже ( 35, стр.13- 17).По- видимому, Провидение подсказало Лермонтову передать единство и настроение стиха Байрона без сохранения внешней формы:

My soul is dark- Oh! Quickly string
                Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
The harp I yet can brook to hear   
                Вот арфа золотая  :             
       
And let thy gentle fingers fling
                Пускай персты твои, промчавшися по ней,

Its melting murmurs o’er mine ear.
                Пробудят в струнах звуки рая.
If in this heart a hope be dear,
                И если не вовек надежды рок унёс,-
That sound shall charm it forth again:
                Они в груди моей проснутся,
If in these eyes there lurk a tear,
                И если есть в очах застывших капля слёз,
‘Twill flow, and cease to burn my brain.
                Они растают и прольются.
But bid the strain be wild and deep,
                Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
Nor let thy notes of joy be first:
                Мне тягостны веселья звуки!
I tell thee, minstrel, I must weep,
                Я говорю тебе: я слёз хочу, певец,
Or else this heavy heart will burst,
                Иль разорвётся грудь от муки.
For it hath been by sorrow nursed,
                Страданьями была упитана она,
And ached in sleepless silence long,
                Томилась долго и безмолвно,
And now ‘tis doomed to know the worst,
                И грозный час настал- теперь она полна,
And break at once- or yield to song.
                Как кубок смерти, яда полный!
    Интересна судьба перевода другого стихотворения Байрона из цикла «Еврейские мелодии»- «Она идёт во всей красе».На русский язык стихотворение переводили Н. Макаревич, Д. Ознобишин, И. Козлов, П. Козлов, Н. Берг, Д. Михайловский, В. Костров, «Алеко» и С. Я. Маршак. Написанное в 1814 году, стихотворение и поныне является мировым поэтическим шедевром. Наиболее известен русский перевод С. Маршака, основателя российской школы художественного перевода, которому удалось передать не только настроение и смысл произведения Дж. Байрона, но и воспроизвести средствами русского языка и русской поэтики форму английского стиха в 3 строфы по 6 строк в каждой с рифмами типа АБАБАБ. Перевод этого стихотворения Маршаком знаменовал собою появление новой школы в истории перевода , соединяющей «поэтическое прозрение с серьёзным изучением автора»( 41, стр. 432). Перевод признан лучшим и включён в одно из последних собраний сочинений Байрона. Глубокий анализ переводов «Еврейских мелодий» и истории создания этого цикла произведён Н. Демуровой с привлечением богатого текстологического материала ( 42, стр.479- 526).Последователи новой школы перевода удачно использовали метод Маршака , в основу которого легла строгая самодисциплина, подчинение собственного таланта особенностям переводимого автора , стремление к правдивому и точному воспроизведению.
Таким образом, при анализе художественного произведения зарубежной литературы между читателем, исследователем и автором стоит переводчик, игнорировать которого недопустимо. Для высококвалифицированного анализа художественного текста помимо знаний об истории произведения и личности автора очень важно иметь данные о личности переводчика и истории переводов того или иного произведения.
  Существует ещё одна сторона современного текстологического аспекта комплексного анализа художественного произведения- это связь текста и его автора с искусством и книжной иллюстрацией. Это естественно, так как литература и искусство используют образы, только в одной сфере- образы вербальные, языковые, в другой- зрительные, цветовые и даже звуковые ( музыка). Во взаимодействии они создают эстетические шедевры, дополняют друг друга и помогают читателю и исследователю. Даже не будучи связанными между собою формально, литературные произведения и произведения искусства могут отражать одинаковые процессы в художественном творчестве, направлениях, течениях, в художественном мировоззрении. Яркий пример- авангардные процессы в литературе и искусстве , взаимодействие классики и авангарда. В текстологии, как и в искусстве, порой очень важно произвести так называемую атрибуцию произведения, доказать принадлежность произведения тому или иному автору. В 1991 году появилась интересная статья Д. Берштейна «…Его семёрка туз взяла» с подзаголовком «Опыт атрибуции произведения классического авангарда» (44, стр.1-9). Предметом обсуждения в статье явилась анонимная акварель в стиле авангарда под условным названием «Игроки в карты»( хранится в Государственном театральном музее). Д. Берштейн последовательно и удивительно точно отвергает одну атрибуцию акварели и выдвигает другую, определяет создателя акварели- художницу Н. Гончарову , пользуясь, между прочим, общими с филологией принципами и методами анализа , только в данном случае роль текста выполняет рисунок. Автор не ограничивается собственной интерпретацией содержания рисунка, его персонажей, манеры письма, использования цвета и др. Он подробно сопоставляет детали изображения с известными рисунками авангардистов начала века , подробно анализирует статьи и зарисовки в альбомах, журналах, проводит некоторые нумерологические наблюдения, проникает в поэтические строки В. Хлебникова и А. Крученых, представляющие интерес для исследователей русского авангарда. В результате исследования Д. Берштейн устанавливает неприязненные отношения между лидерами авангардных групп «Бубновый валет» и «Ослиный хвост» и причастности к конфликту художницы Н. Гончаровой, пристрастия и религиозность которой отразились на символике и стиле акварели. Анализируемая акварель явилась для Берштейна отправной точкой последующего анализа символов авангарда , представленных и в поэзии, и в живописи образами бесовского направления и карточной игры- «Здесь стук и грохот кулака по доскам шаткого стола, И быстрый говор: «Какова? Его семёрка туз взяла…И взвился вверх весёлый Туз, и пала с шелестом Пятёрка!»( 44, стр. 7). Слитый воедино у Д. Берштейна анализ текстологический и искусствоведческий, является, на наш взгляд, высшей формой художественного анализа, объект которого – не только произведение искусства и связанное с ним литературное произведение , но и личности создателей этих произведений.
 Внешний, заключительный, концентр схемы позволяет установить взаимодействие различных дисциплин и отраслей знания с современной  текстологией. Безусловно, главными компонентами этого взаимодействия являются литературоведение , искусство перевода и лингвистика. Мы видим, что среди ключевых слов схемы нет термина ФИЛОЛОГИЯ. Удивительна история и судьба этого термина и отрасли науки: поначалу было разделено некогда цельное историко- филологическое образование и специальность, объединяющая эрудицию историка и филолога, затем из филологии выделилось литературоведение, появилась культурология,  лингвистика дополнилась психолингвистикой, этнолингвистикой, математической и когнитивной лингвистикой и т. д. Диссертационные советы ВУЗ-ов страны  присуждали учёные степени кандидатов и докторов ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ наук ,однако специальности дифференцировались- языки и литература стояли по разные стороны барьеров. Это часто приводило к игнорированию литературоведами языковых свойств текста и историко- литературных характеристик- лингвистами. В настоящее время филология определяется как «совокупность наук о культуре (выраженной в языке и литературе) того или иного народа в тот или иной период; исследует всевозможные письменные памятники; зародилась в древних Индии и Греции» ( 38  , стр.847)**. Определение, данное филологии современной российской энциклопедией, ещё более запутывает представление о взаимосвязи культуры, языка и литературы с текстологией, ибо « исследование письменных памятников» всегда было прерогативой  текстологии , а под филологией понимался союз литературоведения и лингвистики. Следовательно, как нам думается, в настоящее время назрел вопрос о чёткости в формулировках терминов- филология, текстология, литературоведение , а также вопрос об их отношении к истории. На данном этапе , по нашему мнению, текстологию следует квалифицировать как науку и практику деятельности по комплексному изучению исторически значимых  литературных произведений прошлых периодов, рукописных текстов, по подготовке к изданию собраний сочинений, публикации архивных материалов, созданию энциклопедий . Основными принципами при такой деятельности должны стать комплексность анализа и исторический подход. Что же касается литературоведения и лингвистики, в частности, лингвистики текста, то им не помешает использовать некоторые текстологические приёмы и подходы для обеспечения объективности и точности исследования.

             4. Некоторые примеры комплексного текстологического исследования
        текстов на иностранных языках:

            Автору настоящих строк посчастливилось участвовать в серьёзных текстологических изысканиях дважды. Первый раз это была диссертационная работа (1961- 1971) по описанию и изучению рукописей  17-18 веков , написанных на восточном диалекте афганского языка пушту, которых не касалась рука ученого со времен академика Б. Дорна (19 век), составившего первую грамматику языка , опираясь на фрагменты рукописных источников. Вторая встреча с текстологией состоялась более 30 лет спустя. В этой главе мы расскажем о первой встрече, а в следующей главе- о второй.
          В 1960 году известный афганский писатель и литературовед, тогдашний глава Академии «Пашто Толына» в Кабуле , подарил кафедре иранской филологии университета только что изданное в Афганистане собрание стихотворений (Диван) одного из почитаемых поэтов- отшельников 17 века Абдуррахмана, или Рахмана Баба, как любовно называли его в народе. Как раз в это время в Институте Востоковедения АН СССР активно трудились текстологи- востоковеды по описанию рукописных фондов . Архивистам было известно о наличии нескольких рукописей на афганском языке пушту, однако фондом никто не занимался,  и кафедра приняла решение- поручить молодой аспирантке Лебедевой Г. Д. разобраться с афганскими рукописями. Случайно или нет, но подарок афганского писателя оказался весьма кстати, в одном из книжных магазинов была обнаружена только что опубликованная книга Д. С. Лихачёва «Текстология» и только значительно позже, почти перед защитой диссертации, тоже совершенно случайно, от редакции «Восточная литература» в Москве была получена памятка по подготовке к изданию письменного памятника литературы, каковым и оказался «Диван» Рахмана.
        Эти исходные материалы в дальнейшем были расширены за счёт документов государственных архивов, рукописей Афганистана, микрофильмов Принстона, некоторых литографий, обнаруженных в хранилищах Ленинграда и Кабула. Но главным источником информации являлся сам текст Рахмана- 376 стихотворений, из которых 32 не были прежде известны ни российским, ни афганским исследователям. Текст существовал в разных рукописных вариантах, переписанный разными переписчиками в разное время и в разных географических точках, поэтому было необходимо установить их подлинность, полноту, устранить повторы и искажения , произвести так называемое сличение разночтений, результаты которого могли бы помочь создать так называемый «критический текст». Это был титанический труд- сличение текстов на афганском диалекте по пяти- шести рукописным спискам , составление таблиц разночтений и их анализ. Этот период , если его оценивать сегодня, был наиболее трудоёмким и поистине текстологическим. Получив относительно «правильные» тексты, нужно было идти далее- проводить филологический анализ , который заключался в получении из текстов Рахмана информации об историко- литературной жизни Афганистана 16- 17 веков ( подтверждаемой историческими исследованиями), о биографии поэта , его творчестве и литературном окружении, о мировоззрении поэта и его отношении к восточному мистицизму ( суфизму) , о его художественном мастерстве. Выводы относительно поэтики Рахмана и всей афганской поэзии 17 века оказались новыми для иранистики и всей восточной поэтики.
            Филологический анализ неизбежно требовал обращения к языку поэта, к языковым , в том числе фонологическим (отражённым в графике) изысканиям, поэтому наряду с описанием рукописей, которое было необходимо для текстологического исследования, производилось описание лексических, грамматических и графических особенностей рукописей. ( см. в Приложении сканированную копию одной из страниц публикации автора , обозначенной в списке литературы под № 18, стр.198).
           Значительную часть исследования составили комментарии к разночтениям и подстрочные переводы неопубликованных газелей. Текстология- наука точная. Потому результатом исследования явились объёмные указатели, списки рукописей и каталогов и прочих источников, в которых находились те или другие упоминания о рукописях, поэте, исследованиях о нём. Это было первое комплексное изучение афганских рукописных текстов , в котором объединились в одном лице текстолог, историк, литературовед, лингвист. Возможно, поэтому в Афганистане Академия «Пашто Толына» опубликовала на афганском языке отдельные фрагменты диссертации, а московские издатели предложили автору издание книги на основе исследования. К сожалению, по объективным причинам намерение осуществлено не было. Однако описания афганских рукописей вошли составной частью в печатные каталоги, подготовленные другим текстологом и лингвистом- В. В. Кушевым ( 15, стр.6, 9, 23, 29, 35, 37, 39, 40,42, 43, 66, 72, 73, 74, 76, 91, 98, 99;  16, стр. 7, 131, 135, 153- 154,183).
            Поскольку с 80-х годов прошлого века никто из востоковедов не обращался к текстологическому исследованию названных рукописей, а также потому , что рукописи самого Афганистана , по-видимому, погибли в пожаре афганской войны конца 20 века, мы посчитали уместным ввести в текст настоящего исследования некоторые результаты текстологической работы с рукописными текстами и вспомогательным материалом - это  систематизированный список рукописей Рахмана в хранилищах мира, список каталогов, засвидетельствовавших рукописи поэта , и список публикаций произведений поэта, осуществлённых в своё время по материалам рукописных источников. Как видно из списка, осуществлялись публикации фрагментов рукописей с комментариями на немецком, английском языках и языке пушту. Авторы публикаций –« русский немец» академик Б. Дорн ( публикации отдельных строк в качестве примеров для первой грамматики и хрестоматии пушту), английские офицеры и учёные Х. Раверти и Т. Хьюз , жившие в Индии ( Лахор и Бомбей), лондонский учёный Т. Плоуден и три соотечественника поэта , составившие литографированные издания Дивана. Последнее по времени издание осуществлено А. Бенава- это тот самый Диван Рахмана, который был подарен афганским учёным Гуль Пача Ульфатом коллегам Ленинградского государственного университета и который стал отправной точкой текстологических и филологических изысканий. Как видим, российских публикаций Дивана этого известнейшего в Афганистане  поэта мы не имеем, не имеем мы также и его переводов на русский язык, как, впрочем, на английский и немецкий. А между тем, в США, в университете Принстона находится самая старая рукопись Дивана от 1752 года, в Британском Музее хранятся  6 списков рукописей XIX века, в Санкт- Петербурге  хранятся и подробно описаны  ещё  4 рукописи, прошедшие текстологическую и филологическую обработку, в России и Афганистане опубликовано несколько  статей о творчестве поэта и его отношении к становлению афганской нации. Навряд ли в самом Афганистане, где столько лет велись военные действия и столько раз Кабул подвергался бомбёжкам, сохранились рукописные фонды  библиотеки Министерства печати и Афганской Академии. Но рукописи этих хранилищ описаны, Рахман и его творчество живут на страницах  публикаций и рукописей США, Великобритании, России. Этика межкультурного общения народов настоятельно диктует необходимость возвращения  поэта на родину в виде интернационального издания Дивана, в виде переводов на европейские языки.

примечания:
---------------------------------
*Ни одно из названных имён, кроме Нестора, не фигурирует в «Новой иллюстрированной энциклопедии» научного издательства «Большая российская энциклопедия» 2007 года издания. Однако в ней зарегистрированы для потомков имена А. Б. Пугачёвой, М. Пуговкина и др. великих людей России и Европы. Информация о первопроходцах- текстологах содержится в работе Д. С. Лихачёва( 20).
** Правильнее было бы сказать « ..в Древней Индии и в Древней Греции»
*** В связи с политическими событиями и военными действиями на территории Афганистана местоположение рукописи может быть изменено . Возможна также утрата рукописи.
**** Существование этого научного заведения Афганистана в настоящее время может быть маловероятным. Возможна утрата рукописи или её перемещение в одно  из хранилищ Европы или США.

Литература к  главе 1:
1. Адамова А. Гюзальян Л. Миниатюры рукописи поэмы «Шахнаме» 1333 года.- Л., 1985
2. Барг М. Шекспир и история.- М., 1979.
3. Беляев В. , Грязневич П. Предисловие к изданию 1963 г. // Коран / Перевод академика И. Ю. Крачковского.- М., 1990
4. Берштейн Д. Опыт атрибуции  произведения классического авангарда // Творчество .- 1991.-№ 10
5. Бокшанин А. Источниковедение Древнего Рима.-М., 1981
6. Демурова Н. О переводах Байрона в России //Байрон . Избранное / на англ яз/ М., 1973- С. 432
7. Демурова Н. Комментарий к «Избранному» Байрона //Байрон . Избранное / на англ яз/ М., 1973- С. 188- 221
8. Долинина А. А. Невольник долга.- С- Петербург.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1994.- С. 464
9.     Источниковедение истории Древнего Востока .- М., 1984
10. Кондратов А. Письмена мёртвые и живые.- С- Петербург: Авалон, 2007 .- с.256
11. Котков С. О памятниках народно- разговорного языка// Вопросы языкознания.- 1972.-№ 1
12. Котков С., Панкратова Н. Источники по истории русского народно- разговорного языка 16- 17 века.-М., 1964
13. Крачковский И. Ю. Над арабскими рукописями. Изд. 2-е доп. : М.- Л.: Изд-во АН , 1946
14. Крачковский И. Ю.  Н. Я. Марр и памятники арабской литературы .// Библиография Востока. –Вып. 10.- Л., 1937
15. Кушев В. Описание рукописей на языке пашто ЛО ИВАН СССР .- М., 1976
16. Кушев В. Афганская рукописная книга: Очерки афганской письменной культуры.-М., 1980
17. Лебедева Г. Д. Литературное наследие Рахмана- баба и публикации его произведений// Народы Азии и Африки.- М., 1963.- № 1.-С. 133-136
18. Лебедева Г. Д. Рукописи афганского поэта 17 века Рахмана –баба // Письменные памятники Востока. Ежегодник института Востоковедения АН СССР.- М., 1971.-№2
19. Лихачёв Д. С. Текстология. – М.- Л.: АН СССР, 1962
20. Лихачёв Д. С. Текстология: на материале русской литературы 10- 17 веков.-Л., 1983
21. Мальцева Т. В. Стратегия исследования художественного текста в историко-литературном процессе // «TEXTUS»: Избранное. 1994-2004.- Сборник статей.-Вып. 11.-Часть I.- Ставрополь, 2005.-стр.571-577
22. Миклухо- Маклай Н. Описание таджикских и персидских рукописей института Востоковедения АН СССР.- М., 1955
23. Принципы и методы исследования в филологии: конец XX века.Научно- методический семинар «TEXTUS».Сборник статей. Выпуск 6. С-Петербург- Ставрополь, 2001.
24. Текст как объект многоаспектного исследования .Научно- методический семинар «Textus». Сборник статей. Выпуск 3. Часть 1-2.-С. Петербург- Ставрополь,1998.- 192 с.
25. Фрейджер Роберт. Мудрость ислама./ Пер. с англ./ М.: «Омега»,2006.- с. 144
26. Ходж Стивен. Дао дэ цзин. Современный перевод с комментариями / Пер. с англ./ М.: «Омега»,2006.- с. 176
27. Ходж Стивен. Дзэн- буддизм. Уроки мудрости учителей дзэн./ Пер. с англ./ М.: «Омега»,2006.- с. 144
28. Церен Э. Библейские холмы.- М., 1986
29. Чеснокова Г. Д. Особенности технологии исследования истории текста в современной текстологии // Принципы и методы исследования в филологии : конец XX века. СБ. статей научно- методического семинара « Textus».- Вып. 6.- С.- Петербург- Ставрополь, 2001.- С. 61- 68
30. Чеснокова Г. Д. Научность, нравственность и правда, или некоторые тонкости языка и стиля исторических документов // Этика и социология текста .Научно- методический семинар «Textus» .-Вып. 10.- С- Петербург_ Ставрополь, 2004.- С 475- 482.
     переиздание « Textus». Избранное, 1994- 2004.- Научно- методический
     семинар  семинар Textus, сб. статей .- Вып. 11.-Ч. 2.- Ставрополь, 2005.-
     С.361-368.
31. Чеснокова Г. Д. Ещё раз о редком архивном фонде Р- 1260 ГАСК // Язык и текст в пространстве культуры.- Научно- методический семинар  Textus, сб. статей .- Вып. 9.- Ставрополь, 2003.- С.308-315.
     переиздание «Textus». Избранное 1994- 2004.-Сб . статей .- Вып. 11.-Ч. 
     2.- 2005.- С.183- 190
32. Чеснокова Г. Д. Труд учёного и память потомков: полузабытые имена на страницах фонда ГАСК // Язык и текст в пространстве культуры . Научно- методический семинар Textus/- Вып. 9.-С- Петербург_ Ставрополь, 2003.- С. 316- 328 ;
     переиздание  « Textus». Избранное, 1994- 2004.- Научно- методический
     семинар  семинар Textus, сб. статей .- Вып. 11.-Ч. 1.- Ставрополь, 2005.-
     С.227- 232.
33. Штайн К. Э. Принципы анализа поэтического текста.- С.- Петербург- Ставрополь, 1993
34. Штайн К. Э. О фактуре поэтического текста //Арт. Альманах исследований по искусству.- Саратов, 1993.- Вып. 1.-С.16- 24
       35. Штайн К. Э. К вопросу о процессах самоорганизации в открытых
    нелинейных средах( на материале поэтического текста)// «TEXTUS»:
    Избранное. 1994- 2004.-Сборник статей.- Выпуск 11.-Часть 1.-Ставрополь,
    2005.- стр. 13-17

Словари и лексикография:
     36. Ислам на территории бывшей Российской империи.
     Энциклопедический словарь. Вып. 1.- М.: Издательская фирма «Восточная  литература» РАН , 1998.- стр.47- 58
37. Новая иллюстрированная энциклопедия: Кн. 1- 10.-М.: Большая Российская Энциклопедия, ООО «ТД «Издательство «Мир книги», 2007.
38. Новейший словарь иностранных слов и выражений.- Мн.: Современный литератор, 2007.- 976 стр.
39. Потиха З., Розенталь Д. Лингвистические словари и работа с ними в школе .- М.,1987
40. Практическая лексикография: 100 лет словарной картотеке.- М.,1989
Источники:
41. Байрон Дж. Избранное. На английском языке. М., 1973
42. Байрон Дж. Г. Сочинения . В 3-х томах. –М., 1974
43. Readings from English & American Literature.- Saint-Petersburg : Corona Print, 2003
44. Творчество. 1991.-№ 10.-стр. 1-9
45. Лебедева Г. Д. Афганский поэт XVII века Рахман Баба ( Биография и литературное наследие). Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.- Ленинград, 1971.


ГЛАВА II  Исторический подход к изучению текстов на иностранных  языках  .
               

                1. Особенности технологии исследования истории текста

          Опираясь на основные положения методологии исследования, основанной на идеях рациональной умственной деятельности Т. Котарбиньского и П. Гальперина , попытаемся определить, какие этапы конкретной умственной и практической деятельности применимы к технологии исследования истории текста. Речь пойдёт об истории текста «Хроники Мохаммада Тахира», написание которой относится к концу XIX- началу XX века. Объективными причинами мотивации исследования являются следующие: в конце XX столетия в ГАСК ( Ставрополь, Северный Кавказ) внимание привлёк фонд 1260, до того находящийся в специальных хранилищах и не доступный для учёных и работников государственного архива. В многочисленных документах фонда обнаружена редкая коллекция рукописей , написанных арабским письмом, две из которых содержат , по предварительным данным, хронологическое описание (с элементами художественности) сражений горцев Дагестана под руководством имама Шамиля с русскими войсками ( ф. 1260, ед. хр. 259, 262). В рукописях отчётливо прослеживаются даты, географические названия, имена собственные, горские и русские, имеются литературные вставки , обозначено имя составителя Мохаммада Тахира ал-Карахи( ед. хр. 262).В этом же фонде хранятся машинописные экземпляры русского перевода «Хроники…»под названием «Блеск горских сабель в священной войне Шамиля» с рукописными комментариями по- русски Покровского * и некоторыми документами, свидетельствующими о готовности перевода к изданию в 1937 году учёными Северокавказского историко- лингвистического института( ед. хр. 191, 193). В 1937 году институт был ликвидирован , все его научные материалы и рукописи законсервированы и переданы в спецхранилища ( 15 , стр. 150).В 1941 году издана рукопись другой «Хроники» арабистом из Ленинграда А. М. Барабановым под редакцией академика И. Ю. Крачковского ( 10  )  и перевод с названием «Блеск горских сабель в священной войне Шамиля»( 36 ). Возникает вопрос о необходимости сличения рукописей и переводов с целью их идентификации , установления сходства и различий , определения их роли и места во всей системе рукописей Северного Кавказа на арабском языке , представляющих и сейчас раритет в текстологии. В трудах известного учёного- исламоведа А. В. Авксентьева , связанных с исламом и мюридизмом , находим упоминание о «Хронике…» издания 1941 года А. Барабанова (1, стр. 35). У самого А. Барабанова и И. Ю. Крачковского находим упоминание о рукописях г. Ворошиловска( ныне Ставрополя) , с которыми известные арабисты не работали, но знали о их существовании понаслышке. По нескольким источникам полулегендарного характера известно, что в конце XIX  века в Калуге, где жил пленённый Шамиль с семьёй, приставом Пржецлавским была предпринята попытка издания привезённой с Кавказа рукописи. Попытка оказалась неудачной( 37, стр.30 ). По свидетельству И. Ю. Крачковсого, ещё к 1921 году в крупнейшем хранилище рукописей Азиатского Музея ( ныне ЛО ИВРАН) не было никаких списков «Хроники…» или других материалов о Шамиле( 5, стр. 7).
      Названные положения предполагали выдвижение следующих задач:
1)установить взаимосвязь рукописей коллекции Ворошиловска , принадлежащей первоначально Северокавказскому горскому историко- лингвистическому институту, с коллекциями С- Петербурга и хранилищ республик Северного Кавказа; 2) установить хронологию составления переводов , исключив возможный плагиат**, не исключать возможности параллельной работы над рукописями; 3) установить личность писца и составителя Мохаммада Тахира , определить его место в биографии Шамиля; 4) установить взаимосвязь «Хроники…» с другой  ‘шамилевской’ рукописью «Три имама» , известной благодаря публикации перевода под редакцией Тахо- Годи; 5) в имеющихся русских исторических источниках о периоде Кавказской войны 1830- 1859 годов проследить возможную историю создания текста «Хроники…».
          Таковы были ориентировочные задачи, определяющие поступательный характер дальнейшего исследования. Отметим, что автор монографии в то время уже давно отошёл от проблем ориенталистики , переключившись в силу обстоятельств на проблемы английской и русской филологии, к тому же не был арабистом по образованию, однако как иранист- филолог обладал некоторыми познаниями в сфере арабского письма, что помогло ему с помощью архивистов навести порядок в восточной пагинации страниц рукописей. Документы , по всей вероятности, составляли раритет в науке, и нельзя было пройти мимо них и не обратить внимание специалистов- арабистов на важность их изучения. К чести автора, он не был «собакой на сене», поскольку сразу же коллеги- арабисты были информированы о находке и был опубликован ряд материалов с описанием рукописей. Повторим, что основной целью поиска являлось включение двух рукописей и перевода в общероссийскую систему арабских рукописей Северного Кавказа.
        На втором, ориентировочном,  этапе исследования важно было создать систему ориентиров, сигналов, по которым можно было осуществлять намеченные задачи. Такими ориентирами , или сигналами явились:1) ономастические данные, включающие в себя названия рукописных сочинений, имена их составителей и переписчиков , владельцев, фамилии исследователей, географические названия , названия рукописных хранилищ и периодических изданий; 2) цифровые данные- номера описей и фондов, годы составления рукописей, приобретения или издания, даты сражений, биографий героев и т. д..; 3) начальные и конечные абзацы сравниваемых текстов, текстовые вставки, знаки восточной пагинации на страницах и их дефекты, лакуны в тексте и др.***
       Собранные ориентиры, или сигналы вербального характера целесообразно систематизировать в виде так называемых первичных, или ориентировочных стемм, изобретённых ещё Ш. Бедье и активно используемых в текстологии Д. С. Лихачёвым ( 7, стр. 8-12; стр. 43; стр. 446-449). На данном этапе, имеющем гипотетический характер, пространство стемм подвижно и предполагает возможности корректирования и совершенствования. Применительно к истории «Хроники …» стемма № 1 выглядит следующим образом:
 
комментарий к стемме: в издании перевода  А. Барабанова от 1941 года содержится следующая запись: «Первым наиболее удачным русским переводом следует признать перевод некоего Сапи из аула Энгеной. По отзывам Н. И. Покровского, долгое время занимающегося историей Дагестана, этот перевод , хотя и неточный и неоконченный , всё же является наиболее приближённым и верным. По не известным мне (Барабанову- Г. Ч. ) причинам, перевод этот опубликован не был и в течение 7- 8 лет считался утерянным. Обнаружен он был только в начале 1940 года в Ворошиловске. Сделанный Сапи русский перевод в данное время ( 1941год-Г. Ч.) хранится в рукописном отделе библиотеки Педагогического и учительского института в г. Ворошиловске. О его местонахождении нам стало известно только в феврале 1940 года, когда предпринятый мною перевод был уже в основном закончен» (36, стр. 15). Речь идёт, конечно же, о рукописи № 191, в настоящее время хранящейся в ГАСК . Однако она является  2-м или 3- им экземпляром машинописного текста, первый экземпляр отсутствует. Не исключено, что он пылится где- либо в довоенных архивах издательств или редакций , либо А. Барабанов лукавит, говоря о том, что не использовал перевод Сапи при издании своего перевода. Во всяком случае, только сличение обоих переводов (рукописного и печатного) может пролить свет на историю создания единственного русского печатного издания , выполненного накануне войны в Ленинграде.
     Вывод по истории рукописных текстов  ГАСК:
1).Рукописи №№ 259, 261 и 262 в науке не исследовались. Перевод № 191- оригинальный, рукописный, выполненный на Северном Кавказе , его машинописные копии с рукописными комментариями Покровского (скорее всего- Н.И. Покровского) № 193 не имеют отношения к опубликованному переводу А. Барабанова , хотя выполнены раньше. Не опубликованы  в связи с ликвидацией института СКГИЛИ в 1937 году****.
            Стемма № 2, приводимая ниже, составлена нами по информации, содержащейся в немногочисленных упоминаниях о Шамиле и публикациях о нём (   13,   стр. 173,  37, стр. 7- 8):
 
 
комментарий к стемме:
перевод Пржецлавского, не подписанный Шамилем к изданию (  13, стр. 173), был найден профессором Н. Покровским в архиве АН СССР среди бумаг историка Н. Дубровина. О переводе упоминает М. Чичагова( 37). Автограф Тахира не обнаружен , о его существовании упоминает его сын Хабибулла , готовивший рукопись к изданию и дополнивший «Хронику…» событиями до 1904 года(36,  стр. 7). Рукопись 1904 года находилась в цензурных архивах , была попытка её издания в начале века, цензура не разрешила ; в 1934 году наследники профессора В. Д. Смирнова, цензора мусульманских изданий, передали рукопись в ЛО ИВАН СССР , где её исследовал И. Ю. Крачковский ( 6, стр. 7-8). В издании 1941 года фигурирует как рукопись А. Копия 1872-1873 года найдена в Махачкале в частной коллекции , приобретена в 1939 году ЛО ИВАН СССР , как и её копия 1929 года. В издании А. Барабанова названы рукописями К и К’. Копия 1899 года снята с неизвестной рукописи Али ибн Абд-ал Хамидом ал-Гумуки для астраханского учёного Абд ар- Рахмана ибн ал-Вахаба, приобретена ЛО ИВАН СССР , описана Крачковским в 1939 году , обозначена А. Барабановым как рукопись Б. Тбилисский список найден Г. Церетели, фотоснимки имелись у И. Ю. Крачковского и его ученика А. Барабанова , фотокопия ЛО ИВАН СССР названа рукописью В.
Выводы, полученные в результате анализа истории рукописных списков:
1)известное критическое издание «Хроники…» А. Барабанова с комментариями И. Ю. Крачковского и переводом на русский язык  выполнено по пяти рукописным спискам, приобретённым в разное время в Махачкале, Астрахани, Тбилиси ( фотокопия); 2) Ворошиловские списки «Хроники…» к изданию привлечены не были ; 3) не найденная и не изданная  копия летописца- муллы , как и автограф М. Тахира и неизданный перевод Пржецлавского могут быть идентифицированы в фонде ГАСК исследователями- арабистами ( это гипотеза, требующая подтверждения).

Стемма № 3 содержит информацию о других упоминаниях рукописей , о фрагментах рукописей «Хроники…», уходящих в глубину истории, непосредственно ко времени самого Шамиля, при котором, по-видимому был человек, тот самый «летописец- мулла», фиксировавший события жизни имама и войны на Северном Кавказе.
 
комментарий  к стемме:
рукопись 1859 года была передана русским генералом Лазаревым известному кавказоведу XIX века А. Берже  в 1860 году в Местечке Гуниб после пленения Шамиля. А. Берже перевёл три главы из рукописи, дальнейшая судьба рукописи не известна( 36,  стр.5). Что касается турецких переводов и рукописи Медины, то их следы в российских источниках не зафиксированы. Шамиль, как полагают, скончался в Медине, и , возможно, мединская рукопись- это тот самый автограф, тот первоначальный экземпляр, который так жаждет получить каждый исследователь рукописей.
   Итак, к настоящему времени ( 2007 г.) существуют разрозненные сведения относительно арабских рукописей о Шамиле и их переводах на русский и турецкий языки. Рукописи собрания СП(б) ФИВРАН исследованы, существует критическое издание и перевод 1941 года . Связи между остальными рукописными источниками весьма условны или отсутствуют. Не найден автограф, то есть первоначальный список рукописи , не изучены и не изданы рукописи ГАСК , отсутствуют сведения о рукописи и переводе А. Берже.
Гипотеза: возможно, существует связь между исчезнувшей рукописью А. Берже , ненайденным автографом Мохаммада Тахира и рукописями Северокавказского горского лингвистического института , хранящимися в настоящее время в Ставрополе в ГАСК.
     Таким образом, ориентировочный этап выявления текстологических связей в истории рукописей и текста заканчивается выдвижением рабочей гипотезы и приводит к необходимости проведения конкретных формирующих действий , выражающихся в непосредственном текстологическом описании, анализе и сопоставлении текстов и самих рукописей . Методика таких конкретных действий хорошо описана Д. С. Лихачёвым на материале русских летописей (7 , стр. 135- 420). На этом этапе основную роль играет подробное вербальное отражение наблюдений над рукописями ( описание, анализ разночтений, определение и описание вставок и пропусков, других текстологических примет, от точности которых зависит установление авторства, дат составления и переписки, времени и места перевода, места хранения ) и формулирование выводов относительно истории создания и  изучения текста( текстов).
   В качестве примера предлагаем  обратиться к истории рукописи № 261 фонда 1260 ГАСК (  см. приложение к главе) , в которой к моменту описания был значительно нарушен порядок нумерации листов .Это неудивительно: фонд хранился в Орджоникидзе, Ростове, Пятигорске , в Ворошиловске, пережил Великую Отечественную войну , спецхран и из пединститута попал в краевой архив. Европейская нумерация листов ( сначала 30, потом 30 а) не соответствует последовательности текста. Это несоответствие подтверждается датами в конце страниц- сначала 1307, затем- 1304. Отсутствие восточной пагинации ( системы нумерации страниц, когда конечные строки предыдущего листа повторяются на полях листа последующего) затрудняет перераспределение листов и расположение их в правильном порядке. В этом случае реставратору помогают даты, почерк, манера письма, цвет чернил и другие приметы. Так, лист 6а содержит даты 1261, 1262, 1263, с ориентацией на которые можно определить последовательность листов до и после. Летом 1999 года нами было произведено перераспределение листов арабских рукописей , они были заново сшиты и пронумерованы реставраторами архива. Эта операция была совершенно необходима для проведения описания и идентификации рукописей даже без участия арабиста. В результате обозначились конкретные данные: язык рукописи- арабский ( до того он значился неизвестным), письмо- арабское с применением особых знаков для обозначения кавказских топонимических названий и имён .Обозначилось количество листов- 111.Начало рукописи отсутствует. Предположительно, должно было быть ещё 2-3 листа с началом в 11 строчек ( и они были найдены позже среди  документов отдела редкой книги СГУ и идентифицированы!). При сопоставлении оригинала с другой рукописью № 262 ( л. 154) оригинал текста восстанавливается. Конец рукописи и текста определяется на листе 111а датами 1289( по европейскому исчислению- 1872- 1873) , высказыванием о Шамиле на полях страницы и тремя типами разных ( некаллиграфических) почерков, что обычно характеризует деятельность «редактора» рукописи или её владельца ( см. Приложение). Содержание  текста , конечно же, может идентифицировать и подробно описать арабист, которого, увы, на то время в крае не было. Тем не менее, при отсутствии специалиста- арабиста, мы рискнули произвести предварительное описание рукописи по внешним признакам, без опоры на содержание её текста. Так, например, установлено, что рукопись № 262 содержит не одно, а несколько сочинений, в том числе «Хронику Мохаммада Тахира» ( лл. 87-154) с именем переписчика на титуле, отражающую события 1824- 1869 годов). Текст изобилует названиями крепостей, именами полководцев русских и горских, имеются литературные вставки ( стихи, разнящиеся по графике и рифме). Остальные разделы рукописи- хронология Османских правителей и имамов, письма на арабском (или турецком) языке, листы 62-76 –хроника с датами 1248- 1343 и именами имамов Мансура, Гази Мохаммада, Шамиля. Предположительно, этот фрагмент может иметь отношение к рукописи «Три имама» , редактированной в 30-е годы Тахо- Годи.
    Таким образом, метод опоры на сигналы текстологического характера ( пагинация, почерк, ономастика, топонимика, хронология) позволяет документировать тексты , правильно располагать листы в рукописи, выделять нужное сочинение из других текстов рукописи и таким образом подготовить документ к дальнейшей работе с ним  и проведению более сложного этапа - сличению текстов. В случае с «Хроникой…» Мохаммада Тахира сличение 5 известных копий уже было произведено специалистами в конце 30-х годов, за исключением использования ворошиловских рукописей, среди которых  вполне вероятно наличие недостающих звеньев : автографа рукописи, копии А. Берже и перевода Пржецлавского. В любом случае арабские ГАСК рукописи уникальны и требуют специального исследования, но уже на другом уровне технологии.
      Дальнейшая технология исследования предполагает  свёртывание полученной и описанной информации, исчезновение из сознания и памяти исследователя подробностей вербального описания, поскольку оно фиксируется на бумаге в виде публикаций по теме, конечным результатом должна стать довольно краткая формализованная информация о рукописях фонда ГАСК и их месте в генеалогии стемм. Учитывая необходимость централизации сведений о рукописях, имеющих общенародное и общекультурное значение , осуществляемой обычно системой мировых каталогов, в конце исследования необходимо включение конечных сведений в каталоги С- П(б) ФИВРАН , где хранится большая часть  рукописей на арабском языке и, в частности, рукописей «Хроники…».       Пользуясь терминологией современного английского языка, мы можем сформулировать действия, завершающие этап свёртывания исследовательского процесса, выполняемого с использованием элементов праксеологического метода и метода умственных действий. Такие действия обозначим терминами to record, to keep a record, to chart, to register, to document. Форму, которую приобретает конечная информация, обозначим терминами  record, archives, chronicle, register, charting. Все термины в этом случае будут объединены общим назначением их содержания:  to keep information about something so that it can be used  or studied later- «хранить информацию о чём- либо , с тем чтобы она могла быть использована или изучена в дальнейшем»(  25 , стр. 1089).

               В Приложение к настоящей главе мы поместили две копии архивных листов рукописей «Хроники..», с тем чтобы продемонстрировать читателю особенности арабского текста рукописей. Они представляют собой перепечатку иллюстраций из статьи автора , опубликованной в 2001 году в материалах научно- методического семинара «TEXTUS» ( см. библиографию) и имеют разрешение к печати , полученное в ГАСК. Особое внимание обращает на себя лист 111а рукописи 259, на котором представлены свидетельства изменений, добавлений, приписок, помет, стихотворных вставок, лакун и др. Некоторые строки следует читать, вооружившись лупой , обращает на себя внимание разница в почерке и направлении письма, прозаическая вставка в текст стихотворный, написанный , по- видимому, ранее ( правая сторона копии), записи на полях, одна из которых содержит традиционно кавказское написание ( а, возможно, и произношение) имени имама – Шамвил ( с буквой «в»-; ). Копия № 261 содержит листы 6а и 30а, написанные убористым почерком , с заключительными словами почти у края левого листа рукописи и добавлением ниже. В тексте на правой стороне  Приложения подчёркнуты даты мусульманского летоисчисления с разницей в 584-585 лет , в отличие от европейского,- 1261, 1262, 1263( соответственно- 1845, 1846, 1847) и одна дата- 1845, написанная по- европейски арабскими цифрами, которая позволяет установить коэффициент летоисчисления не в 621 год, применяемый в иранской и арабской историографии, а в 584 года, как это было принято у народов Северного Кавказа. И в этой рукописи имя Шамиля пишется с «вавом»-  арабской буквой ;  «в» ( Приложение к главе).

                2. Редкие архивные документы об истоках российской лингвистики
                и  межкультурной  коммуникации

         При работе филолога или историка с документами архивных фондов приходится иметь дело не с одним, а с несколькими текстами, подчас небольшого объёма, разрозненными, разностилевыми и, как сказали бы современные исследователи, разнодискурсными. Помимо прочего, они могут относиться к разному  времени, содержать объективную или социально обусловленную информацию, разобраться в которой невозможно без фоновых знаний относительно истории общества, государства и конкретного лица или учреждения. Работая с такого рода текстами, филолог становится историком , а, встречаясь с текстами на иностранных языках, использует свои филологические и лингвистические познания для извлечения «полезной» информации. Трудно определить, какая информация является «полезной» для читателя. Нам приходилось встречать молодых  историков, которые, познакомившись с описью редких и малоизученных документов и не найдя в ней прямой формулировки темы своей диссертации, даже не пытались взглянуть на документы с других позиций и с другой, помимо диссертационной, целью. А между тем, пытливый взгляд может заметить такие свидетельства и такую информацию, которая окажется полезной для многих других специалистов и не обязательно –сиюминутно. Как говорят программисты и информатики, любая информация является полезной, если она организована, систематизирована и сохранена. Именно с этих позиций филолог- текстолог должен рассматривать свою миссию, столкнувшись с редкими документами, тем более, что они относятся к печальному и грозному времени российской истории, известному под названием «тридцатые годы».
             К такого рода документам относятся материалы уже упоминаемого нами   фонда 1260, который содержит,  помимо ценнейших рукописных источников на арабском языке, разрозненные материалы об учреждении в конце 30-х годов прошлого века на Северном Кавказе регионального центра образования и науки, который  просуществовал несколько лет и был ликвидирован в 1937 году. Этот факт засвидетельствован Постановлением Президиума Краевого исполнительного комитета от 5 сентября 1937 года ( фонд 1260, ед.хр. 96, лист 426). Четыре пункта Постановления и три подписи ответственных работников «ликвидкома», заверенные печатью Орджоникидзевского крайисполкома, одним махом решили судьбу Института, к тому времени располагавшегося в Пятигорске, библиотеки Института, аспирантов и учёных. Этот документ можно принять за точку отсчёта обратно, в конец 20-х- середину 30-х годов( по-английски эта система отсчёта называется  count- down).
         Краткая история института, восстановленная по результатам изучения официально- деловых текстов фонда: первым директором института был У. Б. Алиев, профессор М. В. Беляев возглавлял лингвистический отдел. В 1935 году институт был переведён из Ростова в Пятигорск и ему присвоили имя С. М. Кирова. В дальнейшем институт возглавляли некто Буркин, Х. Ошаев, известный  чеченский писатель,  и «гебист» А. Айрих, чисто формально назначенный директором в период ликвидации учреждения. Учёный секретарь Д. Д. Мальсагов, ингуш по национальности, известен и как автор лингвистической диссертации. Из 17 единиц профессорско- преподавательского состава 8 человек были внештатными сотрудниками-консультантами по научным вопросам. Это были известные учёные Москвы, Ленинграда, Тбилиси , представлявшие Центральный институт языкознания, Институт иностранных языков, Государственную библиотеку им. В. И. Ленина,  Государственный музей истории ( проф. Яковлев Н. Ф., Гарданов Б. А., проф. Жирков Л. И., Дмитриев, Казаченко А. И. , проф. Кокиев Г. А. ). В качестве научных руководителей и консультантов привлекались известные лингвисты  акад. И. И. Мещанинов, акад.Л. В. Щерба, проф. Р. И. Шор, проф. Топуриа ( Тбилисский институт языка, истории и теории культуры). Престижными, судя по тарифам заработной платы, считались специальности истории Востока и истории народов СССР, история горских народов, введение в историю изучения кавказских языков, история лингвистики, персидский язык. Все преподаватели владели 1- 2  иностранными языками ( немецкий и французский), доцент К. Я. Сквирская владела 5-ью языками, в том числе могла преподавать древнегреческий. Преподавались русский язык, абазинский, арабский, персидский, кабардинский, чеченский, ногайский и др. Преподаватели русского языка проходили систему повышения квалификации в ЦИППКП в Москве. Аспиранты института проходили стажировку в Москве, Ленинграде, Тбилиси. Среди преподавателей отметим имя лингвиста Г. П. Сердюченко, 1904 года рождения, который, по нашим сведениям, был жив ещё в 1966 году и возглавлял московскую редакцию «Наука».
        Важнейшим направлением учебной и научной деятельности института в последние годы его существования явилась подготовка учебно- педагогических и научных кадров для национальных школ и научных учреждений Северного Кавказа. Об этом свидетельствует «Письмо в комитет по делам высшей школы при СНК СССР» о подготовке аспирантов и другие документы ( ед. хр. 120, лист 64; ед. хр. 63. лист 40- 42 и др.).При институте были организованы курсы переводчиков, на которых преподавали специалисты Москвы и Ленинграда, обучались представители всех народностей региона. Разрабатывались проблемы теоретических курсов «Теории и практики перевода» ( ед. хр. 81. лист 88а), осуществлялось повышение квалификации кадров при самом институте , в Абхазии, в Татарстане . Для истории оставим тогдашний адрес института в Пятигорске- Стандартные дома, корпус 7. В 1937 году глава учреждения Халид Ошаев был привлечён к ответственности перед судом за «скрытый троцкизм и буржуазный национализм» , институт был расформирован «в соответствии со Сталинской Конституцией» , ценная библиотека и архив разбросаны по учреждениям Орджоникидзе, Пятигорска, Ворошиловска. Есть предположения, что следы института и особенно его незавершённых диссертаций могут быть обнаружены в Москве, Ленинграде, Тбилиси, Ростове-на- Дону, с которыми институт вёл активную научную переписку
             Частично история института связана с деятельностью известного осетиноведа В. Абаева, автограф которого имеется на одном из документов, историка М. Н. Покровского, И. И. Мещанинова, рукописный доклад которого о новом языкознании хранится в фонде, и, наконец, с именем известнейшего в Европе кавказоведа А. М. Дирра, рукописи которого составляют бесценную коллекцию фонда (см. фрагмент в Приложении 4. 4.). Известно, что А. М. Дирр умер в Мюнхене в 1930 году, следовательно он не мог лично участвовать в научной деятельности института, однако фонд содержит рукописи на немецком  и русском языках с лингвистическими  записями о языках Кавказа, помеченные его именем (см. Приложение 4. 6). Скорее всего, это конспекты или копии его работ, основная масса которых хранится в рукописном фонде Санкт-Петербургского  Филиала Института Востоковедения Российской Академии Наук. И вот на этом месте, когда поисковая система исследователя направлена на выявление и заполнение «белых пятен», персональный компьютер, или главный  процессор –головной мозг- даёт сигнал остановиться и  обратиться к другим источникам, к другому фонду. И автор – таки обратился к другому источнику. Это был С-П(б) ФИВРАН. С помощью тогдашнего  заместителя по науке Е. А. Резвана был установлен контакт с главным хранителем архивных фондов Маргаритой Иосифовной Воробьёвой- Десятовской.В беседе с ней выяснилось, что в институте есть мемориальные библиотеки Н. Я. Марра, Б. А. Дорна, того самого немецкого учёного, который первым занялся рукописными источниками Афганистана ( вспомним главу 1), но, кажется , о Дирре никто ничего не знает. В этом случае рукописные тетради с записями А. М. Дирра в фонде ГАСК являются уникальными: если это автографы самого учёного, им нет цены , и в таком случае надо связываться с Мюнхеном, где учёный долго работал. Если же это чьи-то искусные конспекты, то надо искать оригинал. Ведь кто- то из учёных, немцев или русских, не мог составить копии или конспекты без оригинала! В любом случае поле исследовательской деятельности расширяется  и требует приложения усилий не одним человеком, а целым коллективом , состоящим при оптимальных условиях, из специалистов –кавказоведов или архивистов России, Германии и республик Северного Кавказа. Налицо необходимость той «межкультурной коммуникации», которая даёт положительные результаты не только в сфере литературы и культуры, но и в такой скучной , на первый взгляд, области, как наука.
   Итак, изучение истории «опального» института , созданного и уничтоженного в одном десятилетии, вывело исследователя на историю науки лингвистики и изучения языков многочисленных народов Северного Кавказа и Грузии. По непонятным причинам до сих пор изучение языков наших южных народов составляет некую затуманенную сферу науки и образования, и вовсе не потому, что «нельзя поперек батьки в пекло», то есть не следует вторгаться, предположим,  в научную деятельность наших южных коллег . Ярким примером «рационального мышления и рациональной деятельности» служит пример известного мецената и предпринимателя Дж. Сороса. Объявив конкурс в грантовом проекте «Редкие архивные фонды», Сорос фактически открыл архивные фонды России для европейского предпринимательства. Некоторые сведения о содержании фонда ГАСК были отправлены в Институт Открытого Общества и получили признание в виде коллективного гранта и индивидуальных поощрений. К настоящему моменту работа по изучению документов фонда, в частности, лингвистических, приостановлена. Исторический раздел не изучался вовсе, за исключением арабских рукописей , о которых речь шла выше, и фотокопий писем Шамиля, сличение которых с оригинальной коллекцией Ленинграда добавило бы новую информацию к той, которая была получена и опубликована арабисткой  Р. Ш. Шарафутдиновой.
 Свёрнутая информация о научной деятельности института и учёных, имеющих к нему отношение: начнём с описания содержания рукописи  Д. 244, которая в описи скромно числится как рукопись «неустановленного автора». При внимательном её просмотре обнаруживается, что это собрание конспектов или заметок на русском языке исследований А. М. Дирра по 22 языкам андо-цезской подгруппы северокавказской и некоторым языкам картвельской семьи. Принадлежность авторства определяется по листам 466 и сличению рукописей с некоторыми публикациями  А. М. Дирра. Ниже приводим информацию об этом учёном, собранную по материалам архивных документов и редких книг библиотеки СГУ.
Адольф Михайлович Дирр- 1867-1930, умер в Мюнхене. Профессор, кавказовед, почётный доктор Мюнхенского университета. О нём: А. М. Ладыженский «Памяти А. М. Дирра» (ГАСК, д. 152). Исследовал следующие языки: рутульский, табасаранский, арчинский, ингушский, цахурский, гирканский, андийский, аварский, ботлихский, хиналуг, звуковую систему кавказских языков, грузинский, мингрельский( мегрельский), сванский , черкесский, убыхский, язык годобери, куанда, тинди, дидо и др.
В ОРК СГУ хранятся публикации Дирра 1904- 1915 гг. В библиотеке имени В. И. Ленина находятся две работы на немецком языке -«Einf;hrung in das Studium der Kaukasischen Sprachen»,Leipzig, 1928  и «Die Kaukasische Sprachforschung , ihre Geschichte und nachste Aufgaben». ******
Комментарий : к настоящему времени нет достаточных данных о принадлежности рукописей на русском языке самому учёному. Есть предположение о причастности к изучению его работ и подготовке публикаций сотрудников института и консультантов из Москвы, Ленинграда и Тбилиси ( Л. И. Жирков, М. Я. Немировский, Р. Шор, А. М. Ладыженский и др.).

Николай Яковлевич Марр: 1864- 1934, основные сведения о его деятельности- в мемориальной библиотеке С- Петербургского ФИВРАН , однако в архиве ГАСК и ОРК СГУ содержится значительный корпус документов , рукописей, публикаций , в том числе- ссылки на его труды в делах №№ 96 , 113,  105 ,115,  187 ,  244 ( много). В ОРК СГУ- 13 публикаций учёного, в том числе о проблеме письма трёх славянских языков и статья «К вопросу об историческом процессе в освещении яфетической теории», 1930 г. В ОРК СГУ хранятся публикации о Марре И. И. Мещанинова, А. Л. Хашбы, а также научные сборники, посвященные научной деятельности и памяти Н. Я. Марра. Заслуживает особого внимание редкое издание И. Мещанинова «Яфетидология и марксизм»(Баку, 1930).
 
       Л. И. Жирков- профессор Московского института востоковедения им. Нариманова, а также сотрудник Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. Фонд 1260 содержит его рукописи по языкам дагестанской группы , которые учёный называет яфетическими( по классификации Н. Я. Марра), яфетическим языкам черкесско- абхазской группы, иранским и тюркским языкам Северного Кавказа, карту языковых территорий Северного Кавказа и Дагестана ( 1936г) и три монографии, в том числе-«Введение в изучение языков Кавказа». Опубликованы три его работы с использованием изобретённого акад . Н. Я. Марром «яфетидологического» алфавита.
           Среди рукописей и редких книг описываемого архива и библиотеки – труды Вс. Ф. Миллера по осетинской филологии,  библиографические записки Ф. Мюллера  и М. Я. Немировского  , фотокопии на немецком языке Вильмоса Прёле (Wilmos Pr;hle )и их перевод , фотокопии немецких и французских сочинений всемирно известного фонетиста , основоположника фонологической школы  в языкознании Н. С. Трубецкого (1890- 1938), работы П. К. Услара , А. Шифнера, Р. Шора, Н. Ф. Яковлева. Для современных специалистов в области языкознания интерес должны представлять « Кавказские алфавиты», «Алфавит Шифнера» для осетинского языка, «Алфавит Яковлева» для кабардинской письменности и др. (подробно см. библиографию к главе, № 16).
     Изыскания столичных учёных в области кавказской лингвистики были продолжены сотрудниками института, которые исследовали лексикологические особенности горских языков, вопросы словообразования и развития систем частей речи, описали некоторые специфические звуки языков Дагестана, в частности, латеральные и геминаты. Учёные И. Абаев и О. Егоров исследовали особенности  языковой системы осетинского языка, аспирант Муркелинский Г. закончил диссертацию по языку вихли, аспирант Цаллагов М. исследовал туальский говор Южной Осетии. В исследованиях института обозначилась общая научная проблема иранского субстрата на Северном Кавказе. Около десятка научных сотрудников посвятили свои работы изучению тюркских и монгольских языков Северного Кавказа. (см. примечание*******).Что касается литературоведения, то архивные документы сохранили свидетельства о работах Яковлева Н., Семёнова Н. П., Боброва Е., Мальсагова Д.( изучение  кавказского эпоса «нарты»,  мировых мотивов в фольклорном творчестве горцев и др.), сохранилась рукопись киносценария о первой депортации чеченцев русскими в Сибирь в 1905 году, рецензия на роман Л. Пасынкова «Тайпа».Некоторые исследования были напечатаны или сданы в печать, таким образом были продолжены традиции исследования горского фольклора Вс. Мюллером( 1887г.), Усларом  и Генко А. (1931г.). Работы печатались в «Известиях Северо-Осетинского НИИ», в «Памятниках народного творчества Осетии», «Очерках по истории культуры» , «Записках коллегии востоковедов» и в сборниках «Академия наук СССР- академику Н. Я. Марру». Имя Н. Я. Марра часто фигурирует на страницах документов – в то время его учение было методологией языкознания. В настоящее время мало кто знаком не только с методологией этого знаменитого учёного, академика многих академий, но и с его именем , которое ассоциируется с какой-то крамолой и «ненаучностью» в истории российского языкознания.
      Говоря о практической ценности изучения документов института СКГИЛИ , необходимо признать, что по странным причинам игнорирования в течение долгих лет информации о наших южных соотечественниках, российская наука более была обращена на контакты с Западом и Зарубежной Азией. Об Англии и Америке мы знаем больше, чем о Дагестане, Чечне , Балкарии, Осетии и других национальных регионах.  Факультеты иностранных языков занимаются в лучшем случае двумя- тремя языками, восточные факультеты готовят специалистов – китаистов, иранистов, тюркологов, арабистов и т. д. Кто знает, где можно выучить чеченский или осетинский язык, какая литература и культура существовала и существует на Северном Кавказе, каково прошлое народов- наших соседей и друзей? Почти никто. Не знаем, не хотим знать. А потом, когда начинаются национальные «разборки», не знаем, что делать, как завоевать симпатии гордых народов, которые в бытовом сознании представляются  совсем в другом свете, чем они есть на самом деле. И ярким примером какого-то странного рока в отношениях с горцами является судьба интернационального научного заведения 30 –х годов, уничтоженного одним росчерком пера законопослушного чиновника. Ниже мы попытаемся проникнуть в психологию горского аксакала , интеллигента и писателя, проявляющуюся в стиле его речи, произнесённой одновременно перед русской и своей, национальной аудиторией, ещё в один сложный период горской истории- в конце 90-х годов прошлого века, когда возник и тут же перестал существовать международный аналитический журнал «Кавказ», избравший одним из своих девизов лозунг: «Мы за раскрытие и реализацию позитивного творческого начала всех народов, населяющих Кавказ…»

                3. Русские узоры национального красноречия : история и политика
                глазами филолога

      Русский язык, называвшийся в недавнем социалистическом прошлом России языком межнационального общения, в условиях фактического многоязычия  на Северном Кавказе продолжает выполнять функцию языка- посредника не только в повседневном общении русского населения и этнических групп национальных регионов России, но и в межэтнической среде, не связанной с русскими. Примером тому является язык публицистики  южного региона России, в национальных образованиях которого произошли существенные изменения, представляющие интерес в том числе с точки зрения взаимодействия, взаимопроникновения языков и культур, диалога менталитетов. Западная и русская культура, знакомые национальной интеллигенции прежде всего благодаря русскому языку, в настоящее время в устах кавказской интеллигенции становится средством воздействия на мировоззрение , ум и чувства проживающих рядом друг с другом этносов , в том числе русских. Образность русского языка, популярность сюжетов и героев мировой культуры среди элитарного слоя кавказских интеллигентов самого региона и национальных  диаспор в России позволяют использовать в национальной публицистике способы и средства эмоционального воздействия , связанные с русской и европейской традициями. С другой стороны, национальная публицистика представляет интерес и для россиянина, русского интеллигента, поскольку даёт ему возможность приобщиться к национальному менталитету, необычайно осложнённому национальной традицией, догматами веры, влиянием мировой культуры и сугубо восточной особенностью многозначности и важности подтекста, связанной с понятием «ал-батин» , то есть «скрытая сущность» в исламе. Говоря современными терминами лингвистики текста, в восточной речи, как ни в какой другой, присутствует фактор «имплицитности», скрытости , подразумеваемости, порой существенно влияющей на истинное понимание высказывания.
        Проследим такую имплицитность, или подтекст одного из публицистических выступлений известного учёного , бывшего председателя Совета Старейшин чеченской диаспоры в Москве , уважаемого хаджи , профессора С. Вацанаева. Выступление написано в жанре обращения к редакции одной из северокавказских национальных газет в июле 1995 года. Не касаясь политической подоплёки и идеологической направленности выступления, мы преследуем цель чисто гуманитарного характера- проанализировать процесс взаимодействия элементов национальных культур, отражённых в тексте благодаря использованию русского языка, русских и европейских архетипов , то есть первоначальных или наиболее древних образов и идей,  определить их ценностные характеристики и проследить функционирование публицистического стиля в тексте национального автора. Кроме всего прочего, нам хотелось бы увидеть влияние исторического фона , времени и ситуации на содержание и форму его выражения в тексте, каковым по сути является  публицистическое выступление С. Вацанаева.
       Судя по содержанию и стилистическому оформлению выступления, его автор видел в числе своих воображаемых собеседников прежде всего русского читателя. Поэтому текст можно рассматривать как часть диалога культур, каждая из которых ощутила на себе в своё время влияние общемировой культуры, восприняла общечеловеческие ценности. Внимание читателя привлекает прежде всего отсутствие традиционной для мусульманской культуры формулы , которая предваряет всякое издание и пишется перед текстом : «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад- пророк Аллаха». Вместо этого- высказывание просветителя и философа Ж. Ж. Руссо: «Тысячи путей ведут к заблуждению. К истине- только один». Взятое в качестве эпиграфа, то есть концентрированного выражения идеи текста, оно перекликается со строчкой первой суры Корана: «Веди нас дорогой прямой, а не дорогой заблудившихся». Анализируя текст сейчас, в конце 2007 года, мы являемся свидетелями гримас и прыжков Истории, которые не были ещё видны в 1995 году, когда писалось Выступление. Аксакал и хаджи назвал его «Полярная звезда Кавказа- Ичкерия», намекая на «Полярную Звезду» А. И. Герцена, издаваемую в Лондоне. Подзаголовок « Газета как светское Евангелие» наводит на мысль о заигрывании автора с православным  или неверующим читателем, для которого чтение газет по утрам и слушание новостей по радио и телевидению равнозначно чтению молитвы и общению с Богом . Сопоставив элементы начала текста, обнаруживаем установку автора на французское деистическое вольнодумие ( Руссо), русское народничество (Герцен) и русское православие (Евангелие). В соответствии с традициями восточного красноречия, автор вкладывает скрытый смысл в высказывание. Действительно, если захотеть, газету можно сравнить с Евангелием, книгой, которую надо читать ежедневно, которой верят, которая формирует мировоззрение, нравственность и определяет путь жизни человека. В использовании высказывания Руссо, как представляется, скрыта общечеловеческая  идея мусульманского догмата  и стремление приспособить её к национальному менталитету.
       С позиций 1995 года , в заголовке Выступления «Полярная Звезда Кавказа- Ичкерия» отражены стремления тогдашнего  руководства и интеллигенции Чечни привлечь к себе взоры всего Кавказа. «Да,- говорит автор,- Чечня- это Ичкерия , по ней ориентируются в пространстве, как путник ориентируется по Полярной  звезде, а её газета  призвана сыграть ту же роль, что и герценовская- разбудить народы Кавказа. Подтверждение этой идеи находим в высказывании: «Кавказские новости» станут и для Кавказа , и для России «Полярной Звездой» Герцена, что будет звать нас к высотам грядущего века.»Вновь мы наблюдаем приспособление северной революционной идеи прошлого к южной современности России.
      Непосредственно конец текста, завершаемого традиционно христианским «Аминь», не чуждым и мусульманству, содержит русский перевод французских строк Ф. Вийона, названного автором «христианским грешником»: « Господи, дай же ты каждому, чего у него нет…Дай же ты всем понемногу… и не забудь про меня». Прося  аллаха принять молитву француза, автор не забывает попросить милостыню у Господа в пользу русских. Этот благородный жест почтенного хаджи выражают слова: « Боже всемогущий! Ты дал нам свой час: ты дал чеченцам бессмертие и вечную славу. Боже правый!  За великую милость твою обет даём мы: «Никогда наши уста не произнесут слов «Чеченцы победили русских!» Это ты, Боже Всесильный, не дал российским войскам торжествовать победу над чеченцами…Великий Аллах! Прости русским и спаси их!». Коварно восточное красноречие. Вдумаемся в слова хаджи о бессмертии и славе его соотечественников , ибо, поистине , борьба за веру и свободу даёт народу бессмертие и славу. Победитель, каким, по-видимому, считал себя каждый вайнах ( 1995 год!), просит аллаха простить и спасти «побеждённых»  русских. Что это? Искреннее желание или красноречие? Чтобы понять, надо прислушаться, чтобы увидеть, надо вглядеться, чтобы принять, надо поверить. До третьего ещё довольно далеко, а вот «прислушаться» и «вглядеться» вполне возможно, если собеседники в диалоге уважают друг друга, стараются узнать друг о друге побольше и обращаться друг к другу с понятиями и аргументами, близкими культуре и менталитету собеседника. Именно так поступает уважаемый автор, цитируя Гераклита и Демокрита, Августина Блаженного, Спинозу и Лонгфелло, Гомера и Гегеля, Дудаева , Ельцина, Аушева и Назарбаева, «певца Заратустры» Ницше и русского философа Богомолова. Замечательна большая эрудиция автора, знакомого с «Путешествием в Арзрум» А. С. Пушкина и «Очерками о Ленине» М. Горького, пытающемуся разъяснить соседнему народу происхождение вайнахов, смело вторгающемуся в русскую и вайнахскую этнонимию, дерзнувшего комментировать строки Евангелия, что не осмелится сделать иной православный русский. Налицо стремление автора установить контакт с собеседником, опираясь на реалии мировой и русской культуры, которой должен владеть тот самый собеседник, за которого пред Господом просит мусульманин.
        Возникает встречный вопрос: «Способен ли собеседник вступить в диалог? На какие реалии будет опираться ОН в своей ответной речи вайнаху из Ичкерии? Что знает ОН о народе, рядом с которым живёт?» Уже в XIX  веке русские матери пугали своих младенцев: «Не спи, казак, во тьме ночной чеченец ходит за рекой…Бегите, русские п  евицы, спешите, красные, домой, чеченец ходит за рекой» (А. С. Пушкин). И в настоящее время для большинства русских чеченец- это разбойник, обманщик, вор, враг, торгующий заложниками, грабящий поезда , угоняющий у соседей скот. Чёрная слава, печальный диалог. Но откроем историка Кавказа А. П. Берже: «…населённость Малой Чечни с 1847 года уменьшилась с лишком вдвое, а с 1840 года- почти вчетверо. На Бассе находился аул Шали ,окончательно разорённый нашими войсками в 1841 году. До осени 1849 года на Джалке и по канавам , проведённым из этой реки, находились следующие аулы….Из них первые два разорены в 1840 году, а последние- во время действий наших войск в Аухе, 23 февраля 1850 года…». Дата 23 февраля оказалась роковой для населения этого вайнахского региона. Именно в этот день произошла массовая депортация чеченцев в Казахстан и Сибирь. Диалог не получился ни в XIX, ни в XX веке. Беглый обзор той малой по объёму литературы, которая издаётся на русском языке авторами Северного Кавказа, свидетельствует о благородном стремлении интеллигенции установить добрый диалог. Показательны одни только заголовки текстов: «Некоторые черты нравственного идеала человека через призму народных обычаев и традиций», «Обычаи, традиции , их  место и роль в культуре общения», «Любовь к Даймокх, патриотизм и героизм как моральные ценности народа». Существует довольно обширная библиография на русском языке о культуре, обычаях и традициях вайнахского народа, опубликованы исследования и тексты упомянутого ранее А. Берже, У. Лаудаева, А. Автурханова , современных авторов. Многие имена практически не известны русскому читателю. Например, скрыто за тьмою завесы имя Виссан- Гирея Джабагиева, называемого чеченцами  «сыном Кавказа, гордостью вайнахов, честью Ингушетии», 85 лет назад провозгласившего идею «кавказского дома», оставившего в качестве завещания слова: «Пройдёт время, и вы вспомните обо мне». Кавказские авторы ставят его в один ряд с грузином Шота Руставели, армянином Давидом Анахта, азербайджанцем Низами Гянджави, осетином Коста Хетагуровым. Русские не знают о нём ничего. Многие русские интеллигенты осведомлены о древних скандинавских сагах, индийских ведах, персидской Авесте и египетских папирусах и практически ничего не знают о народных преданиях и сказаниях живущих рядом горцев, например, о нартской мифологии и  горских амазонках. Для многих русских – открытие, что осетины , или аланы – народ индо-европейский, близкий по происхождению  иранцам и славянам, что армяне и грузины- христиане по вере, что горцы  не все и не всегда были мусульманами и что они свято хранят  обычаи и законы предков. Возможен ли диалог в таких неодинаковых информационных полях?
       У русских есть нерусская пословица: «Если Магомет не идёт к Горе, Гора идёт к Магомету». Попытаемся проследить далее, какими средствами пользуется «Гора» , добираясь до «Магомета». Будучи учёным, философом, писателем, автор пытается привлечь арсенал своего таланта и эрудиции , вследствие чего публицистическое по своему назначению произведение риторики становится сложным по стилю текстом, включающем в себя непосредственно черты публицистики, художественного произведения и научного трактата. Поэзия перемежается прозой, ритмические строки сменяются математическими формулами и лингвистическими деривациями, национальные информационные поля вклиниваются в пространство русских реалий, литературный язык в некоторых строках уступает место бытийным, подчас жаргонизированным высказываниям, хрупкость поэтического слога сменяется беспощадной жестокостью и сарказмом восточной риторики. Например, автором цитируются  стихи Кристины Хайдеггер в переводе с немецкого: « Наше одиночество таково, что мы готовы протянуть вздрагивающее сердце на беззащитных ладонях на прокорм птицам…Никто не повёл бы взглядом…». «Вздрагивающее сердце…беззащитные ладони..». И рядом- горькие, жестокие, грубые строки: « Предназначение Кавказа видится лишь в использовании, рядовом использовании по-русски. В русской политике есть ещё рядовое использование по-китайски: «Корми солдата тысячу дней, чтобы использовать один час..»( о войсках «Альфа» ).
         К великому сожалению, между участниками публицистического диалога , к которому призывает автор, лежат  десятилетия, сотни лет крови, башни и штабеля мёртвых, как с той, так и с другой стороны. Потому понятно интуитивное стремление С. Вацанаева вновь и вновь обращаться к теме крови, мести, трагедии. Он цитирует Ницше: «Пиши кровью: и ты узнаешь, что кровь есть дух. Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть.» Он перефразирует русские притчи, вплетая в них свой современный орнамент: «Правда только у женщины, у матери, что рожает сыновей, а не у отцов, которые за свою лень и глупость убивают своих сынов, посылая их на смерть «за землю русскую на землю половецкую», « за землю русскую на землю чеченскую» ( намёк на антивоенную деятельность комитетов солдатских матерей ). Он изобретает собственные крылатые фразы, за которыми стоит суровая действительность: «Мёртвые- это не те, кого смерть настигла,  мертвы те живые , что глумятся над мёртвыми», или , например, «Сегодня Чечня также наряду с памятниками своим сынам воздвигает в знак уважения к памяти павших русских генералов , офицеров и солдат памятник с надписью « Мёртвым великой армии».Не правда ли, сотворённая надпись есть напоминание о великом походе великого императора в заснеженную Россию?
        В нашей статье «Научность, нравственность и правда, или некоторые тонкости языка и стиля исторических документов», опубликованной в 10-м выпуске изданий НМС «TEXTUS» и переизданной в 2004 году ( 20  , стр. 476), мы говорили о  саркастических высказываниях польского легионера кавказской войны с Россией полковника Теофила Лапинского, в которых тоже прослеживается «синдром Наполеона» : «Величайший гений этого столетия Наполеон I сказал известные всему миру слова: «Через 50 лет Европа будет республиканской или казацкой». Т. Лапинский с сарказмом восточного человека ( полковник служил в войсках на стороне горцев и турок) констатирует: « Финско-татарские москвичи сперва были русскими, потом- европейцами».Отмечая «рост московского могущества на Востоке , успехи в Туркестане и Китае», полковник ещё в середине XIX  века называл Россию «чудовищным колоссом на глиняных ногах» и призывал « все индогерманские расы   стать во фронт против близящегося Восточного урагана», под которым подразумевал Россию. «Недостаточно выставить Польшу на отдалённейшие границы, отдать Финляндию её законным собственникам, освободить и организовать Кавказ, также необходимо эту чудовищную вполне державу изолировать, чтобы она не имела влияния на судьбы Европы. ..»( 20, стр. 476).
        Стилистический приём оксюморона, то есть совмещения несовместимых понятий, вольно или невольно обильно используется чеченским автором , создавая эффект гнева, противоречия, осуждения: «Теперь на Руси правит православный большевик, большевистский царь… они создают православных чеченцев, тех, кого закладывают за щёки первыми, чтобы съесть их последними. Одним дают заглотить наживу и держат их на крючке, другим кидают, как чеховский мальчик собачке. кусок мяса на верёвочке, чтобы потом вытянуть….Так забавляются краснокожими русские политики.»Горький сарказм автора по поводу неискренности «старшего брата» и лизоблюдства чиновников своего племени достигается использованием внутри фразы «крылатых выражений» русского народа, в которых скрыт   тайный смысл чеченского менталитета: «Россия обещала синюю птицу и райские кущи …непокорных уничтожали, как в охоте на волков…поддались на приманку двора и стали придворными лакеями в белых перчатках за блестящие золотые пуговицы и шёлковые шнурки эполет…».Завершающая фраза чеченского патриота: « Свободное поколение ни за что не пойдёт как быдло в стойло необольшевизма». Подобные высказывания и стилистические приёмы делают выступление писателя произведением  суровой публицистики и мягкой художественности. Перефразировка известных русских пословиц и крылатых фраз удачно перекликается с национальным фольклором, а традиционное на Востоке искусство изрекать красивые фразы , создаёт новые «крылатые истины» как произведение взаимодействия двух культур, двух менталитетов: «Докажи в своём доме, что ты лучший хозяин, докажи на своём поле, что ты лучший земледелец», «Только сильному открываются сильные стороны», «Слабый- не противник», «Лучше бы сложные проблемы решать умом, умным словом и пить и проливать вино красное, а не кровь алую». Новое звучание в устах автора приобретают некоторые названия литературных произведений, применяемые к ситуации, например, «Над пропастью во лжи». Авторским следует считать фигурирующий в тексте термин  «персональность», отсутствующий в современных словарях и понимаемый автором как « культ свободной личности- дитя жесточайших исторических битв в тысячелетиях с завоевателями мира». Пример употребления термина в контексте Выступления: «На Кавказе попавший в беду не просит о помощи, но все окружающие спешат на помощь, потому что этого требует их достоинство , их честь, их персональность».Удивительное качество личности и народа, если оно существует в жизни, а не в риторике! Новым и неожиданно ёмким представляется авторское сочетание слов «русские интеллигенты чеченской национальности». Оно отражает тот естественный процесс сближения культур и менталитетов, который возник и развился в результате исторического взаимодействия ( положительного и негативного) двух соседних народов. Считаем уместным целиком воспроизвести цитату из текста руководителя чеченской диаспоры: « Мы, русские интеллигенты чеченской национальности, обязаны русскому языку, русским учителям , что открыли дорогу в Европу, в мировую науку и культуру. Десятилетия мы ели русский хлеб и соль, пили русскую воду, поэтому считаем себя обязанными России и русскому народу. Мы чтим русскую славу, сопереживаем боль России, и на больно, очень больно за её позор, мы хотим её величия, но не в блеске штыков , а в здравии русского народа, в его счастье, в культуре и науке».( библ. к главе 3, 1 стр. 105)
            Подводя итог методологическому аспекту рассмотрения разных видов анализа текста, будь то старые забытые методы и приёмы или современные , актуальные для современного анализа, мы должны признать, что тексты публицистические, подобные вацанаевскому, более, чем все другие, подвержены опасности в силу всевозможных манипуляций их содержанием и стилем, поскольку их интерпретации зависят от многих экстратекстовых факторов и , прежде всего, установки читателя или интерпретатора , его мировоззрения, его идеологии, политических пристрастий и др. Само по себе идеологизированное содержание текста сопровождается неминуемой  идеологизированной оценкой читателя, и автор, и читатель, и учёный балансируют на грани объективного и субъективного восприятия ситуации, событий , личностей, истории. Именно при анализе и восприятии подобных текстов исследователь рискует объективностью историка, вольно или невольно уподобляясь политику, ибо «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Поэтому естественно преобладание в методологии анализа других методов, нежели точные и объективные методы текстологии и исторические подходы. Метод интерпретации, замешанный на преобладающей роли личностных качеств интерпретатора, по-видимому,  здесь главенствует. Он зависит от динамических процессов, происходящих в обществе, подвергнут  историческим изменениям, пересмотрам и чрезвычайно идеологизирован . Тем не менее, информация, которой оперирует комментатор или интерпретатор, должна быть точной, систематизированной, контекстуальной, под которой понимается выбор объекта для анализа в строгом соответствии с его местом в контексте всего произведения.

примечания к главе:

* особенностью документов 30-х годов являлось опущение имени перед фамилиями авторов или других лиц. Поскольку Покровских в истории того периода было несколько, мы не рискнём ставить инициалы самостоятельно, без доказательств того или иного варианта.
**в начале XXI  века автору удалось связаться с арабистами, в частности, с Р. Ш. Шарафутдиновой, известной среди ленинградских учёных своими исследованиями писем Шамиля, которая с полной ответственностью отметает плагиат и подтверждает, что ни Барабанову, ни Крачковскому не были известны рукописи Ворошиловска.
***система нумерации восточных рукописей отлична от европейской и называется 
  пагинацией, лакуны- пропуски, белые пятна в рукописном сочинении.
****анализ документов архива показал, что институт СКГИЛИ просуществовал не  более 5  лет , несколько раз менял своё место

расположения в связи с постоянными реорганизациями  административных единиц на Северном Кавказе и в 1937 году был ликвидирован по причинам  особенностей национальной политики в многонациональных регионах тогдашнего СССР и в  связи с арестом директора института чеченца Халида Ошаева, обвинённого в симпатиях к Троцкому и Бухарину.
    ***** автор считает свой долг перед будущими исследователями рукописей выполненным,  потому что он сделал всё возможное , что от него зависело, а также передал эстафету поиска учёным арабистам из С-П(б) ФИВРАН и Дагестана.
******подробное описание рукописей и публикаций А. М. Дирра –в публикациях Г. Д. Чесноковой «Труд ученого и память потомков: полузабытые имена на страницах фонда ГАСК» // Язык и текст в пространстве культуры. НМС TEXTUS – Вып.  9 С-Петербург- Ставрополь, 2003 –с. 316-328; переиздание- TEXTUS .  Избранное 1994- 2004- Сб. статей.- Вып. 11-Ч.2 .- Ставрополь, 2005- с. 191- 202.
*******Данные по классификациям и описанию языков Северного Кавказа были включены нами в авторскую программу лекций по Языкознанию в ЛГУ им. А. С. Пушкина.

Литература к главе 2:
1. Авксентьев А. В. История изучения ислама на Северном Кавказе // Учёные записки СГПИ. Некоторые вопросы кавказоведения .- Ставрополь,. 1971.- Вып. 1
2. Белоконь В. М. К истории кавказоведения 1920- 1930-х годов.// Принципы и методы исследования в филологии XX века. Сб . статей научно- методического семинара «TEXTUS».- Ставрополь: Изд-во СГУ , 2001.-Вып . 6.-стр. 622-631.
3. Кононирова Н. А. Библиотека Северокавказского научно- исследовательского института в фонде отдела редкой книги библиотеки Ставропольского государственного университета // Принципы и методы исследования в филологии XX века. Сб . статей научно- методического семинара «TEXTUS».- Ставрополь: Изд-во СГУ , 2001.-Вып . 6.-стр. 646- 666.
4. Котарбиньский Т. Трактат о хорошей работе. М., 1975
5. Крачковский И. Ю. Над арабскими рукописями.- М., 1965.
6. Крачковский И. Ю. Новые рукописи истории Шамиля.// Исторический архив.- М., 1939.- Е. 2.- стр.708.
7. Лихачёв Д. С. Текстология.- М.- Л., 1962.
8. Прайсман Л. Прерванный полёт, или назад в будущее // Ставропольская правда.- 1999.- 26 мая.
9. Ушакова Н. В. Предметный указатель к описи документов №1 фонда Р-1260 «Северокавказский горский историко- лингвистический научно-исследовательский институт им. С. М. Кирова( 1927- 1937)»// Языковая деятельность: переходность и синкретизм.- Вып.7 С- Петербург-Ставрополь, 2001.-с. 461-469.
10. Хроника Мохаммада Тахира  ал- Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля// Труды института востоковедения АН СССР .-М.- Л., 1941.-Вып. 35
11. Чеснокова Г. Д. Tabula Rasa  для искателей жемчужин // Университетская газета.- Ставрополь.-1999.-№ 41
12. Чеснокова Г. Д. Текстологический аспект комплексного анализа литературного произведения: проблемы взаимодействия наук // Текст как объект многоаспектного исследования : Сборник статей научно- методического семинара «TEXTUS».-Вып 3.- Ч. 1.-С- Пб- Ставрополь, 1998.- стр. 172- 187
13. Чеснокова Г. Д. Рецензия на очерк М. Чичаговой // Текст: Узоры ковра. – Сборник статей научно- методического семинара «TEXTUS» .- Вып. 4.-Ч.1.- С-Пб- Ставрополь, 1999.- стр. 173- 174.
14. Чеснокова Г. Д. Редкие архивные документы об истории и лингвистике на Северном Кавказе в 30-е годы  20 века // Алиевские чтения: научная сессия преподавателей и аспирантов университета.- Карачаевск,: КЧПУ,2000.- стр. 231-232.
15. Чеснокова Г. Д.Архивные материалы об истории Северокавказского историко - лингвистического института (1927-1928)// Текст: Узоры ковра. НМС TEXTUS .   Общие проблемы исследования текста. Сб. статей- Вып. 4-часть 1- С-Пб – Ставрополь,-1999.- с. 150-165; переиздание-«TEXTUS»: Избранное. 1994- 2004.- Вып. 11.-Ч. 1.-стр. 227- 232.
16. Чеснокова Г. Д. Труд ученого и память потомков: полузабытые имена на страницах фонда ГАСК // Язык и текст в пространстве культуры. НМС TEXTUS –Вып 9 С-Петербург- Ставрополь, 2003 –с. 316-328; переиздание- TEXTUS .  Избранное 1994- 2004- Сб. статей.- Вып. 11-Ч.2 .- Ставрополь, 2005- с. 191- 202.
17. Чеснокова Г. Д. Особенности технологии исследования истории текста в современной текстологии// Принципы и методы исследования в филологии: конец 20 века. Сб. статей научно- методического семинара ”Textus”.- Вып.6        С-Петербург- Ставрополь, 2001.-с.61-68
18. Чеснокова Г. Д.  Ещё раз о редком архивном фонде Р-1260 //Язык и
текст в пространстве культуры. Научно-методический  семинар“Textus”.- Вып. 9- С- Пб- Ставрополь, 2003  с.308-315 ; переиздание  Ещё раз о редком архивном фонде Р-1260//“TEXTUS”Избранное,1994-2004.-Научно-методический семинар TEXTUS, сб. статей - Вып.11.-Ч.2.-Ставрополь,2005.-с.183-190.
19. Чеснокова Г. Д. Проблемы этики художественного текста// Языковая деятельность: переходность и синкретизм.- Вып.7 С- Петербург-Ставрополь, 2001.-с. 446-449
20. Чеснокова Г. Д. Научность, нравственность и правда, или некоторые тонкости языка и стиля исторических документов// “Этика и социология текста. НМС TEXTUS .- Сб. статей- Вып 10- Ставрополь_ С- Пб, 2004-с. 475-483 ; переиздание   //  TEXTUS   Избранное 1994- 2004- Сб. статей.- Вып. 11-Ч.2 .- Ставрополь, 2005- с. 361-368.
Словари:
21. Краткая философская энциклопедия.- М., 1994
22. Краткий психологический словарь.  М., 1985
23. Новая иллюстрированная энциклопедия: Кн. 1- 10.-М.: Большая Российская Энциклопедия, ООО «ТД «Издательство «Мир книги», 2007.
24. Новейший словарь иностранных слов и выражений.- Мн.: Современный литератор, 2007.- 976 стр.
25. Longman . Language Activator . The world ‘s First Production Dictionary.-Corpus Network.- 1993.- p. 1089
Источники:
26. ГАСК , фонд 1260, опись 1, ед. хр. 259- рукописи на арабском языке
27. ГАСК , фонд 1260, опись 1, ед. хр. 260- фотокопии писем Шамиля и наибов, написанные  арабским письмом.
28. ГАСК , фонд 1260, опись 1, ед. хр. 261- рукопись на арабском языке
29. ГАСК , фонд 1260, опись 1, ед. хр.262- рукопись на арабском языке с именем переписчика
30. ОРК  библиотеки СГУ- ед. хр. 2, лл. 1-5- предположительно, начало рукописи ГАСК № 261
31. ГАСК , фонд 1260, опись 1, ед. хр. 191-рукописный перевод «Хроники..»
32. ГАСК , фонд 1260, опись 1, ед. хр.193- машинописный вариант перевода 2 экз. с комментариями и правкой.
33. ГАСК , фонд 1260, опись 1, ед. хр. 120, 59- упоминания в официальных документах института о готовности перевода к изданию Покровским.
34. ГАСК , фонд 1077, опись 1, ед. хр.57- документы на официальных бланках Османской канцелярии из Дербента на арабском и турецком языках и печатями А. В. Комарова
35. ГАСК , фонд 1269, опись 1, ед. хр.168, 169, 204- работы Н. И.  Покровского «Кавказские войны», «Имамат» и «Борьба Чечни и Дагестана за независимость в 1830- 1859 гг.»
36. Блеск дагестанских шашек в некоторых шамилевских битвах.- Л. 1941
37. Чичагова М. Н. Шамиль на Кавказе и в России.- Биографический очерк.- С-Пб., 1889.-Репринтное издание МНТПО «Адир» , 1991.

ГЛАВА III  Сопоставительный метод и межнациональная
                интертекстуальность
1. О терминах и методах .
 Термины сопоставление  и сравнение в российской лингвистике  принято различать: под сравнением подразумевается  сравнительно -исторический анализ и описание , то есть рассмотрение языка или языков во времени, с позиций диахронии, сопоставление же подразумевает синхронный аспект анализа, когда «сравнению» подвергаться могут языки , далёкие друг от друга по генеалогии, но имеющие одинаковые типологические признаки. Вне терминологического поля  эти слова могут заменять друг друга , в бытийной речи более употребительно второе слово (31). Что касается методологии исследования, то мы предпочтём  здесь термин сопоставительный метод, поскольку не будем касаться вопросов языкознания и истории языков. Известно, что сравнительно-историческое языкознание –это основа, фундамент серьёзных лингвистических исследований, что у его истоков стоят немецкие и датские учёные, начавшие в XIX веке систематическое исследование исторического развития природы, общества и языка как общественного явления. Сравнительная грамматика, например, началась с того момента, когда  учёные стали рассматривать санскрит в его связи с древнегреческим , латинским и германскими языками. Установление регулярных отношений с Индией, Персией  позволило привлекать письменные источники для сличения языков. У истоков сравнительно- исторического языкознания стоят германские учёные Ф. Бопп, В. фон Гумбольдт, датчанин Раск, Я. Гримм, Потт, значительно повлиявшие на так называемую «классическую филологию» своими исследованиями древних восточных текстов и языков (11) .А. Шлейхер в начале XIX века привлекает к сравнительному изучению материалы древнего литовского языка, зафиксированного в фольклоре , положив начало сравнительному изучению германских языков. Издание древнеиндийских и древнеперсидских текстов народной мифологии имело огромное значение для укрепления сравнительно- исторического метода и в грамматике, и в фонетике ( Зиверс, Шлейхер, Шмидт, Асколи, Бругман, Ф. де Соссюр, Вернер, Томсон ). К немецким, датским, шведским учёным- компаративистам присоединились русские исследователи- Ф. Фортунатов, И. А. Бодуэн - де- Куртенэ , создавшие в России школы сравнительного изучения языков.( 11, 12 ).  А. Мейе, ученик знаменитого Ф. де Соссюра , продолжил дело учителя и создал свою так называемую «социологическую школу» в языкознании, проводя идею связи и неделимости языка и общества : «Язык есть социальный факт, он немыслим вне общества, как и человеческое общество без языка…, социальные условия определяют языковые явления» ( 11, стр. 17). Однако , судя по характеристикам , данным А. Мейе в российской критической литературе 30- годов, идеи  этого замечательного лингвиста Европы не прижились в России, к его имени был приклеен ярлык «буржуазного социолога», недооценившего «историко- материалистический подход» к языковым явлениям и особенно классификациям , не разглядевшего «существо национальной политики советской власти» ,  не увидевшего в «развитии национальных языков СССР могущественного орудия для развития культуры, национальной по форме и социалистической по содержанию» ( 11, стр. 25). В 1938 году, когда были написаны эти слова критиком М. Сергиевским, учёные России мало занимались сопоставлением национальных языков, литератур и культур. Да и небезопасно было проводить аналогии «национальных по форме и социалистических по содержанию» литератур народов СССР и мира, тем более, что мировая литература попадала в разряд буржуазных, как и идеи всех «несоциалистических» авторов. И в настоящее время попытка сопоставить тексты классической русской литературы, предположим, с текстами литератур мусульманских народов вызывает шок у отдельных ревнителей русской культуры и русского менталитета. В то же время в российской науке конца 20- начала 21 века  идёт ярко выраженный процесс заимствования «буржуазных» методологий  Запада, что не было бы возможным несколько десятилетий тому назад. Так, в гуманитарных исследованиях сделан колоссальный шаг от описательных явлений к структурализму Ф. де Соссюра , в литературоведении распространился феноменологический метод Э. Гуссерля, психоаналитический метод З. Фрейда, стратегия деконструкции Ж. Деррида (13, стр. 131). Возрождаются многие табуированные ранее по разным причинам философские и методологические системы русской интеллигенции ( В. Соловьёв, П. Флоренский, Н. Бердяев, В. Лосский, М. Бахтин) , занимающие достойное место рядом с именами Т. Куна, Х. Гадамера, К. Юнга и др. На заседании «Круглого стола» , состоявшегося в 1999 году по вопросам методологии современной филологической науки (13),  среди положительно зарекомендовавших себя отечественных теорий и  методов исследования в науке были отмечены теория литературного языка, теория стилей , метод соцреализма в литературоведении и общеметодологическая теория отражения. Было замечено, что исследований по сравнительно- историческому языкознанию и сопоставлению в филологии стало значительно меньше. Анализ литературоведческих и лингвистических работ молодых учёных показывает, что насущным является вопрос о стандартизации методологической терминологии и её интернационализации. По мнению одного из участников «Круглого стола», в практической работе исследователей филологов необходимо разграничение методов познания, научного исследования, методов описания результатов исследования, и методов преподавания. (13, стр. 133 ). Были признаны значимыми и перспективными в литературоведении историко- генетический, или историко- литературный метод, сравнительно- исторический, дающий выход в компаративистику и в область исторической поэтики, типологический , при котором выявляются общие, родовые черты литературного творчества. Два последних метода иногда определяют как один сравнительно- типологический метод ( Выступление Л. П. Егоровой, 13, стр. 133). Научный подход к слегка забытому интуитивистскому методу исследования прозвучал в выступлении Л. И. Бронской, на которое мы предлагаем обратить особое внимание читателя: «В чём же состоит работа исследователя- интуитивиста? Не описание, отражение или объяснение писателя, а продолжение его. Исследователь показывает читателям художественные сокровища, найденные посредством искусства медленного чтения. Интуитивистский метод обязан быть добросовестным, или он не имеет смысла.» (13, стр. 135). Вновь мы встречаем слово «добросовестный», которое невозможно отделить от понятия «тщательный, внимательный»,- это характеристики текстологического подхода, при котором важна всякая мелочь, необходимо усердие, последовательность и внимательность .
            Ниже мы попытаемся продемонстрировать собственную методику исследования нескольких текстов одновременно, сопоставив их, то есть положив рядом для параллельного изучения , и понять или продолжить поэта, медленно и тщательно сличая строки текстов, далёких друг от друга по времени,  по национальной принадлежности и вероисповеданию их создателей. Произведения взяты не произвольно. Сам поэт обозначил круг будущих  исследований этой части своего творчества: «Подражания Корану». Пушкин- русский православный поэт и Коран? Учёных заинтересовал парадокс поэта ещё в 20- 30 годы (8, 18, 20), интерес к религиозности Пушкина возобновился в 90- е годы и в конце 20 столетия , когда появилась возможность сопоставить тексты поэта , Библии и Корана на уровне проблем интертекстуальности, ставшей популярной в связи с расширением сфер культурного общения. Впервые в русской филологии идея взаимодействия текстов в рамках одной темы или содержания была высказана М. Бахтиным в его теории диалогичности текста и культур (3). Одним из видов творческого взаимодействия, по мнению М. Бахтина, является «чужая речь», которая переносится в авторский контекст , «сохраняя своё предметное содержание и …рудименты своей языковой независимости» (4, стр. 114).В последнее время возрос интерес к проблемам интертекстуальности и интертекста в разных дискурсах, имеется достаточно большой набор исследований по этому вопросу, интертекстуальность рассматривается , в основном, на базе художественных текстов и исследуется на основе теоретических посылок Р. Барта, Ильина И. П. и др.( подробнее см. «Проблемы интертекстуальности и интертекста», 14, стр. 179).Авторы отмечают, что на современном этапе «в вопросах изучения контактов между текстами отсутствует пока научная строгость , научная модель для понимания и анализа этих проблем, в том числе –в отсутствии терминологического единства как среди лингвистов, так и среди литературоведов ( интертекст, интекст, метатекст, прототекст , прецедентный текст, субтекст) и тому подобное»( 2, стр. 187) .Помимо терминологической вариативности в исследовании интертекстуальности отсутствуют, на наш взгляд, критерии текстов , находящихся во взаимодействии: термин «текст в тексте» подразумевает наличие фактически одного текста как материальной единицы , который подлежит расслоению на два или несколько в сознании исследователя и установлению прототекста или хотя бы его идеи. В нашем случае под интертекстуальностью подразумевается нечто иное: два или несколько текстов , связанных между собою определёнными отношениями экстралингвистического характера. Условно первое определение укладывается в схему двух концентрических кругов или точки в квадрате, второе – несколько кругов или квадратов, соединённых между собою условными нитями. Примерно то же самое, что стоит за английскими предлогами among   и  between или за семантикой приставки inter.

Коранические мотивы в некоторых текстах
А. С. Пушкина


Так получилось, что эти строки пишутся  170 лет спустя после того, как друг и учитель великого русского поэта В. Жуковский  сказал о последних секундах жизни поэта, запечатленных на лице его: «Какая- то важная удивительная мысль на нём разливалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубоко-удовлетворяющее знание. Всматриваясь в него, мне хотелось у него спросить: «Что видишь, друг?» (  22,стр. 89). Какая мысль открывалась Пушкину перед уходом в никуда, известно не нам. Возможно, это была некая «всемирность» «единственного явления русского духа», подмеченная позже, в 1880 году, Ф. М. Достоевским: «Пушкин лишь один изо всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность» ( 7, стр.149). Перевоплощением в чужую национальность было для Пушкина не только изображение чужих пейзажей, обычаев и героев, но и проникновение в стиль и язык чужого языка, в чужой дух, чужую религию и мировоззрение, как в свои национальные ипостаси. При всём при том Пушкин оставался русским, христианином. В Соловьёв, известный русский религиозный христианский философ XIX века, писал, что религиозное сознание поэта сформировалось в его зрелые годы. «Прежнее его неверие было более легкомыслием, чем убеждением, и оно прошло вместе с другими легкомысленными увлечениями…В сознании своего гения и в христианской вере имел поэт двойную опору..»( 22, стр. 80). Нам никоим образом не хотелось бы посягнуть на христианскую опору гения, поэтому сразу оговорим, что обращение к сопоставлению «Подражаний Корану» с самим Кораном преследует цель филологическую, а не какую- либо другую, тем более, что подобное обращение- не первое и не единственное. Обратиться придётся при сопоставлении и к более древнему, нежели Коран, документу- Ветхому Завету, у которого достаточно много общего и с православными , и с исламскими мотивами.
   Тема христианства в творчестве Пушкина стала разрабатываться сравнительно недавно, если не учитывать высказывание В. Соловьёва о высшем добре и высшем разуме в судьбе Пушкина  и христианских мотивах его творчества. В конце 20 века учёные сделали попытку обобщения аналитических исследований на эту тему ( 9, стр. 53, 19, стр. 20).Библейскими обычно считают «Гавриилиаду», которую имел в виду В. Соловьёв, говоря о юношеском легкомыслии поэта, стихотворения «Пророк» , «Отцы пустынники» и около десятка других произведений (  22, стр. 81). Написанная в 1821 году , «Гавриилиада» отражает интерпретированный поэтом сюжет, не чуждый и мусульманской мифологии. В Коране имя Джибрила ( Гавриила) стоит рядом с именами Исы и Марьям ( Иисуса и матери его Марии). Как отмечают исследователи, образ Гавриила воспринят из иудейско- христианской традиции , основанной на взаимодействии иудаизма и раннего христианства ( 29, стр. 64). Коран , в свою очередь, знает об Исе и Марьям значительно больше, чем о других пророках , художественная форма рассказов о нём, диалоги Марьям и ангелов свидетельствуют о широком распространении в Аравии VI-VII веков христианских легенд и ветхозаветных притч. Многие тексты свидетельствуют о явной симпатии к христианству в начальный период создания Корана( 29, стр. 102). История создания и распространения поэмы Пушкина описана в комментариях Д. Благого к собранию сочинений Пушкина, потому не будем повторяться, однако заметим, что образ Марии- это и коранический образ. Не случайно, А. С. Пушкин , осваивая мировые религии, обратился к образу Марии как самому древнему образу христианства, уходящего в глубину Ветхого Завета, наиболее почитаемому в христианстве и уважаемому в исламе.
           Тема влияния восточного, в частности, исламского мировоззрения на творчество Пушкина стала разрабатываться ещё в начале XX века, но и по сей день существует много неясных  вопросов , касающихся взаимодействия русской культуры первой половины XIX века и культуры Востока, повлиявшей не только на творчество великого русского поэта, но и на всю последующую русскую культуру и литературу. Подробно об истории изучения межкультурных связей Востока и русских писателей, особенно Пушкина , о жанре подражаний в русской и европейской поэзии мы написали в статье «Ветхозаветные и коранические мотивы в творчестве А. С. Пушкина» в 1999 году (22). Подробно изложена также информация о знакомстве Пушкина с Кораном  и его переводами на русский язык , о распространённости Корана в России . Информация собрана в результате изучения работ советских историков и востоковедов( И. Ю. Крачковский, Г. В. Милославский, М. Б. Пиотровский, С. М. Прозоров, Е. Резван и др.). Текстологу и филологу интересно знать, что Пушкин писал свои «Подражания» , когда в России не были известны ни переводы Крачковского, ни знаменитые переводы С. Саблукова , ни , тем более, комментированные тексты В. Пороховой. Известно, что среди интеллигенции России в то время «ходили» казанские тексты на арабском языке, переписанные в 1787- 1798 годах. В Европе был распространён латинский перевод Корана 1698 года, французский перевод А. Дю Рие , использованный в дальнейшем для перевода на русский язык М. И. Верёвкиным, английский текст Сэла , с которого в 1792 году был составлен русский перевод Колмыкова. Переводом Верёвкина, по-видимому, пользовался и М. Ю. Лермонтов, работая над «Демоном». В начале 60-х годов Б. Томашевский писал, что значение «Подражаний Корану» ещё не определено, поэтому необходим дальнейший анализ  и сопоставления с текстами Корана. Ниже мы приводим свою собственную интерпретацию некоторых стихотворений цикла, сформировавшуюся благодаря сравнению текста Пушкина с имеющимися в нашем распоряжении факсимильным  арабским текстом  и его переводом (Саблуков ), с построчными  переводами  Крачковского и «Переводами смыслов» В . Пороховой, а также с некоторыми  строками канонической Библии ( 25, 26, 27, 28).


Общее описание «Подражаний» и соответствующих фрагментов Священных книг:
           В «Подражаниях» выделяются 9 самостоятельных стихотворений, которые, тем не менее, следует рассматривать как единое произведение Многие строки до сих пор толкуются по- разному, точно так же, как суры Корана содержат « явные» и «скрытые» части, то есть подлежащие толкованию и не подлежащие толкованию. Отдельные части требуют обращения к Ветхому Завету, так как носят явные признаки переплетения иудео- христианских и мусульманских мотивов. Девять частей «Подражаний», как и 114 сур (глав) Корана не связаны друг с другом ни логически, ни каким-либо сюжетом. В Коране суры организованы по принципу величины текста, разрозненны по содержанию и выхватывают отдельные разрозненные эпизоды из жизни Мухаммада или всей Аравии. Пушкин попытался несколько упорядочить строй своего произведения , разнообразить ритмический рисунок, что соответствует разнообразию поэтической формы сур Корана ( всего в Коране 114 сур от 3 до 286 айатов- стихов). Нельзя исключить субъективный фактор избрания Пушкиным разных объёмов, размеров и ритмических рисунков: молодой поэт, по- видимому, оттачивал стихотворное искусство. Дальнейшее сопоставление показывает, что  при работе над «Подражаниями» Пушкин действовал не  как переводчик, а , прежде всего , как поэт и интерпретатор: он брал строки перевода М. Верёвкина и облекал подстрочный прозаический текст в искусную поэтическую форму, подчиняя её законом русского стиха и русского языка. Так же поступал М. Ю. Лермонтов , создавая стихотворения по байроновским стансам. 
Представим количественные характеристики всего пушкинского цикла :

№
стих кол-во
строф кол-во строк в строфе Всего
строк стихотворн
размер рифма
I 4 4 16      4-ст  ямб перекрёстная
II 2 10 20 -//- с пиррих комбинации
III 7 4 28 -//- с пиррих
перекрёстная
IV 1 14 14 -//- с пиррих
комбинации

V 4 4 16 -//- с пиррих
перекрёстная
VI 5 4 20 -//- с пиррих
кольцевая
VII 1 12 12 амфибрахий нет
VIII 2 6 12 6- ст   ямб комбинации

IX 6 6 36 4-х ст ямб последоват,
парная
32 60 174


Сопоставление первого стихотворения цикла с сурой 89 «Клянусь»: Начинается цикл строфою из 4-х строк с анафорой «Клянусь». Мотив клятвы наблюдается и в Коране ( суры 81, 85, 86 ,    89,  90 , 91,  92 ,95 , 100 , 103 и др). Наиболее соответствует пушкинской клятве 89 сура Корана, в которой представлены мотивы чета и нечета, утренней зари ,вечерней молитвы, меча и правой битвы, тайною создания мужчины и женщины и др. Примечательно, что у М. Ю. Лермонтова в «Демоне» также присутствует мотив клятвы с аналогичными атрибутами. Сравним тексты:

Пушкин ( 29) Коран  ( 26) Коран (27) Коран ( 28)
Клянусь четой и нечетой 
Клянусь мечом и правой битвой
Клянуся утренней звездой
Клянусь вечернею молитвой*

отсутствует ва-ш-шаф’ и ва-л-ватри

  отсутствует

ва-л- фаджри

отсутствует

клянусь тем, кто создал мужчину и женщину клянусь четом и нечетом

  отсутствует

клянусь зарёю

отсутствует

кто создал мужчину и женщину клянусь четой и единицей

  отсутствует

клянусь утренней зарёю
отсутствует

клянусь тайною создания двух полов

*во времена создания Корана ритуал вечерней молитвы ещё не был введён в исламе, каноническая молитва была введена и закреплена письменно только в VIII веке.
В Коране мотив клятвы связан с ранними языческими представлениями аравийских кочевников, потому в нём присутствует клятва силами природы ( планеты, кометы, ночь, день, заря, небо, звёзды, сияние солнца, луна, вечернее и предзакатное время и т. д.) Пушкину были известны эти строки с клятвами, потому что он сам комментирует: «Алла клянётся копытами кобылиц, плодами смоковницы, свободою Мекки, добродетелью и пороком, ангелами и человеком. Странный сей реторический оборот встречается в Коране поминутно» ( 29, стр. 224).Действительно, в  сурах  95 и 92 аллах устами Мухаммада клянётся смоковницей, маслинным деревом, горой Синаем и безопасным городом
( Пушкин, вслед за переводчиком Верёвкиным,  думает, что это Мекка, хотя скорее всего это Медина, куда бежал Мухаммад в целях безопасности). Сура Корана 100 содержит информацию, которую можно отнести к так называемым «скрытым» понятиям, не расшифрованным даже экзегетами. Не очень вдумываясь в смысл скрытости, Верёвкин переводит « клянусь копытами кобылиц», что смущает Пушкина и он выводит этот образ в примечания, не вводя в текст. Сравним варианты у известных переводчиков:
Крачковский Саблуков Порохова Пушкин (в примечаниях)
мчащимися
 задыхаясь, выбивающими искры, нападающими на заре быстробегущими, с пыханьем, выбивающими искры, пускающимися в набег с утра в знак скакунов, что мчатся и ,от бега задыхаясь, бьют искрами из- под копыт и атакуют на заре

копытами кобылиц
этим городом безопасным сим безопасным городом и этим городом, что так великолепно безопасен свободою Мекки
смоковницей смоковницей смоковницей (горы Иерусалимской) плодами смоковницы

Можно согласиться с мнением отдельных учёных о том, что пушкинские стихотворения цикла непосредственно соответствуют той или иной суре Корана, однако о переводе не должно быть и речи. Пушкин пользовался не самим Кораном, создавая Подражания, а его переводом,  который, в свою очередь, был вторичным с французского, а происхождение французского перевода трудно прослеживается. Потому правильнее было бы говорить о вольной интерпретации Пушкиным стихов Корана, толчком для которой послужили поэту строки и образы , разбросанные по всему тексту, распылённые по многим главам. Сам текст Корана противоречив, что объясняется историей его создания в разное время и в разных местах Аравии, когда происходило формирование монотеистической религии на фоне активных языческих верований иудаизма , иранского зороастризма и раннего христианства. Немудрено, что текст Корана впитал в себя элементы религий многих народов и не может быть истолкован только с позиций одной религии. Точно так же и Пушкин: увлекшись исламом как одной из молодых религий, он не мог выбросить из сознания образы и сюжеты других священных книг. Пример тому- IX  стихотворение поэта, возвращающее читателя от Мухаммада к древнееврейским пророкам и странникам. Олицетворение «странника» и «пророка» с поэтом, отчётливо выраженное в пушкинском «Пророке», чуждо исламу . « Не сообщить ли мне вам, на кого нисходят сатаны? Нисходят они на всякого лжеца, грешника…И поэты- за ними следуют заблудшие…кроме тех, которые уверовали» (27, стр. 311). Обратим внимание на последние слова суры: «…кроме тех, которые уверовали». Исследователи Корана и ислама отмечают, что многие главы Корана являются своего рода отражением религиозно- политической  борьбы  и полемики  между руководителями первых мусульманских общин  с соперниками. «Главная идея проповеди Мухаммада- необходимость обращения к единобожию. Поэтому многобожие осуждается… Коран запечатлел борьбу Мухаммада с язычниками и язычеством , полемику с иудаизмом и христианством, которые существовали на территории Аравии в сектантских формах и рассматривались в Коране как генетически родственные и предшествовавшие исламу» ( 30, стр. 143).
  Приведём ещё несколько примеров сопоставительного характера с целью определения степени интерпретации Пушкиным строк Корана:

Пушкин Коран , сура 93
Крачковский Коран , сура 93
 Саблуков
Нет, не покинул я тебя Не покинул тебя твой господь и не возненавидел Господь твой не оставил тебя и не презрел
Когда же в сень успокоенья Я ввёл, главу его любя, И скрыл от зоркого гоненья? Не я ль в день жажды напоил Тебя пустынными водами? Разве не нашёл я тебя сиротой и не приютил? И не нашёл тебя заблудшим? Не сиротой ли он нашёл тебя и не приютил? Не блуждающим ли он нашёл тебя?
Не я ль язык твой одарил Могучей властью над умами? И направил на путь И на прямой путь поставил
Мужайся ж, презирай обман, Стезёю правды бодро следуй , Люби сирот и мой Коран дрожащей твари проповедуй.       (29, стр. 219) и вот сироту ты не притесняй, а просящего не отгоняй. О милости твоего Господа возвещай
               ( 27, стр. 502) А поэтому сироты не притесняй, нищего от себя криком не отгоняй, Но благость Господа твоего им проявляй.
               (26, стр. 1151)

Пушкин в целом передал содержание коранического фрагмента. Наряду с точным воспроизведением текста («Нет, не покинул я тебя») поэт перефразировал слова Корана , придав им художественную форму ( строго говоря, Пушкин «исправлял» переводчиков, потому что в арабском оригинале текст представлен стихами с определённой рифмой и размером). Сравним стиль Пушкина и подстрочные переводы:


Пушкин подстрочные переводы
ввёл в сень успокоенья приютил
язык твой одарил могучей властью над умами* направил на путь
люби сирот сироту не притесняй
Мой Коран проповедуй о милости твоего Господа возвещай
дрожащие твари сирота, заблудший, просящий, нищий
*в дальнейшем мотив передачи откровения Бога через Мухаммада и подобный же библейский мотив отразились в стихотворении «Пророк»:
И он к устам моим приник И вырвал грешный мой язык И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой»   ( 29, стр. 256)

         Второе стихотворение цикла у Пушкина посвящено жёнам и друзьям (родственникам ) пророка. Оно наиболее соответствует 32- 34 айатам 33 суры Корана:


Пушкин
Коран сура 33
  перевод Крачковского

Коран сура 33
 перевод Саблукова
О жёны чистые пророка! О жёны пророка! Жёны пророка!
От всех вы жён отличены Вы не таковы, как какая-нибудь из женщин Вы не то, что все другие жёны
Страшна для вас и тень порока Если вы богобоязненны, то не будьте мягки в словах , чтобы не возжелал тот, в сердце которого болезнь, и говорите слово ведомое Если вы богобоязливы, то не будьте слишком ласковы в словах ваших, чтобы в том. у кого в сердце болезнь, не было желания вас
Под сладкой сенью тишины Живите скромно Вам пристало  безбрачной девы покрывало Пребывайте в домах своих и украшайтесь украшениями первого неведения Постоянно будьте в своих домах, не хвастайтесь перед другими своими нарядами, как хвастались в прежние времена неведения
Храните верные сердца  Выстаивайте молитву, давайте очищение, повинуйтесь аллаху и его посланнику Совершайте молитву, давайте очистительную с имущества милостыню, повинуйтесь Богу и посланнику его
Да взор лукавый нечестивых
Не узрит вашего лица!
       (29,стр. 220) Аллах хочет удалить скверну от вас, семьи его дома и очистить вас очищением
                (27,   стр. 346) Бог хочет удалить мерзость от вас, от семейства сего дома и очистить вас полною чистотою (26, ч. II,  стр. 787)

Как и в первом случае, мы наблюдаем почти полное соответствие содержания коранических строк и строк Пушкина. Обращает на себя внимание многословный и назидательный тон коранического текста и лаконичность пушкинской интерпретации. Строго говоря, в сопоставлении данного типа мы имеем дело не с Пушкиным и Кораном , а с Пушкиным и переводчиками, потому что текст самого Корана в данном случае для нас закрыт. К тому же, Крачковский и Саблуков, по-видимому , пытались стилизовать перевод под старину, отсюда- русские архаизмы типа «сего дома», «возжелал», «ведомое» и др. В этой стилизации нет вины учёных, они передали содержание текста, как могли, не будучи поэтами.
  Современному исследователю, задавшемуся целью  сопоставить тексты  подобного типа, чтобы получить дополнительную информацию о мастерстве поэта и проникнуть вглубь его творческой лаборатории, приходится сталкиваться с явлениями «скрытого смысла», разгадать которые порой не удаётся без специальных знаний( в данном случае- реалий обрядности раннего мусульманства и истории раннего ислама и пророка). Толкование пушкинских строк стихотворения VII «Восстань, боязливый» затруднено без обращения к переводу соответствующего фрагмента Корана и без фоновых знаний об эпизодах биографии Мухаммада, который, как известно, являлся исторической личностью , военачальником и главой рода. Так, например, Пушкин употребляет слово «боязливый», которому в Коране соответствует понятие «завернувшийся» или «завернувшийся в одежду». Кто это? В исследовании  о раннем исламе Климович Л. читаем: « ..пророки и пророчицы появлялись перед верующими с закрытыми лицами , а во время молитвы, впадая в транс, закутывались в плащ или более плотную одежду». Этот приём восходит к шаманскому культу и использовался в раннем мусульманстве и христианстве теми, кто выступал как пророк. Строка Пушкина, первоначально звучавшая как «Восстань, боязливый»- ( в Коране- «закутавшийся») - в другом стихотворении поэта звучит «Восстань, пророк!». Пушкин разгадал тайну «закутавшегося»:

Пушкин Коран в переводе Крачковского,
сура 74 и сура 73
Восстань, боязливый, в пещере твоей
Святая лампада до утра горит.
Сердечной молитвой, пророк, удали
Печальные мысли, лукавые сны.
До утра молитву смиренно твори,
Небесную книгу до утра читай! (29, стр. 222) О завернувшийся! Простаивай ночь, если же немного- половину её, или убавь от этого немного, или прибавь к этому и читай Коран чтением…

О завернувшийся! Встань и увещевай, и Господа твоего возвеличивай и одежды твои очисть ! И скверны беги!

                ( 27, стр. 477- 478)

         Логика сопоставления требует от исследователя обратиться к программному стихотворению Пушкина «Пророк» и сравнить его текст с «Подражаниями». Девятое стихотворение «Подражаний» было написано поэтом в 1824 году, «Пророк»- в 1826. Можно сказать наверняка, что два стихотворения связаны между собою явлением интертекстуальности, переноса идеи и сюжета , владевшей  поэтом почти два года и реализованной в бессмертном шедевре. В обоих стихотворениях герой- странник бродит по пустыне, томится от зноя и жажды, засыпает, затем происходит чудо пробуждения и возрождения, в обоих стихотворениях – «неведомый глас», «бога глас» , только в «Пророке» до Бога является «шестикрылый серафим». О «Пророке» написано много сочинений. Добавим к ним свои наблюдения, полученные в результате сопоставления ряда пушкинских текстов с книгами Ветхого Завета и Корана. Выводы таковы:
• «Пророк» явился развитием художественной темы 7 стихотворения «Подражаний», которое, в свою очередь, явилось интерпретацией поэтом одной из глав Корана
• Будучи христианином , Пушкин совместил в своем произведении мотивы исламские с ветхозаветными, тем более, что эпоха пророчества в священных книгах отражена примерно одинаково
• Многие сюжеты и образы Корана –вторичны , по сравнению с Ветхим Заветом, поэтому деление художественных  «мотивов» поэта по их религиозной принадлежности- несколько искусственно
 В доказательство явления синтеза, или синкретизма идей о пророке у Пушкина, сопоставим три текста , один из которых самим поэтом назван «Подражания Корану» :
Пушкин «Пророк» Пушкин «Подражания Корану»
             
      
        Библия «Видение Исайи»
« и шестикрылый серафим на перепутье мне явился.., и угль, пылающий огнём, во грудь отверстую водвинул..»
«.. И он к устам моим приник… и вырвал грешный мой язык…», «И Бога глас ко мне воззвал..»
«..Восстань, пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею моей и , обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей!»
      ( 29, стр. 256) «..настал пробужденья для путника час ;встаёт он и слышит неведомый глас «Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?» И он отвечает: уж солнце высоко ..» …И чудо в пустыне тогда совершилось, минувшее в новой красе оживилось,…и чувствует путник и силу , и радость… святые восторги наполнили грудь, и с Богом он дале пускается в путь…»
«Восстань, боязливый, в пещере твоей Святая лампада до утра горит…»
« С небесной книги список дан тебе, пророк. не для строптивых, спокойно возвещай Коран, не понуждая нечестивых..»
                ( 29, стр. 220- 224) «…тогда прилетел ко мне один из серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника; и коснулся он уст моих и сказал: «вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твоё удалено от тебя, и грех твой очищен…» И услышал я голос Господа, говорящего: кого мне послать? И кто пойдёт для нас? И я сказал: Вот я, пошли меня…И сказал Он: пойди и скажи этому народу : слухом услышите, и не уразумеете, и очами смотреть будете, и не увидите..»
                ( гл. 6., 25, стр. 685)

     Сопоставление текстов даёт материал для выводов относительно стилистических свойств текстов и постепенного созревания идеи «жечь глаголом сердца людей». По стилю, пророк «Подражаний» (1824 г) - спокойный старик, призванный возвещать Коран и прославлять Бога, не принуждая к вере. Пророк 1826 года должен восстать, чтобы «жечь глаголом сердца людей». Вялое по стилю и эмоциональности стихотворение «Подражаний Корану» противопоставлено яркому, энергичному , эмоциональному стихотворению с четким призывом к действию. Что касается Исайи, который упомянут в Библии несколько раз как пророк, сын Амосов, живший во время царя Езекия , а также как пророк, возвестивший появление Мессии ( 25, стр. 418) ( « Тогда сказал Исайя: слушайте же, дом Давидов! ..сам Господь даёт вам знамение: се, дева во чреве примет и родит сына и  нарекут ему имя ..Еммануил»(25, стр. 420)) - оставим служителям Господа  выяснить вопрос о том, как Еммануил стал Иисусом. В данном случае для нас неважно настоящее имя Мессии или пророка, предсказавшего его появление. Важно, что А. С. Пушкин сконцентрировал в своём знании мотивы ветхозаветных, христианских и коранических легенд, создав поэтический и гражданский шедевр, вдохнув новое значение в понятие «пророк».
               Полное сопоставление текстов «Подражаний» с текстами переводов Корана, факсимильным текстом Саблукова и стихотворением «Пророк» позволило в своё время автору настоящего исследования сделать выводы относительно  религиозных мотивов в творчестве поэта: Пушкин за свои 37 лет прошёл сложнейший путь духовных исканий от безверия и легкомыслия юности ( «Безверие», «Гавриилиада») , через знакомство с религией иудеев ( « отцы- пустынники») и мусульман (« жёны непорочны») , через осознание своей пророческой миссии («Пророк») к христианству: « Отцы пустынники и жёны непорочны … сложили множество божественных молитв, но ни одна из них меня не умиляет, как та, которую священник повторяет во дни печальные великого поста, всех чаще мне она приходит на уста и падшего крепит неведомую силой.  Владыко дней моих…!»  (29, с. 388)

2. М. Ю. Лермонтов в учебном сочинении юного горца

Одним только сопоставлением текстов , то есть выявлением сходства и различий формального характера , не может ограничиться деятельность исследователя . В то же время , результаты анализа не могут базироваться только на интуитивных догадках  или  рассуждениях общего характера , на рефлексивных импульсах восприятия текста . Формальность , поэтапность и точность сопоставления , по-видимому, должны сочетаться с интуицией и фоновыми знаниями интерпретатора. Чем объёмнее фоновый рисунок в сознании интерпретатора, тем больше выводов он произведёт из наблюдений над сходством и разночтениями сопоставляемых текстов. Обратимся к одному редкому документу , в создании которого принимали участие лица многих национальностей и культур, -это сборник гимназических сочинений учащихся одной из мужских гимназий Северного Кавказа XIX  века, в которой учились известный в будущем историк Александр Трачевский, выдающийся в будущем просветитель армянского народа , один из директоров Лазаревского института восточных языков Егор Кананов, будущий академик Петербургской академии наук , автор трудов по древнеармянскому языку Керопэ Патканов, будущий врач и автор исследования о Ломоносове Пётр Трачевский, Пётр Диков, описавший поединок Лермонтова с Мартыновым, участники тайного кружка Е. Нарбута Владимир Любимов и  видный кавказский этнограф ,журналист и педагог Н И Воронов, известный адвокат и организатор женского образования В. Демьяновский и ,наконец, наш герой Серафим Патканов, служивший позже присяжным поверенным в Баку. В 2000 году энтузиасты издали сборник гимназических сочинений, уровень которых никак нельзя сравнить с уровнем школьных сочинений нашего времени. Как пишет один из участников издания Л. П. Ефанова, « духовный опыт этих детей чище и выше моего, стереотипы сознания и ассоциативно-смысловые поля слов-стимулов , характеризующихся общественной значимостью, у этих детей наполнены светом…Что же отмечаю для себя я, читая эти работы? Прежде всего бережное отношение к родной и иноязычной культуре , к общечеловеческим и христианским ценностям. Это тексты би- и мультикультурных интеллектуалов, толерантных в диалоге культур…» ( 25, С 373).
       В современных условиях как нельзя кстати идея толерантности и «мультикультурных интеллектуалов». С этих позиций предлагается рассмотреть сопоставительный анализ скромного гимназического сочинения в стихах Серафима Патканова, армянина по национальности, воспитанного русскими педагогами, проживавшего в России и писавшего в сочинении о русских поэтах. Время написания сочинения- 1854 год. Сочинение называется «Терек и Аракс». Первое знакомство со стихами гимназиста говорит о том, что юный горец был влюблён в поэзию Лермонтова и Пушкина, как в своё время Пушкин и Лермонтов были влюблены в поэзию Байрона. Нет в стихах прямого намёка на кумиров, есть ассоциации, образы и тот особый дух, который объединяет юношу-гимназиста, двух величайших поэтов России и современного читателя.

Патканов Лермонтов
Солнце яркими лучами
Озаряет выси гор.
Мутными клубясь волнами ,
 Терек мчится на простор,
И вливаясь в море, стонет,
И в пучине  вдаль бежит,
 И волну морскую гонит,
И Араксу говорит…
…………………………….
Ужель наследнику Казбека
Должно рабом у русских быть? Терек воет, дик и злобен,
Меж утёсистых громад.
Буре плач его подобен
Слёзы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков.
С чуждой властью человека
Вечно спорить был готов

И Лермонтов, и Патканов называют гору Казбек родителем реки, и тот, и другой поэт противопоставляют реке власть человека , принимающего конкретную форму « русских» у Патканова. Выражение «Наследник Казбека» можно интерпретировать также в связи с упоминанием Пушкиным князя Казбека и его поселения у подошвы горы с тем же названием ( «Путешествие в Арзрум» ).
Есть ещё одно стихотворение Лермонтова, которое и по жанру, и по содержанию перекликается с сочинением Патканова. Это «Спор», рассказывающий о разговоре Эльбруса и Казбека ( Шат- горы). Эти две вершины, символы Кавказа, в действительности разделены горным хребтом и не могут встретиться, однако воображение поэта объединяет их в споре друг с другом, точно так же, как объединены две реки для беседы у Патканова. Как известно, стихотворение М. Лермонтова завершается картиной продвижения русских полков, движущихся «страшно медленно, как тучи, прямо на восток» под руководством грозного седого генерала, в котором узнаётся генерал Ермолов. Конец стихотворения- смирение Казбека, о необходимости которого предупреждал Эльбрус:
Стал считать Казбек угрюмый  И не счёл врагов.
Грустным взором он окинул Племя гор своих,
Шапку на брови надвинул- И навек затих      ( 25,стр. 347)
Исследователи отмечают, что стихотворение «Спор» связано с размышлениями поэта о Востоке и «цивилизующей роли России». Сочувствуя покорённым народам Кавказа, Лермонтов был убеждён, что присоединение Кавказа к России и приобщение его к европейской цивилизации исторически неизбежно, а на Кавказе « сходятся в великой и непримиримой вражде Европа и Азия. ..Здесь поединок двух сил, образованных и диких». У Лермонтова Казбек как символ непокорного, дикого Кавказа «шапку на брови надвинул и навек затих». Серафим Патканов как сын духовного священника и учащийся одного из крупнейших учебных заведений Северного Кавказа не мог не знать о событиях XIX века на Кавказе. Используя канву лермонтовского «Спора», он изменил состав главных действующих лиц, сохранив их символическое назначение, расширил географическое пространство , ввёл в текст значительное количество исторической информации и , что важно, сохранил идею Лермонтова о цивилизующей роли России и неизбежности смирения горцев. Удивительно похожи конечные строки стихотворения «Спор» Лермонтова и стихотворения «Терек и Аракс» Патканова:
Лишь сказал, Сам быстро снова засверкал,
Да мутный вал его бурливый, Как тигр свирепый , заревел,
И Терек, бурный и кичливый, Перед Араксом присмирел  ( 25, стр. 348)
Более подробное сопоставление стихотворений гимназиста и Лермонтова, а также некоторых кавказских стихотворений А. Пушкина приведено нами в статье 2002 года ( 25, стр. 344-356). Обратим внимание на строки о необходимости смирения , вложенные в уста армянина, представителя нации, которая , по свидетельству историков, всегда уживалась с соседними народами
Безумный ты! Оставь кичиться ,-Аракс так Тереку сказал,
Всегда ты должен с НИМ( с Богом- Г. Ч.)  мириться-
И в небо прямо указал. Всегда покорен будь судьбе,
Благославляй за то природу, За то хоть, что она тебя
Дала великому народу, Что ты не в варварских руках,
Что не в прошедших ты веках ( 25, стр. 355)
  Какой же вывод следует из небольшого сопоставительного анализа сочинения юного гимназиста? Во- первых, сочинение свидетельствует о глубокой эрудированности его автора в вопросах истории Кавказа, объяснимой, можно полагать , высоким уровнем преподавания в гимназии и серьёзным семейным воспитанием. Во- вторых, обращает на себя внимание подверженность автора влиянию «кавказских» стихотворений Лермонтова и Пушкина ( «Дары Терека», «Спор», «Кавказский пленник» Пушкина) . В- третьих, несмотря на некоторую художественную незавершённость стихов , ощущается искренность и убеждённость их автора. его гражданская позиция , созвучная гражданской позиции российской интеллигенции того времени. Сам М. Ю. Лермонтов писал: «Я многому научился у азиатов, и мне хотелось бы проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас ещё мало понятны. Но, поверь мне, там, на Востоке. тайник богатых откровений» *.
примечание:
* Слова Лермонтова обращены к издателю А. Краевскому, зафиксированы биографом поэта П. А. Висковатовым.

 3. Литература к главе 3:
1. Анненков П. В. Пушкин в александровскую эпоху 1799-1826гг.- Спб., 1874.-С.  303- 304
2. Баженова Е. А. Интертекстуальность научного текста //«TEXTUS»: Избранное. 1994-2004.- Сб. статей .- Вып. 11.-Часть 1.- Ставрополь, 2005.-С.187
3. Бахтин М. Эстетика словесного творчества.- М., 1979.
4. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики.- М., 1975
5. Брагинский И. С. Заметки о западно- восточном синтезе в лирике Пушкина// народы Азии и Африки .-1965.-№4.-С. 124
6. Гумбольдт Вильгельм фон. О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития //Избранные труды по языкознанию. Перевод с немецкого.-М.: Прогресс, 1984.- С. 307- 324
7. Достоевский Ф. М. Речь на пушкинских торжествах в Москве 8 июня 1880 года // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. :  в 30 т.- Л.,1984.-Т. 26.
8. Кашталёва К. С. «Подражания Корану» Пушкина и их первоисточник.-М.,1930
9. Кулешов В. И. А. С. Пушкин и христианство. Русская литература XIX  века и христианство.- М., 1997
10. Лобикова Н. М. Пушкин и Восток.- М., 1974
11. Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. Перевод с французского под редакцией и с примечаниями Р. Шор.- Ленинград : государственное социально- экономическое издание, 1938. С.445-465.
12. Мейе А. Основные особенности германской группы языков. М., 1952.- С.155-158
13. Оболенец А. Б. Хроника научной жизни. Круглый стол «Принципы и методы филологии- конец XX века»//Вестник Ставропольского государственного университета .- Вып. 22.-1999.- С.129- 139.
14. Проблемы интертекстуальности и интертекста // «TEXTUS»: Избранное. 1994-2004.- Сб. статей .- Вып. 11.-Часть 1.- Ставрополь, 2005.-С. 179-197.
15. Пушкинский текст. Научно-методический сборник статей семинара «TEXTUS».- Вып.5.-С-Петербург- Ставрополь,1999.
16. Резван Е. Коран в России// Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь.- Вып I.- 1998.-С. 47- 58.
17. Тухашев Я. М. Чеснокова Г. Д. Русские узоры в национальном орнаменте Ичкерии: проблемы диалогизма текста //Филологические науки. Материалы XLIII научно- методической конференции «Университетская наука- региону».- Ставрополь, 1999.-стр. 99- 105
18. Филененко В. И. « Подражания Корану» Пушкина .- Симферополь, 1928.
19. Франк С. Л. Религиозность Пушкина // Пушкин в русской философской критике: конец XIX века- первая половина XX  века.- М., 1990.
20. Фридман Н. В. Образ поэта- пророка в лирике Пушкина // Уч. записки МГУ .-Вып.118.- Кн. II. -М., 1946
21. Черняев Н. Н. «Пророк» Пушкина в связи с его же «Подражанием Корану».- М., 1908.
22. Чеснокова Г. Д. Ветхозаветные и коранические мотивы в творчестве А. С. Пушкина// Пушкинский текст. Научно-методический сборник статей семинара «TEXTUS».- Вып.5.-С-Петербург- Ставрополь,1999.- С. 80- 89
23. Чеснокова Г. Д. К вопросу о взаимодействии национальных культур //Актуальные философские и методологические проблемы современного научного познания. Материалы 44 научно-методической конференции преподавателей и студентов СГУ «Университетская наука- региону».- Ставрополь,2000.- стр.177- 181
24. Чеснокова Г. Д.Два кавказских стихотворения М. Ю. Лермонтова , «Кавказский пленник» А. С. Пушкина и сочинение гимназиста Патканова .// Глагол будущего. Педагогический дискурс Я. М. Неверова  и речевое поведение воспитанников ставропольской губернской гимназии  середины XIX века.- Научно-методический семинар «TEXTUS».- Вып. 8.- Часть II.- Ставрополь, 2002.- С 344
Источники:
25. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета . Канонические. В русском переводе с параллельными местами.- М., 1999
26. Глагол будущего. Педагогический дискурс Я. М. Неверова  и речевое поведение воспитанников ставропольской губернской гимназии  середины XIX века.- Научно-методический семинар «TEXTUS».- Вып. 8.- Часть I- Ставрополь, 2002.- С 303-306
27. Коран. Факсимиле и перевод с арабского Г. С. Саблукова (1907).-Казань.- М., 1990
28. Коран. Перевод акад. И. Ю. Крачковского.- М., 1990
29. Порохова В. Коран , перевод смыслов.- Дамаск- Москва.-1995.
30. Пушкин А. С. Избр. соч .в двух томах.- М.,1978.- Т. 1. -С. 219-224
Словари:
31. Ислам. Энциклопедический словарь.- М., 1991
32. Словарь русского языка   в четырёх томах.- Том IV,  С- Я.- М.: Русский язык, 1988.




Заключение:
                Три главы монографии объединены общей идеей методологического характера- представить три эффективных подхода к исследованию текстов , написанных на иностранных языках , редких для современной лингвистики и филологии, относящихся к культуре восточных народов ( Афганистан и Северный Кавказ), хранящихся в редких архивных фондах России и некоторых других стран,  которые были прочитаны и исследованы автором в разные периоды её профессиональной деятельности в Ленинграде, в Кабуле, на Северном Кавказе. Используя метод текстологического подхода к комплексному анализу рукописных текстов на языке пушту, которым написаны различные списки ( экземпляры) Дивана афганского поэта 17 века Абдуррахмана, автору удалось найти и описать все произведения поэта , сличить тексты, выявить разночтения и прокомментировать их, а также установить основные вехи биографии поэта, особенности его миропонимания и религиозности, определить его место в  историко- литературной ситуации Афганистана  в 17 веке и в веке 20-м, выявить художественные характеристики поэтики в её отношении ко всей поэтике Востока. В процессе работы над рукописями автору удалось найти в старинных текстах не известные до сего времени произведения поэта, восстановить их графику и прочитать, а также выполнить подстрочный перевод на русский язык. Информация о рукописях и поэте была представлена в ряде статей, опубликованных в СССР и в Афганистане. Описания рукописей включены в общий каталог рукописей Ленинградского Отделения Института Востоковедения Академии наук СССР ( теперь- С-Пб  Филиал Института Востоковедения Российской Академии наук). Автор полагает, что ценность практических результатов определяется во многом применением текстологических принципов исследования, которые в России разрабатывались крупнейшими филологами – текстологами во главе с Д. С. Лихачевым и арабистом  академиком И. Ю. Крачковским.
              Исторический подход к исследованию ещё одной ценной коллекции рукописных сочинений и документов , как полагает автор, обеспечил успех в разработке системы поиска и анализа исторически важных документов, связанных с 10-ью годами существования первого на Северном Кавказе научно- исследовательского института истории и лингвистики ( СК ГИЛНИИ им. С. М. Кирова). Привлекая дополнительные сведения об истории культуры, литературы и науки России 30-х годов , автор подтверждает документально трагическую судьбу науки и учёных того времени , пытавшихся создать систему подготовки национальных кадров для северокавказских регионов России. В процессе исследования выявились интересные факты, связанные с именами известных российских учёных Москвы и Ленинграда, принимавших участие в научной подготовке аспирантов этого института. Выявлено также, что лингвистика того времени активно пользовалась методологией академика Н. Я. Марра, что научную основу исследований составляли труды известных в Европе лингвистов, в том числе немецких учёных, среди которых имя А. Дирра почти не упоминалось в науке советского периода. Общероссийское значение имеет обнаружение и описание нескольких арабских рукописей так называемой «Хроники Мухаммада Тахира» , посвящённой событиям Кавказской войны русских с горцами под руководством Шамиля ал-Гимри. Информация, сообщаемая автором об этих рукописях , о письмах Шамиля и некоторых других документах на арабском и турецком языках , уже привлекла внимание арабистов С- Петербурга и Дагестана. Автор полагает, что исследовать и описать фонд оказалось возможным, когда филолог взглянул на архивные документы и рукописи глазами историка и, пользуясь лингвистическими навыками, стал «добывать» и обрабатывать факты, даты, имена, систематизировать разрозненные документы в соответствии с хронологией и тематикой. В этой же главе, имеющей отношение к Северному Кавказу, с позиций историка и филолога одновременно рассмотрен ещё один документ, написанный в середине 90-х годов по-русски в связи с изменением политической ситуации на Северном Кавказе. Документ интенсивно окрашен стилистикой национального менталитета вайнахов ( чеченцев) , поэтому его можно считать политически идеологизированным и рассматривать не только с позиций объективности истории, но и интерпретировать с учётом субъективных представлений и автора, и интерпретатора, и политической ситуации.
             В Главе III с позиций интертекстуальности и сопоставления рассмотрены некоторые стихотворения А. С. Пушкина из цикла «Подражания Корану» . Автор ещё раз подчёркивает необходимость тщательного , почти дословного сопоставления текстов Пушкина и строк переводов Корана ( которые по сути являются  одной из форм существования иноязычного текста) , с тем чтобы выявить новые стороны художественного творчества великого поэта. Логически связан с темой интертекстуальности в межкультурной коммуникации народов Северного Кавказа и русского народа анализ стихотворного сочинения гимназиста одного из престижных учебных заведений Северного Кавказа середины 19 века , в котором автор усматривает следы влияния поэзии и мировоззрения М. Ю. Лермонтова на менталитет горского юноши армянской национальности. Интересна открывшаяся   ментальная позиция горца относительно роли русских на Кавказе и их взаимодействия с местным населением.
              Таким образом, представленные фактографические материалы и их анализ с позиций текстологического, исторического и сопоставительного подхода к исследованию имеют важное значение для изучения процессов, происходящих в сфере межкультурной коммуникации в настоящее время , а также являются вкладом в изучение письменных памятников и исторических документов, представляющих общекультурную ценность. В методологическом аспекте важное значение имеет концепция автора о комплексности исследования текста , представленная графически в следующем виде:

Приложения

• Приложение к главе 1: 1, 2, 3. + 2 сканированных страницы из приложения на отдельной дискете

 1. Систематизированный список рукописей Рахмана- Баба
в  хранилищах мира:


№ Название хранилища Шифр год переписки
1 Ленинградское Отделение
 Института Востоковедения
 Российской  Академии Наук


С1908
  1810
2 С1901   1830
3 А 965   1828
4 А 963 не известен
5 Афганистан,
Министерство печати и информации, Кабул*** 304 конец 18 в.
6 Афганская Академия Пашто толына, Кабул ****

б/ ш 1796
7 США,
Принстонский университет
140 W 1752
8 Британский Музей, Лондон
Or 393 конец 18 в.
9 Or2829 1861
10 Or2830 1872
11 Or4493 1854
12 Or2874 19 век
13 Or4234 не известен
14 Add26582 1803
15 Библиотека «Индиа офис», Лондон
B 18 1854
16 конец 19 в.
17 c 4 18 век
18 B 17 1773
19 Библиотека Джона Риландса,
 Манчестер Afgh. 14 18 век
20 Бодлеанская библиотека
Mic. 8 1886
21 Местонахождение не известно 1780







 2. Список каталогов, в которых засвидетельствованы рукописи Рахмана

1. Вlumhardt J. F. Catalogue of the Marathi, Gujarati, Bengali, Assamese, Oryia and Puschtu Manuscripts in the library of the British Museum, London, 1905,pp. 6, 13, 18, 19, 26.
2. Вlumhardt J. F., Mackenzie D. N. Catalogue of Paschto Manuscripts in the libraries of the British Isles, London, 1965, pp. 73- 75
3. Moghaddam M. E. Descriptive catalogue of the Garrett collection of Persian, Turkish and India manuscripts in the Princeton  University Library, Princeton, 1939, pp. 85
4. Beaurecueil S. de . Manuscripts d’ Afghanistan, Melanges d’ Institut Dominicain d’ etudes orientales du Caire, 1965, №3, pp118, 178.
5. Luzac’s oriental list and book review, London, 1923, №63- 64
6. Mackenzie D. N Pashto ketabuna pa loya britanya ke, Kabul, 1962№ 9,p. 28
7. Raz M. Wish, Pashto ketabuna, , Kabul, 1958, № 5,p. 86- 163
8. Кушев В. Описание рукописей на языке пашто ЛО ИВАН СССР .- М., 1976.
9. Лебедева- Чеснокова Г. Д. Рукописи Дивана афганского поэта 17 века Рахмана- Баба в собрании Ленинградского отделения института востоковедения АН СССР // Ежегодник Института Востоковедения АН СССР, серия Письменные памятники Востока.- М.: Наука.- т. 2.- стр. 186-207









3. Список публикаций фрагментов стихотворений и Дивана:

№ год,место
издания Состави-
тель где опубликовано содержание
1     
      1836
Петербург

B. Dorn Proben aus dem Diwan des Afghanischen Dichters Abdurrahman,Bulletin Scientifique, t.1. p.54 15 бейтов (строк) из разных газелей
2      1839 Петербург
B. Dorn Grammatische Bemerkungen ;ber das Puschtu, Bulletin Scientifique, t.6. p.210 10 бейтов
  как
грамматические примеры
3      1845 Петербург
B. Dorn Ausz;ge aus Afghanischen Schriftstellern, M;moires de l’Acad;mie Imperiale des sciences, s. 6,h. 581-643

          16 стихотворений
4     1847 Петербург
B. Dorn A Chrestomathy of the Pushtu,pp. 285-354
          74 стихотворения
5     1860
Lahore,India H. Raverty
The Gulshani Roh,pp.1- 31
         45 стихотворений
6 1872, 1874
Lahore,India
T.Hughes
Kalidi Afghani, pp.297-328           45 стихотворений
7 1875, London T. Plowden Chamani Benazir,pp.1-6,  8-14, 18- 21    не известно
8 1876- 1877
Lahore,Bombey,
Dehli
T.Hughes
Diwani Rahman
          331 стихотворение
9 1881,Peshawar Abdulma
jid Afghani Diwani Rahman    не известно
10 1948 Abdul
Kadir Diwani Rahman    не известно
11 1949 Abdurrauf
Benawa D’ Rahman Baba Diwan           335 стихотворений



• Приложение к главе 2 : 1, 2, 3, 4, 5. ( см. сканированные страницы на отдельной дискете) .К каждому приложению есть комментарий ( см. ниже)

Комментарий:
4. 1.- Листы рукописи «Хроники…» ГАСК Ф 1260 ед. хр. 259 ,впервые опубликовано автором ( Чесноковой Г. Д.) в научно- методическом сборнике
«Принципы и методы исследования в филологии: конец 20 века.» Сб. статей научно- методического семинара”Textus”.- Вып.6   С-Петербург- Ставрополь, 2001
Комментарий:
4. 2. Листы рукописи «Хроники…» ГАСК Ф 1260 ед. хр. 261, впервые опубликовано автором ( Чесноковой Г. Д.) в научно- методическом сборнике
«Принципы и методы исследования в филологии: конец 20 века.» Сб. статей научно- методического семинара”Textus”.- Вып.6   С-Петербург- Ставрополь, 2001
Комментарий 4. 3.
Лингвистическая карта распространения так называемых яфетических языков ( по классификации Н. Я. Марра) ГАСК Ф 1260 ед. хр. 133(1) составлена  предположительно Л. И. Жирковым по материалам А. Дирра, впервые опубликована с разрешения архива ГАСК  в статье Г. Д. Чесноковой «Ещё раз о редком архивном фонде Р-1260» //Язык и текст в пространстве культуры. Научно-методический  семинар“Textus”.- Вып. 9- С- Пб- Ставрополь, 2003  с.308-315 ; переиздание  Ещё раз о редком архивном фонде Р-1260//“TEXTUS”Избранное,1994-2004.
Научно-методический семинар TEXTUS, сб. статей - Вып.11.-Ч.2.-Ставрополь,2005.-с.183-190.
комментарий 4. 4.
Лингвистическая запись с транскрипцией и переводом  фраз и комментариями 1- 5 на немецком языке библиографического характера с именами учёных конца 19 века, исследующих аварский язык, предположительно- запись принадлежит А. Дирру и связана с его монографией о грамматике аварского языка , фонд 1260. ед. хр. 244, лист 59, впервые опубликована Г. Чесноковой в сборнике  НМС TEXTUS .   «Общие проблемы исследования текста.» Сб. статей- Вып. 4-часть 1- С-Пб – Ставрополь,-1999.- с. 160.
 5. Коллаж фрагмента рукописи с лингвистической работой А. Дирра «Кавказские языки» и портретом И. В. Сталина, фонд 1260 244 листы 59 60 144;   впервые опубликовано в статье Г. Чесноковой , помещённой в сборнике « Язык и текст в пространстве культуры. Научно-методический  семинар“Textus”».- Вып. 9- С- Пб- Ставрополь, 2003  с.308-315