Художник

Моему другу К.А.

   

     С раннего детства Алешка проявлял интерес к рисованию. Сидел, малевал какие-то, одному ему понятные «каляки». Бывало, язык высунет и тщательно так трудится, рисует. Медленно-медленно. В будущем это стало его фирменным стилем. А тогда окружающие подшучивали над ним, при этом, впрочем, не забывая предрекать карьеру великого художника.
     Он всегда долго думал, очерчивая будущий рисунок в голове. Казалось, словно собирался духом, а потом вдруг неожиданно садился за стол и рисовал.
     Рисовал все подряд: людей, увиденное во дворе, в садике. А то и просто что-то сам придумает.
     В школе все было уже сложнее. Над его манерой рисовать смеялись и шутили. По-разному было. Кто всерьез, беря на себя смелость судить, а кто и так, без злобы. Он молчал, только старался все реже браться за карандаш или кисть. Рисовал в голове. Мысленно представляя, как и каким образом будут выглядеть те или иные картины и рисунки. И только когда становилось совсем невтерпеж, он садился за стол и все в той же, оставшейся с раннего детства, манере тщательно выводил образы и пейзажи.
     Родители его умение рисовать отмечали, но не развивали, рисует и рисует, лишь бы  не мешал. А он и не мешал. Рос ребенком спокойным и нехлопотным.
     В старших классах о рисовании Лешка как-то позабыл. Девчонки, портвейн, увлечение роком, до того ли? А вот привычка мыслить образно осталась. Часами он мог сидеть, заворожено глядя на какой либо предмет, композицию или пейзаж. Старался запомнить. Разложить его по деталям.
     Постепенно в голове создавалась единая картинка, которая в зависимости от замысла представала то в цвете, то в карандаше. Он явственно видел каждый мазок, каждый оттенок.
     Но до бумаги, как правило, дело не доходило, оставаясь только плодом его воображения.
     Хотя кое-какие работы были. Видевшие их специалисты предрекали Алешке, как художнику, большое будущее.
     Отмечали и особое виденье окружающего мира, и отличный от других подход к выбору красок в работе с цветом.
     А он, не обращая внимания на хвалебные речи в свой адрес, все больше и больше замыкался,  рисуя картины исключительно в своем воображении.
     После школы, удивив окружающих, пошел работать учеником токаря на завод. Работа интересная, в коллективе. Не престижная, конечно, но в будущем обещавшая какой-никакой достаток. Да и рисовать можно сколько угодно. Творчество в пролетариате  всегда поощрялось.
     Через год, снова удивив всех, Лешка, с прежней легкостью бросив завод, поступил в военно-морское училище.
     Учеба поглощала, не давая времени на раздумья. Но вскоре он опять стал рисовать в голове картину за картиной. Они становились все серьезнее, взрослее и насыщеннее. Только, к сожалению этого никто, кроме самого Лешки, увидеть и оценить не мог. Он практически забыл о бумаге. Время в жизни еще есть. Он успеет еще сказать свое слово. Его еще узнают и оценят.
     Вот и выпуск. Погоны блестят. Кортик на боку. Выправка идеальна. И от белизны манжет слепит глаза.
     Но уже отгулян отпуск, и подводные лодки ждут от лейтенанта отдачи в службе. Рисованию места не было совершенно. Через некоторое время ощущение правильности выбора профессии ушло, сменив место сомнениям. Видимо, все-таки Бог не зря дает талант. Только надо вовремя уметь распознать его и грамотно применить.
     Решение давалось тяжело, но груз накопленного в голове материала давил, требуя выхода. И это пересилило. Решив уволиться, Лешка хотел окончательно посвятить себя живописи.
     Рапорт написан, и надо ждать приказа министра обороны. А потом свобода и тишина. И высунув как в детств язык, он будет сидеть за мольбертом, тщательно вырисовывая давно отточенные воображением детали. А затем возможное признание, выставки, слава.
     Когда лодку подняли, их отсек оказался незатопленным. Вся палуба была усыпана рисунками. Быстрыми и решительными штрихами Алексей спешил вылить, выбросить из себя накопленное. Свет аварийной лампы угасал, воздуха не хватало, а он продолжал и продолжал рисовать. Впервые в жизни быстро, не задумываясь долго над листом, считая по вздохам и выдохам отмеренные минуты жизни. Трудно сказать, успел ли он высказать все накопленное в себе, но он попытался.  Только - что из этого получилось, оценивать уже предстояло другим.