5 апреля 2004 г. понедельник.
Привет Дорогой Дневник.
И хоть ты бесчувственная и безмозглая материя, я все равно с тобой здороваюсь, так как отныне и впредь ты будешь моим другом, моим отражением, моим вторым я.
Позволь рассказать тебе дружище, зачем ты мне нужен! Понимаешь, все это время я нуждалась в ком-то, кто будет мне опорой и помощником, но как оказалось, такую как я, очень сложно вытерпеть. Поэтому ни один претендент не выдерживал и дня, моих занудств. Вот, теперь всю ответственность я взвалила на все твои сто пятьдесят страниц, обещаю не теребить по пустякам и писать мелким понятным почерком, чтобы тебе было приятно и не больно.
Давай познакомимся поближе. Я твоя хозяйка. Мне пятнадцать лет, я живу в Москве учусь в десятом классе, меня зовут Женя, но друзей я прошу называть меня Ко, поэтому для тебя я тоже просто Ко. Я беспамятно влюблена в свой идеал мужчины, Курта Кобейна и еще я фанатка группы Nirvana. Я девственница.
Заполняя тебя, дружище, я только сейчас поняла одну важную штуку. Что это определенного рода ритуал, когда я пишу для себя же описание себя же! Это знакомство с тобой, ведь я до этого никогда не вела дневников и если честно немного волнуюсь, потому что многие мои знакомые подруги завели себе дневники и преспокойно делятся с ними своими идиотскими мыслями. Я не отрицаю, что для кого-то мои мысли и переживания тоже покажутся идиотскими.
В общем, ритуал, прошел успешно. Ты моя первая обновка, которую я купила на первую зарплату, на первой своей работе в фаст-фуде. Это, по-моему, называется тавтология, когда часто повторяется одно и то же слово (узнать).
Сегодня дневник, твой день рождения и сегодня же день смерти Курта (уже десять лет). Когда я перечитываю биографию его жизни в конце всегда плачу. Почему? Вопрошаю я. Почему такая несправедливость в жизни?
Извини дневник, у меня нет сейчас большого торта с одной свечкой, чтобы ты мог задуть ее и загадать желание. Я даже знаю, что бы ты загадал. Теперь ты часть меня, как я понимаю, значит, наши мысли должны быть идентичными. Но как, ни старайся, мы не сможем его воскресить.
Слушай… или читай,… впитывай синие чернила, черной по цвету ручки. У меня есть маленькая,… нет большая мечта. Представь:
Мне двадцать пять лет, я живу в Америке в городе, который должен обязательно заканчиваться на « -таун». Какой-нибудь даун-таун. Почему даун? В общем неважно. У меня свой большой-большой особняк, где я хозяйка. Моим мужем обязательно должен быть Кобейн.
Знаешь, как будет проходить наш день? Мы будем играть в прятки на раздевание. И к обеду уже должны быть полностью голыми. Наигравшись вдоволь, я пойду жарить яичницу, а Курт будет сидеть за столом, курить и напевать “Lithium”. Клубы дыма от его сигарет будут заволакивать все пространство. И весь наш особняк будет одним сплошным дымовым облаком. Я нахожу романтичным образ заядлой и тупой наркоманки. (Сама никогда не пробовала, даже не курю, но очень хочу). Курт будет моей опорой.
Еще у нас будет игра, под названием «Дорогой, когда ты вернешься?». Я в белом платье Мэрилин Монро, буду целовать милого в губы на крыльце дома, а он в шляпе, а-ля гангстер, с тростью и кубинской сигарой в зубах. Я должна спросить его певчим голосом пташки:
- Дорогой, когда ты вернешься?
- Скоро детка, - это его реплика, после чего он должен шлепнуть меня по попке и спрятаться за статую (у нас будет каменный сад, должен быть).
- До свидания милый, - я машу ему белым платочком.
А потом я сажусь на крыльцо и напеваю какую-нибудь песенку, вышивая крестиком и…
Вообще я набитая дура и совсем не похожа на Мэрилин Монро. Я шатенка, у меня второй размер груди… p.s. второй меня кстати – устраивает. У меня длинные до задницы волосы и большие зеленые глаза. Я красивая, как говорят многие.
Позже
Привет дневник. Уже вечер. Я решила продолжить наше с тобой знакомство. Сегодня утром, нет днем, когда я тебя открыла, сразу поняла, что это первый и уж точно не последний раз. Чувствуешь тепло исходящее от меня, когда я пишу и слегка надавливаю на тебя влажными от пота руками?
Пожалуйста, не думай, что я такая тупая фанатка какой-то там Nirvana. Я умею думать и в отличие от некоторых твоя госпожа Ко отличница в школе.
Наверняка, ты подумал, что раз я отличница, то ботаничка! Неужели тебе не хватило моего описания выше? Ботанички не бывают фанатками Nirvana, ну лично мне так кажется. В общем, друзей у меня немного, раз уж на то пошло. И как раз все это время, в которое я не делилась с тобой своими переживаниями, я разговаривала со своей подругой Сонькой. Мы называем ее Сонька Золотая Ручка, в честь той самой «Золотой Ручки». Как-то раз учитель по истории рассказывал нам о ней, и прозвище подошло к моей подруге как,… в общем, влипла она.
Хотя у Соньки ручки золотыми никогда не были, а росли они из задницы. Мало того, что она левша, так еще, любая вещь, которая попадет к ней в руки, через пять минут обязательно была разбита или сломана. Случаев ее халатного отношения к чужим ценностям уйма. Но парадокс в том, что мои вещи Сонька никогда не разбивала.
Зачем она звонила? Да просто так. Я сказала ей про тебя, дневник, а она сказала, что у нее ты тоже есть. И тогда я подумала,… какую ахинею я пишу!
У тебя мозги, наверное, из ушей потекли. Но мне кажется, что моя жизнь достаточно скудна и не разнообразна. Каждое утро ровно в семь утра я просыпаюсь и собираюсь в школу, потом возвращаюсь домой, ем и еду на работу, возвращаюсь и сплю.
Кстати, новость все-таки есть. Сонька предложила устроить девичник в субботу. У нее уезжает брат, куда-то к друзьям и квартира свободна, не считая родителей. Но они не помешают. У нее вообще классные родоки, не то, что мои.
Моя мама эталон совершенства для соседей и злостная химера для меня. Объясняю: есть такой тип людей (сама разобралась), которых я называю «не-то-чем-кажется-на-первый-взгляд».
Она производит неизгладимое впечатление на окружающих людей и на себя. Для сорокапятилетней тетки, мама держит себя в форме и даже влезает в мои джинсы. Мы с ней не в ладах, в общем. Она часто кричит на меня, когда я на полную врубаю музыку. Примитивная какая-то, неужели в свои пятнадцать она не ловила кайф? Если нет, то,… как бы это правильно написать,… зачем ей вообще были нужны эти пятнадцать лет? Могла родиться, вырезать из памяти тинэйджерские годы и сразу стать взрослой занудой. Нет же! Она постоянно ставит мне в пример свою непорочную юность, приговаривая: «А вот я в эти годы то-то и тыры пыры…».
И папа.
Папа, тихий и спокойный, и порой даже настолько спокойный, что вызывает жалость у всех остальных. Как-то раз я услышала разговор двух соседских старух-тарахтелок: «у них в доме доминирует Елена». Я помню выражение лица бабульки, когда она произнесла имя моей матери, это выглядело так, будто она призвала только что самого дьявола из ада. Папа кричит и ругается матом только в одном случае, когда наша сборная проигрывает. Все, больше ничего такого не припомню.
А родители Соньки, они, во-первых, какие-то иноверцы кришнаиты что ли, но в школе мы их называем «обдолбыши», потому что никто никогда не видел их без сигареты! И, во-вторых, они по-детски, добрые и наивные. А вообще Сонька молчаливая. Она какая-то особенная девочка, всегда на своей волне. Брат ее вполне ничего себе, он старше меня на четыре года и мне кажется, если бы мы с ним встречались, то у нас могло бы сложиться что-нибудь. Но я верна только своему идеалу.
Курт.
Кобейн.
5-го апреля 1994 его не стало, мне тогда было пять лет, и я не знала, что где-то там далеко-далеко от меня, Курт покончил жизнь самоубийством. За это я его ненавижу, и люблю в тоже время.
Дорогой дневник, хотя если честно ты не очень-то и дорогой, потому что стоил всего-то двести рублей…, извини. Дорогой дневник, только никому не рассказывай! Я очень хочу умереть в двадцать семь лет!
6 апреля 2004 вторник.
Доброе утро дневник! Как тебе спалось на новом месте? На стеллажах в магазине, наверное, было не уютно, тем более, когда тебя сверху сдавливают еще пара стопок твоих двойников.
Папа только что спросил, чем я занимаюсь. Я сказала, что веду дневник. Он погладил меня по головке, свою "маленькую дочурку" (так он меня называет) и сказал:
- Это хорошо, записываешь свои мысли сейчас, а когда прочитаешь их в далеком будущем, будешь смеяться, держась за живот.
- Почему? – спросила я.
- Потому что со временем мысли меняются! Это сейчас ты думаешь так, а годам к тридцати...
«…я умру», - закончила я за отца, а его концовки я просто не расслышала.
Пошла в школу.
Вечер.
My girl, my girl, don't lie to me,
Tell me where did you sleep last night?
In the pines, in the pines
Where the sun will never shine
I would shiver the whole night through
(с) Nirvana – My girl
Я послушала только что эту песню. Мурашки по коже. Его голос (Курта Кобейна) до сих пор стоит у меня в ушах. Хотя нет, не правильно, он не стоит. Он бесится в ушах как зверь, бьет по перепонкам, и я двигаюсь под этот бинарный ритм в своей голове, как дура, скажешь ты. А тебе отвечу – нифига не дура, я просто счастливая.
Сегодня был очень тяжелый день. Задали на дом кучу всякой фигни и просили меня, как отличницу стать ведущей в какой-то там театральной постановке младших классов. Согласилась! И сейчас сижу и жалею. Текста учить, не переучить! А мне еще на работу надо идти.
В общем, может, попробую завтра как-нибудь отказаться. Скажу, что горло болит. Хотя к тому времени должно пройти, поэтому мне откажут.
Дневник, я только что представила тебя, как реально существующего человека. Знаешь, ты оказался таким смешным, потому что постоянно следуешь за мной, и из тебя сыплются мои мысли. Ты не успеваешь подбирать, как из тебя падает еще больше и вот ты уже просто перепичкан моими записями. Ты корчишься в рвотных рефлексах, и тебя блюет на тротуар бело-синими клочками. Бедный дневничок.
Сейчас подожди, я сделаю тебе подарок.
...
Ничего что я испачкала своими губами половину листа? Но я, же тебя поцеловала, тебе должно быть приятно. Ах да! И вот еще.
Это распечатка с компьютера. Смотри это Курт с ребенком и Кортни, его жена. Хотя ты прекрасно понимаешь, что я на ее месте смотрелась бы лучше.
В школе было очень хреново сидеть на уроках и слушать весь этот бред, который толкают учителя. Могу терпеть только алгебру и литературу, ненавижу до коликов в сердце «русский-язык», наверное, я наделала больше ошибок, чем написала. Не находишь? Хотя в школе, как-то удается писать правильно.
Сонька уже написала список приглашенных, там были две Катюхи и Анька. Ее мама обещала приготовить карри, а папа обещал сыграть на ситаре. Когда я впервые услышала звук ситара, то просто замлела. Он похож на длинный и протяжный дзынь. Мне сразу представилось какое-нибудь индуистское многорукое или многоногое божество, которое непонятно танцует под такую музыку. Высовывает длинный язык. Это божество одновременно и злое, и умиротворенное, по цвету скорее всего красное.
Нирвана – в буддизме это состояние умиротворенности. Нет страданий – полная нирвана. Ситар погружает меня в такое состояние.
Когда я была в гостях у Соньки, ее отец играл на ситаре. Я уже проваливалась куда-то внутрь, как он резко остановился и предложил выпить кофе, с такой улыбкой, будто ничего и не случилось. Да уж странные они люди.
Но в мою Нирвану меня все, же погружает Nirvana! Или Курт с его хриплым голосом.
Блин, пишу какой-то бред. Ведь и толком-то не разобралась что значит хотя бы половина из того что я тут написала. Какие-то странные домыслы о буддизме, индуизме, состояниях и тому подобной белиберде. Я знаю только одно, буддизм от слова Будда, с этим никто не осмелиться спорить.
Только что нашла в интернете музыку, исполненную на ситаре!
Позже
Однажды мне сказали страшную вещь, от которой, когда я пришла домой, разрыдалась как малолетняя. Цитирую:
- А ты в курсе, что ты слушаешь трупа?
- Не поняла, - отвечаю я.
- Ну, вокалист нирваны умер же. Значит сейчас он труп.
Я заткнулась. У меня было такое состояние, будто мне вдруг приподняли завесу тайны и сказали, шепча на ухо: «Деда Мороза не существует».
И знаю же, что да в какой-то степени так оно и есть! Но зачем мне это напоминать? Курт… Курт… Кобейн. Это имя для меня как мантра счастья. Если я буду повторять его с закрытыми глазами, медитируя, то на меня обязательно снизойдет Дзен. Снизойдет и шарахнет молотком по голове и разлетятся маленькие разноцветные искорки. «Вуа» - прокричу я и зальюсь диким хохотом.
Единственное, что я сейчас хочу! Это оказаться в его объятиях. Знаешь дневник, образ Курта для меня… эм…
Он мне как старший брат, заботливый и добрый, с открытыми глазами и теплой улыбкой. Потом он мне как парень безудержная машина любви и секса, секса и любви… (странно, это говорит девственница)! В нашем доме в городе с концовкой на «…таун», мы будем трахаться каждый день, каждые два часа. Я буду вдыхать аромат его тела…
Блин, мама стучится, мешает. Ложусь спать. Доброй ночи дорогой дневник.
8 апреля 2004 года. Четверг.
Привет Дорогой Дневник!
Прости было лень. Устала вчера как собака. Все-таки работа это не девичья. Носишься как в жопу раненная по ресторану, а кто-то выше должностью на тебя орет.
Сегодня учили стоять на кассе. Наделала кучу ошибок и испугалась одного недовольного посетителя. Он сказал, что я медленно обслуживаю. Блин, сам бы попробовал постоять, мозг только так выносится.
Хотя знаешь Дневник, я немного освоилась и уже привыкла к такой обстановке. Тут работают люди разных национальностей, слоев населения, умных и тупых. В ресторан каждый день приходят такие же разные люди, но почему-то мне кажется, что большинство из них тупые. Наверное, мне не следует так говорить. Я уверена, что меня тоже какой-нибудь идиот называет идиоткой, потому что уверен в моем идиотизме также как в собственной проницательности. Эм… написала какой-то бред (в общем, как обычно).
Сегодня все опять ржали над Сонькой Золотыми Ручками, точнее над ее предками «обдолбышами», а она как обычно неприступная, на своей волне пропускала мимо ушей обзывания.
Я ей так завидую, она такая сильная. Она, кажется выше других, как взрослая рассуждает, что нормально, а что нет. Ведь большинство парней в нашем классе – сборище тупых ублюдков, кроме двух. Первый из них Димка – козел отпущения. Все его стебут и называют придурком только из-за того что он картавит и не может выговорить букву «Р» и Олег, по кличке «лось», из-за фамилии Лосев. Олег типичный вид богатенького и доброго паренька, так же как и Сонька смотрит на всех свысока, но в отличие от нее, он взгромоздился на свою дозорную башню, построенную на принципах: «с мелочью не общайся», когда как моя подруга руководствуется: «что не случается все к лучшему».
А все остальные лежат на ладони. В какой-то степени я отношусь ко «всем остальным».
Сегодня, дорогой дневник, я села вместе с Сонькой на качели и мы говорили. Долго. О жизни, о школе, о любви… я спросила, как ей удается быть такой спокойной, когда все вокруг тычут пальцами. Она лишь слабо улыбнулась и ответила:
- Зачем обращать внимание на какие-то глупости, когда в мире есть куча прелестей, на которые стоит посмотреть. Подумаешь, мои родители курят и думают, что они кришнаиты. Просто, я не уверена, что правильные кришнаиты ведут себя именно так, как мои родители, скорее они похоже на растаманов, - подытожила Сонька.
- У тебя классные родители. Я бы сама хотела таких иметь, - сказала я.
Дневник, знаешь, мне теперь стало стыдно. Почему я мечтаю о чьих-то других родителях? Пусть они будут лучше моих раз в тысячу, я все равно буду любить только маму и папу, своих родных… и, конечно же, Кобейна.
Я прямо сейчас пойду и крепко-крепко обниму и поцелую мамочку.
Настроение просто замечательное, взвинченное. Наверное, это все из-за песни, которую я мурлыкаю под нос с самого утра.
We passed upon the stair
We spoke of was and when
Although I wasn't there
He said I was his friend
Which came as a surprise
I spoke into his eyes
I thought you died alone
A long long time ago…
(с)Nirvana – The Man Who sold the world
Она такая… непередаваемая. Эту песню я слушаю с закрытыми глазами и танцую под такт, поднимая руки вверх с каждым новым аккордом.
Хотя я слышала, что это не его песня, а Дэвида Боуи (Dawid Bowie). Мне кажется, что Курт очень многое вложил в ее исполнение, частичку себя, потому что, когда танцую, я чувствую его присутствие. Он подходит ко мне сзади и берет за талию, целует в шею, щекоча щетиной. В этот раз никакого секса, только романтика, он держит меня в своих объятиях и смотрит в глаза, а я в его. И, Боже мой, тону-тону. Его глаза переполнены любовью ко мне и в то же время олицетворяют стальную клеть, в которую я намереваюсь угодить и остаться там навеки. Именно этого я и хочу, быть всецело в его власти, в его глазах.
Он гладит меня по спине и целует в губы. Я чувствую сок его тепла и приторно сладкий вкус слюны, и мне кажется, что его язык сделан из карамельных леденцов.
Ах, Курт!
Сонька не разделяет со мной пристрастия к Nirvana. Она говорит, что это глупость. Музыка должна быть спокойной и приятной и нагонять на ритм расслабленности и кайфа, как-то так, поэтому она на дух не переносит электрогитар и тяжелой музыки. Сонька выбрала для себя совершенно другой музыкальный жанр, фолк. Она просто фанат кельтской музыки! Выпросила у родителей купить ей харди-гарди и еще осваивает игру на там-таме. А я же в буквальном смысле умоляла маму о гитаре. Обещала многое, о чем сейчас смешно вспоминать… Мама сказала, что подумает об этом к моему дню рождения. Дневник, обещаю, что первую песню посвящу тебе. Назову ее – «Хранитель тайны» или нет. Лучше - «Он знал о ней все».
И знаешь, если я получаю все вышеперечисленное от Nirvana, значит Курт писал качественную спокойную и приятную музыку. Получается, что так.
Посмотрела на часы (00:45), уже поздно, надо ложиться спать.
Спокойной ночи дорогой дневник. До завтра.
9 апреля 2004 года. Пятница.
Привет Дневник.
Радостная новость… готов услышать? Мне отказали. Я буду участвовать в этом долбанном детском вечернике. И вообще это был сарказм. Блин нервы лезут через край. Почему я такая тупая, согласилась. Могла бы все сразу послать к чертовой матери. Неужели я такая безотказная? По дуновению ветра на все соглашаюсь, а потом жалею об этом.
Тем не менее, времени еще предостаточно. Завтра иду к Соньке в гости. Народу будет меньше, двоих не будет. Анька только придет, и я бы рада, чтобы ее не было. Она зануда. Считает, что каждое ее слово на вес золота, истина в последней инстанции. Как скажет эта блондинка, так оно и будет. И мне до сих интересно, как такая незаурядная нарядная кукла, любовь всех мальчиков в классе идет в гости к «обдолбышам». Кстати, именно она и придумала им это прозвище. В такие моменты мне непонятны действия Соньки. Это похоже на «раздели трапезу с врагом». Ведь Аня обязательно воспользуется случаем и опять пустит какую-нибудь байку. Она явная стерва, улыбается в лицо, а за спиной держит нож. Деятельность у нее такая, все про всех знать, потом преувеличивать и выставлять на посмешище. Я если честно пытаюсь от нее отстраниться (не ляпнуть бы что-нибудь невпопад завтра).
Ха! Только что тупо пялилась на чистый лист бумаги и не могла понять, что хочу написать. Вроде, что-то точно хочу, но вот понять, что именно никак не удалось. Либо мыслей много, либо их вообще нет и в голове пусто.
Дневник, тебе нравится мой почерк?
Сонька говорит, что дневники нужны для записи собственных мыслей, а не точного констатирования прошедшего дня, типа как проснулся, умылся, оделся, поел, вышел, пришел, посидел, сходил в туалет и так далее. Я с ней согласна. Мне вообще нравится ход мыслей моей подруги.
Мне кажется, что мы будем дружить еще очень долго, можно сказать всю свою сознательную жизнь.
Я сейчас как раз слушаю песенку Smells Like Teen Spirit. И понимаю, что это про нас. Несет молодостью! «Привет-привет-привет очень паршиво?» – сама перевела.
Ну, вообще дневник, не думай, что в мой музыкальный рацион входит только одна Nirvana. Я просто слушаю голос ее чаще остальных, но в музыке у меня есть разнообразность. Мне нравится песня Джейсона Донована – «Sealed with a kiss», люблю русский рок, группы: Lacrimosa, Avril Lavigne и Marilyn Manson. Мне нравится, когда в голове либо кто-то раздраженно орет, либо плачет или дарит тепло, как это делает Кобейн.
Я не знаю, когда влюбилась в него. Либо после того как увидела его фотку, либо когда послушала пару песен. Но я точно уверена в своих желаниях, когда я думаю о Кобейне, у меня внизу все жаром отдает и потеет.
Читать я тоже молодец. Особенно когда родители увозят на дачу, то запасаюсь как можно больше книгами. Вот, например, за прошлое лето щелкнула «Властелин колец», красный томик «Рэя Бредберри» и прочитала Леру Гастона «Призрак оперы». Как правило, я не руководствуюсь какой-то одной темой. Сужу книгу по обложке и комментариям других чтецов. Потом, если нравится описание, читаю. Интуиция никогда не подводила, какую бы книгу не купила, она обязательно будет интересной.
После той или иной прочитанной книги я люблю воображать себя главным героем. Во "Властелине" я естественно была Арвен, справедливой и бесподобно красивой… ушастой. И именно я сразила Око Саурона, именно я бросила кольцо и мартышку голлума в раскаленную лаву, а не какой-то там пресловутый хоббит из глухой деревушки. Сонька мне как-то рассказала, что испытывает то же самое. Но она в основном читает классику. Она поставила перед собой цель – перечитать все известные произведения Гюго. И, Боже мой, прочитала.
Я уверена, что многие из моего класса берут в руки книгу только раз в году, и то по случайности. Да та же Анька. Она, зуб даю, ненавидит читать, только слушает свою бредовую музыку, фотографирует свое зеркальное отражение и вытягивает губки. Как утка. Кошмар, по спине от такого холод.
Позже
Папа предложил смотаться в кафе. Удивилась. Мы даже переглянулись с мамой. Было около двадцати часов. Папа настоял, чтобы мы собрались и как следует, отдохнули, всей семьей.
- А то мы ссыхаемся в четырех стенах, - сказал он.
Я с ним согласна. Нашей семье не хватает отдыха. Взять хотя бы тех же Сонькиных родителей. Ее мама преподает искусство йоги в фитнес-центре, а отец держит собственный клуб. Их жизнь с самого утра полна приключений, когда как наша, протекает, ползет со скоростью самой-самой медленной улитки. Один сантиметр в полчаса, где-то так.
Мы просыпаемся почти одновременно. Папа сразу идет в ванную бриться, мама еще досыпает, я иду на кухню ставить чайник. Потом через полчаса просыпается мама и начинает что-то мне наставлять:
- Причешись. У тебя красивый лоб не прячь его. Мне кажется, эта юбка тебе не идет…
И все в этом духе. Мы с папой выходим молча, садимся в машину тоже молча. И лишь, когда он довозит меня до школы, целует на прощание, то говорит:
- Будь осторожна красавица.
Какой же все-таки у меня отец аутист. И наш распорядок дня до безобразия предсказуем. Я могу с точностью сказать, что мы будем делать через пару дней. Да-да, дневник. Также проснемся, я также буду ставить чайник, и ждать очереди в ванную. Может по такому случаю у меня откроется дар к предвидению?
А сегодня он прямо превзошел все ожидания. Мы поспешно оделись и поехали в центр. Папа заказал столик, как оказалось заранее в одном ресторане, и вообще вел себя так, будто что-то скрывает. Но недолго, под конец мы с мамой все-таки выбили из него тайну.
- Ну, неужели ты не помнишь, милая моя? - сказал папа, а потом напел. - Voyage voyage Plus loin que nuit et le jour. (Он учил французский, а я списала текст с интернета, как раз лежу и слушаю Desireless).
И тут мама расплылась в такой радушной улыбке, что прямо вся просияла. Они с отцом мне представились такими молодыми, неузнаваемыми.
- Сегодня двадцать лет с первой нашей встречи, - пояснил мне папа. – А под эту песню мы танцевали.
Вот те раз, вроде бы пятнадцать лет живу с ними в одной квартире бок о бок, а не перестаю узнавать в них что-то новое. Вот теперь мои родители оказались безумными и лихими романтиками.
Я сейчас представила их молодыми. Папа стройный, в то время наверняка он брил усы, сильный с тяжелой копной черных волос. Когда он улыбается то блеск от его зубов, как луч прожектора разбивает тьму, как в рекламе жвачки, и все девушки обращают на него внимание, охая и ахая лишь от его присутствия. И мамочка, с длинными волнистыми волосами, с четко подведенными глазками, на шпильках, в юбке, которая чуть слегка скрывает прелесть ее стройных ножек. Вот их взгляды встречаются. Они ловят незримое дуновение ветерка и останавливаются. Одна и та же мысль пронзает их голову: «Это он, тот самый принц из сказки, единственный, которого я всегда ждала», «Это она, та самая неповторимая и прекрасная, единственная, которую я всегда ждал». Офигеть, они способны на романтику.
Я только что представила, как бы выглядела наша с Куртом первая встреча.
Я была бы чуть-чуть постарше. Растерянная девушка из далекой-далекой России приехала по программе в Штаты. Я бы хорошо владела английским, но на практике никогда не применяла, поэтому шла, молча по тротуару, глазея на пестрые витрины магазинов. Улыбалась, и ловила на себе взгляды прохожих. Они бы сразу поняли, что я иностранка и вежливо предлагали свою помощь.
- No, thank you, - осторожно говорила я и продолжала свое одиночное шествие, до тех пор, пока на конце дороги не увидела бы длинноволосого парня в черной кожаной куртке и джинсах, он стоял на автобусной остановке, курил какие-нибудь дешевые сигареты и каждый раз озирался вокруг, присматриваясь к окружающему миру.
«Может он тоже не отсюда», - подумала бы я.
И я пошла к нему навстречу. Вокруг меня тут же погасла вся прелесть чужой страны, все витрины, люди, шик и блеск, растаяли как в тумане. Тут его кто-то толкнул, и он повернулся в мою сторону. Контакт есть… он обратил на меня внимаение. Он идет на встречу и растягивается в милой улыбке, ускоряется. Я же почти бегу… А расстояние между нами почему-то удлиняется и удлиняется. Внутри истошно колотиться сердце, нервы на пределе, дыхание перехватывает. Тут откуда не возьмись, нахлынула толпа, разного сорта, куча народу. И я буквально бьюсь в панике: «Только бы не потерять его из виду». Бегу… и не вижу его. Останавливаюсь. Думаю: «не причудилось ли?». А он стоит за моей спиной и ждет, когда же, наконец, я обернусь.
Делаю глубокий вздох разочарования, оборачиваюсь и сразу оказываюсь в его объятиях.
«Никому, никому тебя не отдам».
Да, наверное, так бы оно и было. Но, никогда не будет. Никогда-никогда.
Я искренне рада за своих родителей!
Спокойной ночи.
11 апреля 2004 года. Воскресенье. Вечер.
Только что пришла от Соньки. Злая, как сама бестия. Ненавижу эту сучку Аньку, чтоб она сгорела, синим пламенем, тварь.
Дневник, тебе нужны подробности? Ок! Но я буду писать это с отвращением, а когда стану перечитывать, то буду проклинать имя этой стервы.
Итак. Все началось просто замечательно. Я проснулась и поняла, что сегодня выходной, а это уже хорошо. И был, кстати говоря, нарушен распорядок дня. Ванная пустовала, мама и папа еще спали, не стала будить. Представила, чем они занимались ночью и расхохоталась. Фи! Они решили подняться только к часу дня, и были настолько пассивны, что даже не проводили меня. Мои мама и папа заново переживали время любви, как двадцать лет назад. Такому состоянию, дала название: «Опьянены друг другом».
Что ж, тем лучше.
Мы договорились с Сонькой встретится где-нибудь, сначала погулять, а потом уже поехать к ней. Анька обещала приехать только к вечеру.
«Просто супер! Может быть, она вообще не приедет!» - надеялась я.
Но она приехала. А как же! упустит она возможность напрямую пообщаться с «обдолбышами».
С Сонькой мы поехали на Арбат. Побродили там по магазинам, зашли в Макдоналдс, поели… и веселились, как могли. За это время ничего такого не произошло. Мы разговаривали, смеялись, шутили. Я рассказала, про вчерашний день.
- Прикинь, у моих родителей вчера годовщина была. Двадцать лет, с первого дня знакомства. Я поражаюсь пунктуальности папы.
В ответ моя подруга улыбнулась. И вообще день не предвещал ничего ужасного. Уже ближе к вечеру мы собрались домой.
- Сначала, посмотрим какой-нибудь ужастик, мама приготовила курицу. Но мне кажется, оно у нее не получилось, - усмехнулась она. – Вегетарианцы кроме салатов ничего готовить не могут. Это хорошо, что мы поели в макдаке.
- А зачем она тогда готовила мясо? – спросила я.
- Она же не будет вас кормить только одними салатами, мы с братом уже привыкли, а вы с Анькой…
- Тем более с Анькой, - подхватила я, а потом осторожно спросила. – Сонь, зачем ты ее пригласила? Ты же знаешь…
- Не я. Мама попросила, она хочет познакомиться с моими одноклассниками, а если честно мне пофигу, пусть приходит.
«Ах, вот как», - подумала я.
Уже с порога я уловила неприятный запах подгорелого мяса.
- Ужина не будет, - шепнула Сонька. – Я взяла чипсы.
Когда вышли ее родители, я чуть дар речи не потеряла, они опять шокировали меня своей непонятностью. Ее мама одела розовое сари, босиком побрякивая браслетами на левой ноге приблизилась ко мне и погладила щеку. У нее такая мягкая и теплая рука (надо позвонить Соньке и спросить какими кремами пользуется ее мама) (не забыть).
- Привет Ко, - сказали ее родители. Они всегда меня так называли. – Замечательно выглядишь.
У ее мамы была длинная черная коса и теплые голубые глаза. А отец, высокий как каланча одет в широкое белое трико и разноцветную футболку с изображение хипповского знака. Вмиг я полюбила их, как близких родственников.
Из другой комнаты до меня доносились чьи-то мелодичные голоса, сначала медленно, а потом уже под там-там: «Джей Мата Кали, Джей Мата Дурге, Джэй Мата Кали, Джей Мата Дурге. Кали Дурге намо нама…»
- Это мантры Кали, - пояснил ее отец. – Ты, знаешь, кто такая Кали?
А я как дура зачем-то спросила?
- А вам нравится Nirvana?
Спустя полчаса в дверь позвонили. И тут я поняла, пришла многорукая богиня смерти и принесла с собой неудачу. Сердце сжалось, и чуть не хлынули слезы. Явилась та, которая потом испортила мне все праздное настроение. Барабанная дробь, блин. Анька. Со своей сахарной ухмылкой, ангелок и просто милая папина дочка, в платье и ободком со стразами. И уже в коридоре я услышала приторный голосок:
- Ой, какое у вас красивое платье!
- Это сари.
- Какие у вас красивые волосы!
- Спасибо.
- Какая у вас красивая квартира!
- Спасибо.
Напомнило сказку: «Красная шапочка». Как эта глупая красная шапка, не разглядев, что перед ней переодетый волк, начала нести бред про глаза, зубы и уши. Сто процентов, не могла найти более интересную тему для разговора с любимой бабулей.
В общем, пришла в эту славную обитель Аня и уничтожила во мне всякую надежду на хорошее настроение. Если бы тут были две Кати, было бы лучше. Я бы общалась с Соней, а Аня начала бы хвастать свой прелестный макияж и вообще…
- Привет, - сказала я.
Она лишь бросила на меня холодный взгляд, но улыбнулась. Как я теперь поняла, это могло означать: «Смотри, какой у меня охрененный прикид. Мой папа зарабатывает больше ваших вместе взятых, и я могу позволить себе тратить деньги на всякий бред. А эти обкуренные придурки-вегетарианцы, не достойны того, чтобы я делал им комплименты».
И началось.
Мы выключили свет, а я до сих пор слышала мантры, и Сонькины родители в этот раз подпевали. На Аню эти ритмы произвели неизгладимое впечатление. В темноте я различила, как она давится в кривой ухмылке.
«Уже что-то придумала», - подумала я и глубоко вздохнула.
Дневник ты прикинь, что будет в понедельник. Все ее близкие подружки соберутся в кружок, и она поведает им, с гиперболическими красотами о своем ночном приключении в доме «обдолбышей». Мне стало жалко Соню. А ей, как обычно было наплевать.
Решили посмотреть ужастик, а потом лечь и предаться милым душевным беседам обо всем, что придет в голову.
Так и сделали, досмотрели «Дракулу» (Фрэнсис Форд Коппола) (Аня влюбилась в Киано Ривза) и легли.
Дневник, если бы я знала, что так получится, то ни за что на свете не согласилась придти в гости к Соне вместе с этой идиоткой. Я поставила под угрозу, себя, тебя и Курта… особенно его.
- С кем бы вы хотели заняться сексом? – тихо спросила Аня.
- Из нашего класса? – переспросила Соня.
Я молчала.
- Ну да. Из нашего класса и с кем-нибудь из звезд.
- Наверное, с «лосем», он, по крайней мере, адекватный, да и симпатичный. А из звезд, ну даже и не знаю.
Я молчала.
- А я, да пожалуй, тоже с Лосем! А если со звездой, то с Ривзом.
Я прыснула. Аньке это вероятно не понравилось, и она перешла в наступление.
- Ко, а ты что молчишь?
- А что? –прикинулась, будто засыпаю.
- Хотя погоди, я знаю. Как этого парня зовут? Курт? Кобейн. Он твой любимчик?
- Ну и?
- Очнись, он же умер.
- Это что-то меняет?
- Ты девственница? – зачем-то спросила Аня.
И тут я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Надо было всяким способом отвертеться от этого вопроса уйти, соврать, но я прямолинейная безотказная дура, ответила:
- Да.
И понеслось.
- Ха, - Анька уже заранее знала что говорить. – И ты думаешь, что этот твой волосатый принц Кобейн лишит тебя девственности? Давай предположим, что он жив, но будь уверена, что он на тебя даже не взглянет…
- Будто на тебя Ривз посмотрит…
Но она меня не слышала и продолжала:
- Ты думаешь, что ты единственная девственница, которая по нему сохнет?
- Нет…
- И ты думаешь, что среди миллиона девиц он обязательно выберет тебя, девочку из Москвы?
И тут влезла Соня, после чего мне захотелось больно ее пнуть.
- Мне брат говорил, что ходил слух, будто Курт Кобейн гей. – Я почувствовала, как Сонька в ужасе прижала одну руку ко рту, а другой дотронулась до меня в знак извинения.
Я сникла и приготовилась слушать унижения. Тишина длилась всего полминуты, после чего Анька громко и визгливо рассмеялась.
- Так он еще и педик.
Все. Я была повержена. Меня втоптала в грязь, какая-то блондинка со стразами на ободке.
- И вовсе он не гей, - я опять оплошала, мне не надо было защищаться и оправдываться. Ведь лучшая защита – это нападение, но тактик и стратег из меня хреновый. – У него дочь есть и жена была.
- Дела не меняет. Ко, ты представляешь, как твой сказочный принц отсасывает кому-нибудь в туалете?
- Заткнись, пожалуйста. Анечка! – прошипела я.
- Ладно, но неужели не смешно?
Сонька уснула. И мы последовали ее примеру.
Но в моей голове созревал план мести. Вот сейчас поднимусь, пойду на кухню схвачу кусок пережаренной курицы и затолкаю его этой суке в задницу, а чтобы не орала, засуну в рот свой ботинок.
Как обидно, что сейчас я, переполненная гневом и злостью, могла бы спокойно высказать ей все, что думаю. А тогда ни «бе», ни «ме».
Утро было ужасным, дневник! Я выпила кофе. Но не могла больше терпеть рядом с собой Аню, поэтому поспешила смотать удочки. Сонька долго извинялась за вчерашнее, хотя я сразу ей сказала, что ничего страшного не случилось. Обманула. Случилось. Я боюсь завтрашнего дня.
Вообще слух такой и, правда, был! Но мне, не интересно, правда это или нет. Может быть, эта гомосексуальность только подчеркивает его ранимость и романтичность. Это будто намек на то, что он идеален как для женщины, так и для мужчины. Как бы то ни было, я боюсь завтра идти в школу.
Спокойной ночи дневник.
12 апреля 2004 года. Понедельник. День.
Привет дневник. Случилось все не так как я ожидала. А еще хуже. Уже зайдя в класс на меня уставилась куча любопытных взглядов. В глазах моих одноклассников читалась насмешка: «Подружка мертвого гея». Ненавижу… ненавижу…ненавижу. Могу написать это еще сто раз, но лучше не станет.
Итак, зашла я значит в класс, села, как ни в чем не бывало, рядом с Сонькой и даже попыталась с кем-то заговорить, но они недолго терпели.
- Как твой дружок? – один за другим посыпались вопросы.
Боже мой! Их это так пасет? Я отмалчивалась и получала по щщам, все новыми и новыми издевками:
- Он, правда, пидр?
Я бы могла еще противиться кому-то одному. Но всему классу! Это уже слишком. В этот день никто и словом не обмолвился про «обдолбышей», Димку с его не выговариваемой «Р». Мир завертелся вокруг меня и Кобейна. И за всем этим стояла блондинка со стразами на башке. Если когда-нибудь отменят уголовный кодекс, я непременно зарежу сучку. А до тех пор я не знаю, что мне делать? Не привыкла я быть посмешищем.
Извини дневник, но сегодня был просто ужасный день и писать я ничего не хочу. Постараюсь как можно быстрее выкинуть из головы, может быть завтра опять все встанет на свои места? Эти придурки вспомнят о существовании «обдолбышей». Блин, как я могу так говорить о тех людях, которыми можно даже сказать восхищаюсь, о родителях моей лучшей подруги, так нельзя.
До завтра.
13 апреля 2004 года. Вторник.
Привет Дневник.
Ни одна зараза не забыла. Их рожи будто свисают надо мной сверху и продолжают нагло замечать:
- Подружка гея.
Мать честна'я, я не понимаю, что в этом такого сверхужасного?
Сегодня за меня вступилась Сонька, потому что понимала, что все это произошло из-за нее. Но она сделала только хуже, к Курту Кобейну они сразу приплели «обдолбышей». Тут уже и без Аньки не обошлось, она всем растрезвонила, что родители Соньки накурились при нас и стали ловить глюки.
В общем, все идет к черту.
Мне стыдно перед Куртом!
Скучно.
Бред.
Я даже не могу нормально слушать музыку. Не могу расслабиться. Потому что тревожит мысль о завтрашнем дне. Как долго это будет продолжаться? Вытерплю ли я?
20 апреля 2004 года. Вторник.
Привет Дорогой Дневник!
Если бы ты знал, что мне довелось пережить. Я совершила самую большую глупость в своей жизни. Я принесла тебя в школу.
Зачем? Зачем, коза драная, я это сделала? А все потому, что не успевала записывать последние события, работала и работала. Вообще график дурацкий. Вот и решила скоротать время. Обрадовалась, ведь буквально через пару дней байка обо мне и Курте растворилась… всем уже было наплевать, обратно вспомнили Диму картавого. И я повелась. Думала, вошла в колею, а на самом деле меня в нее даже не впустили.
Я принесла тебя в прошлый четверг, сидела на перемене и рисовала руки, ноги, сердечки, чертиков, ангелов (нравится?). И не заметила, что рядом стоят они и палят. Я не заметила, как это сборище полоумных подростков уже придумало план похищения моего дневника. Почему я такая наивная? Началась черная полоса в жизни? Настолько непроглядная и черная, что я не могу из нее выпутаться.
Я как умница сижу на первой парте и гордо поднимаю руку, когда учитель задает вопросы. Когда я склоняю голову и аккуратным почерком вывожу цифры или буквы, я понимаю что красивая. И это меня погубило, надо бы быть более приземистой, а я наивная и глупая отличница. Я не придала никакого значения, что эти два обалдуя сели сзади нас с Сонькой, я была поглощена своими мыслями. Думала о Курте, представляя его в объятиях мужчины. Но образ этот постоянно таял и срывался. Курт не гей. Байка – глупость.
И, тем не менее, прозевала! Они открыли мой портфель и вытащили дневник. А дальше началось самое страшное.
Прозвенел звонок на перемену, и я полезла за дневником, как вдруг осознала потерю. Нету! Перерыла весь этот чертов портфель, и не нашла. К горлу подкатил ком. «Если кто-нибудь узнает! Если кто-нибудь прочитает, что я пишу. Только не это!» - думала я, в то же время жаловалась Соньке:
- Дневник! Пропал! Дневник.
Я еле сдерживала себя, чтобы не разреветься. Потому что меня посещала одна мысль, дневник не просто пропал, а его нагло вытащили у меня из портфеля и сейчас читают всем мальчишечьим составом в мужском туалете. В принципе я это наблюдала стоя в дверном проеме туалета. Я боялась переступить порог. Запретная школьная зона! Не входи в чужой туалет!
Только не это!
Они ржали! Они листали твои чистые страницы своими грязными руками! И с каждым их прикосновением, с каждым перевернутым листком я чувствовала, что меня будто раздевают и лапают тело сотни рук.
На глазах появились слезы, я не могла пошевелиться. Передо мной маячила одна страшная картина, будто в наш особняк, который находится в городе с концовкой «-таун», с каменным садом, вваливается целая банда моих одноклассников. Они одеты как мародеры, в банданах закрывающих рот. У них у всех красные глаза, а в руках топоры, молоты и факелы. Курт, они набросились на него и заломили руки. Они били его по лицу, ногами в живот и дразнили:
- Педик, педик.
Топорами они стали рушить шикарные статуи нашего сада.
А меня в это время схватили. Я кричала, дрыгала ногами и пыталась кого-нибудь из них укусить. Но все мои старания сводились к тщетности. Я слаба перед кучей придурков нашего класса. Они связали Курту руки и заставили целовать им ноги.
Load up on guns and bring your friends.
Они склонились надо мной и стали облизывать тело, грубо. Их языки вовсе не карамельные леденцы, они шершавые и от каждого прикосновения у меня выступала кровь. Потом они стали издеваться надо мной! Лучше не придумаешь, ха! Один из них схватил меня за волосы и потянул на себя. Я задыхалась, стонала и умоляла о пощаде, но эти изверги были непоколебимы.
With the lights out, it's less dangerous.
Курт, склонив голову, наблюдал за мной и по его щекам текли слезы. Мы смотрели друг на друга. Пока одни вандалы насилолавали меня, другие избивали его, потом они менялись, снова и снова.
I'm worse at what I do best.
- Заткнись и соси, подружка педика.
Я слушалась их, проклиная каждого поименно. Как бы я хотела стать Арвен и послать на них бурю, поразить молнией, утопить в потоке речных коней. Но я была именно в том своем воображении, где одевалась как Мэрилин Монро, где мы играли в прятки на раздевание, где мы курили травку и предавались любви каждый день, каждые два часа.
Открывают тайну. Вот они над чем-то громко ржут.
И знаешь дневник, это могло бы продолжаться бесконечно долго, и никакой бы звонок на урок их не остановил. Но как рука спасения с неба, откуда не возьмись, появился «лось». Он спокойно вошел в туалет и все сразу притихли (почему они его бояться?). Бесцеремонно взял дневник и отдал мне.
Да, случилось страшное. Возможно, Богу вздумалось надо мной круто постебаться. Как думаешь, я справлюсь с испытанием? Я очень на это надеюсь.
Я проплакала на плечах у Соньки весь урок, мы заперлись в женском туалете, а она как могла мне помогала, утешала и хотя бы была рядом.
В своем воображении я подошла к Курту, развязала ему руки и крепко обняла. И ему и мне было больно, мы оба в крови, от нашего особняка не осталось и следа. Он растаял, растворился в наркотической дымке. По его лицу текла кровь, но он не замечал этого, а только целовал меня и гладил.
Я открываю глаза и вижу перед собой Соньку. Как хорошо, что она рядом. И одновременно ощущаю его присутствие. Курт гладит меня по голове теплыми ладонями и шепчет на ухо: «все хорошо».
Как видно им не хватило моего дневника, только я собралась с силами и зашла в класс, все сразу засмеялись, кидаясь цитатами в мой адрес.
Я пыталась сохранить спокойствие, но путь мне преградила Анька. Встав в позу неандертальца (иначе я не назову) она гневно спросила:
- Так значит, я тупая папина дочка?
Она толкнула меня, но я удержала равновесие.
- Что ты про меня написала, дура? – крикнула она и еще раз толкнула. В этот раз я упала.
- Чего тебе надо? – спросила я.
- Отвечай за свои слова, любительница педиков.
И тут-то на меня снизошел долгожданный Дзен и шарахнул по голове молотком, разлетелись разноцветные искорке. Я в Нирване. Выпрямилась и подошла к ней впритык, лицом к лицу. Я вновь стала великой и могущественной Арвен, а Анька представлялась мне маленьким ничтожным голлумом.
Вокруг нас уже образовался круг. Офигеть, я думала, что такое может случиться только в каком-нибудь американском фильме, а оказывается все в это мире возможно. Тут я услышала знакомый мотив. Отстранив Кобейна, в мысли влез Мэрлин Мэнсон и пробудил злость, гнев, берсеркера, в общем.
Или сейчас, или никогда.
Sweet dreams are made of this…
Я толкнула эту дуру, как можно слабее, чтобы она разозлилась. Я вспомнила, как папа говорил мне:
- Если когда-нибудь ты влезешь в драку, а я в этом почему-то не сомневаюсь. Дай противнику ударить первому и постарайся увернуться от удара, потому что первый удар самый сильный, меткий и злой, потом цветочки.
Я отступила от нее. Аня рассвирепела и схватила меня за волосы.
«Ну и дура», - подумала я.
Напряжение вокруг нас нарастало. Собравшиеся одноклассники громко смеялись и улюлюкали: «Бей, бей, бей». Учительница пыталась как-то воспрепятствовать этому, но ее никто не слышал, ее просто не впустили на этот бойцовский ринг, поэтому она побежала за директором, завучем и, в общем, за всеми, кто находился в данный момент в школе.
Some of them want to use you
Some of them want to get used by you
Some of them want to abuse you
Some of them want to be abused
Пока она тянула на себя мои красивые волосы, я била ее ногами, кулаками, царапала лицо. В тот день я выплеснула на эту суку весь свой гнев, который накопился за столь короткое время. Ведь это она виновата! Из-за нее меня унижали, Соньку унижали, ее родителей. Я наносила ей удар за ударом, пока, наконец, она не упала. Я мстила ей за мое воображаемое насилие, за издевки над Куртом.
Дневник, шокирован? Да, оказывается я не такая размазня как думала раньше. Я могу постоять за себя. Во мне надо только пробудить дремлющего зверя и тогда всем кирдык.
Я так думаю, моя соперница ждала подмогу, в лице своих подруг-прилипал, но они как вкопанные только и могли, что смотреть на нас с ужасом, приложив руки ко рту.
Аня распласталась на полу, держась за нос и хныча. Вся в крови, с поцарапанными щеками, а я живчик. Единственное, она испортила мне прическу, выдернула клок волос. Вокруг меня все разом притихли. Я поняла, что они боятся, я предстала перед ними в новом виде. Неуправляемая, прекрасная богиня девственница, дикарка, волчица, кошка. В общем офигенная телка.
Sweet dreams are made of this
Who am I to disagree?
На меня накатывает вторая волна, я понимаю, что надо закончить начатое. И только я собралась запинать ее до смерти, как меня крепко сжал «лось» и буквально на руках вытащил на улицу. Я орала так громко, насколько могла, дрыгалась ногами и руками. На минуту мне показалось, что я это не Я. В меня будто вселился бес. Готова была порвать эту сучку на клоки любыми средствами, впиться в ее плечо зубами, утопиться в ее крови и ничтожестве.
Дневник, я сейчас пишу это, и мне становится страшно. Неужели я могла бы ее убить?
Лось вытащил меня на улицу и больно хлестанул рукой по щеке. До сих пор болит, кстати. Но этот «хлобысь» привел меня в чувство, я заткнулась. Мне хотелось одновременно и плакать и смеяться, но чему отдать предпочтение я не знала, поэтому продолжала держаться хладнокровной.
Он с любопытством смотрел на меня. Вглядывался в каждую деталь моего лица, глаза, нос, губы ничто не могло спрятаться от его взгляда-языка. И когда я полностью пришла в нормальное адекватное состояние, он тихо сказал:
- Ко, а что, Nirvana прикольная группа.
Hello, hello, hello, how low.
Дальше начались самые тяжелые дни. Как приговор – Родителей в Школу.
- Ваша дочь избила невинную девочку ни за что.
- Не может быть! – мама в страхе прижала руку ко рту.
Ведь весь класс, за исключением Соньки, Олега и может быть картавого Димки, сдали меня с потрохами. Если, тебе интересно знать, какого я о них мнения. Пожалуйста:
Они все (кроме моих друзей) малолетние нытики и ссыкуны.
В общем, сейчас я под «домашним арестом» (так мама сказала, нет бы по старинке – Ты наказана), а завтра пойдем к психологу или психиатру, не различаю!
Устала писать, болит рука.
Спокойной ночи.
21 апреля 2004 года. Среда. Вечер.
Привет, Дорогой дневник.
Сегодня сходили к психологу. Мама напрочь отказывается меня слушать! Не хочет понять, что я ни в чем не виновата. Меня же вывели из себя. Сто пудов, сама бы при первой возможности набила Аньке рожу, если бы знала, что она сделала.
- Как ты могла до такого опуститься?
Мама так говорит, будто я... ну даже не знаю. Растратила кучу денег на алкоголь, развлечение и осталась ни с чем.
Я была в шоке. Психолог (длинный худой дядька в белом халате, с большим носом, наверняка это показатель того, что он в каждой бочке затычка) сказал, что мне не хватает внимания. В общем, мной надо заняться, меня надо занять, а не пускать по ветру, а то мало ли, что случится с деточкой.
Психолог вызвал у меня бурю противоречивых эмоций, на вид ему лет тридцать пять и для меня он старый! Он смотрел на меня каким-то ланьим взглядом. Задавал вопросы, а я читала его мысли, в которых он раздевал меня.
Вот те раз! Тогда я представила, что рядом со мной Курт. Я вижу, как он подходит к этому длинному прутику и ставит ему рожки, улыбается, так тепло-тепло. Я даже рассмеялась, а психолог сделал такое выражение лица, будто попался со своей непристойностью:
- Что такое? – сурово спросил он.
Дневник, про себя я его послала далеко и надолго, в безвозвратное ничто.
- У вас есть кумиры?
Я сообразила, что надо соврать, этому извращенцу педофилу.
- Нет.
А он мне не поверил! Мама рассказала уже, что я тащусь по Курту, брежу, дышу и живу им.
- Зачем ты напала на эту девочку?
- Потому что она дура.
Я играла в идиотку, дневник. Жаль, что ты не видел, как я, улыбаясь, обставляла его,… хотя мне только так казалось.
Я не понимаю, почему каждый день в школах дерутся мальчишки, но их не отводят при первом же случае к психиатру или психологу. А как только подралась девушка, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
- У тебя было?…
- Желание убить ее?
Мама чуть со стула не упала, когда услышала эту фразу от меня, от ее любимой миленькой маленькой девочки. Я очень жалею, что со мной не пошел папа. Он бы просто сразил этого психа своим спокойствием. Отец – непоколебимая, неприступная скала, за которой мне ничего не страшно. Мне кажется, что я люблю его больше чем маму.
- Эм…
- Было, - спокойно ответила я.
Он замялся. Как такой неопытный врач, со своими тупыми вопросами может мне помочь? Курт показывает ему фак. Я снова смеюсь.
22 апреля 2004 года. Четверг. Утро.
Дорогой дневник!
Сегодня мне приснился замечательный сон, и мне совершенно не хотелось просыпаться.
Будто я нахожусь у себя дома, в своей комнате. В открытое окно заползает дым. Цвет моей комнаты начинает меняться, как на дискотеке в клубе. Кто-то крутит разноцветный прожектор. Цвет, вполне ощутимый и я чувствую, как погружаюсь во власть спектра.
Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый и заново.
Из дыма выходит Курт, за ним еще один, потом еще и еще… Мой сон оказался пронизан красотой Курта Кобейна, размножился им и заполонил все существующее во сне пространство.
Боже… что за бред я пишу?
Звонил строгий папаша Анечки и сказал, моим родителям, что я ненормальная. Благо он говорил с моим отцом, поэтому все кончилось хорошо. Если бы трубку взяла мама, то скандала не избежать. Она сначала накричит на Анькиного папашу, потом на отца и в итоге доберется до меня. А мне некуда будет деться.
Позже.
Только что звонила Сонька и рассказала как обстоят дела в школе. Аньку положили в больницу на пару дней, потому что я сломала ей нос, «лося» все обходят стороной, но шушукаются за его спиной, что, мол, я с ним встречаюсь. До сих пор обсуждают мой поступок.
- Учителя, - сказала Сонька. – Все в шоке. Биология по этому поводу сорвалась даже. Тебя реально стали бояться.
- Уважать? – переспросила я.
- Не думаю. Моя мама сказала, что ты молодец, сильная девушка, она бы поступила также. Ей Анька не понравилась сразу.
- Спасибо, передавай ей привет.
Почему? Почему чужие родители воспринимают мои действия как подобает, понимают, где ложь, а где правда. И почему мои носят розовые очки? Мама горазда делать из мухи слона. Я удивляюсь, как она до сих не спросила, не употребляю ли я наркотики. Поверь мне дневник, если бы Курт был жив, если бы мы жили в том особняке, я обязательно была наркоманкой. Это моя утопически-романтическая (во как!) мечта. Хотя…
Может.
Нет, зачем мне это надо? Если бы он только был жив, все было бы по-другому!
Я перечитываю его предсмертную записку и ни слова не понимаю. Не из-за того что плохо знаю английский, а потому что не хочу знать ее содержание. Иначе я расплачусь. Но для себя я четко решила, что мои последние слезы были в школе, напротив мужского туалета… нет… мои последние слезы были в моем воображаемом особняке, в городе с концовкой на «-таун», когда я приложила голову к окровавленному и избитому Курту. Тогда мы плакали оба и не от боли. От несправедливости. Ведь даже в мечту, в личное пространство всякая шваль найдет тропку и пролезет, все испортит, изнасилует и исчезнет навсегда, оставив следы присутствия. Горечь во рту, переживания.
Я не могу заново построить этот особняк и взрастить каменный сад. В тот день, дневник, я будто лишилась чего-то необходимого, подпитки для фантазии. Мне кажется, что я никудышная и никчемная пятнадцатилетняя тупица!
Зачем причинять боль? Почему они это сделали? Стой, не буду писать, а то меня на плач пробивает, а я только-только дала слово.
Нет, что ты я не лишилась его, а наоборот будто заново приобрела. Вот же он, передо мной. Садится рядом и гладит меня по спине…. ты можешь мне не верить, но Курт Кобейн жив, в моей душе он воскрес. Он часть меня, он всегда будет рядом, куда бы я ни пошла. Наверное, Иисуса также воскресили, в сердцах.
Это тепло, дневник. А так как ты бесчувственная, изрыгающая мои мысли материя, то тебе не понять. А жаль, мне кажется, если бы ты был реально существующим человеком, то оказался бы классным парнем.
Еще позже.
Офигеть, позвонил «лось» и спросил как у меня дела.
- Нормально вроде, - ответила я.
- Это хорошо.
Он промямлил, что-то невнятное и попрощался. Неужели стесняется, или так же как и остальные стал бояться? Нет, только не «лось», ему то что?
Кстати, а что это они с Сонькой мне названивают, никак в школу не пошли? Я-то ладно, чем позже туда приду, тем лучше. Интересно как изменится отношение учителей ко мне и наверняка уже не надо учить текст к этому детскому вечернику. И работа моя плакала.
Я же теперь психичка, как многие думают. Неуравновешенная ненормальная овца, бросаюсь на людей и ломаю им носы. Они могут думать что хотят, а я получила несказанное удовольствие сделать Анечке красивый макияж. Пусть знает.
Но, дневник! Я боюсь себе признаться, поэтому признаюсь тебе. Как бы круто это не выглядело со стороны, какой бы смелой я себе не казалась мне страшно, мне больно, одиноко, тускло, темно.
Вечер.
Я сижу около окна и слушаю Кобейна, с закрытыми глазами. Сейчас играет песня – Something in the way. Я считаю, что все это большое-большое преувеличение. Такое может случиться в какой-нибудь другой стране, с любой другой пятнадцатилетней фанаткой Nirvana, а случилось именно со мной.
Я только что представила, что меня может ожидать через неделю после домашнего ареста. Все отношение испортится, станут обходить стороной и тыкать пальцем, прямо как на Соньку, когда прикалываются. Но разница в том, что над ней прикалываются, а меня будут боятся или считать за психа. Знаю, что сама себе противоречу…, я, если честно, очень завишу от мнения других, мне больно, когда другие меня обсуждают или не понимают. Есть уверенность, что это клеймо останется на всю жизнь, когда я поступлю в институт, весть о драке сразу испортит первое впечатление, потом как устроюсь на работу, в резюме я сама напишу красными буквами: «Чуть не убила девочку, за Курта Кобейна в моей голове!». И меня не возьмут ни на одну работу, потому что соврать или спрятать в себе эту драку я не смогу.
Дневник, хочешь раскрою тайну? – Я ведь и правда могла ее убить, я желала ей смерти. Я никогда никого так ненавидела. Вдруг я превращаюсь во что-то ужасное?...
Слушаю “Come As You Are”. А может, я и есть воплощение ужаса, смерть приносящая многорукая богиня Кали, в своей невесомой и необъятной нирване, спящая в теле наивной пятнадцатилетней девственницы, дала, наконец, какие-то первые признаки своего пробуждения. Вдруг я и не на такое способна в гневе? Точно же способна, когда как хотела убить ее, заляпать стены класса в крови, только ради своих принципов, ради тебя дневник, ради Курта. Он пострадал сильнее, его избили, его унижали на моих же глазах в голове. Они мучили его, а он терпел и ждал.
Курт не мог им ответить, так как в моей фантазии он создан только для любви, он дарит любовь, он и есть любовь, мой Купидон.
Я полностью разделась, закрыла дверь в своей комнате и легла на кровать, расставив ноги. Дневник я пишу тебя, одновременно представляя, как Курт стоит напротив и смотрит в мои глаза. Рядом с ним мне ничего не страшно, ни унижения, ни судьбы, ни смерти.
Возможно этот путь, который я выбрала – единственный выход, возможно.
25 апреля 2004 года. Воскресенье. Утро.
Ночью не могла заснуть. Думала: удивительно, сколько всего произошло и сколько еще может случиться. Жизнь вообще удивительная, дневник и ты это прекрасно знаешь. Может быть, если бы я тебя не писала, не отсчитывала дни, то ничего не случилось, а теперь ты «хранитель тайны», являешься для меня же напоминанием моих страхов, горя и обид. Может быть, я на тебе зациклилась, поэтому чувствую себя дурой.
Хочу провести эксперимент. С сегодняшнего дня, никакой Nirvana, никаких мыслей о Курте, о прошлом. Это был ужасный момент в моей жизни и мне хочется поскорее его забыть!
Я думаю, что эта запись будет последней!
Пока Дневник! Пока Курт Кобейн! Пока Nirvana…
10 июня 2004 года. Четверг
Кого я обманываю, дорогой дневник? Да-да ты прав, саму себя!
Я не могла жить не думая о моем Курте ни дня, ни ночи. Я не хотела, есть без него, спать, дышать. За весь этот месяц моя жизнь круто изменилась. И сейчас, мысленно возвращаясь назад, понимаю, что как одно маленькое незначительное событие может круто изменить жизнь. Взмах крыльев мотылька над Атлантикой способен вызвать ураган в Тихом океане, так оно называется. Если бы я могла тогда подавить свои позывы и не набивать морду Анечке, сесть и быть тихой, спокойной, то все оказалось бы по-старому.
Теперь я понимаю, что как было раньше, больше уже никогда не будет. Будто мою жизнь в определенный момент взяли и надломили.
Завтра мой День Рождения, который я наверняка проведу одна.
Сейчас мне хочется поделиться с тобой всем, что произошло за этот месяц молчания! Я поняла, дневник, если уж решилась записывать в тебя все происходящие события, свои мысли, то нести мне это бремя до конца твоих страниц.
В тот день в апреле, когда я перестала писать, перестала думать о Курте и Nirvana я заболела. Я знала, что такое могло случиться, поэтому каждый день убеждала себя – все проходит и это пройдет. Но моя привязанность к Кобейну была сильнее самой разрушительной силы, я шла против своей воли! Меня тошнило, рвало, кружилась голова, и подкашивались ноги, а я себя ругала в это время за проявленную слабость. Мама очень испугалась за меня. Утешала себя мыслью, что я просто хандрю, а на самом деле думала! Да что только ей в голову не шло, только волю дай! Отцу я благодарна за многое, он молчит. Он говорит маме, чтобы она не вмешивалась и оставила меня в покое. Но как она может?!
Я поделилась однажды с Сонькой, что хочу раз и навсегда завязать с нирваной, но не знаю как. Тогда она предложила:
- Представь, как Курт Кобейн какает.
- Что? – рассмеялась я.
- Знаешь, говорят, помогает. Смотри в твоих мечтах, он непоколебим и вечен своей красотой и мужественностью, так ведь?
- Ну да…
- А теперь представь, что его рвет, что он и в правду пидарас и его сильно кто-то трахает в зад. Представь, что с ним происходит что-то мерзкое и отвратительное! Нет… что он сам мерзкий и отвратительный.
Я представила, но кроме громкого хохота ничего из себя выдавить не могла. Ну как Курт Кобейн моя мечта и любовь может быть отвратительным? Но Сонька не унималась:
- Я помогу тебе, - говорила она. – Ты влюблена не в Курта Кобейна, а лишь в его образ, откуда ты знаешь каким он был при жизни? Может быть даже хорошо, что он умер, одним идиотом меньше…
Я повесила трубку. Такая помощь мне не нужна. Она не знает о чем говорит. Моя подруга просто не любит Курта Кобейна и не понимает меня. Меня вообще никто не понимает. Но я не обиделась на Соньку. Когда она перезвонила и попыталась извиниться, я сказала, что не стоит этого делать!
Однажды я не пошла в школу. Это был мой первый осознанный прогул.
Вообще, как и ожидала, учителя стали относится ко мне с опаской, к доске не вызывали, если поднимаю руку то спрашивали. В классе меня никто не трогал. Они боятся, что я вновь рассвирепею и набью кому-нибудь морду, а я могу. И теперь не понимаю, что лучше, когда ты покрываешься плесенью так как на тебя все забили, или тлеешь на глазах под общим вниманием. И в такие моменты я понимаю, что Сонька была права. Живи себе, не обращай внимания на все происходящее и бери от жизни, то, что считаешь лучшим. Забей ты на них, на этих Идиотов, с большой буквы. Но нет. Теперь, когда я уже совершила этот поступок, остановиться не могу. Я чувствую, что повзрослела лет на десять. Во мне навсегда умерла малолетняя школьница. Страшно.
«Лось», кроме него и Соньки, все изменили ко мне отношение. И я держалась за моих друзей изо всех сил. Мне кажется, что я ему нравлюсь. А он мне? Да он крутой, прикольный, но не Кобейн. (Уж если у меня на нем штамп, то будущий муж, должен быть хотя бы похожим на Курта).
Сейчас я пытаюсь заново построить свой особняк и каменные изваяния. Я заново надеваю белое платье, но оно заляпано в крови и порвано. Зашить, исправить? Не получается, устала. А Курт, мой бедный герой до сих пор с большим фингалом под глазом.
Когда я вспоминаю тот день, я плачу. И плевать на то, что обещала сдерживать себя. Плевать. Я плачу. Я и сейчас плачу, потому что иначе нельзя. Мне кажется, что никто не может мне помочь, ни тот самый психолог-педофил, ни мать, ни отец, ни Сонька. Они просто не вникли в суть дела. А если не могут полюбить Курта, то о какой помощи вообще идет речь? Я чувствую, что одинока.
Я не пришла в школу! Это было так странно, дневник. Вот представь:
Я иду, как обычно, с сумкой наперевес, буквально сгибаюсь под тяжестью учебников и думаю: «спросят ли меня или нет?». Я подхожу к школе и понимаю, что останавливаться не хочу. Вперед. Одна дорога. Будто меня кто-то хватает за руку и тащит. Я прохожу мимо школы все дальше и дальше. Чувствую, что Москва становится для меня незнакомым городом. Не моим родным. Может она трансформируется для меня в «-таун»?
Я просто шла, иногда оборачиваясь на прохожих. И никто из них не чувствовал мое одиночество, мою тоску или грусть. Для них я была девочкой-призраком. Они не знали мои переживания, и ни на какое сочувствие я, конечно же, не могла рассчитывать. Пройдя еще пару домов, я уперлась в парк. Он пустовал, редко-редко по дорожке пробежит спортсмен или не спеша пройдет молодая мама с коляской.
Дети. Я помню ту фотографию с его малышкой… Курт Кобейн – отец неудачник, ушел из жизни, оставив дочку одну. Была бы я на ее месте, то достала бы всех вокруг вопросами: «почему?».
В парке было тихо. Я пожалась около прудика, а потом уселась, облокотившись спиной к дереву, и стала читать. Теперь-то я усекла, что лучше мне с собой не дневник таскать, а книгу. Читала тогда Мэри Шелли «Франкенштейн». И фантазия не шла. Я не могла найти свое Альтер-эго в этом произведении. Наверное, книга мне не понравилась или интуиция притупилась.
Тогда я еще слушала группу КИНО песню «Хочу перемен». Подпевала Цою и пыталась его полюбить. Ведь он как Курт. Они чем-то похожи, две звезды, падшие. Но его образ мне совсем не нравился. В голову постоянно вмешивалась Нирвана и голос моего любимого хриплый, милый, лучший голос в мире.
Перемен требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен -
Перемен!
Мы ждем перемен. (с) Кино – Хочу Перемен
Так я просидела весь вечер, боролась с голодом, листая книгу, ощущала на себе ласку ветра и думала, что было бы неплохо встать и пойти домой, но не могла. Я пришла к десяти вечера, мама, конечно же, не встречала меня с распростертыми объятиями, а наоборот очень сильно накричала, что она переживала и не знала где я. Но я ничего ей не ответила, приняла удар на себя, сделала невинное лицо и заперлась в комнате. В тот день я ничего не ела.
На следующее утро, я с уверенностью сказала самой себе: «В школу ходить не буду». Ничего не случится, если я просто не приду. Ведь передо мной целый мир, где можно спрятаться и чувствовать себя в безопасности, среди зеленых деревьев парка и маленького прудика. Я ушла, прихватив с собой пару сотен, поехала в центр, с другой книгой. Брэм Стокер «Дракула». В этот раз я поставила перед собой цель – идти и читать.
Поначалу удавалось, точнее не удавалось, постоянно отвлекалась на дорогу, но потом я стала, более внимательной и погрузилась в книгу с головой. В тот день я пешком дошла до дома из центра. Ноги гудели, кружилась голова, а внутри меня теплилось счастье. Хорошо!
Целую неделю я прогуливала, сидела в парке, гуляла по центру и никому была не нужна. На вопросы родителей: «Где ты была?», я спокойно отвечала – «в школе, а потом гуляла».
Но однажды дома раздался звонок. Я его не слышала, так как была в это время в моем любимом парке. А вот маме повезло.
- Добрый день, это классный руководитель Жени, ваша дочь систематически не посещает занятия, что-нибудь случилось?
Я представила, как моя мама села. А вот дальше фантазия подкосилась, то ли она ответила: «Она приболела!», то ли просто повесила трубку, а сама в страхе приложила руки ко рту: «Что с моей девочкой?». Мне ее жалко, папу тоже. А себя еще больше, поэтому я думаю, что это временно. Им только надо потерпеть и я выкарабкаюсь из этой дурацкой меланхолии.
- Что с тобой происходит? – рыдала она у меня на плечах. – Где ты шляешься?
Я опять тупо молчала.
Я думала, что если буду замыкаться в своем маленьком мирке, то рано или поздно меня кто-нибудь спасет, но оказалось, что это все глупое самоубеждение, я никому не нужна!
Две недели назад я не пришла домой. Просто не захотелось! Но все-таки предупредила маму, чтобы она не волновалась, я сказала, что на ночевке у Соньки, а звоню с мобильного, потому что их телефон сломан! Потом сразу перезвонила своей подруге и сказала, чтобы она ни в коем случае не звонила мне домой.
- Где ты есть? Почему не ходишь в школу?
- Не знаю, - отвечала я.
- А сейчас-то ты где? Ты время видела?
- Гуляю.
- Ну, где?
- В парке.
- И?
- Не приду домой.
- Почему?
- Не хочу.
- Так, я беру брата, и мы идем к тебе.
- Нет.
- Да, я сказала.
- А тебе можно?
- С братом, конечно можно!
Я не стала ее отговаривать. Потому что это все равно без толку. Если уж Сонька решила придти ко мне, то сделает это, не смотря ни на что.
В общем, этой ночью мы напились. Ее братик притащил с собой две бутылки пива. Это мало для него, но не для нас с Сонькой. Пробило так сказать на душевные разговоры. Плакалась ей как дура о смысле своей жизни, о любви к Курту и пила пиво. А она подруга-плечо, утешала меня и тоже пила.
Я еще поражалась ее братцем, согласился сопровождать свою мелкую сестру, дал ей выпить, а сам пока мы ревели, мочил ноги в пруду, а потом и вовсе уснул на траве.
Теплая весенняя ночь, яркие звезды, пробились через свет фонарных столбов, и я была счастлива, что рядом хоть кто-то есть. Я бы растянула эту ночью на всю жизнь. Была защита в лице Сонькиного брата, от каких-нибудь придурков (кстати, их не было), был слушатель – сама Сонька, и была я – дура. А чуть-чуть поодаль от меня сидел Курт и курил. Как странно, я никогда не видела его вживую, но явно представляю сидящего рядом. Дневник, есть вещи, которые мне очень сложно передать словами. Я бы могла нарисовать свое состояние, да не могу, рисовать-то не умею. Могу написать текст какой-нибудь песни, но такую еще не придумали. Хм… мое состояние… оно похоже на усы Сальвадора Дали, такие же смешно вздернутое. Нет-нет! Скорее как его сюрреалистический бред. Мое состояние – тоже бред, вздернутая сюрреалистическая усатая насмешка. Как-то так!
Уже в шесть утра, мы с Сонькой поняли – темы для разговоров иссякли, да и брат ее уже стал просыпаться. Смешно! Он чуть не свалился в воду, когда вскакивал. Сказал, что ему снилось, будто он падал. Курт Кобейн испарился в утреннем тумане, растаял с улыбкой на лице. Он еще вернется, я точно знаю.
Этот день я запомню навсегда, он олицетворял собой частичку свободы и независимости. Будто я концептуальный художник в поисках музы пропускаю сквозь себя потоки информации окружающего мира, я воображаю, оцениваю и сравниваю, черпаю вдохновение из всего, большой чайной ложкой, половником.
Я была свободна от родительских упреков, от учителей и школьных правил, от пристальных взглядов одноклассников и мнения окружающих. Я в Нирване.
Сонька предложила пойти домой выпить кофейку и завалиться спать. Это было весьма кстати.
Позже.
Может это карма? И в моей жизни все уравновешено? На каждый хороший случай найдется плохой. Пять дней назад я курила. Впервые в жизни и это было ужасно!
Предшествием этому был один случай в моей жизни.
Мама! Добралась до тебя, дневник. Добралась и я почувствовала, как опять предстала перед кем-то голой и избитой. И со стороны бы это выглядело так, даже смешно:
Мы с моим милым, предавались сладким утехам. Каждый день, каждые два часа. Все шрамы вроде бы заросли, ведь разговор с лучшей подругой привел меня в чувства! Я стала заново выращивать статуи, я зашила свое белое платье и поставила дверь в особняке, как в нее настойчиво постучали «Тук-тук-тук». Мы не обратили внимания, и продолжали ласкать друг друга поцелуями. Потом в дверь постучали еще настойчивее «Бам-бам-бам».
- Пусть все идут к черту, - сказал Курт залезая под одеяло с головой.
Дверь с треском вылетела и в коридоре появилась моя мама, она оценивающим взглядом рассмотрела мой дом, мои статуи и вынесла вердикт – «Шизофреничка!».
Мы растерялись, вскочили, прикрылись, разбежались, упали.… И я даже согласна была на групповое изнасилование и избиение моими одноклассниками, чем присутствие мамаши. А она внутри, и морду не набьешь и слова не вставишь.
- Ты что! Дура? Что ты пишешь? Я все твои диски выброшу, - кричала она, не зная к чему придраться.
Она металась из угла в угол моей комнаты, терла виски, брызгала слюной и давилась слезами. Я не могла понять, кто из нас сошел с ума. Я, которая видит давно умершего человека перед собой или она, которая истерит по пустякам.
- Мам, это моя личная жизнь и тебе не стоит в нее вмешиваться.
- Доченька, что с тобой случилось? Ты же никогда не была такой, - она схватило меня горячими ладонями за щеки, и вгляделась в глаза.
- Да, что не так-то?
- Как что? У тебя не здоровые фантазии. Я даже вспоминать не хочу, что ты написала.
- Тогда забудь.
- Но почему? – не унималась она. - Ладно, я закрою глаза на твои прогулы, я уже смирилась с этой чертовой дракой, но твои мечты, они аморальны.
- Это ты так говоришь! – отвечала я, продолжая разглядывать ее лицо, в то же время ждала, когда придет папа с работы, уж он-то ее утихомирит.
- Хорошо, - резко сказала она. – Я поговорю с врачем…
- Нет!
- Поговорю.
- Не надо.
- Почему это? Моя дочь сходит с ума и мечтает, чтобы ее изнасиловали всем классом. Она любит воображаемого мертвого гея и вообще, я даже не знаю кто этот Кабан.
- Кобейн и он не гей, - поправила я.
- Да не важно, пойми, я в твои годы…
И тут меня что-то очень сильно торкнуло. Опять это наваждение, вторая волна, Дзен, называй, как хочешь. Я медленно встаю, не отрывая пристального взгляда от матери и съезжаю с катушек. Начинаю визжать во всю мощь, срывая горло. Я покраснела как помидор, из глаз потекли слезы. Прокричи я еще немного, то окно разлетелось бы на мелкие осколки.
- ТЫ ВСЕГДА ДУМАЕШЬ ТОЛЬКО О СЕБЕ. Я НЕ ТАКАЯ КАК ТЫ!
По раскрасневшейся щеке прошлась материнская ладонь:
- Сядь и не ори, - приказала она. – Подрастешь - поймешь, а пока будешь сидеть дома.
Дверь в мою комнату захлопнулась с такой силой, что под ногами затрясся пол. Я упала на кровать и прорыдала в подушку весь оставшийся вечер. Хотя папа предпринимал попытки как-то меня успокоить, но я не поддавалась. Приняла вид гордого оленя и озлобилась на своих родителях.
Я решила отомстить. И выкурила целую сигарету, насильно. Когда я сделала первый затяг – то задохнулась в кашле. Но перед глазами сразу предстал Курт, и он курил. А если он может, то и я.
Я затянулась еще раз, опять закашляла. Во рту оставался какой-то мерзкий привкус, мне было противно. Я ведь уверена, что одна выкуренная сигарета сокращает жизнь на десять минут. И одной мне было мало, потянулась за следующей, и уже на третьей сигарете меня стало тошнить. «Кури, кури, кури, кури, кури».
Зачем я это делаю? Дневник, я хочу накуриться, а потом случайно обронить сигарету в прихожей, чтобы мама заметила и стала переживать за меня, злиться, ругаться.
Почему я такая злая? Ты лучше ответь мне, почему мир такой злой, почему Курт умер в таком раннем возрасте? Где справедливость? Почему в мою личную жизнь суют любознательные носы? При всем желании расскажу, а если не захочу, то и не буду!
С тех пор я стала брать тебя с собой дневник. А теперь вот, решила поделиться переживаниями.
В общем!
Устала писать. Рука сохнет. Тем более, сейчас начнется дождь! Думаю, что в этот раз ты уже захлебнулся в потоке моих мыслей.
Выплывай.
Удачи Дорогой дневник. Пойду домой.
11 июня. 2004 года. Пятница.
16 лет.
Они купили мне гитару. Ура-ура-ура. Люблю их!
Вечер.
День рождения! До сих пор под впечатлением. Это был самый лучший день в моей жизни. Родители устроили мне сюрприз, от которого я пришла в такой восторг, теперь всю ночь глаза не сомкну. Вдохнули в меня жизнь!
Когда я проснулась утром, у меня в комнате аккуратно упакованная в розовую оберточную бумагу, с большим наклеенным бантом стояла гитара. Я выдохнула, и это был такой расслабленный счастливый выдох, что мне захотелось его повторить, не получилось. Я вскочила и не знала, что мне сделать в первую очередь, кинуться к родителям в объятия или разорвать праздную упаковку и взять ее в руки.
Металась как червяк на крючке, радовалась. Хотя червяки на крючке умирают! Эм. Я была счастливым червяком.
В комнату зашли родители и громко пропели:
- С днем рожденья Тебя, с Днем рожденья тебя, с днем рожденья, с днем рожденья дорогая ЖенЯ.
И сейчас, пишу и думаю, какая я глупая была, когда стала ненавидеть своих родителей. Какая идиотка! Они самые лучшие. Самые-самые-самые, единственные и крутые во всем белом свете.
- А сейчас быстро в ванну, завтракаем и едем, - праздно сказал папа, пока мама накрывала на стол.
- А куда?
- Сюрприз.
«Ну, хорошо, сюрприз так сюрприз» - подумала я, и принялась рвать розовую бумагу.
Держу в руках. И не понимаю, что с ней делать.
Ну на самом деле конечно же, понимаю, но я, опьяненная радостью, просто держала ее в руках. Слегка дернула струны. Мне кажется, если я жахну по ним, то струны непременно порвутся. Понюхала… Вот оно, наслаждение! Чувствую ритм жизни. Мне хочется творить только добро!
Сюрприз оказался неожиданным, как раз то чего мне не хватало, это Большой неожиданности.
Родители пригласили Соньку с семьей, и мы поехали за город на шашлыки.
- А вдруг дождь? – спросила я.
- Значит, будем танцевать под дождем, - ответила мамочка и улыбнулась.
- А Сонькины родители вегетарианцы! Как они будут шашлык есть? – хихикнула я.
- Они сказали, что не всегда были вегетарианцами и думают, что Кришна или кто там у них, не обидеться, если они позволят себе съесть кусочек свинины в честь твоего дня рождения.
Боже мой, на какие жертвы люди идут ради меня! Я просто шокирована. Ведь все не так уж и плохо, как может быть? Главное не выбивать себя из этого ритма. Может, мне надо лишь улыбнуться разок другой этому миру и он полюбит меня!
Было очень непривычно видеть, как Сонькины родители едят мясо. Признаюсь, мне казалось раньше, что вегетарианство – это дарование свыше. На каких-то непонятных психологических уровнях, человеку дано понять, что кровь и мясо животного – это кровь и мясо людей, так как человек является по сути тем же животным. Значит поедание мяса животных сравнимо с каннибализмом, получается так. Хочу стать вегетарианцем, и сравнивать себя с растением. Но Сонькины родители, сказали, что если я буду растением, то не иначе как плотоядным, так как это новая градация, где вегетарианец уже не животное из плоти и крови, а цветок из хлоропласта и воды. В общем, та же история с каннибализмом. Животное ест животное, растение – растение! Вот же не задача. Чем тогда питаться, чтобы никому не причинить вреда?
Ой, от радости пишу какую-то фигню. Решила пофилософствовать! Неудачно, ничего страшного.
Да! Они ели мясо и хвалили моего отца за прекрасно приготовленный шашлык, хотя не знали до этого, каким он должен быть на вкус. Смешные они!
Природа, лето, все цветет и пахнет и среди этой красоты, нахожусь я, чувствительная натура, также цвету и пахну. Я бы хотела взлететь и раствориться над озером в чистом воздухе, стать его частичкой и парить над миром. Я бы хотела, чтобы он был рядом со мной и мы, держась за руки, облетели весь мир! Это просто непередаваемое ощущение полного спокойствия. Праздник! В мой день рождения был праздник! Любовь от родителей, преданность друзей и присутствие моего любимого. И только я обладаю даром его видеть. Может быть, это похоже на наркотик, но сладкий и приятный. Да, он вызывает привыкание, но не несет в себе разрушительных свойств.
Может быть, рай – это и есть постоянное чувство праздника?
Что-то меня понесло…
Сегодня на природе мы играли в мяч, веселились, пели, разговаривали и совсем забыли, что какой-то месяц назад я разбила Аньке нос! Горжусь собой, до сих пор.
Я сейчас смотрю на свою обновку и уже чешу руки, и кусаю локти. «Ща бы как сыграла»! Эх!
Случилось всего столько, что описывать это – значит не спать всю ночь, не смогу. Залипаю! Наверное, будет лучше, чтобы этот день, навсегда, остался в моей памяти, а не на страницах дневника.
13 июня 2004 года. Воскресенье. День.
Сонька знает, кем хочет стать! А для меня это оказалась проблема. Ведь на протяжении всего детства я никогда не думала о своем будущем. Но теперь с появлением гитары, я точно решила - буду музыкантом. Создам свою рок-группу и буду репетировать в каком-нибудь гараже. Это не просто мечта, это стремление пережить жизнь моего кумира, Курта Кобейна.
А вообще, если судить о нем как о музыканте, то… Курту простительно, что иногда не попадает в такт. Все концертные записи, которые я видела, говорили только об одном – «раздолбай». Нет-нет не Кобейн раздолбай, а его действия… Например – раздолбай гитару, раздолбай свою голову или раздолбай себя о руки фанатов. Да он весь такой, отдавал себя всего публике. Мне кажется, что Курт никогда не хотел быть чьим-то кумиром. Несмотря на всю славу, он продолжал быть молодым парнем в рваных джинсах и сигаретой в зубах. За это, наверное, его и полюбили. Каждый обычный молодой человек видел себя в нем. Это показатель – у каждого есть шанс выступить! И ты это можешь несмотря на всю жопу, которая твориться вокруг.
Наверняка, он, сидя перед зеркалом, повторял – «не зазвездись».
Дневник… я счастлива. Я оптимист, черт возьми…
Пойду, поиграю.
2 июля 2004 года. Пятница.
Все тело ноет! Мне очень больно.
Выписали из больницы!
Как? Что случилось, спросишь ты. Случилось страшное, гораздо страшнее, чем драка с Анькой.
3 июля 2004 года. Суббота
Не буду томить - больно писать.
Я оказалась тупым леммингом. Кто-то впереди прокричал – «ЕДА» и все толпой ринулись за ним. ЛОВУШКА! Стадный режим всегда приводит к ловушкам! Там не еда, а обрыв глубокий с полом из острых скал. И вот я валяюсь дохленькой леммингшей среди трупиков своих сородичей.
Лемминг – было первое слово, которое я вспомнила, когда очнулась. И вместо того, чтобы как-то успокоить склонившуюся надо мной маму, я спросила:
- Кто такие лемминги?
Положение хуже некуда, ненавижу больницы, воняет спиртом и больными старухами. Я вообще старух не люблю, ведь от них воняет мылом. И получается, что в больнице воняет проспиртованными намыленными старухами, тошнит от одного воспоминания!
Сегодня, дневник, я расслаблена, впервые за целый месяц. Наконец-то дома! Теперь могу спокойно рассказать тебе, что случилось. Хотя эта трагедия до сих пор стоит перед глазами, страшно, очень страшно!
Тогда тринадцатого июня я опять поругалась с мамой и убежала из дома. Я хотела записать в тебя еще пару мыслей о «лосе», Соньке и моей мечте! Я придумала название группы – «В Нирване», решила, что не стану скрывать своей любви к Курту, пусть все знают, что моя группа в честь Nirvana. Хотела доказать этим, что он жив и музыка его жива. А Сонька и «лось», должны были со мной играть в группе. Но мама все испортила. Или… это я все испортила? Не помню. Кажется, что это было несколько лет назад. А на самом-то деле всего месяц с хвостиком.
Голова болит…
В общем, мама или я в этом точно виноваты. Объясняю: я дура такая не спрятала сигареты, не выкинула их, как хотела. Сразу приперлась и к гитаре играться со своей игрушкой, а мать виновата, что отказывалась меня слушать.
- Ты считаешь, что это круто? Тебе только-только стукнуло шестнадцать лет, а ты уже куришь.
- Мамочка, это не то о чем ты думаешь, - говорила я. Но как себя оправдать я не знала.
- Сколько ты еще будешь меня мучить? Сейчас сигареты, а потом что?
«Наркотики, грязный секс, проституция» - это я сейчас пишу! Тогда мне было стыдно.
Я стояла с раскрасневшимися щеками и слезы щипали глаза, но я не плакала.
- Женечка, ну зачем? Ну, неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя! Я твоя родная мать, не враг. Ты можешь различить эти слова?
- Мамочка, прости. Я честно! Я всего-то выкурила, может одну сигарету и мне не понравилось, честно.
Но она уже не останавливалась и стала перечислять все мои недостатки! Что, мол, я съехала, стала неуправляемой. И в пик своего гнева вдруг вспомнила:
- Ты сама назвала меня злостной химерой!
- Почему ты меня не слушаешь? – спрашиваю я.
- Мне не нужны оправдания.
- Но что мне делать?!
Она сама не знала. Чем мне себя оправдать, чтобы снова стать любимой дочерью?
- Женечка, я просто хочу, чтобы ты от нас не отстранялась. Ты считаешь, что родители твоей подруги лучше нас. Я не спорю, они замечательные люди, но неужели мы настолько тебе ненавистны, что ты считаешь нас занудами.
- Я не…
Теперь не знала я, что мне ответить, чтобы убедить маму в ее безупречности! Она самая лучшая мама в мире и никакая другая мама ей в подметки не годится. Чтобы я не сказала, у нее есть джокер в рукаве: «Я читала твой дневник, твои мысли! Там написана, правда, там вся ты…»
В общем, мы так и оставили тему открытой. Ни я не смогла утвердиться в роли любимой дочки, ни мама не смогла меня понять.
Возможно, дневник. Ты скажешь, что она плохая мать! Отказывается принимать свою дочь такую, какая я есть. Но сейчас я понимаю, что она права. Мне надо бы быть сдержаннее! Какой к черту переходный возраст? Сонькины родители тоже многое требуют от моей подруги, и она выполняет, а взамен они делают тоже самое. У них в семье царит договоренность… нет… терпимость… нет… взаимопонимание. А у нас? Я не понимаю их, и считаю что они меня тоже, а на самом деле, все обстоит как раз наоборот. Какими бы родители не были не успевающими за модой и не знающими Курта Кобейна, мама всегда была и будет опорой.
Я знаю, что из-под моей ручки вытекает чернилами бредовый текст. Текст бредового наркомана… нет… бредовый текст наркомана, но сейчас в голове царит каша.
Так или иначе, но я смоталась из дома и пошла на свое любимое место. Понимаешь, просто наверняка моим родителям кажется, что они предприняли кучу попыток, чтобы хоть как-то наладить со мной отношение. Устроили банкет, купили гитару, день рождения, прощали многое, а я столб столбом.
В тот день я была тупой маленькой девочкой! Я мечтала только об одном – остаться одной. Гнев полыхал на лице, выдаваясь красными щеками. На башке царил хаос, волосы в разные стороны. Да и погода была совсем не счастливая, то порывы ветра, то тучи, но без дождя. Я как лошадь мчалась вперед и только вперед к своему дереву возле пруда, в мой мир, где меня дожидался Курт Кобейн.
Я понимала, что становлюсь шизофреником. Ведь по идее он плод моего воображения. Но чем вызван? Преданным фанатизмом, любовью! Всем. Всем. Всем. Я люблю группу Nirvana, я люблю Курта Кобейна, он талантливый певец, он обаятельный парень, он ранимый, нежный, мертвый.
Не вытерпела и закричала.
Мне хотелось только смерти. А в ушах отдавалось – «Злостная химера».
- Она меня не любит, раз не верит! Она ничего не сделала, чтобы меня полюбить.
Да-да, на тот момент мои мысли были именно такими! Я снова возненавидела своих родителей. И странно, отец-то тут не причем. Он вообще не был в курсе происходящего. Но тогда я считала, что в тихом омуте черти водятся. Он заодно с матерью. И когда я приду домой, тоже не поймет меня.
Родители тогда плавно переплывали из врагов в друзей, не уживаясь ни в одном состоянии. Я их ненавидела и любила одновременно.
Хм. Помню, что тогда я мечтала покурить. И хотела, чтобы с каждым моим новым затягом, Курт входил в меня. Я затягиваюсь – он пихает. Мне было все равно, что может случиться. Ведь по сути меня заругали по смехотворной причине, нашли пачку сигарет. Я опять же прямолинейная дура, сама сказала, что выкурила сигарету, нет бы соврать, что, мол, не мое, а Сонькиного брата!
Я дура!
Еще помню, что тогда хотела умереть! Очень сильно… Я представляла это так:
Я умираю, трагичной смертью, меня например, сбивает машина, врачи обещают родителям, что сделают все возможное и борются за мою жизнь. Смертельная схватка со смертью. Смерть с косой, доктор со шприцом. Смерть замахивается, врач отдает команды – разряд, следит за монитором. Смерть смеется. Врач не отступает и кричит – столько-то кубиков какой-то там гадости. Но смерть сильнее! Я на минуту прихожу в себя, вижу напротив родителей, Соньку с ее родителями и братом, Лося, Картавого Димку, Аньку с разбитым носом, всех своих одноклассников, еле слышно шепчу им: «Простите», и тогда из толпы выходит Курт, берет меня за руку, и мы уходим. Я становлюсь счастливой.
Я слышала ранее, что мысли имеют наглость материализоваться! И в тот день случился как раз тот самый феномен.
Просидев около своего дерева пару часов, дождавшись сумерек, я собралась идти домой. Но медленно-медленно! Еще медленнее, два шага в минуту!
Опять погрязшая в собственных раздумьях, не заметила, что напротив стоит какой-то придурок. Нет… вроде придурок не стоял, а шел. Не помню! Я прошла мимо, не придавая никакого значение, что он не сводит с меня взгляда. Но тут услышала:
- Эй, девушка.
Я не обернулась и ускорила шаг.
- Вас проводить?
В голове заиграла «I hate myself and want to die». Он догнал меня и загородил путь. Он шкаф, накаченный парень, лет двадцати пяти, с кепкой на лысине и застегнутой до шеи ветровкой «Adidas». Он в клетчатых шортах и коричневых сандалиях, волосатые ноги… я не помню, как он выглядел точно.
Попыталась пройти мимо – мешает, и смотрит на меня мыльным смазливым взглядом. Уже раздражает.
- Куда спешишь?
- Домой.
Почувствовала, как накатывает легкая паника. Вокруг никого и уже достаточно темно! Курт тоже уловил неладное. Он поддошел к нему ближе и принюхался. Курт машет руками, пытается сказать, чтобы я сваливала как можно быстрее.
Но что, он, призрак, воображение, сможет сделать?
- А где такая детка живет?
Все, теперь я поняла, что ему надо! Он назвал меня «деткой».
- А как тебя зовут?
Я молчала, следя за каждым его движением. Дрожь била спину. Меня кидало, то в жар, то в холод.
- Ты так и будешь молчать?
Курт пришел в бешенство и стал носиться вокруг него!
- Что тебе надо? – спросила я, как можно четче и сдержаннее. Но голос дрожал и уже под конец фразы сорвался на мышиный писк.
- А ты как думаешь? – усмехнулся он и погладил у себя между ног.
Заметив ужас на моем лице, он сказал:
- Умная девочка, быстро все поняла. Я не сделаю тебе больно.
Он подходит ближе, уже почти вплотную, как я срываюсь с места и бегу, настолько быстро, как могу.
- Стой сучка, куда? - Слышу крик в спину.
Я тоже начала кричать, что-то невнятное. Типа: «А. Не надо. На помощь. Отвали». Все слитно и неразборчиво. Он нагоняет. Наверняка спортсмен, с такими-то ногами, шкаф, просто жеребец какой-то. Это не сравниться ни с каким воображаемым изнасилованием в особняке. Это взаправду, в два раза страшнее, непередаваемо.
И куда пропали все люди из парка?
Курт бежал рядом и умоляюще на меня смотрел!
- Пожалуйста, не останавливайся, беги, беги. Пожалуйста.
Он хочет его остановить, но не может.
Знаешь, дневник. Мне бы хотелось, чтобы он был альтруистом! И кажется, что в какой-то степени таковым и был, при жизни. Он бы защитил меня, жертвуя собой. Кинулся на рожон с криками: «Я его задержу, беги и не останавливайся, быстрее ветра!». Где же вы мои речные кони?
Я упала. Не споткнулась! Он меня догнал и толкнул. Сильно! Так, чтобы я не смогла быстро подняться.
- Я, что с тобой в кошки мышки играть буду?
Он хватает меня за волосы. Куда сильнее, чем Анька. Я вскрикнула, но не заплакала. Страх пока не дает мне разреветься! Я понимаю, что сейчас, что-то будет. Страшное. Очень страшное. Надежда только на чудо. Очень хочется писать! И при всем в голове крутиться: «Только бы не обоссаться». Странно, в моих мыслях в этот момент я была везде, кроме своего тела. Я была рядом с мамочкой, у Соньки в гостях и думала только о них.
Предприняла попытку зарядить ему между ног. Не получилось, он рассвирепел еще сильнее и отвесил мне такую оплеуху, от которой я с разворота плюхнулась на землю. В висках что-то будто защемило, в ушах зазвенело, а перед глазами куча-куча волшебной пальцы, сияющей такой. Так вот он, какой Дзен, со своим молотом. По лицу заструилась кровь.
- Ты что бляха муха? Совсем страх потеряла, сука?
Он схватил меня за руку. Вообще я уже смутно понимала, что происходит. Перед глазами от такого удара все потекло и померкло. Единственное о чем я молила:
- Не убивай меня. Не надо, прошу.
Он молчал.
Сейчас я набралась смелости и представила, как это может выглядеть со стороны. Разъяренный психопат тащит за руку истекающую кровью перепуганную девушку в кусты. Она пытается орать, но уже, похоже, все равно. Как-то… не так.
Переношусь туда:
Курт рвал на себе волосы и орал на него:
- Отстань ублюдок. Отойди от нее педик. Умри.
Курт пытался заставить сделать его невозможное, например, залезть в чью-то жопу, сдохнуть на месте, отравиться.
Бедный мой Курт! Теперь достается мне!
Я вижу, как он нервно стаскивает с себя шорты, потом валится на меня и начинает облизывать лицо. Как обезьяна тискает меня, пытается порвать на мне футболку. Не получается, слишком спешит. Поэтому просто приподнимает.
Я чувствую, как воняет у него изо рта, но продолжаю стонать:
- Не убивай меня.
Этот придурок впивается ртом в мой сосок. Левым… да левым бедром, чувствую его член. Мне хочется рыдать. Молю Бога, чтобы это быстрее кончилось.
- Не убивай меня.
Он расстегивает ширинку на моих джинсах и уже приподнимается надо мной... Как вдруг! Пропадает из виду
Я слышу знакомый голос, но не узнаю.
- Ты что сука удумал? Я тебе за нее яйца отрежу, скотина… - потом провалилась куда-то в себя.
«Яйца отрежу, скотина» - звучит смешно. Я сейчас представила, как он будет выглядеть без яиц.
В общем, на этот раз это оказался Сонькин брат. Он спас меня! Теперь-то я думаю, что в третий раз моего или воображаемого или реального насилия (если оно, конечно, случиться) спасения не предвидеться. Козыри все растеряла.
Такая вот история. Я уж испугалась, что буду прощаться с девственностью под телом вонючего и потного качка среди колючих кустов, в своем любимом парке. А ведь мечтала, что в этот особенный день, сам Бог будет обливаться завистью, подглядывая за мной и моим любовником, Куртом. Кобейном.
Спокойной ночи!
4 июля 2004 года. Воскресенье.
Сидели и разговаривали с мамой.
Она держится молодцом.
Смеется вместе со мной. Скрывает боль. Но материнские глаза, самые говорящие в мире. От меня не ускользнули ее растерянность и страх. Она знает, что такое может случиться с любым человеком, но почему именно со мной?
Погладила меня по щеке и слегка дотронулась губами до лба, боится, наверное, думает, что поцелуй она меня сильнее, моя голова разломилась бы на части. Она как Мэрилин Монро. Я только сейчас это поняла, потому что мама также улыбается. Она как бабочка порхает вокруг своего любимого цветка жизни, меня, то есть. Она счастлива, что я жива. Я счастлива, что она счастлива. Она счастлива, что счастлив папа, потому что он счастлив, что счастлива я…
Мы счастливы! Лучше так напишу.
Но! Осмелилась поставить жирный-жирный восклицательный знак. Правда ли это? (такой же жирный вопросительный).
Скорее наоборот. Я делаю вид, чтобы они не волновались. Ведь я принесла им столько боли своим идиотским мышлением и поступками. Мне жалко моих родителей.
В больнице я провалялась целый месяц!
Помню лишь, как Сонькин брат донес меня до дома, а потом все будто в тумане завертелось. Из-за этого маньяка у меня было легкое сотрясение мозга. Но серое вещество из ушей не вытекала (вроде бы). Но каким-то боком я еще умудрилась удариться затылком.
Жива в общем.
Я вновь стала центром внимания. Если призадуматься, это похоже на хороший сценарий для психологического фильма. В семье не без урода.
Ранимый «подросток-максималист-эскапист» убегает из дома, пытаясь спрятаться в собственном мире, но у него ничего не выходит, потому что мир этот с хрупкими стенами, и выход он находит только один. Смерть!
На протяжении всего того времени, которое я провела в больнице, я размышляла. О жизни и случившемся, о семье и о Кобейне!
Ты, дневник, находился все это время рядом, лежал у меня на тумбе. Не могла писать. Я постоянно тебя перечитывала и переживала все события заново. Будто зависла во времени, как в фильме «День Сурка».
Почти каждый день мое одиночество сглаживали мама и папа, Сонька с братом и родителями.
Кстати говоря, ее брат стал для моей мамы настоящим героем. Но не для меня. Нет, я, конечно же, благодарна за спасение, очень. Если бы не он, то все могло быть еще хуже. Но главным героем для меня всегда останется Курт. Я благодарила Сонькиного брата от души! Но никто кроме меня не видел, кто все это время был рядом.
Если бы Курт мог, он бы раздолбал гитару об его голову. Точнее наоборот голову об гитару. С таким же энтузиазмом как он делает это на концертах.
Пошла спать.
7 июля 2004 года.
Голова еще болит и немного подташнивает. Врач сказал, что так и будет в первое время. Слабость и сонливость. Надо набирать силы за это лето. Мне сейчас тоскливо. Очень хочется, что-нибудь сделать, а я ссыхаюсь в постели. Хотя мама обещала, что мы завтра сходим погулять.
Дневник.
Какая же я…
Я столько раз называла себя дурой и идиоткой, что теперь не знаю продолжать ли мне писать? Ты и так прекрасно знаешь, кто я такая. Пройдя сквозь огонь, воду и медные трубы я не раз задавалась вопросом: Почему все это случилось именно со мной? И что мне делать дальше? Я что, левая? Крайняя? Особенная? ИЗБРАННАЯ? Может сама накликала на себя беду?
Мысли сейчас путаются. Мне очень тяжело признаться!
Мне страшна сама жизнь. Когда я лицом к лицу столкнулась с непониманием, унижением, болью, насилием, я осознала лишь никчемность своего жалкого существования. Я градирую из одного состояния в другое как осьминог. То растягиваюсь, то сужаюсь, принимаю любую форму.
Вообще жизнь – это дешевая шлюха, которую, в конце концов, поимеет смерть. Смерть вообще всех в итоге имеет. Однажды она поимела Курта и теперь его преданные последователи не знают, что делать. Но, кажется, я нашла ответ.
Мама и папа ушли в магазин, оставили меня одну. Я попросила включить мне Nirvana, одну единственную песню и поставить ее на повтор.
I laughed and shook his hand
And made my way back home
I searched for form and land
For years and years I roamed
I gazed a gazeless stare
At all the millions here
I must have died along
A long, long time ago
(с)Nirvana – the man who sold the world
С каждым новым повтором на меня накатывают волны меланхолии! Возможно, я сама их вызываю? Внушаю, что все к черту идет!
Каждый день мое настроение менялось, пару дней назад я как полоумная смеялась и строила грандиозные планы на будущее порабощение этого жалкого мира своей величайшей группой, посвященной Нирване, а сегодня я никто и ничто. Пустая телесная оболочка с одной и той же мыслью в голове: «Мне хочется быть рядом с ним».
Я понимаю дневник, что иначе быть не может. Я ранее писала, что выбрала путь и теперь обратной дороги нет. Я поняла, что жить без Курта Кобейна – значит не жить.
Да плевать я хотела на твое мнение, дурацкая ты бумажка! Ты же не понимаешь, о чем я говорю! Здесь не идет речь, видела ли я его в живых или нет. Я намекаю на то, что Курт живет во мне! Nirvana поет во мне. Мое сердце пляшет под “Smells Like Teen Spirit”, я засыпаю под “My Girl”, а просыпаюсь под “Lithium”, пью кофе под “Come as you are” и наконец,… умираю с песней на устах: I must have died along a long, long time ago!
Я только сейчас поняла (размыто от слез) что не должна была жить. Я родилась не в то время. Наверное, Бог кидал мне напоминалки, как на телефоне функция: «Ко, пора уже умирать! Твой Курт ждет тебя в раю. Прощайся давай с мамой и папой, и в путь!». А я тянула.
Неспроста же я умирала в своих мыслях, меня пытался изнасиловать какой-то идиот, я ругалась с родителями, не ночевала дома, хотела научиться курить и все это только ради одного!
Ради чего?
Подумай, дневник. Хорошо подумай!
Да, прав. Возможно, в какой-то степени я одержима им будто демоном. Но все, все чтобы я не сделала, должно было происходить во имя Курта Кобейна, отца, наркомана, музыканта и просто крутого парня!
Время пришло! Сейчас я разденусь.
(Вчера мама купила мне новые розовые трусики). Я предстану в них перед Куртом.
Я возьму мою любимую фотографию Кобейна, там, где он такой милый-милый и бородатый, широко улыбается, как ребенок и засуну ее в трусики. Это знак, дневник - он лишает меня девственности, не подумай, что я извращенка.
Знаешь, я надумываю написать предсмертное послание. Именно, что послание, а не письмо или записку. Сейчас-сейчас. Смотри:
«ПОШЛИ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТУ, ПРИДУРКИ!»
Ну как? Нет… слишком грубо. Я тоже так думаю. Тогда:
«Дорогие мама и папа, а также все близкие и просто сочувствующие.
Меня зовут Женя, и мне недавно исполнилось шестнадцать лет. (Это для тех, кто найдет мою записку). Сейчас вы смотрите на мой труп и вероятно задаетесь вопросом: «Почему? Отчего? Зачем?».
Заранее отвечу!
Почему? – Потому что надоело. Потому что чувствую себя тупой и убогой леммингшей (лемминг – зверек самоубийца). Я уверена, что вам, обычным сочувствующим глубоко наплевать на то, что перед вами лежит мой труп.
На моем месте? - а вы не сравнивайте! Скажите лучше, почему все вокруг не идеально и паршиво? Я надеюсь, что каждый из вас, кто сейчас окружил мой труп, сделает правильный вывод и поймет, что как-то причастен к смерти этой полуголой с фотографией какого-то бородатого парня в трусиках. Если у вас, конечно, есть совесть.
Отчего? – От того, что никто вокруг не разделяет моего мнения, моего одиночества и жизни. Пустота сгущается, тяжело дышать, сложно с кем-то говорить. Ни родители, ни друзья не могут меня понять, все они твердят одно и то же. Разделяют жизнь на «хорошо» и «плохо», но поймите вы, наконец, я хочу сама решить, как поступать. Так что считайте мое самоубийство – первый взрослый рассудительный поступок.
Зачем? – Затем, чтобы отдать последнюю дань моему кумиру Курту Кобейну. Прошу не думать, что моя смерть – бесцельна. Представьте, вы знаете, что где-то Там есть идеал. Неужели вас что-то остановит перед стремлением ринуться к нему в объятия? У любви нет границ, не маленькие ведь сами знаете. Пусть я еще молода,… нет,… мала, но мне кажется, что в жизни я знаю куда больше вас, обычных серых, частичек дурацкой толпы с одними и тем, же правилами.
Я умру... Но навсегда останусь шестнадцатилетней! А вы будете старыми и немощными, никому не нужными и тогда, смерть придет и поимеет вас.
Что ж, извините, что оторвала у вас столько-то времени. Уверена, слух обо мне, на районе будет ходить очень долго, поэтому прошу вас:
ИДИТЕ К ЧЕРТУ, ПРИДУРКИ!
Простите, мамочка, папочка, Сонька + родители и брат, Анечка – дура!»
Вот как-то так. Видел?
Я решила выпрыгнуть из окна, сжимая в руках этот листик.
Знаешь, дневник. Мне не страшно. Я если честно даже жду, когда это случиться!
А в принципе, что я жду? Хотя…
По щекам текут слезы, еще чуть-чуть, и мы встретимся. Мы будем жить в нашем особняке с каменными изваяниями, в городе с концовкой на «-таун». И никто, слышишь? Никто не сможет помешать нашей любви, которой мы будем предаваться каждый день, каждые два часа. Ни одноклассники, ни мама или друзья, ни извращенец в парке.
Я чувствую себя птицей. Сейчас расправлю крылья и полечу вниз. А потом резко воспарю и в небо! Высоко-высоко к ангелам!
Простите все…
I must have died along a long, long time ago.
7 июля 2017 год.
Привет Дорогой Дневник!
Недавно перерыла весь свой старый хлам и нашла тебя! Прочитала с широкой улыбкой на лице (как и обещал папа). Столько времени прошло, некоторое уже успело забыться, а иные моменты помню, будто случилось это вчера. Осталось чуть-чуть места, поэтому я выполню обещание и допишу тебя, чтобы потом ты стал свободным, как джинн из лампы.
Интересно знать что было? Ведь я еще жива, а последняя фраза прямо намекала на скорую смерть. И поверь мне, не испугалась, но и не спрыгнула.
Представь, как это могло выглядеть со стороны: Я еще совсем мелкая, с фотографией в трусах, полуголая кое-как забираюсь на подоконник. После сотрясение, движения были вразброс, качало в разные стороны. На фоне повторялось: «I must have died along a long, long time ago!», как сейчас помню. Ступила на грань между жизнью и смертью. Посмотрела вниз, дух захватило.
Глубоко дышу. Носом. Успокаиваюсь. Перед глазами проносится вся жизнь, начиная от самого первого воспоминания из детства и заканчивая последними событиями.
«Ну, все», - думаю. - «Пришло время».
И только значит, я открываю окно, как бумс, глохнет музыка!
Пойми дневник, любой другой плюнул на это и полетел бы камнем вниз, по сценарию. Но не я! Моя смерть должна была быть красивой по всем стандартам телесериалов, под музыку, от ранимых чувств и любви к своему собственному идеалу.
Пришлось спускаться! Вырубили свет, вот уж не знаю по каким причинам. И это-то меня тормознуло. Я спустилась и поняла, что больше точно не поднимусь!
Постояла, подумала. Много думала, в тишине.
Впервые в жизни не под музыку. И знаешь, меня, будто отпустило. Голова вмиг просветлела. «Какого черта я делаю? Оно мне надо?» - как-то так.
«Эта была жизнь Курта Кобейна, а не моя. А если подумать, то не все так плохо, когда все хорошо. Кому будет нужна моя смерть? Это состояние называется не фанатизм, а дурость! Будь я нормальной фанаткой Nirvana, то посещала бы всевозможные форумы, устраивала бы квартирники в память о Курте, тратила бы деньги на какие-нибудь редкие чудом сохранившиеся автографы и т.п.!» - До этого мне пришлось расти и расти!
Когда свет дали, я попробовала заново включить диск, но почему-то он не заработал. На первой песне он противно цокал и хрипел.
Этот диск я до сих пор храню на полке как знак моей жизни. Моего спасения.
Знаешь, сейчас мне начинает казаться, как бы смешно со стороны это не выглядело, но, по-моему, это не случайность! Мне очень хочется верить, что сам Курт вырубил свет и сломал диск. Моя маленькая мечта.
Если ты хочешь узнать, как изменилась Ко после этого, то так и быть поведаю:
У меня есть муж и сын. (И ни один из них не похож на Кобейна). Хотя очень хотелось назвать ребенка Куртом, но поняла, что это может носить в себе некий отрицательный характер. Через месяц ему исполнится пять лет. Очень люблю своего малыша.
С Сонькой мы до сих пор дружим, с «лосем» видимся. А вот про Анечку давно не слышала, но надеюсь что у нее все хорошо! Она, кажется, уехала заграницу.
Я рада, что закончилось именно так и никак иначе. После этого случая, я кардинально поменяла свое отношение к жизни. Нет-нет, не успеваемость в школе или какое-то стремление быть в чем-то первой. Я просто радуюсь, что живу! Оказывается для счастья много не надо. В детстве может я и строила себе воздушные замки, где пыталась спрятаться, и может быть, по каким-то понятиям, та маленькая шестнадцатилетняя девственница умерла, но дала жизнь совершенно новому - мне, такой, какая я есть сейчас. Я до сих пор слушаю Nirvana, но теперь эта музыка навевает мне только самые добрые и теплые чувства, не переживания.
Да, хоть и жаль признавать, что моя девичья мечта так глупо прервалась, она казалась такой непоколебимой, словно статуя…, но пропала, лопнула как воздушный шарик.
Иногда снится сон. Мы сидим с Куртом в кафе и пьем кофе. Как два закадычных друга, говорим обо всем. И когда наступает утро, то он, склоняясь надо мной, еле слышно шепчет на ухо:
- Удачи. Я пошел.
Спасибо ему. Такое ощущение, что он был не просто плод моего воображение, а настоящий. Призрак?! Как живой, как ангел-хранитель…
Эх. Страница заканчивается, написала бы еще, да лепить не буду. А кстати
Мне двадцать восемь, и я жива и счастлива, чего и всем желаю!
Пока!
Я в Нирване Полная Версия
© Copyright: Максим Кутуров, 2010
Свидетельство о публикации №210100801262
Свидетельство о публикации №210100801262
Рецензии
Эта тема сейчас очень актуальна. Среди подростков все чаще и чаще встречаются похожие на вашу героиню. Они обладают глубоким внутренним миром, но, в силу своего возраста, не способны правильно воспринимать окружающую их действительность. По сути, они живут в благополучных условиях, но не понимают этого, это благополучие им не ценно, поскольку их ценности на тот момент совершенно иные. И как же хорошо, когда родители не пытались сломать ГГ, а ведь некоторых пытаются...
Спасибо за Happy end, возможно, кто-то из подобных главное героине прочитает, и увидит для себя свет в конце тоннеля.
Кстати, тут вас ругают за жанр:) советую, не обращать внимания.
В свое время авторов постмодернизма, тоже не знали к какому жанру отнести, а теперь расхваливают, хотя и впихнули их в рамки классических жанров, а ведь не стоило этого делать - это совершенно другая литература. Текст должен быть живым - это главное, у вас это получилось. Тем более, тема...
Спасибо
Риричи
Риричи Курама 19.05.2013 16:08 • Заявить о нарушении
Спасибо за Happy end, возможно, кто-то из подобных главное героине прочитает, и увидит для себя свет в конце тоннеля.
Кстати, тут вас ругают за жанр:) советую, не обращать внимания.
В свое время авторов постмодернизма, тоже не знали к какому жанру отнести, а теперь расхваливают, хотя и впихнули их в рамки классических жанров, а ведь не стоило этого делать - это совершенно другая литература. Текст должен быть живым - это главное, у вас это получилось. Тем более, тема...
Спасибо
Риричи
Риричи Курама 19.05.2013 16:08 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.