Последний подарок

Поезд медленно катил к точке отсчета… пока еще есть несколько минут пути, тишины, глубокого вздоха. Замерла, отпустила себя. Крохотная передышка. Вагон слабо качнулся, дернулся и остановился. Все. Дрожащие пальцы никак не могут справиться с пуговицами черного плаща. Черный платок - на голову и немеющие руки берут сумку. Неподвижный вагон все еще качается под ногами. Двое суток в пути – немало. Да дело не в этом, почти три недели под ногами качается земля – то уплывает совсем, то появляется, дразня возможностью опоры. Выхожу.

Полдня я смотрела в окно на падающий скорбный октябрьский снег. Неспешные хлопья скользили по унылому пейзажу, сглаживая, прикрывая собой неизбежный факт умирания. Но ни это, ни тусклый свет осеннего дня не спасли мои глаза от резкой белизны осевшего мокрого снега, устлавшего перрон и железнодорожные пути погребальным саваном. Рельсы расчеркивали этот саван двумя холодными траурными полосами. Я остановилась, поставила сумку в снег. Почему-то последнее время мне казалось тяжелым все, что я брала в руки.

Растерянно оглядываясь, я прошла несколько шагов вперед, повернулась, всматриваясь в лица бредущих по перрону людей. Меня никто не встречал. Я вернулась к сумке и решила не отходить от вагона. Буду ждать.

Вскоре встречающие разобрали пассажиров и перрон опустел. Носильщик катил пустую тележку, вяло поругиваясь, прошли двое рабочих. Я стояла и не знала, что делать, куда идти. Подошел дрожащий пьянчужка и стал просить денег. Я не могла понять, что он хочет. У меня не было русских денег. Я пожимала плечами и шептала:
- Оставьте меня… у меня ничего нет, я не понимаю…
Он вздохнул и покачал головой:
- Понимаю… - и побрел дальше.

Я постояла еще несколько минут, ноги в черных ботинках стыли. Надо идти. На вокзале должен быть телефон, надо идти и звонить. Взяла сумку и нерешительно направилась к переходу. Оставалось метров пять, когда из его черной утробы выскочил мужчина, ища тревожными глазами меня. Бросив сумку, я протянула руки и облегченно выдохнула:
- Здравствуй, а я уже подумала, что-то случилось и меня никто не встретит. – Я попыталась улыбнуться, но слезы опередили и скривили улыбку в больную гримасу. 
- Ну тихо, тихо. – Владимир обнял меня, успокаивая. Голос его дрожал, а глаза покраснели и избегали смотреть на меня. – Ну что теперь поделаешь?.. Пойдем, там в машине Татьяна ждет.

Мы ехали в аэропорт. Татьяна что-то спрашивала, я невпопад отвечала и смотрела в окно на беспорядочно проезжающие машины, на людей, которые ежась от холода спешили куда-то, на расхлябанный колесами, смешанный с грязью снег. Серые хлопья шлепались в стекло, таяли и косыми росчерками ускользали прочь.

- Ты знаешь, совсем недавно было еще тепло, мы ездили на дачу, помнишь наш огород? – Татьяна нервно поправила выбившиеся из-под шапки волосы. – И так резко вдруг похолодало. Ночью был мороз. – Она глянула мне в лицо и замолчала. Немного погодя, сжала мою руку и всхлипнула. Ладонь ее была прохладной.
- Да, помню, - я неотрывно смотрела в окно, - везде похолодало. У нас тоже… Слишком рано выпал снег. Всю дорогу белые хлопья сквозь черные деревья… Белая пелена на черной земле.

Я хотела ехать и чтобы эта дорога никогда не кончалась, слушать Таню, отвечать что-то и ни о чем не думать, смотреть в окно и потерять реальность в этой серой круговерти. Но, всякая дорога рано или поздно заканчивается.

Машина припарковалась, Володя открыл дверцу и подал руку. Я вдохнула и ступила на землю. Я не помню, когда я выдохнула, мне казалось, что нет. Моя голова плыла куда-то, тело было легким, только в груди образовался тяжелый камень и мое неровно стучащее сердце могло больно удариться об этот камень или вообще разбиться, и поэтому я боялась выдохнуть.

Татьяна старательно проговаривала наши действия, чтобы определенностью и размеренностью не дать мыслям сбиться в растерянный хаос, чтобы остановить этот безумный калейдоскоп лиц, теней, дверей, многочисленных окошек.
- Сейчас мы пойдем к начальнику аэропорта. - Она решительно направилась к какой-то лестнице.
- Нет, надо подойти к окошку администратора. Мне сказали, что это должно быть там.

Сердце колотилось, руки стыли в карманах, ноги немели. Я заглянула в окошко:
- Извините, пожалуйста, для меня должны были передать с Владивостокским рейсом небольшой груз.
- У меня ничего нет, - женщина равнодушно пожала плечами и отвернулась.
- Простите, но мне сказали подойти к окошку администратора и спросить, - голос дрогнул, и я замолчала, пытаясь справиться с собой.
- Женщина, я же сказала, нет у меня ничего. Никто ничего не оставлял. Не мешайте работать. – Администратор демонстративно переложила полуисписанный листок с места на место.
- А что же мне делать? – холодные мои губы не слушались и едва выжимали слова.
Татьяна рванулась к окошку:
- Да успеете вы поработать, вы что, не видите? Женщина два дня в пути – еле на ногах стоит, а вы – «не мешайте работать».
Я мягко отстранила Татьяну:
- Пожалуйста, не надо… я сама… Вы просто будьте рядом, хорошо?
Я крепко сжала руки в карманах и терпеливо продолжила:
- Понимаете, это очень важный груз, помогите, пожалуйста, найти его. - Мой голос сорвался, горячий комок в горле мешал говорить, я шептала: - пилоты Владивостокского рейса должны были передать его сюда.

Администратор внимательно посмотрела на меня и взяла телефонную трубку. Она что-то говорила, ей отвечали, она слушала, нахмурившись, затем положила трубку и уже мягче произнесла:
- А вы опоздали. Ваш рейс прибыл вчера, а сегодня улетел обратно. Ваши пилоты отдохнули и тоже улетели.
Я закрыла лицо руками:
- Нет-нет, это невозможно, ну пожалуйста, сделайте что-нибудь. Спросите там, где они отдыхали. Может, они там оставили?
- Послушайте, женщина, - решительно произнесла администратор и осеклась… по моему лицу катились слезы, я вытирала их руками и беспомощно смотрела на нее. Тогда она стала уговаривать, - ну успокойтесь, ничего с вашей посылкой не случится. Подумаешь – увезли обратно, передадут со следующим рейсом. Никуда она от вас не денется. Езжайте домой, отдохните, созвонитесь с кем надо и приедете в следующий раз.
- Нет-нет, это невозможно, они никак не могли увезти обратно, позвоните, пожалуйста, кому-нибудь.

Женщина вздохнула и опять взялась за телефон. Через несколько минут она с сожалением развела руками:
- Ничем не могу помочь. Никто ничего не знает. Вашей посылки нет нигде. Ее просто нет.
- Её просто нет? Хорошо. – Мне вдруг стало очень спокойно, я повернулась к Татьяне с Владимиром, - ее просто нет! А знаете что? Вдруг это просто большой и нелепый розыгрыш и ее в самом деле нет и не было!

Ошеломляющая радость подкосила мои ноги, я прислонилась к стене и медленно сползла на пол. Стало жарко и только что казавшиеся мне тусклыми лампы огромного аэропортовского зала вдруг задрожали яркими огнями. Я тихонько засмеялась.

- А что? Может и правда? Наш братец шутить горазд, - Татьяна схватилась за соломинку, присела рядом и принялась оживленно придумывать объяснения, - а вдруг у него там планы и ему нужно было пустить такой слух? Или просто скучно стало, - она округлила глаза, узкие губы растянулись в удивительно детской улыбке, - вот и решил подурачиться и нас позабавить. Он такой выдумщик!

- Да нет, Тань, это он мне подарок такой решил сделать оригинальный. Ты знаешь, сколько он мне подарков делал? Да не простых, заурядных – это скучно, а что-нибудь особенное, удивительное. Вот передарил все, что мог и придумал такой прикол. Вот балда! – мы рассмеялись. Владимир смотрел на нас и молчал. В глазах его качалась боль…

- Слушай-слушай, - Таня торопилась, будто опасалась, что не успеет сказать, - представляешь, вот мы приедем счас домой, только сядем за стол и вдруг звонок, и такой хитрый голос в трубке: «Ну что? Как я вас разыграл?», - она обняла меня, наклонилась совсем близко и прошептала, - а вдруг и сам уже дома, сидит и балдеет от предвкушения наших вытянутых рож… Свет, ты чё? – она проследила за моим взглядом. Я смотрела в глубину зала, в сторону лестницы, с которой только что сошли двое мужчин в синей форме.

Я не смотрела на их лица, но почему-то отметила, что пилоты были высокими, подтянутыми и о чем-то тихо говорили. Они шли очень медленно, как в дурном сне или испорченном кино. 
- Света, это они? – Татьяна поднялась и протянула дрожащую руку, чтобы остановить меня. - Откуда ты знаешь?

Я рванулась навстречу пилотам, не сводя глаз с небольшой серой сумки, которую нес в руках один из них. Я еще не увидела то, что нес другой…

Таня побежала за мной. Администратор привстала со стула, пытаясь разглядеть, что происходит, и удивленно спросила:
- А что передали-то? Что за груз?
- Урна с прахом ее мужа… - глухо, уже на ходу, ответил Владимир.

***
В тот день рождения я получила твой последний подарок… В машине, держа на коленях перевязанную бечевкой желто-серую картонную коробку, я обнимала и гладила ее руками, склонялась к ней головой и плакала в голос… я причитала и срывалась в шепот, на минуту затихала и опять плакала горько и больно… затем улыбалась и выдыхала нежности словами, которые понимал только ты… я прижимала тебя к груди, надеясь острой гранью коробки расколоть тяжелый камень внутри… я трогала губами шероховатую поверхность безучастного картона, пытаясь коснуться тебя… но это была просто коробка, а в ней – просто жестяная банка, в которой осталось всего лишь нелепое напоминание о тебе…