Дневн. I-30 Постепенно исцеляясь от болезни любви

Дневники I-30 Постепенно исцеляясь от болезни любви               

    Из дневников давних лет

    эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха.
               
Покаялись перед смертью Генрих Гейне, Вольтер, А.Н. Толстой, Бисмарк.

Что делали на том свете многие века те, кто давно умер?

Вся жизнь моя, не воплощённая в земном, плачет. Я оглянулась на свою жизнь, вся она представилась мне цепью страданий, которые заглушили радость.

Вырывать Серёжу Б. из сердца невозможно. Жизнь вырвет. Сколько мук мне ещё предстоит? Я рвусь к нему, хочу быть с ним, разговаривать с ним и делиться жизнью своей. Почему мне невозможны все, кого я люблю?

От долгих слёз душа проникается скорбью, которая ранит сердце, утомляет его, делает уязвимым в отношении своих и чужих страданий. Потом душа обретает тишину, скорбь незаметно смягчается, душа отрешается от мира, она погружена в свои глубины, она хочет молчать, чтобы не потерять то, чего она достигла в страдании.

Последние три года я жила более поверхностно, чем прежде, посему на душу накинулись земные страсти и жажда любви.

Читаю с интересом книгу о старце Захарии-Зосиме. «Ничего из дел на земле более важного, чем молитва, нет», - считает старец.

В Гнесинском зале слушала Стася Иголинского. Андрей Былинский силой привёл меня за кулисы к Стасю. Рука его так необыкновенна мягка. Он узнал меня, но я поспешила ретироваться. Потом оказалось, что я была нужна пианисту Михаилу Александровичу Воскресенскому, все были в недоумении, почему я ушла. М. А. решил, что он меня чем-нибудь обидел. Я боялась быть навязчивой, отвергнутой, а оказалась нужна. Странно. Римма сказала, что у меня гордыня. Нет, причём тут гордыня? Мне страшно быть не нужной.

Приблизимся ли мы с Линой друг к другу духовно? Она помогает мне словами, когда мне плохо.

Во сне всё время так или иначе работает мысль, сознание. Просыпаюсь, засыпаю, в голове вдруг раздаётся песня Мэри из «Пира во время чумы».

Из великих людей мне снились Пушкин, Блок, Цветаева, Дельвиг, голос Ахматовой, Ахматова, Иосиф Бродский, Владыка Антоний.

У Риммы Былинской чистый взгляд. Она рассказывала мне о себе, доверяя мне.

Хорошо бы различать благие мысли от дурных, благие делания от праздных и ненужных.

Тёплое, тихое чувство к Андрею Г.

К мученичеству я не готова, к исповедничеству тоже. Мой народ погибает от
бездуховности. Помочь ему я могу, лишь очистив себя. Римма думает также, как я.

Была у Андрея, часа полтора рассказывали друг другу о себе. Не хотелось от него уходить. Он от усталости был почти мрачен. Мне стало жалко его, захотелось помочь.

Говорили об Игоре Нагишкине, у него бывает тёмное лицо. Вот не ожидала. Саша Фрумкин говорит обо мне, что я по своей чистоте всех вижу хорошими.

У Одика (Всеволод Георгиевич, мой друг) был народ. Сын Одика Андрей и его друг Виталий часто вспоминают меня. Виталий говорит: «А что на это Галя скажет?» Он очень считается с моим мнением. Я удивлена. Виталий проводил меня, сначала спросив моего разрешения на это, всю дорогу проговорили.

В храм приходил Андрей Г. Он сказал, что в юности был живым и веселым, много успевал делать, а теперь жизнь его почти не интересует.

Я хочу научиться говорить с людьми.

Мы со Светой Фрумкиной были в гостях Андрея Г., он спокоен, ровен, мил.

Владыка Антоний Блум слаб, страдает, но служит. Однажды он лежал, почти умирая и вдруг, вспомнил, что он что-то обещал какому-то старику. Он заставил себя встать, подошёл к окну, открыл его и стал дышать. И ожил...

Несколько часов подряд разговаривали с Игорем Нагишкиным. Я люблю Игоря, как часть своей души – без тоски.

Андрей хорошо со мной разговаривает, мы подружились с ним.

Я познакомила Андрея и матушку Наташу. Наташа и Андрей говорили в метро о том,  как помочь сыну Наташи Коле чётко выражать свои мысли и о фильме «Зеркало» Андрея Тарковского. Потом мы с Андреем гуляли, говорили о том, что Игорь наивен и не понимает некоторых вещей.

Андрей пригласил меня к себе обедать. Мне с ним хорошо, я не стесняюсь себя, естественно веду себя с ним.

Наташа сказала мне об Андрее: «Не отпугни». Он сказал недавно, что он окружен чуждыми ему людьми, только я и Света Фрумкина близки ему. Сердце моё дрожит,  вспоминая его.

Не хочу терять Андрея. Опять видеть в нём лишь брата, сдерживать себя, скрывать свои чувства.

Галя Малинина сказала мне при встрече: «С тобой и молчать хорошо».

Я познакомила Борю Талесника с Андреем. Андрей сказал, что может погулять с нами.

Он обожает балет. Мне нужно, чтобы мужчина–друг был рядом, я устала от одиночества. Зачем я прилепляюсь к нему?

Лена сестра сказала, что очень любит меня. Лицо её очищается. Недавно она ощутила, что пред всеми виновата.

В храме мне стало дурно. Певчий Толя, поющий вместе со мной в хоре, вывел меня на улицу, там стоял Андрей. Мы сели на скамью. Ему было тоже плохо. Я посмотрела на его серьёзное лицо и сказала: «Какой ты взрослый». Андрей ответил: «Старый».
«... Мне тяжело бывает с  некоторыми людьми», - сказал он. Я: «Потому что души разные».

Он сказал: «Мне сообщили, что я скоро умру». Я: «Ну, это еще неизвестно. А ты боишься смерти?» Он: «Нет». Я: «Не перехода, а того, что будет дальше?». Андрей: «Будет то, что я заслужил».

Мы договорились молиться друг за друга, если кто-то из нас раньше уйдет с земли. Андрей: «Я Колю Танаева об этом просил». Два раза я хотела уйти. «Посиди ещё, а потом пойдёшь», - говорил он. Я говорю: «Ты не забывай меня. Не забываешь?» Он: «Не забываю». Как ровна и тиха моя любовь.

Долго говорили с Игорем. «Человек, какой он есть – мерзость и мучение для Бога», - сказал он. «Ты говоришь не как старец Силуан. Кроме того - вспомни святого Серафима Саровского, всех, кто приходил к нему, он называл "радость и сокровище моё"».

«У Андрея нет глубины», - продолжал Игорь. Я возразила: «Нет, ты не прав. Всё,  что ты знаешь об Андрее – ничего не говорит о нём. Глубины его знает только Бог». Игорь сказал: «Да, я неправ. У меня была неприязнь. Бес искушает, а я слушаю». Игорь был расстроен. Пока мы разговаривали, какие-то мужчины подарили мне ветки цветущей вишни и ушли.

На Пасху петь было легко.

Днём приходили ко мне в гости Андрей и Игорь. «А где Лена?», - спросил Андрей.  В какой-то момент Игорь поцеловал мне руку, я удивилась. Когда пришла Лена,  Андрей был скован, говорил мало. Мы ехали вместе в троллейбусе. Он вдруг схватил волосы Лены, сказав: «Какие у Лены красивые волосы на солнце». Когда прощались,  он горячо схватил мою руку своими тёплыми руками.

Пришло неожиданно письмо от Коли Ларского. Он сказал, что седьмого мая будет думать обо мне.

Вчера видела Лину, схватилась за неё, как за живое существо, приникла к ней.

Коля–Ник писал мне, что седьмого мая в 12 часов он скажет мне: «Здравствуйте,  Галя» и просил что-нибудь ему сказать. Я ровно в 12 часов стала молиться о нём.  Потом я написала ему письмо.

Андрей протянул мне цветы и египетские духи, сказал: «Ты сегодня красивая, ты вообще красивая, а сегодня особенно. И этот плащ тебе идёт».

Втроём, прихватив Игоря, мы поехали ко мне, Игорь написал мне акростих. Мы с Андреем напевали друг другу песни, я – итальянские, он – французские. От него исходил покой, я обрела внутренний мир, сидя рядом с ним. Пока я пела Шуберта и неаполитанскую песню по просьбе Лены и Игоря, Андрей с восхищением смотрел на меня, сообщила мне потом Лена. Он просил, чтобы я пела ещё. Потом мы гуляли,  Лена и Игорь шли впереди, мы с Андреем сзади. Андрей звал меня ехать в Лавру.

Вечером я познакомила его с отцом Владимиром, он ласково посмотрел на Андрея.  Мы опять гуляли. Начался салют. Я отошла от Андрея немного, чтобы тихо посмотреть на его лицо. Он беспокойно оглянулся и приблизился ко мне.

«Что будем дальше делать?», - спросил он, когда салют кончился. Я сказала: «Расстанемся». Но он решил идти со мной дальше. И тут на меня напала тоска, я вяло боролась с ней, просила Андрея помолиться обо мне. Он утешал меня. (а ведь это его тоска пришла ко мне... 2015 г.)

У метро мы ещё постояли, поговорили. «Перекрести меня», - попросила я. Он послушно меня перекрестил, мне стало легче. «Тебе не тяжело было, я не повредила тебе?», - спросила я. «Нет, мне не тяжело. Я рад. Ты всегда мне рассказывай,  когда тебе бывает тяжело». «Я знаю причины своих страданий, устранить их невозможно», - сказала я.

Андрей: «Ты не знаешь, что будет с тобой дальше». «Ничего не будет, я ничего не жду». Когда Андрей пел, его голос мне показался чудесным, добрым, мягким. Он сказал: «Я только тебе пою, больше никому». На прощание он поцеловал мне руку.  Я всю дорогу домой плакала.

Валя Акимова сказала мне: «Галя, у тебя экзотический вид, у тебя необыкновенное лицо».

Лена спросила Валю о себе. Валя ответила: «Ты эффектней Гали, но у Гали неземное лицо».
 
Я ощущаю в себе Марину Цветаеву, я не нахожу вокруг любви, не имею возможности излить свою любовь на другого. Как это мое чувство любви направить на всех людей?

Андрей безукоризненно ведёт себя со мной, но он не любит меня, я это чувствую.  Я считаю его человеком очень чистым и добрым, я считаю его лучше себя, гораздо лучше. Он живёт на даче рядом с Анютой Шервинской. (Этот человек - Андрей - бросил меня, когда я заболела)

О, если бы Бог подержал мою душу в Своих руках и дал мне силы жить.

Рисунок моего ученика Сани Саломатина.