А между делом вам спою...

   Барыня Осень... Сударыня Осень!
      
      Словно красавица цыганка ты раскинула свои необъятные юбки.
 Жёлтые, красные, зелёные, лиловые... И ласково улыбаешься
 над детворой, зарывающейся в шуршащие кринолины, хитровато
 прищуриваешься перед одинокими фигурами в парке, что со
 слегка опущенной головой медленно передвигаются, загребая
 ногами роскошные твои наряды...

     - Держи, девушка!
     Целым ворохом цветных лоскутков из
 детства порывом шаловливого ветерка осыпана загрустившая!
     - Улыбнулась... Вот и славно, милая, любуйся красой
 моей, думай только о хорошем!

     И полетели яркие лоскутки дальше, хохоча шёпотом, озорничая со степенным,
 самоуверенным, глубоко задумавшимся...
    - А не надо
 рядом со мной думать, мудрый ты человек, не надо, ты сердце свое послушай, прислушайся к нему! Оглядись,
 осмотрись, да припомни-ка! Что, вспомнил? Ну, конечно, лет
 тридцать тому уже с лишком... Захлёбывался ты моими запахами, громко
 стихи читал, воображая перед своей красавицей... Казалось,
 над землёй ты парил тогда от счастья! Вот и сейчас - ну, что
 мешает тебе сейчас взлететь со смехом? Твоя милая красавица всегда
 с тобой, детки у вас прекрасные, (что, и внуки уже
 есть?) должность во-о-он какая  у тебя, дом полная чаша. Будь
 счастлив, дорогой, как тогда! Улыбнулся? Догоняй, милый! Не
 нужна тебе шляпа эта, пусть твоя уставшая от ненужных дум голова
 проветрится! Молодец! Беги-беги, смейся! Завтра ко мне со своей
 женой приходи, я  еще одну волшебную сказку из
 вашей памяти достану!

  Барыня Осень!  Сударыня Осень! 

         Дурит песик, прыгая, прячась, кувыркаясь, фыркая, повизгивая от сумасшедших разноцветных
 запахов шалей твоих, чуть грустных... горчично-щемящих...
 томительно-нежных... необыкновенно чистых и прозрачных...  А
 хозяин-мальчишка за руку с кудрявой девчушкой захлёбываются
 от восторгов своих, никому, кроме них, сейчас не доступных...

       - Ах, мои хорошие... Вижу вас лет через пятнадцать, с колобком-карапузом, сильных, красивых, счастли-и-и-ивых!   Запомню я вас, укутаю и лет через
 шестьдесят красотой своей, напомню вам счастье ваше
 сегодняшнее, посмеюсь вместе с вами над несгибающейся
 поясницей, глядишь, и пробежаться заставлю наперегонки с
 озорником моим, ветерком...
       Смейтесь громче, ребятишки, смейтесь, прыгайте, набирайтесь
 сил перед зимушкой метельной!

     - Ну, милая, ласковая моя, а ты зачем плачешь? Или заморозил тебя уже ветерок мой? Ах, уже пятидесятую Осень встречаешь? О, глупышка! Муж ушёл... Ну, что ж теперь-то плакать...  Ты ж на него всю свою жизнь смотрела, на него, да для него. А надо-то было - в одну сторону, да в ногу, да плечико в плечико, да в один голос...  Не реви, не реви. Леди не плачут на улице. А ты ведь у меня - ох, и хороша! И статью, и сердцем красивым да добрым... Молодец, носик еще припудри, губки чуть ярче подрумянь... А я тебе что скажу, дорогая моя. Вон в том окне, на седьмом этаже, я всё чаще и чаще вижу мужчину - небрит, много курит, а глаза у него - оголодавшие, болезненные... Да не больной он - тоже жена ушла. Душа у него болит. И ведь хороший человек. Вот и думай, милая моя... Помню я его ещё мальчишкой - смех его заливистый дольше всех звучал на улице, озорней и радостней всех кувыркался он по листикам моим, а какие букеты умел собирать! Иди-иди, моя красавица, вон как глаза-то у тебя блестят уже от предчувствия. И верь мне, верь! И сердцу своему верь!
 А ты за ней лети, озорник, да вовремя под правый каблучок ее и толкни, порывистый мой. Торопись, вон, уже несколько шагов между ними...

 Ну, счастливы будьте, и меня чаще вспоминайте! Люблю, когда обо мне с теплом и добром говорят.


 Ах, Барыня Осень! Сударыня  Осень!
 Ах, Красавица-Волшебница!