Критический эксперимент гл 16

Возвращение

Я весь последний день посвятил распродаже лишнего имущества (интуиция подсказала мне, что стоит это сделать). Написал прощальные письма обиженному на меня профессору Канту, магистру Шлюку, академику Баркову и своему начальнику Суворову. Текст их немного различался, но смысл был один и тот же: я благодарил их за хорошее отношение, просил прощения за нанесённые вольные и невольные обиды и сообщал, что я решил подготовить душу к свиданию с Богом и ухожу из мира.
Утром вышел к завтраку, вручил Гретхен плату ещё за месяц вперёд (ритуал ежемесячной платы у нас так и остался, теперь уже в качестве юмористического обычая) и сказал ей, что вновь уезжаю по делам. Письма всем, кроме начальника, отослал. Письмо начальнику оставил на столе.
Нанял извозчика, поехал в лесок. Перед лесом остановил возок, расплатился и пошёл по тропинке, затем свернул с неё и наконец-то понял, что вокруг меня никого нет. Я раскинул руки, закрыл глаза и представил себе Технический отдел практики. Карта встала перед глазами и вновь потянула меня к себе, но на сей раз на ней был один огонёк: Москва.
И вот я вновь стою в отделе практики. Голова немного кружится. Я совершенно голый, но рядом со мной несколько золотых и одна медная монета из той тяжёлой кучи, что была у меня в кошельке, и старинный башмак на левую ногу. Дежурный (уже другой) улыбается и замечает:
— Ну и делов Вы там натворили! Даже такая тяжесть, как башмак, с Вами перелетел! Такое редко бывает.
Затем дежурный достал ключик и открыл одну из многочисленных ниш, чтобы вручить мне мою одежду. Всё в целости и сохранности. Даже мобильник не разрядился.
Я начал одеваться, и вдруг со смехом понял, что я уже подзабыл, как надевать современную одежду, и путаюсь в ней. Дежурный смеялся тоже.
— А вот если бы Вы попали подальше да отсутствовали бы подольше, совсем комичное зрелище было бы.
— По моим подсчётам, я должен был отсутствовать дня три,— сказал я.
— Дня четыре либо пять: сейчас полночь.— ответил дежурный.
— Ну и куда же мне идти?
— Есть у нас дежурная комнатка, где переспите до утра, а затем отправитесь куда хотите. Кстати, не продешевите: эти ваши монетки многого стоят. А утром вам выпишут премию.
— А как моя семья?
— Не знаем. Тридцатидневный срок ожидания, оговорённый договором о страховке, ещё не прошёл, так что мы им ничего не сообщали.
Я представил себе «тёплый приём» дома, но эту неприятность искупало то, что я вернулся, и, судя по всему, не очень постаревший. Чувство подсказывало мне, что задача решена отнюдь не идеально, но удовлетворительно, а, может, и несколько получше. Я глубже вдохнул грязный московский воздух, вновь приучая лёгкие к современным гадостям, и попросил:
— Дайте мне попить газировки, если есть! Ужасно соскучился по шипучкам!
— А чаю или кофе не желаете? Можно и коньячку.
— Коньячку чуть-чуть можно, а чай и кофе там не чета нашим.
— Кстати, как там капитан Яковлев? Вы с ним попали в один мир, в близкие места и в близкое время.
— Почитайте историю. Там, наверно, будет фельдмаршал Яковлев, герой Семилетней войны и прочих войн.
— Слава Богу, это осталось на другой ветке мира. У нас-то ничего в прошлом не изменить.
— Так, значит, я зря пластался, спасал нашу цивилизацию от тупика?
— Господь даёт каждой душе возможность испытать себя во всех возможных ситуациях. Вы старались не зря. Вы старались для другого воплощения вашей души в другом мире. В этом-то мире Вы уже не перевоплотитесь, да и говорить о перевоплощениях — упрощение. А нашей цивилизации, может быть, кто-то и поможет. Она сама себе помочь вряд ли уже сможет, разве что спасти кое-что для тех, кто выживет после катастрофы.
— Не ожидал, что вы так хорошо разбираетесь в теологии.
— Здесь много в чём разберёшься! — просто ответил дежурный.
— Но если это нам не помогает, зачем же мы всё это делаем?
— Чётко действует закон взаимности. Хотим, чтобы нам помогли — помогайте другим. Чем больше проблем решите у других, тем больше визитёров-исправителей приходит к нам.
— И вы их знаете?
— Не стоит много болтать. Могу лишь сказать, что мы можем их достаточно точно подсчитать.
— А если я захочу сюда вновь?
— Заключить договор о практике можно будет в любой момент, если сами пожелаете. Зайти в эту комнату можно будет, лишь если кто-то здесь уже сделал выбор, и Вы хотите вновь пережить это вместе с другим, как зритель. Но Ваш выбор уже сделан. Критический эксперимент в каждой жизни бывает лишь один.
Я отхлебнул коньяку. На удивление, он оказался очень хорошим. Мы разговорились о том, как на самом деле все происходит при переходе и возвращении. Об очень многом рассказывать непосвящённым нельзя, а вот кое-что из того, что можно. «Закон горы Махамеру» (год = день) выполнен лишь для отправки в абсолютное прошлое, когда ни один из тех, с кем в принципе можно встретиться, сейчас не живёт. Забрать с собой по своей воле ничего нельзя, и хуже всего передаются вещи, несущие индивидуальную информацию (например, записи). А труднее всего во всех отношениях приходится тем, кто отправляется в будущее (но это происходит редко). И вернуться оттуда непросто, и своё тело постареет, и рассказывать о том, что ты там видел и что там было, нельзя: карается мгновенным тяжелейшим неизлечимым безумием. А иногда очень хочется что-нибудь передать, вот и говорят эти люди тёмными намёками, как и провидцы, чтобы пройти по краю безумия и тем не менее надеяться, что имеющий уши да услышит. Я вспомнил Владимира Шалаева, понял, где он был, что там ему пришлось несладко, и что с задачей он не справился. И действительно, через месяц он умер от рака.
Есть наш, «исправителей», сайт critical_experiment.gov. Большинство информации там зашифровано, не столько от хакеров, сколько ради них: если кто-то непосвящённый её прочтёт, он сойдёт с ума (не обязательно необратимо, но достаточно тяжело). Вы можете на него зайти, на основной странице там почти ничего интересного нет (кое-какие намёки Вы сможете понять, исходя из рассказанного мною), а дальше Вас попросят зарегистрироваться, и Вас проверят исправители. Не бойтесь, если Вы не проходили критический эксперимент, Ваша регистрация не пройдет.
Точно так же, если Вы духовно не готовы к тому, чтобы Вас протестировать на пригодность к исправителям, не надейтесь, что Вам удастся поглазеть хотя бы на входную дверь. Мы с Олегом Программенко в сильном подпитии (праздновали удачное возвращение) пытались туда спуститься, и увидели лишь заваленный бетоном дверной проём.
Я удивился, что сайт в сети американского правительства, и мне рассказали любопытную вещь. Когда появилась возможность направлять экспертов для критических экспериментов, первыми это смогли сделать немцы во времена Гитлера, а их специалистов захватили американцы. Спустя каких-то тридцать лет США смогли на основе научного рационализма воспроизвести то, что сделали немцы на базе интуитивизма и потаённого опыта, сохранившегося в Тибете. Правда, американцы на это затратили колоссальную энергию и средства, но получилось у них гораздо более безопасно и надёжно. А затем было доказано, что в данном случае альтруизм безусловно наивыгоднейшая стратегия, и во время перестройки был на американские деньги американскими специалистами создан московский центр. Любопытное обоснование этого было в секретном докладе: поскольку будущее всё равно Pax Americana, то нужно привлекать к его улучшению всех (сами понимаете, исходя из того, что сообщают исправители будущего, никаких точных выводов сделать нельзя, но они перетолковали в данном смысле). Есть всего две нации, представителей которых категорически не допускают к критическим экспериментам: китайцы и англичане. Почему — можете вычислить сами.
Ну что же, критическая полоса кончилась, надо возвращаться к обычной жизни.
Этой ночью я увидел несколько снов. Растерянный асессор Антон Поливода, стоящий где-то в чаще леса совершенно голый на куче чьей-то роскошной одежды и такой россыпи золотых монет, вывалившихся из порванного кошеля, какой он за всю жизнь не видел. Я искренне жалел его и понимал, что для него теперь хороших решений просто не было: найди он дорогу в Кёнигсберг, все бы отнеслись к нему как к неожиданно сошедшему с ума, а в другом месте ему придётся не лучше. Это было напоминание мне, что за всё платить надо, «подвиг» всегда причиняет тяжкий ущерб кому-то невинному.
Проснувшись от кошмара, я вновь заснул и увидел барона Яковлева, настойчиво спрашивавшего меня: «Ну как там у нас? Что изменилось?»
Я ответил ему: «Ничего. Мы меняли другой мир».
Яковлев сказал почти то же, что и я: «Так зачем же пупок надрывали?»
Я вздохнул: «Долг платежом красен; и для дающего, и для берущего».
Связь прервалась, и я понял, что, даже если это был не совсем сон, то навсегда.
Третий мой сон был почтенный профессор Кант, написавший формулировку категорического императива и рассуждающий сам с собой, а как её поправить, чтобы исключить возможность лжи правдой?
А четвёртый мой сон был самым реалистичным. Я вновь стою в лесу, раскинув руки, и вдруг оказываюсь во тьме, где чуть-чуть пахнет чем-то сладковатым. Слышу звон золота рядом со мной. Вдруг мелькает аварийное освещение, которое в одном из углов временами то появлялось, то пропадало. И я вижу вдребезги разбитый экран и электронику от него, кучу осколков стекла и чего-то ещё на полу. Я обуваю левую ногу, поднимаю тряпку рядом с собой, завёртываю в неё другую ногу и золото, и осторожно пробираюсь к открытым шкафчикам. Одежда и вещи из них выброшены, мне как-то почти сразу удаётся найти своё. Деньги и документы исчезли, мобильник не работает, видно, что по одежде кто-то прошёлся. Одеваюсь, роюсь в кучах других вещей, набираю немножко денег и пробираюсь к двери. Картина скорее не разгрома, а паники. Дверь изнутри бронированная и герметичная. Замок такой, что открыть его безнадёжно. Но есть красная ручка, опечатанная и явно аварийного вида. Я берусь за эту ручку, молюсь, чтобы это оказалось аварийное открывание двери, и тут просыпаюсь. А ощущение такое, как будто, наоборот, я из реальности свалился в добренький сон.
Когда я вернулся домой и рассказал всё моей семье, меня поразил один комментарий. «А, может быть, и задачи-то никакой не было? Это был просто эксперимент на выживание!» Потом я узнал на собственной шкуре, что немцы и японцы стремятся изо всех сил завлечь к себе тех, кто успешно прошёл критический эксперимент. А вот американцы отстали от меня, проинтервьюировав по телефону и выяснив, что я крайне критически отношусь к «универсальным ценностям западной демократии» и к методам, которыми их насаждают США, в частности. Наше правительство ограничилось тем, что прислало мне анкету эксперта (которую я просмотрел и из-за её полного идиотизма не стал на неё отвечать) и больше никаких действий не предпринимало, даже не поинтересовались, почему я не отреагировал на анкету.