Глава 0-0

Дождь лил, словно играя на  рояле, виртуозно и аристократично. Он сидел на мокрой лавочке среди уже совсем голых кустов и деревьев и курил. Пятую или шестую сигарету за этот обед - он не помнил точно. Главное сейчас – это дождь, эта осень, эта серость под дум-метл из наушников. Не важно, что надо возвращаться на работу, не важно, даже что кошелек промок насквозь. Не важно. Она так и не позвонила. Быстрая дрожь пробегала то и дело. Холодно, но внутри было ещё холоднее. Главное поберечь пальцы.
Стрелки на часах начинали сливаться приближаться друг к другу. Люди все суетились, проходя мимо и одаривая пустыми взглядами. «Как хорошо, что я их не слышу», - думал он, прибавляя громкость. Повсюду была вода: лилась, брызгала, падала, стекала. Она наполняла воздух, наполняла мысли. Все вокруг казалось нарисованным акварелью, разведенной в этой самой воде. Время было возвращаться на работу.
Он встал со скамьи, натянул кожаные перчатки, и, собираясь с мыслями, не замечая луж, отправился в непродолжительный путь. Этот путь уже в который раз пролегал через небольшую аллею с битым асфальтом и старыми, тесно стоящими тополями. Он посмотрел на небо: серость, слово свинцовое, это выражение уже давно набило оскомину, но тем не менее. Холод  в пальцах начинал понемногу отступать.
Вот и он – пункт назначения. Ах, это прекрасно отделанное, белоснежное здание его клиники. Так несуразно оно смотрелось по соседству с промокшими, как картон насквозь, обшарпанными зданиями ещё советской постройки. Эта клиника - по-европейски приторная, шаблонная. «Что я здесь делаю?».
Какое-то чувство, подобно огню, заостряло взгляд, выпрямляло спину, выпрямляло плечи, сжимало кулаки и нацепляло чертовски обаятельную улыбку на бледном лице. Стеклянная дверь с редкими каплями. Он резко открыл её и вошел в обычную приемную с искусственным неприятным светом. Все идеально чисто, прибрано. Только он со своим промокшим видом не вписывался в эту идиллию. Повесив неиспользованный зонт на крючок, он услышал как всегда приветливый и тихий женский голос:
- Павел! Ты снова гулял под дождем? Ах, безнадежный романтик. Тебе нужно быть поэтом, а не радистом!
- Радиологом, Елена.
- Ах, ну да. Мне, блондинке простительна эта маленькая неточность.
Да, действительно Голос принадлежал Елене, секретарю, неприятной в общении, но обворожительной, фигуристой, невысокой блондинке. Хитрости её ума хватало, чтобы скрывать под маской пустышки нечто более умное, утонченное, ранимое и гнилое.
- Ещё скажи, что даже не перекусил, а просто смаковал свои Ричмонд!
- Естественно.
- Не угостишь даму?, - наглый, но вполне приемлемый вопрос.
- Конечно, они ведь даже ещё не успели промокнуть на сквозь, - он вытащил из кармана пальто чуть помятую, блестяще-серую пачку сигарет.
Блондинка легким па взяла сигарету и вышла на дождливое крыльцо. Одной проблемой меньше. Тем временем, повесив сырую, хорошо, что не насквозь, одежду на вешалку и немного согревшись, Павел вновь взглянул на свой телефон – пусто. Нет звонков. Нет сообщений. Нет ничего. Ну что ж, за работу. Пройдя два пустых и ничем не пахнущих коридора, он оказался в своем кабинете. Было достаточно темно, словно сейчас уже поздний вечер, мягко горела настольная лампа, которую он любил пригнуть поближе к плоскости стола,  который был уделом для научно-фантастического бардака.
Снимки, отчеты, записки, смятые клочки бумаги, ненужные исписанные гелиевые ручки.
Буквально за стеной каждый день и каждый час люди проходили сквозь рентгеновское излучение. А как иначе? Сотни однообразных снимков, но лишь один не давал ему покоя.
Женщина двадцати семи лет с маленькой дочкой ехали в соседний город к друзьям, на праздники. Было уже достаточно поздно. Черная мгла встречала автомобили краем своего мокрого асфальтового языка. Нелепый подвыпивший пешеход внезапно оказался на пути. Женщина успела среагировать и не задеть его, но дальше не смогла справиться с управлением и, ударившись о заграждение, врезалась точно в крепкую сосну. Накрапывал дождь. Все случилось очень быстро и слишком просто. Страшная авария. Когда пытаешься описать такие обычно ком в горле препятствует каждому твоему слову. Машина напоминала смятую ногой алюминиевую банку. Мать и дочь стонали от боли на всю прилегающую пустоту. Кто знает, какие страдания они испытывали в те короткие минуты, размазавшиеся в бесконечную ленту. Женщина была ещё в сознании, чтобы вызвать помощь по запачканному кровью телефону. Помощь затерялась и, похоже, застряла где-то навечно, где-то в смеси августовской мглы, засыпающего лета и истошного крика. Её дочь спасти не удалось. Мать пролежала в коме 73 дня, но смогла выкарабкаться.
Затем неправильная операция в московской клинике, затем ещё и ещё. Затем, наконец удачная, но уже стараниями немецких врачей. И период реабилитации. Но какая тут может быть реабилитация? Жить ей начать пришлось заново. Она теперь безутешная мать, ещё и инвалид, испившая свою наверно уже горечь с полна. Живет теперь в родном городе своих родителей и находится под наблюдением в клинике, в которой работает Павел.
Тяжелые повреждения позвоночника и сочетания их с другими повреждениями опорно-двигательного аппарата, внутренних органов, травмой ЦНС - не подарок на новый год.
Сколько силы в этом человеке. Сколько?


И снова закипела работа. Стали появляться новые папки, новые люди, персонал бороздил просторы белых кабинетов. Для каждого пациента приходилось изучать всю имеющуюся информацию на предмет необоснованного направления на рентген. Но такое случается не так уж часто. Потом следует назначение самого исследования и море необходимых рутинных записей о дозовой нагрузке, объеме, виде, дате, результате этого исследования. Изо дня в день. Павлу нравилось это стабильное однообразие, во всяком случае, всегда знаешь, что от тебя ждут. Да и платят вполне достаточно, чтобы прожить в этой торжественно-мрачной осени.
Он практически не общался с остальным персоналом, ну если не считать разговоров о насущих пациентах и милых бесед за чашкой чая о сегодняшней погоде. Его приятная, располагающая улыбка всегда избавляла своего обладателя от ненужных слов и каких-либо объяснений. Павел, благодаря своей естественной внешности, часто и надолго приковывал к себе внимание женщин, коих в клинике было подавляющее количество, но никогда не пользовался их расположением. Он просто работал десять часов в день и пять дней в неделю. Вся работа лежала в плоскости между его рабочим столом  и процедурной.
И тот дождливый день не был исключением. Желтый свет лампы всегда успокаивал и скрывал за собой тянущееся к полной темноте время. За окном одиноко стояли три голых бесцветных дерева, за которыми уже было ничего не разглядеть. Дождь не прекращался. Белые халаты стали постепенно находить вешалки, обычный рабочий гул спадал, словно кто-то специально регулировал громкость.
Павел разделывался с последними карточками. Мысли в голове путались, не мешая ему здраво рассуждать. К концу дня гель в ручке обычно кончался и уже ненужный стержень отправлялся прямиком в урну. Символично. Ему оставалось только взять ключи, телефон, одеться,  сдать все бумажки в регистратуру и не забыть зонт. Ещё пара сдержанных, однотипных фраз для блондинки на дежурстве, и он свободен.
Пальто ещё было мягким и слегка тяжелым от влаги, когда Павел вышел за последнюю стеклянную преграду к свежему воздуху. По-прежнему шел дождь. Но даже из-за его падающих, а затем разбивающихся об экран капель он видел, что снова ничего нет. Нет звонков. Нет сообщений. Ещё находясь на скользких каменных ступенях, Павел вынул из под рубашки два наушника и вставил их в уши. Больно. «Эти наушники уже наверно мозоли там натерли!» Но что делать? Надо выбрать, что-нибудь и пускаться в вечерний вояж. Пара нехитрых движений в кармане, и в мозг начинают литься спасительные звуки, разгоняющие кровь по жилам. «Вперёд…»
Размытые грязные очертания всего, что есть, тянули за собой. Нет, не домой, не сейчас. Темнота пьянила. Глаза чуть смыкались. Холодно. Сознание умышленно пряталось подальше от реальности вечера. Ноги шли, черт знает куда. Вода лилась по волосам вниз, стекала по лицу как слезы. Он любил дождь, любил растворяться и падать вместе с ним, также беспечно и бесповоротно вниз. Брызги, мерцания машин, запах листвы, но он был совсем далеко, в тихом районе, со старыми частными маленькими домами, там, где сырой темный воздух смешивался с темнотой и простирался морем с апельсиновыми волнами света. Рифы гитары отдавались в висках, давая уставшему телу новые импульсы для движения. Дыхание то учащалось, то замирало. Хотелось кричать. Дороги по захмелевшим улочкам, где были воткнуты почти голые деревья и спички фонарей, были такими…в них было что-то такое особенное, печальное, правдивое. Что-то на минуту успокаивающее, обезболивающее. Замерзшие руки в замшевых перчатках…их хотелось сжать, сломать, разбить об стену, в кровь, до боли. В домах уже горели все окна. На брюках оставались грязные брызги. Голова кружилась словно карусель.
Но вдруг он поймал себя на мысли: «Время!».
«Нет, всё хватит, хватит. Пора просыпаться. Нужно, нужно идти домой. Дома тебя ждут. Ты должен». Сырой мелкий ветер повернулся в продрогшую спину, и быстрыми шагами промокших ног Павел направился к цивилизации, к большим огням и шуму безумного города. По лужам и утопающим бордюрам он пробирался на ближайшую остановку.
Блестящий асфальт и почти черные силуэты зонтов перемешивались друг с другом. Все прятались от дождя, бежали, кричали. Зачем? Делая последние шаги до брусчатки, где останавливался транспорт, Павел окинул взглядом всё происходящее. «Удивительно. Всё так сильно перемешалось, взъерошилось, только лишь погода гнула свою линию. Великолепно. Великолепная погода.»
Автобус. «Это лишь последние 10 минут до дома. Не надо задумываться о них. Просто переждать…»
10 минут. Теперь осталось дойти. Пройти мимо высоких странных домов, опутанных трубами и автомобилями. Мимо. Потом найти свою входную дверь, пикнуть ключом, подняться 6 этажей пешком по лестнице и войти домой. Просто дойти домой. В тепло. Домой.
Вода лилась с него рекой, оставляя на каждой ступени свой непрерывный след. Вот она дверь с номером 23. Ключ в скважине. Несколько громких  на все прилегающие этажи поворотов. Щелчок. Дверь поддалась вперед, и оттуда приятно повеяло мясным ароматом.


Он вошел за порог, в прихожей было темно, свет горел только на кухне. Рука по памяти нашла выключатель, но лампочка лишь щелкнула и, наверное, умолкла навсегда. Он повесил сырую одежду и тщательно затолкал в обувь комки бумаги.
- Паш, ну что ты как долго? Я готовлю весь вечер! Для кого ты думаешь?
- Извини, так получилось. Ты же знаешь – осень…
- Опять придаешься своей меланхолии? А тут подлива стынет!
- Возможно тут нечто больше.
- Это из-за той девушки?
- Возможно. Странно всё это. Не бывает такого, что человек просит у тебя помощи, потом бесследно исчезает, и при этом ничего дурного не случается!
- Ты прав, но тебе стоит поесть.
- Да, сейчас только умоюсь.
Он зашел в ванную и облокотился на раковину. В голове возник шум, который исчез только под напором холодной воды. И в этот самый момент внутри проснулся голод, обычный приятный голод.
Когда он закрыл дверь ванной, в глазах появились «мушки», такие когда быстро встаешь. Несколько секунд тишины сменились, мягким желтым светом невысокой лампы и светлым уютом кухни. Марина сидела на стуле, уткнувшись в книгу, её светлые волосы полностью оберегали её тет-а-тет с книгой.
На небольшом столе стояли две закрытые сковородки, две пустые кружки, два чайника, две вилки и две ложки. Ужин прошел в обоюдной тишине. Хотя им было, что поведать друг другу. Так спокойнее, и усталость в союзе с такой классической осенью брали свое.
Свет из кухни вскоре разделился на две комнаты и вскоре погас вместе с мыслями о прошедшем дне. В квартиру пришел сон. Или тишина. Или осень. Но это было, все таки, уютным.
- Спокойной ночи!
- Да, и тебе, братик!
Но той ночью спокойный сон прошел мимо Павла. Хотя настроение было вполне семейное и умиротворенное. Предчувствие, оно было внутри, оно пугало его. Шло время ночи. За окном ничего не менялось - всё было в темноте и случайных отражениях. Он встал с кровати, проскрипел полом до кухни, налил из крана стакан холодной воды, и в тот самым момент, когда он подносил стакан к губам, он уснул, или может что-то словно вытащило из него батарейку или выдернуло шнур. Он упал почти неслышно, стакан не разбился, в текущей по полу воде стелился лунный свет.
Сон был очень неприятным. Из него нельзя было проснуться, пока он не закончится. Очнулся явно в старой хрущевке, на лестничной клетке второго этажа. Свет был темно-серым, как облачным зимним вечером. Кто скажет почему, тому никто точно не ответит. Он знал одно — ему нужно подняться на 4й этаж. Перила, по которым он поднимался, были неприятно металлическими. Глаза не поднимались вверх. Где-то наверху играло пианино. И в трубах повсюду задувала метель. Пройдя 2 пролета он остановился и сел. Звуки вместе со светом слились воедино и расплылись вместе со сном.
Он очнулся, в горле было очень сухо, и казалось, что ещё чуть-чуть и придет удушье. Но сознание возвращалось достаточно быстро, и Павел взял себя в руки.
Небольшими клочками сна на кухне он добрался до того, что называют утром. Наверное было шесть или пять часов. Он сходил в душ, поставил горячий крепкий чай. Пил он его всегда без сахара. Затем пришлось думать о предстоящем дне. На календаре месяц еще не добрался до своей середины. В кошельке ещё было достаточно денег. Он прошел в зал, или гостиную. Разонавесил окна, а за ними продолжалась ночь. Дождь кончился, судя по двум березам и липе во дворе, стоявшим в прицельном свете фонаря,  ветер дул с севера. Затем Павел открыл пианино и, с вдохновленным чувством, просто опустил пальцы на клавиши. Он не собирался их нажимать, просто прикоснуться к этому инструменту. Глаза закрылись сами.
Но его пальцы внезапно почувствовали что-то теплое и липкое, клейкое вместо клавиш.
«Мой»
 Он резко открыл глаза и вскочил в ужасе. Глаза искали нечто ужасное и непонятное сначала на руках, потом на клавишах, но все было в порядке, ничего кроме кожи и черно-белых клавиш не обнаружил даже свет люстры.
На секунду откуда-то возник аромат цветка. Непонятно какого, но не розы, не лилии это точно.
Сердце продолжало колотиться. Приступ адреналина быстро растворился в теле. Выступил пот. Может это недосып? Вполне возможно! Да, точно! Надо нормально спать. Время?
На часах тонкие светящиеся полоски выстраивали - 6:54.
Он быстро оделся, схватил ключи, телефон, что там еще было... Вытащил из холодильника коробку молока. Перед входной дверью его что-то остановило. Да!
Он разулся, прошел в комнату сестры, постарался ничего там не задеть, вынул из бумажника пару купюр, аккуратно положил их на её столик. Затем наклонился, чтобы поцеловать её, но она открыла глаза и прошептала: "Ты уже уходишь?"
Ответом ей был лишь теплый взгляд из утреннего сумрака её комнаты и шорох в прихожей. Дверь закрылась. Щелк.
Улицу наполняла прохлада.
Хотя, не только прохлада. Просыпалась суета с её желтыми и вскоре блекнущими фарами автомобилей. Павел направился на работу через парк. Коробки холодного молока хватило ровно до парка. Безумно хотелось черного хлеба. Это не главное. Странное ощущение не покидало его. Или сон? Или все-таки это было?
В этих раздумьях он опустился на сырую скамью. Что-то все равно было не так. Неспокойно. Предчувствие? Да, предчувствие, что уже свершилось. В желудке все равно урчало по утру.
Стрелки часов упорно ползли вверх. Мысли не оставляли его голову. Он встал и пошел бродить, укрываясь от ветра, до места своей работы.
Было уже почти 9, когда он подошел к двери клиники, его слух зацепил звук костыля, который шаркал по сырому асфальту.
- Здравствуйте, Павел Дмитриевич...Наверное, мне сегодня к вам.
- Доброе утро, Виктория. Позвольте, вам помочь.
Это была та самая женщина, которая выжила после аварии. С первого взгляда мало что напоминало о том, что она перенесла, только костыль справа, желтый пакет, явно наполненный медицинской макулатурой формата А4, и глаза, такие осенние, молодые глаза.
Он взял её под руку и провел внутрь помещения. Блондинки на посту не было. Наверное, только что пришла и переодевается.
- Время еще раннее, вы подождете здесь? Хотя... могу принести кофе.
- Нет, спасибо. Если можно, то...воды, просто воды.
- Конечно!
Он сбросил верхнюю одежду на вешалку, и подошел к емкости с питьевой водой. И снова в глазах потемнело, прилил адреналин в кровь, в висках отдался один глухой удар, большой, серый и сферический. Рука уперлась в стену. Звездочки заморгали перед 10 литрами воды.
- Паш, ты чего? Тебе плохо? Сядь! Я сама. - В помещение с искусственным светом влетела Елена. Перепуганная, но сдержанная.
- Нет, просто давление скакануло, резко встал.
С этими словами он слез на кожанный диван, и закрыл глаза руками. Потом машинально нащупал амиак в кармане пальто.
Нашатырь бысто вернул всё на круги своя. Павел быстро схватил всё свое и испарился в коридоре. Хлопнула дверь кабинета.
На белом диване, оставив костыль рядом, Виктория погружала свой взгляд в стакан с водой. Неизвестно почему, но ей хотелось улыбаться. Искренне. Во рту было сухо. Она здоровалась с приходящими на работу врачами, пока девушка на регистрации, что-то записывала, смотрела, звонила. Все, как и должно быть. Пускай Господь дает нам испытания. Сегодня ей 30.
Впервые за последние месяцы она проснулась без боли. Она, конечно же, пришла вскоре. Но эти утренние пасмурные минуты были такими легкими и счастливыми.
После аварии, она вернулась в родной город, родители и знакомые помогли с квартирой. Жить снова начала идти. Повезло с работой. Она устроилась веб-редактором в известной сети магазинов. Работа на дому, за компьютером. Пришлось правда изучить не одну книжку по интернет-дизайну, но дело оказалось посильным для нее. Работа, она отвлекает, и жить ведь на что-то надо.
Прошлое было далеко. В нем было счастье и разочарование, но это была совсем другая история. Всё, что связывало её с ним, это фотография дочери и конверт от мужа, в котором лежало его обручальное кольцо. Он ушел, когда их дочери было 2 года. Она всё знала, и приняла как должное. Но судьба принесла еще больше испытаний...
Сейчас она держала в руках полупустой стакан воды. В него попадал искусственный солнечный свет ламп и вибрация суеты. Милая девушка, сидящая в регистрации, что-то уже проверила, оформила, написала. Она только улыбнулась ей от всей души, но ничего не сказала в ответ.
Она поднялась на свою металлическую опору и уверенно зашагала в направлении естественного для этих мест запаха.
Это было очередное обследование. Необходимо было постоянно проверять кость после снятия аппарата Илизарова, иначе все операции, вся боль, да всё - в пустую.
Третьим по счету был кабинет Павла. Когда она открыла дверь, он в белом халате, спокойно сидел за компьютером. Рядом у невключенной лампы стояла полная чашка кофе.
Она инстинктивно пыталась изучить его, как бы получая из каждой детали множество информации. Стоит отметить, что это весьма увлекательно.
- Присаживайтесь.
Он поднял взгляд, отъехал на стуле от компьютера. Перед ним стояла женщина, красоту которой можно было не заметить только под горой цветов. Она действительно была красива, но операции не могли пройти бесследно. Уже при более внимательном взгляде бросалась в глаза искалеченная нога, шрамы на шее и усталость, усталость во всем облике. Волосам явно не хватало сил, поэтому, наверное, она их заплетала или прятала под головным убором. Хотя вот именно сейчас, а может и при самой встрече у двери, глаза её светились очень ярко. Как понять от чего? Она знает, что он сходит с ума? Или она сама сходит с ума?
- Что мы будем с вами делать? – с улыбкой и настроенностью прозвучал голос Павла.
- Вам лучше знать. – Виктория тоже не смогла сдержать улыбку.

Быстрая и качественная процедура рентгеновского исследования доставляла Павлу удовольствие, а положительные результаты, которые на темно-зеленом снимке высвечивал ровно светящийся прямоугольник, радовали еще больше. Сегодня для Виктории были хорошие новости. Кость срасталась на удивление хорошо. Новые дефекты, во всяком случае, не выдавали себя. Это приятно сообщать пациентам хорошие новости. И у самого врача появляется повод для радости, а жизнь хоть на мгновение окрашивается в оптимистичные тона. Самое страшное позади.
- Аппарат Илизарова сняли во время. Думаю, теперь лечение будет ограничиваться определенной диетой, безусловно, витамины и специальные упражнения. Во всяком случае, я так думаю. Привычка к костылю останется еще на некоторое время. Вы – очень сильная женщина. Вы – молодец. Признаюсь, я читал вашу историю болезни, и мы часто с коллегами обсуждали ваш случай. Он не уникален в российской практике, но просто замечательно то, что вы смогли.
- Не знаю. Мне часто говорят, что я сильна духом и так далее, но, знаете, я не устала от этого. Я просто живу и принимаю все как должное. И хорошие вести из ваших рук – лучший подарок для меня сегодня. У меня день рождения сегодня. Спасибо, Вам…я, пожалуй, пойду…