история про памятник
Воинская часть 4321 к стройбату не относилась, но и элитным подразделением тоже не была, а посему согласно ранжира, памятник ей полагался гипсовый, в масштабе 2 : 1.
Возвышался он над плацем с протянутой указующей дланью мол, в верном направлении маршируете товарищи. И толи от старания солдат марширующих в ногу, толи от некачественного материала, у гипсового Владимира Ильича вдруг вывалился нос. А при общеизвестном в народе факте наличия у Ильича болезни, предполагающей подобную неприятность, такой изъян у памятника выглядел не то чтобы не эстетично, а просто угрожающе для майорских погон замполита Калюка. Поэтому в преддверии ноябрьских праздников в кабинете комполка Горькова состоялся следующий разговор:
- Пал Палыч надо с Ильичем что-то решать. Ведь смотр скоро, начальник соединения со своей свитой будет, чует мое сердце кто-то из них у Ленина безносость обязательно узреет. По нынешним временам антисоветчину приписать могут. Вообщем скульптор нужен, и как можно скорее.
- Да знаю, я знаю, – заоскомился полковник,- Ну ты вот мне скажи, где я тебе скульптора в нашей глухомани возьму, если с центра вызывать то может, к весне выпросим и, то сомневаюсь. Надо своими силами как то выкручиваться. Пошерсти в полку может, какой художник затесался.
- Шерстил я. У нас к художнику ближе всех разве что кузнец. Да и то у него не художественная ковка, а так разве что кувалдой помахать.
- Знаешь, майор, ты у нас политрук вот и делай что хочешь. Вон писаря возьми, раз почерк хороший, значит, рисовать умеет, а от рисовальщика до скульптора – один шаг. Пообещай ему дембель первоочередной, он тебе за дембель не только нос и уши Ильичу обновит.
Полковой писарь сержант Горшков готовился к демобилизации. Хлопоты, именуемые дембельскими, предполагали в воинской форме и альбомах всяческие изыски и ухрищения. Солдатам хотелось вернуться домой красиво, поэтому военная форма ушивалась, заготовлялись неуставные аксельбанты, а альбомы с сослуживцами украшались любыми подручными, порой суперсекретными, материалами. Вот за одним из таких крамольных занятий, майор Калюк и застал, разомлевшего в мечтах о доме, старослужащего сержанта.
- А что это у вас? Позвольте-ка взглянуть товарищ сержант. - Для пущей угрозы официально обратился майор.
Виньетки из секретной посеребренной пленки применяемой для утепления спутников окаймляли в альбоме каждую фотографию.
- Ну что ж очень художественно. Только вот за такие художества дембель ваш может быть очень и очень неблизким, – возникла пауза, - Но не все так плохо как вы думаете, сержант,- продолжил политрук, - у вас есть возможность не только сохранить этот альбом, но и вернуться домой одним из первых.
Сержант смотрел на майора с преданностью пса.
- Так вот. Вы, наверное, видели товарищ сержант, что у памятника Ленину отпал нос. Ставлю вам боевую задачу привести памятник в надлежащий вид.
Горшкову отступать было некуда. С авантюрностью достойной Остапа Бендера он выпалил:
- Будет сделано товарищ майор, только у меня будет небольшая просьба – гипса побольше выделите, а то ведь с первого раза может и не получится.
- Ну, это не проблема. Идите на склад к прапорщику Гавриленко вот вам требование на ведро алебастра. Ведра вам хватит?
-Так точно! – отчеканил писарь, прикидывая, что с ведра алебастра можно с полсотни носов вылепить. Какой-нибудь
памятнику впору, да и придется.
Требование майора Калюка, представляло из себя вырванный из блокнотика листик, на котором мелким почерком было написано: «1 ведро алебастра» и подпись. Такими донельзя лаконичными писульками он пользовался по любому поводу. Например, для получения спирта он писал даже без слова «выдать» 05 спирта, и подпись. Этой особенностью требований удачно пользовались старослужащие. Однажды найдя в каптерке использованный журнал дежурств, они увидели, что вокруг подписи Калюка есть свободное место, куда вполне вписывались и 05 литра спирта и даже целый литр. А подчерк майора подделывать приходилось, как вы сами понимаете, сержанту Горшкову. Зато подпись была настоящей и подозрений у завсклада Гавриленко не вызывала.
И вот с такой писулькою и явился наш писарь на склад.
- Что опять за спиртом? – полюбопытствовал прапорщик, подозревая у замполита как минимум вторую стадию алкоголизма.
- Да нет, я за алебастром. Нам ведро алебастра надо.
- А ну-ка покажи,- действительно на листике было написано «1 ведро алебастра»
- Куда это столько?
- Памятник Ленину обновлять будем.
- А может пол ведра, хватит? – дело в том, что алебастр был нужен и прапорщику для ремонта собственной квартиры, а на складе оставался всего то один, да и то уже начатый мешок.
- Никак нет товарищ прапорщик. Памятник Ленину - это вам не общественный сортир и торг здесь неуместен.
Дух Остапа Бендера по-прежнему подпитывал авантюрность сержанта. « Ну ладно, оставшегося ведра и мне для ремонта хватит» - подумал завсклада и с неохотой отсыпал затребованный алебастр.
И через некоторое время для носовосстановления вождя все было готово. Ведро алебастра, ведро воды, две алюминиевые миски из столовой, пожарная лестница и два вида шпателей. Недостающий инструмент решено было заменить руками. И работа закипела. Первый замес был слишком жидок и только измазал усы и бороду, пришлось брать тряпку и вычищать. Второй замес был неплох, но нос получился, похож не то на свиной пятачок, не то на минихобот. Пришлось делать третий замес.
Командир полка устав наблюдать челночные передвижения писаря вдоль лестницы позвонил замполиту.
- Слушай Калюк, что-то у нашего доморощенного скульптора не очень получается. Ты вот что, пойди, найди какого-нибудь сообразительного паренька из новобранцев, пусть он хоть алебастр размешивает.
Сообразительным новобранцем оказался рядовой Мартынов. Сообразительность его была налицо. Постирав портянки, он не стал вешать их в сушилке, а для ускорения процесса развесил их на стульях в красном уголке рядом с полковым знаменем и направил на них штатный вентилятор. Портянки вкупе со знаменем колыхались в потоке воздуха. Сам же рядовой тут же читал «Крокодил». Увидев Майора солдат, вскочил по стойке смирно.
- Ваша фамилия рядовой?
- Рядовой Мартынов!
- Так вот рядовой Мартынов, сушить портянки в красном уголке тянет как минимум на один наряд вне очереди. Но вам повезло, учитывая вашу находчивость, я хочу вам доверить дело особой политической важности, от которого не скрою, зависит боеготовность всего полка. Поэтому я вам приказываю убрать портянки и двигаться в распоряжение сержанта Горшкова. Он на плацу памятник Ленину реставрирует.
Дизайнерские потуги сержанта, к моменту прибытия к нему рядового Мартынова, могли бы вызвать у любого гражданского лица гомерический смех, но воинская субординация позволила рядовому разве что, ощерится на все 32 зуба. Похоже, было, что Ленин недавно поел вареников со сметаной, а утереться не успел, к тому же его нос, наверно вспомнив о своих татарских предках, сильно тяготел к монгольскому типу.
- Товарищ сержант прибыл в ваше распоряжение. А что это вы тут делаете, а?
- Ты чем лыбиться ушлепок, замеси-ка дедушке алебастру.
И вот тут надо сказать, что наш молодой боец, при всей его сообразительности, о свойствах алебастра имел довольно смутное представление. Но как говорится в народе, не знаешь как – ищи аналоги, и Виталик так звали нашего героя, вспомнив, как делают цементный раствор, не долго думая, влил пол ведра воды в ведро с алебастром, взял шпатель и стал делово размешивать полученную смесь.
Когда сержант, отломив очередной неудавшийся нос, посмотрел вниз, то чуть с лестницы не упал.
- Ты что наделал придурок?! – зарычал он, вобрав всю дедовскую ненависть полка к вечно виноватому молодняку,- Да ты у меня с очков в сортире слазить не будешь, ты у меня пожалеешь что вообще на свет народился, прислали долбоноса в помошнички! – сержант продолжал ругаться, а Виталик, признаться, от такой смены настроения впал в ступор. Попытки понять свою вину не к чему не приводили. Собрав последние крохи самообладанияю, он спросил:
- Товарищ сержант, вы мне скажите, что я сделал не так?
Может, алебастр в воду надо было засыпать?
- Мозги тебе при рождении надо было в голову засыпать! Давай тащи этот раствор за сортир, и пока он не стал, освобождай ведро!
Приказ выглядел нелепо, но не выполнять его в данный момент было бы еще нелепей. И только там за туалетом, выдирая полузастывший гипс из ведра, Мартынов догадался, почему так взбесился сержант.
А тот в это время усиленно соображал о способах спасения своего, ночами уже снящегося, дембеля. Надо было еще раздобыть алебастра. И помня с какой неохотой Гавриленко давал первое ведро, он понимал что задача стоит непростая. Но надо было рисковать. Вытащив из блокнота клочок с подписью майора Калюка, он аккуратным замполитовским почерком вывел «1 ведро алебастра», подпись уже присутствовала.
Мартынов с пустым ведром и с такой же пустой, осознавшей свою вину, душою вернулся к памятнику.
- Товарищ сержант, я же не знал что он так быстро.
-Набить бы тебе Мартынов морду, прямо сейчас, - мечтательно протянул писарь – да некогда. Ладно, есть у тебя шанс загладить свою вину. Вот тебе требование беги на склад к Гавриленко, скажи, что замполит за алебастром послал. И не дай бог тебе вернуться без алебастра.
А в это время Гавриленко прикидывал смету предстоящего ремонта квартиры. Сумма складывалась кругленькая, но утешало то, что некоторых имеющихся на складе стройматериалов, покупать не надо, и поэтому из отпускных выкраивался заветный спиннинг. Это утешало и придавало оптимистичное настроение. И вдруг, как черт из коробочки, весь запыхавшийся, с ведром, в потеках застывшего алебастра, влетел на склад наш рядовой. Перепуганный его вид предполагал нечто экстраординарное:
- Вот – боец сунул прапорщику бумажку,- Майор Калюк послал. Алебастра ведро, что бы получил, - и он показал ведро. Лицо прапорщика стало пунцоветь.
- Так я же, твою мать, уже выдал ведро! Вы что там из алебастра куличики, что ли лепите?
- Да нет. Мы, это, нос Ленину чиним.
- Это что же два ведра алебастра на один нос? Или вы что там из Ленина Буратино сделать хотите!?
- Товарищ прапорщик. Майор Калюк сказал, что это дело особой политической важности, от которого зависит боевая готовность полка.
- Ну, нет! Так дело не пойдет! Я сам сейчас с тобой пойду и посмотрю, на что это у вас там ведра алебастра уходят.
Когда они подошли к памятнику, сержант Горшков курил у постамента. Взглянув на облик Ильича, ведра израсходованного алебастра прапорщик не обнаружил.
- И куда же вы сержант здесь ведро применили?
Горшков молчал и, выручая его, и тем самым, выручая себя, ответил за него рядовой:
- Товарищ прапорщик, так памятник же пустотелый, мы лепим, а оно все вовнутрь проваливается.
- Так вы ж мне так и второе ведро переведете. Нет, тут необходимо все арматурой закрепить. А ну-ка рядовой шуруй на склад, вот тебе ключи, там увидишь ящик с гвоздями а и в нем кувалдочка. Неси все, будем решетку носа из гвоздей соображать.
И через некоторое время идея прапорщика стала воплощаться в жизнь. Гавриленко хотел, было сам уже залезть по лестнице, но сержант, зная, что памятник не пустотелый, воспротивился:
- Лестница хлипковата, товарищ прапорщик, боюсь, она вас не выдержит. Давайте я - дело то не хитрое. А вам в отпуск идти, а вдруг перелом, оно вам надо? - И убеждения сработали.
Суета у памятника между тем опять привлекла внимание командира полка. Наблюдая из окна за происходящим, он никак не мог понять, каким боком реставрационные работы коснулось завсклада Гавриленко. Кувалда у того в руке почему-то пробуждала неприятные предчувствия, и как говорится, предчувствия его не обманули.
Гвоздь от легкого удара в гипс не полез. Сержант ударил сильнее. Гвоздь не лез.
- Работничек! Гвоздя забить не может, - проворчал прапорщик,- а ну слазь я сам…
Договорить он не успел, сержант размахнулся, и голова обожествленного властью человека отделилась от туловища и, ударившись о постамент, разлетелась на множество мелких осколков.
Комполка летел вниз, казалось, не касаясь ступеней. В голове его кроме мата вертелась хорошая, но как обычно приходящая опосля мысль: « С нашим народом чем, что-то делать, так лучше уж не делать ничего! Ведь за вывалившийся нос ну, может бы пожурили, ну предписание бы выписали, а за вождя без головы уж точно, без оргвыводов не обойдется».
Горе бригада реставраторов складывали из кусочков гипса архитектурные пазлы. Подлетевший полковник по цвету лица от вождя не отличался:
-Товарищ прапорщик следуйте за мной, - не по-хорошему сухо произнес он. То, что он хотел сказать, рядовым слышать не полагалось. В кабинете после пяти минут мата бессмысленного и беспощадного, Горьков все же задал мучавший его больше всего вопрос:
- А теперь хохлома стаеросовая объясни мне, каким макаром кувалда из твоего склада оказалась в руках у сержанта?
- Товарищ полковник я хотел все как по науке, что бы нос не проваливался арматурой его укрепить.
- Ах, арматурой! Ну, так вот заявление свое на отпуск можешь себе сам знаешь куда засунуть. Я тебе вместо отпуска на гауптвахте отдых устрою. А теперь пошел вон, а то я твоей тупостью заразиться боюсь.
До полкового смотра с гостями из штаба округа оставалась неделя. Надо было срочно искать выход из создавшегося положения. Кроме как избавится от памятника вообще, ничего в голову полковнику не приходило. Загвоздка была за постаментом. Фундамент да сам постамент делали из бетона высшей марки, выкроенного при строительстве ракетных шахт.
Да еще, как на беду, полковник сам давал приказ сварить толстую арматуру и теперь без взрывчатки избавится от постамента, было невозможно.
Вызвав по селектору замполита, комполка двинулся к месту чрезвычайного происшествия, которое надо признаться уже вызвало в полку далеко нездоровый ажиотаж. Вид безголового вождя в политическом плане имел такой недвусмысленный намек на руководящую роль партии, что золотые звезды на погонах полкового начальства стали желтеть как листва перед листопадом. Весь личный состав полка припал к окнам казарм, но выйти на плац, а тем более подойти близко к четверке находящейся в эпицентре событий, никто не решался.
Между тем перед комполка, замполитом, сержантом и рядовым стояла проблема сравнимая по своему политическому накалу разве что с разгерметизацией ядерного реактора на подлодке.
- Ну, ты писарь македонский!.. – набросился, было, замполит на сержанта, но комполка осадил его:
- Отставить майор, виноватых после искать будем, лучше давай думать, как нам из этой задницы выбираться, дабы свои спасти.
Возникла тяжелая пауза. Вдруг майора осенило:
- А что если надеть на памятник упаковочные обечайки от ракет приделать стабилизаторы звезду нарисовать и подпись сделать СС-20. Полк то у нас ракетный памятник вроде как в теме будет.
- Ты бы еще майор из детсада ракету предложил поставить. Можно подумать наши штабисты никогда СС -20 не видели.
Вот если бы кто голову склеил без помарок,– и Горьков взглянул на поникшего сержанта. Тот выглядел настолько потеряно, что возлагать на него еще и это, было бы просто потерей времени.
- Разрешите обратиться, товарищ полковник, - раздался по петушиному бойкий голос рядового Мартынова, - А что если отпилить голову от бюста в красном уголке и прикрепить к памятнику. Покрасить памятник и никто ничего не заметит.
- А что это мысль,- ухватился за идею майор, - Есть у меня все-таки интуиция, я сразу по портянкам понял, что сообразительность в тебе есть.
- Каким портянкам? – не понял комполка.
- Не важно. Мне кажется, Пал Палыч, у нас другого выхода нет. Разрешите действовать?
- Эх, как бы нам всем здесь головы не поотпилили,- вздохнул комполка,- Ладно только не сегодня. Завтра я дам приказ на внеочередные учения со стрельбами. Выведем личный состав из территории, что бы они всей этой порнографии не видели.
И вот на следующий день, когда в расположении остались лишь дежурные, рядовой Мартынов под руководством майора Калюка, приступил к пересадке ленинской головы. И когда уже были спилены неровности шеи на памятнике и отпилена голова от бюста, выяснились две маленькие несостыковки. Во-первых, голова на бюсте, как выяснилось, была сделана в масштабе
3 : 1, а во-вторых бюст был в фуражке, а памятник без нее. И это бы не имело бы никакого значения, если бы Ильич - памятник не держал фуражку в руке. Но как говорится, из двух зол выбирают меньшее, и замполит втихую перекрестившись, принял волевое решение приступить к пересадке.
Когда полк вернулся с учений, их встретил свежевыкрашенный Ильич с несимметрично великоватой головой с большой фуражкой на лысине, и маленькой фуражкой в руке. И тут же уставшие лица солдат расцвели толи радостными толи ехидными, кто их разберет, улыбками, которые поддерживали у всего рядового личного состава приподнятое настроение вплоть до праздничного парада.
Но даже и на нем вид большеголового памятника стоящего за спинами у генералов, у марширующих по команде смирно солдат, не мог не вызвать те же веселые улыбки, что между прочим, проверяющим очень понравилось. В отчете наверх было так и написано: «Полк находится в отличном боевом состоянии, солдаты служат весело с огоньком и встречают командование с неподдельно-радостными улыбками».
Вот и вся история с памятником. Единственно, что можно добавить, так это о дальнейшей судьбе наших героев:
Полковник Горьков вскоре пошел на повышение с присвоением очередного звания. Не последнюю роль в этом сыграл положительный отзыв проверяющих.
Майор Калюк записался на курсы художественной лепки.
Прапорщик Гавриленко был переведен на овощной склад.
Сержант Горшков дембельнулся аж под новый год. Альбом у него был конфискован.
А рядовой Мартынов наоборот, получил внеочередной отпуск, чего в этом полку среди молодых солдат никогда еще не было.
Свидетельство о публикации №210100800828