Пусть помят гл. 13 Ночь

 

На краю перрона сидел безногий солдат в мокрой, бесформенной, подоткнутой под обрубки ног, шинели. Солдат протягивал к проходившим мимо него широкие, черные как сама земля, никому теперь не нужные, рабочие руки. У него не было сил просить, а, может, и не было желания унижаться. Но пустой желудок лишал последних сил и руки сами тянулись к людям, проходившим мимо. На что ещё мог надеяться он, только недавно мявший податливый и послушный металл этими руками? Недавно ли,  давно это было, а теперь? Он понимал свою ненужность, видел столько несчастья вокруг, но сердце не хотело сдаваться.   Свет этой веры отражался в глазах и отталкивал людей,  решившихся было подать инвалиду.          
- Вот и пропал дядя… - вырвалось у Виноградова. Он споткнулся о попавший под ноги чей-то баул, выслушав мат от многодетной бабы, пробрался мимо груды мешков, а когда оглянулся, то не увидел больше инвалида.
Жалко мужика, но неизвестно, каким для него будет завтрашний день.
Виноградов плотнее прижал маузер и, не вспоминая больше о солдате-инвалиде, пошел следом за всеми.

В дальнем тупике стоял эшелон с хлебом. Широкие двери вагонов раскрыты, из распоротых мешков сыпалось на землю бесценное зерно.
- Дяла-а-а, - протянул Мясов. – Сколько хлебушка сгубили.
Закрывая по ходу двери, Виноградов расставил бойцов через каждые два вагона. Потом стал обходить посты. Так прошли первые часы.
Виноградов знал толк в караульной службе, а потому, понимал свое бессилие. Рядом пути заставлены, при желании под вагонами можно вплотную подобраться к охране и, если нападающих будет больше, поражение.
Умение воевать – нее просто умение командира. Это знание и дисциплина бойцов, помноженные на опыт и разумную храбрость. Именно это выделяло Виноградова среди молодых солдат прибывших на фронт.
Однажды, во время боя, был убит прапорщик, взводный командир. Володя возглавил взвод, потом стал унтером. Начальство, видимо, думало, что новое назначение оттолкнет Виноградова от солдат, но этого не произошло.
В феврале, его избрали в полковой комитет, и стал Виноградов решать судьбы других.
Решение полкового комитета «Все по домам», он не поддержал. Опасно для России было это решение. Однако его не поняли, или он не сумел объяснить доходчиво, остались в окопах лишь большевики да сочувствующие им. Нужна была помощь, так оказался Виноградов на берегах Невы, у остывающего Петрограда.
Эту свою обязанность, он передал Тимофееву, который должен был сообщить в Смольный.
И  не было здесь окопов, не было видно врага, но и тут был фронт, без которого не будет ни завтрашней победы, ни вообще армии.
Володя смотрел по сторонам.
Темнело.
Ветер тянул меж вагонами мелкий сор, застоявшийся запах людского пота.
Сейчас бы глянуть на все это. Виноградов поднял голову.
С остывающих крыш вагонов поднимался пар. Конечно же, на крыше им будет все видно, а их снизу не заметят.
Разделились на три группы, расположились по-домашнему, как можно было, на крышах. Володя осмотрел снизу свое хозяйство, остался доволен. Основательно устроились мужики. Сам пошел в конец эшелона на тормозную площадку к Николаю Воздрону.
Прошло несколько минут, но спокойных ли?
Воздрон стоял и думал об их новом командире. Что притягивает его лично к этому унтеру? Говорит из тайги, но грамотный, читал книги, видно.
Не зная зачем, начал Воздрон рассказывать Виноградову о Смольном, штабе революции. Про архитектора Кваренги и то, что строился дворец, как закрытое учебное заведение – институт благородных девиц.
Володя не удивился житейской мудрости, связанной с названием института. Смольный двор в 18 веке, где варили смолу для кораблей, Смольный институт – все понятно.
А Воздрон говорил о двух световом, расположенном в южном крыле здания, актовом зале, где 25-26 октября заседал Всероссийский съезд Советов.
Невдалеке раздались шаги, кто-то громко стал разговаривать, а рассказ Николая об украшении Смольного, «образе классицизма» и восьми колонном портике, который покоится на высоком цокольном этаже, прорезанным аркадой, Виноградов практически не слушал, а Николай никак не мог остановиться.
Из-под стоящего рядом эшелона, стали вылезать какие-то люди с мешками и котомками.
Воздрон, прервав рассказ на полуслове, спрыгнул с тормозной площадки, действовал он куда быстрее, чем думал, винтовка осталась прислоненной к стене вагона.
- Стой! Назад! – крикнул он, бросившись вперед.
- А ты хто такой? – прозвучал испитый голос и невысокий парень в военном френче, с окурком, прилипшем к нижней губу, выступил вперед. – Счас все наше, все народно, а значит мое и иха!. Усек? Тогда катись ты в …
Налетчик, с протяжным геканьем, опустил на голову Воздрона кусок железной трубы.
Володя не ожидал такого исхода, а поэтому немного помедлил от неожиданности и понимания собственного бессилия перед этой безликой, бездумной массой людей.
Он рванул маузер из коробки, хоть с убийцей покончить. Гнев к этому существу в облике человека, только что совершившему просто так, ради своего  удовольствия, убийство, заполнила все его существо. Виноградов медленно подходил к налетчику, поднимая оружие на уровень груди.
- Ах ты гнида косоротая, - Володя не мог подобрать слова, - где ты был, гад, когда мы с ним, Володя кивнул в сторону лежавшего в луже крови Николая, - в окопах сидели? Где морду сифилисную отъел?
- Я тожи сидел, - убийца попятился от наведенного на него оружия, прячась, за стоявших рядом здоровых мужиков в полувоенном, - не по своей воле, в «Крестах».

Молодец отбросил обрезок трубы и, поправляя в рукаве выскальзывающую финку, стал поглядывать, куда ему бежать в случае чего.
Выстрел поверх голов, не остановил толпы, но послужил сигналом. От головного вагона бежало несколько человек с винтовками наперевес с примкнутыми штыками, с крыши соседнего вагона, спрыгнуло еще двое солдат, и сразу внесли ясность.
Не было желающих подставить свои теплые животы под стылые штыки. Передние качнулись назад. Кривоносый парень первым нырнул под вагон, остальные за ним. Под ноги прибежавших солдат попали брошенные в спешке картузы, мешки, какие-то тряпки. Между шпал, недалеко от Володи, притаилась, хищно поблескивая отточенным лезвием финка.
Мясов, поправлял распустившиеся обмотки, зацепился таки, когда сигал с крыши.
Холодный ветер сушил пот. Бойцы не ждали ничего хорошего от обступившей их темноты, но не собирались запросто отдавать свои жизни.
Виноградов поднял нож за аккуратно подогнанную под пальцы рукоять, сунул за голенище немецких сапог. Тело Ваздрона, положили под вагон, разошлись по своим местам.
Не построил Николай своего дворца, не досказал своей истории.