разбудить меня

Я хотела бы обрисовать  такую мысль. Только обрисовать. Слегка наметить силуэт её.
 
Как-то привыкает сердце к смерти рядом. Я сопротивляюсь, а сердце привыкает.
 
«Подождите, подождите.  Вы заводите какой-то очень странный и, можно сказать, даже смешной разговор. Ну, возьмите хотя бы, что там далеко ходить, средние века. Смертоубийства кругом, везде. На дорогу поодиночке не выходили.  Страшились. Такое дело. Да что там средние века. Нашу гражданскую возьмите. Сама Раневская по пути в театр через трупы на улице перешагивала.  И ничего, играла через полчаса. Как-то вы все невозможно обостряете. Будьте проще».

В этом месте я вспоминаю съемки Нюрнбергского процесса, показанные как-то телеканалом  «Культура».  И съемки в съемках. Обвинители как улику используют кадры, заснятые американцами в лагерях смерти. Торжествующие, улыбающиеся, на цветных танках,  Победители с камерами в руках пересекают эти вибрирующие территории. Как от плавящегося асфальта поднимается в полдень горячий воздух, который, кажется, можно собрать в горсть, так от этой земли поднимается вверх к лицам людей сама смерть. Её там так много, что, если бы в этом месте были деревья, смерть  должна была бы оседать на голых ветках, превращаться в жидкость и капать капать капать  обратно вниз, к сапогам, на землю. Но земля не смогла бы принимать эти капли, потому что итак была пропитана смертью же под завязку. .. Деревьев там не было. Зато был экскаватор, который проводил зачистку. Я надеюсь, Вы понимаете, о чем речь.  Тогда я поймала себя на мысли, что я не узнаю в ЭТОЙ МАССЕ людей. И не думаю про ЭТУ МАССУ, как про людей. Это просто груда каких-то предметов. Куча чего-то, которую толкает в яму трактор с ковшом. И я не могла ничего с собой поделать.  Я просто выключила телевизор и пошла спать. И заснула.

Наверное, смерть была привычкой во все времена, но что-то отвратительное есть в этом.
 
После совершенно обычного дня я возвращалась домой поздно вечером. Я ехала в троллейбусе. Я что-то там думала про своё настроение. Про то, что я как-то особенно устала.  Про то, что «как завтра день вчерашний»…. И всякие другие мысли посещали меня. Тем временем троллейбус ехал как-то невозможно медленно. Я меланхолично подняла глаза на окно и наткнулась на вереницу машин рядом. Все ехали невозможно медленно. «Нуууууууууу воооооот»-подумала я со скрипом. Проплыл автобус. Ещё один, а за ним вдруг открылся кусок дороги. И ещё кусок чего-то неопределенного.  Очень постаравшись, можно было узнать в этом то, что осталось от машины, лежащей на своем хребте. И знаете….. это было не страшно. Это было обычно….. Удушающе страшным был, валяющийся в метрах четырех от железа, черный мужской ботинок. Он лежал на боку, а мимо него очень медленно ехали машины…

«Только Богу дано право меня разбудить».