Пропажа. репетиция смерти, ч. 8

     Сильно  стеснённая  в средствах, Жанна Игоревна   понесла  ещё утрату: она  потеряла  свой  единственный  перстень  в  виде  часов  вместо  камня, который покупала ещё в  далёкой  молодости. Перстень  был  её  гордостью, она берегла  его  и    украшала  им  свои  красивые  пальчики  исключительно в  праздники.  В один  из  дней  был  такой  праздник, намечалось  общее  чаепитие, Жанна  Игоревна  загодя тщательно готовилась  к  нему, гладила     рюшечки  и  воланчики  на  своей  старой, но  всё  ещё  нарядной  кофточке.  Чтобы не  испортить  часов на перстне, /несмотря  на  много  прошедших  лет, часы  всё ещё  отменно  шли/, Жанна  Игоревна  сняла  его  с  пальца, желая  помыть  руки,  и,  набрав  в  чайник воды, удалилась  к себе  в  кабинет, а  кольцо осталось  лежать  на  раковине. Вскоре  она  вспомнила  о  злополучном  перстне, вернулась  за  ним, но  он  успел  исчезнуть. Поиски  и  опросы никакого  результата  не  дали.               
     В  последнее  время  такие  чудеса  в учреждении происходили  часто, особенно  в  дни  зарплаты. Многие  невообразимым  образом  лишались  своих  кошельков и  ума  не  могли  приложить, кто  так  искусно   действует, очищая  сумочки и карманы,   оставаясь  на долгое время не пойманным,  не схваченным, не призванным к ответу.
     Началась  какая-то  злая  игра: кто  на этот  раз  окажется  обчищенным. И  обязательно  кто-нибудь  в день зарплаты растерянно  сообщал, что  его  обворовали.
     Догадки  строились  самые  разные, сотрудники подозревали  друг  друга, изучающе  вглядывались в  лица  детей, но не  пойман—не  вор.  Даже   на  саму  Жанну  Игоревну падало  подозрение,   ведь  она  вечно  жалобно  озвучивала  свои  денежные  проблемы, но  она  в  интернате  задерживалась недолго,  находилась  в  ограниченном  пространстве, поэтому  подозрения  лопнули  сами  собой.   
     Потеряв  перстень, Жанна  Игоревна  разволновалась  так  сильно, что  не  смогла  сдержать  своего  гнева  и  отчитала школяра - корреспондента, задержавшегося с написанием  заметки, тот хлопнул  дверью, пообещав, что  ноги  его  больше  тут  не  будет  и в порыве гнева нажаловался директору на въедливого  педагога. Нет, сам-то он конечно к директору не пошёл бы никогда, да  директор  застал корреспондента   уныло бредущим по длинному коридору, с перекосившимся от злобы лицом. Допрос с пристрастием тут же прояснил картину, обиженный получил шоколадку, в очередной раз утвердившись во мнении, что жизнь не так плоха, как  временами  кажется.
     Назавтра Жанну Игоревну  поблагодарили  за  работу и  сказали, что  ей  следует  воспользоваться  правом  на  отдых,  продолжить  осваивать  роль  пенсионерки,  ибо  её  нытьё  из-за  отсутствия  денег  порядком  надоело,  да  и  слишком  много  проблем с ней  в последнее  время.
     К тому   времени  на  её  руках  оказался  практически  не  вспоминаемый  родителями  внук.  Он  стал  неотделимым  приложением, Жанна  Игоревна  всюду  брала  его  с  собой,  пыталась  баловать,  но  презренного  металла  было  настолько  недостаточно, что  долг  по  квартплате  всё быстрее, но всё неотвратимее  увеличивался.  Не  на  одежде  же  и еде было  экономить, ведь  и  так  только  самое  необходимое  приобреталось.
     Жанна  Игоревна  пыталась,  не  паникуя, организовать  свой  пенсионерский  досуг,  даже  возобновила  дружбу с  бывшими коллегами, ныне  пенсионерками. Они  поочередно  приглашали  друг  друга  к  себе  в  гости, пили  чай, говорили  о  возвышенном. Хотя  истинные  чувства и  желания приятельницы скрывали  друг  от  друга, но  во время  бесед  при  изливании  душевных  треволнений всё  более  определённо  проявлялись  печальные    нотки сомнений  в  справедливости  и  комфортности  жизни,   каждую  грыз  червь  неудовлетворённости. Но у  подруг Жанны Игоревны  не  было  детей, не  было  внука, не  было  грубой, вечно  взбешённой, к  тому  же  безмерно  пьющей бывшей невестки. В конце концов, у  них, наверное, не  было чудовищно растущего долга  за  квартиру.   Депрессия  черной  глыбой  нависала над Жанной  Игоревной, грозясь  придавить нещадно.