Ядом
Она была не заметная, что впрочем одновременно было и удивительным и обыкновенным. У неё были очень светлые волосы. Они были не жёлтого, а бледно серого оттенка. Её глаза были большими замерзшими прудами. Эта ассоциация пришла мне на ум не сразу. Я любила глаза такого цвета, но на отношения с их владельцами это к сожалению не влияло. У неё была бледная и холодная кожа.
Дым её волосы. Дым её глаза. Она сама была словно соткана из него. Такая чистая и будто бы прозрачная.
Нас попросили задержаться после урока. Даже когда мы подошли к учительскому столу, я не обратила на неё должного внимания. Как и она.
- Сочинение на тему «Если бы я был учителем», - было бы короче, чем та песня которую все учителя поют давая специальное задание. Мы выслушали всё что нам посоветовали.
- Лучше работайте вместе, - и мы вместе не задумываясь кивнули.
Выйдя из коридора мы не обменялись ни взглядом, ни словом. Ведь завтра будет завтра. До ужаса такое же как сегодня. Её дымный образ никак не отразился в моём мозгу.
На следующий день я начала как-то реагировать на девочку. Я кивала ей – она мне. А потом мы начали разговаривать. Впервые, уже почти за два дня знакомства, наши рты произвели несколько слов адресованных друг - другу. Её голос был тихим, но чётким и ясным. Как часто бывает, её незаинтересованность заинтересовала меня. Она отпечаталась в моём сознании. И таким образом, сквозь почву моего разума прорвались первые цветы мыслей о ней.
Наше решение написать каждой свой черновик в двух вариантах и обменяться копиями у меня встретил согласие звуковым «да», а у неё – незаметным кивком. И мы разошлись по тёплым домам.
Закончив всё, я села перед чистым листом бумаги и напрягла свой мозг. Не сказать чтобы я была плохим фантазёром, но писать на не интересующие меня темы школьные сочинения, которые забуду спустя два дня после отправки на конкурс, было не самым моим любимым занятием. Но решив не портить свой авторитет в глазах старой женщины, которую я зову своим учителем, я благородно высосала из своего мозга все оставшиеся соки и излила их на бумагу. Устало и сонно переписав всё на второй лист, я пошла смотреть сны.
На следующий день мы снова всего лишь приветственно кивали друг – другу, а после уроков обменялись черновиками. У неё был красивый каллиграфический почерк. Либо она не смотря на усталость красиво выводила буквы вечером, либо просто быстро выполняла все домашние задания и имела массу времени написать свою версию сочинения. Если принимать во внимание первый вариант, то можно подумать, что она старалась сделать текст был читаемым, а значит ей было не всё равно до моих глаз и времени на разбор почерка. Быстро промотав все эти мысли в своей черепной коробке, я решилась задать самый обычный и банальный вопрос из всех существующих.
- Как дела?
- Всё нормально. Спасибо. Как у тебя? – в её голосе не было никакой заинтересованности, удивления, хладнокровия или раздражения. Я впервые вживую слышала просто голос.
- Аналогично. Благодарю, - я попыталась подражать её тону, но у меня получилось совсем глупо. Из той интонации что вышла вместо желаемого, можно было подумать, что я специально задала тот простой вопрос, чтобы услышать его же в ответ. Ей могло бы показаться что я страдаю недостатком внимания.
Тут она представилась. У неё было обычное, и одновременно не такое распространённое имя. Как часто бывает, имя очёнь чётко характеризует своего хозяина. Лично я не знаю как могла бы зваться по-другому. Другие имена никак со мной не клеились и не смотрелись.
Я сказала ей как меня зовут. Она отвлеклась от моего черновика и протянула мне руку, сказав, что рада знакомству. Я, ответив что испытываю то же самое, пожала её ладонь и впервые почувствовала температуру её тонких пальцев. Сухие и холодные, они однако не вызывали порыва отстраниться. Мы разжали ладони.
- Ты сейчас домой? – снова первой задала я вопрос.
- Да. Я живу буквально на соседней улице, - она назвала адрес.
- Что ж, мне чуть дальше. Ты не против если я сделаю крюк и провожу тебя?
Как я позже заметила, вопрос прозвучал двусмысленно и она немного смущённо отвела взгляд.
- Только если ты так хочешь.
Что ж, ответ стоил вопроса и мне она начала нравиться. Мы засунули черновики в сумки и вышли из здания. Был пасмурный закат осеннего дня. Почти вечер, и мы двинулись в сторону её дома. Мы разговаривали мало, но этого было достаточно. И я была благодарна себе за то, что обошлось без монологов и смущённых молчаний. Мне было тяжеловато общаться, и всё описанное выше часто сопровождало меня в беседах.
Я проводила её и помахала ей вслед, когда она обернулась находясь наполовину в подъезде. Подходя всё ближе к дому, её лицо становилось всё более мрачным. В наши дни такое не удивляет. Даже у идеального ребёнка откуда-нибудь да возьмутся проблемы с родителями и нежелание возвращаться домой.
Мои уши почувствовали гром и я посмотрела наверх. Они там включили моё любимое небо. Серое стадо барашков плывущих туда, где меня возможно никогда не будет. Ещё один удар, и, я срываюсь с места и с нарастающим адреналином и радостью несусь в свой дом, куда лично я всё ещё хочу возвращаться.
Последующие несколько дней мы производили такой обмен черновиками, вписывая с каждым разом всё больше наших общих идей, и всё больше запутываясь. Сроки иссякали, и мы решили наконец-то сесть вместе за один стол и отполировать наше запутанное сочинение до блеска. Я изобразила сожаление, но прочувствовала радость, когда сообщила, что ко мне этим вечером приезжают папины коллеги и мы не сможем работать у меня. Моя радость несколько развеялась, когда я увидела её истинное огорчение по этому поводу.
- Хорошо. Мы пойдём ко мне. Не заходи домой, поужинаешь у меня, - сказала она опять же без выражения. Я постаралась возразить, сказать что время до встречи есть и я успею отужинать и прийти к ней, но её решение было твёрдым и я поддалась. Сказав матери, что сразу пойду к своей знакомой, я пошла в гости.
- А ты не предупредишь своих, что придёшь со мной? – спросила я, неожиданно вспомнив что мы решились на совместную работу вживую, не спросив разрешения у её родни.
- Ничего, - сказала она с каменным выражением лица которое я не могла понять и чувствовала себя из-за этого неловко, - Они не будут против. Поверь мне.
Мы подошли к её дому и чувство тревоги из-за столь резкой перемены настроений своей подруги возрастало. Я замялась перед входом в подъезд её дома и она немного грустно улыбнулась мне. «Не бойся. У меня не семейка чудищ. Тебя никто не съест. Можешь быть уверена,» - заверила она меня. Её улыбка успокоила меня сильнее слов и я пошла за ней, в тёплый воздух старенького двухэтажного дома.
Мы поднялись наверх по пыльной серой лестнице, сквозь жёлтоватый свет подъездных лампочек и сладкие запахи готовящихся ужинов. В таких домах окна всегда горят тепло по вечерам, и живут бабушки, которым никаких сладостей не жалко своим внукам.
Дверь, к которой мы подошли была новой и сильно выделялась среди остальных, стареньких и потрёпанных . Она постучалась и мы застыли: она – в какой-то решительности, а я – в смятении.
Дверь нам открыла молодая женщина с покрашенными в бардовый цвет волосами. Её лицо несколько секунд имело тревожное и усталое выражение. Но когда её глаза переместились на меня, на губах заиграла гостеприимная улыбка. Я воодушевилась увидев её.
- Я смотрю у нас гостья, - добрым голоском едва ли не пропела она. Лицо моей спутницы слегка скривилось в гримасе и я снова смущённо потупила глаза. Сделав глубокий вдох я решилась произнести одну фразу. Единственную и безобидную.
- Я рада познакомиться с матерью своей подруги, - и я протянула руку, на что хозяйка дома ответила рукопожатием. Я улыбнулась в ответ на дружественную гостеприимность.
Тут до меня донесся голос моей спутницы.
- Чьей матери?
Меня будто окатило из ледяного душа. Моя улыбка стёрлась с лица будто бы её там и не было. Я округлила глаза и уставилась на внутреннюю обшивку двери. Шок остановил мне сердце, парализовал мой мозг и мысли.
Женщина видимо сильно расстроилась и смутилась. Её губы устало зашевелились, но я ничего не слышала. Краем глаза я заметила, что моя подруга спокойно и лучезарно улыбается.
- Можно нам поужинать? – как из-за картонной стенки услышала я.
Женщина вздохнула и освободила проход. Подруга взяла меня за руку и потянула в квартиру, где меня тут же овеял запах варёной картошки и печёной курицы. Чувство голода после упорной учёбы заставило шестерёнки в моём уме снова вертеться.
Подруга подвела меня к вешалке и повесила на неё своё пальто, жестом предложив мне то же самое. Я как во сне стянула свою куртку и протянула её ей, она же как ни в чём не бывало не замечая моего состояния повесила её на крючок.
Потом она взяла меня за руку ледяными пальцами и прошептала: «Извини меня и дыши глубоко. Не волнуйся».
Мы зашли в зал и я познакомилась ещё с кое-какими родственниками, уже без помощи моей подруги. Она села на стул в конце стола и положила ладонь на спинку соседнего места, указывая мне на него. Я послушно прошла к ней и села. Она подбадривающее улыбалась мне. Мне становилось спокойней, но опасения ни в какую не исчезали.
Женщина вошла в комнату пытаясь не смотреть на мою спутницу и с улыбкой положила всем по порции. Так получилось что со мной сидел старый человек, возможно он приходился дедом моей подруге. Хотя больше был похож на ту, кого она не считала матерью, а значит и на него она скорее всего имела то же мнение. Напротив неё сидели две пожилые женщины. Одна из них, а сразу поняла это взглянув в её замёрзшие колодцы глаз, точно была бабушкой моей подруги. Другая, наверное, являлась супругой моего соседа.
Среди них был маленький капризный мальчик с глазами хозяйки дома и волосами моей спутницы. Это слегка озадачило меня.
Все за столом принялись за еду и я присоединилась к ним в их замечательном занятии. Лимонно-жёлтая люстра освещала нашу трапезу и не хотелось больше ничего делать кроме как есть.
Когда разлили чай и в вазочки насыпали конфет мой сосед начал беседу.
- Почему же нас не предупредили о том, что к нам сегодня пожалует симпатичная барышня?
Все, кроме хозяйки, которая сразу после того как был задан вопрос подняла чай к лицу, посмотрели на мою подругу. Она, деловито разворачивая конфету, коротко заметила.
- Школа, - и лёгким движением положила конфету в рот.
- А как же зовут барышню? – этот вопрос был скорее всего адресован мне и я ответила.
После – улыбки, множество других имён, смех и только моя подруга сидела будто в соседней комнате. И чтобы не возникло прошедшего десять минут назад казуса, я решила на этот раз задать вопрос ей.
- А где твой отец? – выдохнула я ей в ухо, но, как часто бывает, на этот момент все затихли и вопрос прозвучал нежелательно чётко.
Она промолчала и на вопрос ответила сидевшая тихо до этого хозяйка квартиры.
- У её отца рак лёгких. Ох уж эти сигареты, дым и никотин, - остальные быстро закивали и отвели каждый взгляд в сторону своей чашки.
К этому моменту моя подруга уже допила чай и взглядом указала мне на мой, к которому я ещё даже не притронулась.
После того как я осушила свою чашку и поблагодарила всю семью, мы пошли в её комнату. Это было маленькое помещение с большим окном в которое глядело серое небо, и от этого шторы казались призрачными. Шкаф, стол, два стула и кровать. Единственное, если не считать незаметного ковра, что было в этой комнате.
Она придвинула второй стул к столу и выложила свой черновик. Я повторила за ней все действия и села рядышком. Несколько секунд мы молчали, а потом она начала говорить.
- Мой отец болен раком. Своей матери я не знаю, а эта женщина – всего лишь жена моего отца – не более. Ты наверное видела моего сводного брата. Напротив меня сидели матери моего отца и его жены. А рядом с тобой – её отец. Так получается, что вскоре моим единственным родственником будет бабушка. Она единственная кому я важна и кто слушает меня иногда. Отца я не люблю и всех родственников его жены тоже. Я была против его женитьбы, но он не слушал меня. Ему просто нужна была женщина, так я думаю. А теперь давай за работу, ладно?
Я постаралась как можно теплей и дружелюбней сказать: «Давай». И видимо у меня получилось, потому что у неё на лице заиграла довольная улыбка.
Мы осмыслили и переосмыслили десятки предложений и фраз. Обдумали и переобдумали тысячи слов и идей. Столько бумаги и пасты прошло через наши руки. Мой мозг крутил и крутил шестерёнки и гаечки мыслей. Я думала лишь о том что было бы если бы я была учителем и мне становилось легче и лёгким все проще было качать воздух.
Мы просидели допоздна и на улице было уже темно. Пожилой человек который сидел рядом со мной за столом вызвался отвезти меня домой и благодарно вздохнула от облегчения. Не люблю темноту, ибо в ней неуютно и холодно.
Я села на заднее сиденье его старенькой машины и она заворчав тронулась.
- Как дела у моей внучки в школе? – спросил он с переднего сиденья.
- А она сама не рассказывает? – как можно вежливее вопросом на вопрос ответила я.
- Хм… Ну, видишь ли… Нам кажется она не считает нас своими родственниками… - смущённо пробормотал старичок взглядом упёршись в лобовое стекло.
Я заелозила на месте. Когда ребёнок не доверяет своим домочадцам, и они начинают допрашивать его друзей – это классика жанра. Но мне показалось предательством с моей стороны если произнесу хоть что-то чего они не знают о ней без её ведома.
- Мы не одноклассники. Я не так-то много знаю. Извините, - последнее слово прозвучало не как извинение а как обрыв разговора. Я не горела желанием что-то рассказывать этим людям. Нелюбовь к ним передалась и мне. Возможно через призрачные шторы или ледяные пальцы.
Машина остановилась и вывела меня из раздумий в реальность. Не смотря на то, что я была уже почти у себя дома, мне стало страшно. Вдруг мою подругу ударят или накажут за то фривольное заявление на пороге её квартиры? А может у её мачехи случится нервный срыв, ведь она выглядела такой раздражённой и усталой?
Хотя… раз у неё была такая улыбка, такая уверенность… Да и ведь она не одна там. Там есть бабушка которая её любит. К тому же, сама она оставляла впечатление сильного и самостоятельного человека, так что думаю сегодня всё будет хорошо.
- Спасибо большое. До свиданья, - я вышла из машины и закрыла дверцу. Став на освещённое крыльцо и обернувшись к машине, мне показалось что старичок тяжело вздохнул и лишь потом поехал.
На следующий день мы вместе сдали работу и постарались побыстрее уйти чтобы на нас не водрузили ещё одну творческую миссию. После этого, до самого конца дня я её не видела. Решив зайти за ней в класс, я спросила сперва её соседку.
- Кажется она ушла с третьего урока. Либо ей плохо стало, либо что-то другое…
«Что-то другое,» - твёрдо отпечатал мой мозг и я забеспокоилась. Мало ли что.
Я не видела её неделю, две, три. Это становилось привычным, но вечерами меня начинали тревожить сомнения и страхи. Из-за них я плохо спала, моя фантазия разыгрывала бурные спектакли, но на утро всё исчезало…и вновь возвращалось вечером. Будто бы это чувство уходило на работу, в пыль офисных папок и документов. И возвращалось поздно – раздражённое и усталое.
Мой мозг не выдержал и я попросила её бывшую соседку выяснить у классного руководителя что же случилось в этой семье и жива ли до сих пор моя подруга.
Через несколько дней мне донесли ответ. Такой поворот событий я должна была подозревать, но как ни странно даже не думала что случилось именно это…
В тот день, когда мы отдали плод наших мысленных баталий преподавателю, она ушла с третьего урока. Не потому что ей стало плохо.
Я вспомнила слова той женщины: «У её отца рак лёгких. Ох уж эти сигареты, дым и никотин».
Он умер в тот день и девочку забрали из школы.
Она не любила своего отца, играла на нервах у его жены. Тревожила своей холодностью новоиспечённых бабушку и дедушку. И была одинока, хоть и прятала это за своей твёрдостью.
- Их семья переехала две недели назад. Больше учителю ничего не известно.
Мне было грустно. Она осталась лишь со своей бабушкой. Две женщины – девочка и старушка.
Свидетельство о публикации №210100601281