Без семьи

О маленькой Ксене и ее несчастной семье первыми мне сообщили жители Новоградовки Овидиопольского района Одесской области, где я осенью прошлого года оказалась в командировке. В Марьяновке о них мне начали рассказывать сходу. И даже в более отдаленном Великодолинском об этой ужасной ситуации знали.

Стоило людям услышать, что я представляю газету и занимаюсь журналистским расследованием, связанным с проблемами усыновления и опеки, следовала просьба: расскажите, как в Марьяновке отбирают девочку у матери. Создавалось впечатление, что эта история будоражит жителей всего района.

А когда в Марьяновке я услышала: «Пусть только сунутся, выйдем с топорами и вилами, а дитя не отдадим!», стало ясно, что случай этот создает самый настоящий очаг социальной напряженности. Не отреагировать на него было нельзя.

Позже выяснилось, что, пожалуй, единственными не осведомленными о сложившейся в Овидиопольском районе экстраординарной ситуации оказались государственные чиновники областной службы по делам детей во главе с ее руководителем Людмилой Александровной Швыревой. А в немалой степени способствовали ее возникновению  государственные чиновники аналогичной районной службы под руководством Марии Ивановны Андреевой.

МАМА ЛЮДА И ПАПА САША
Опущу подробности поисков мамы Людмилы Торчаниной, о которой твердили мне жители района. Она скрывалась с маленькой Ксенечкой от исполнительной службы юстиции. Я узнала, где они находятся, но никому не раскрыла этого секрета. Слишком много натерпелась Люда от родного государства за добро, которое сделала и продолжает делать для своего ставшего самым родным на свете ребенка.

А все дело в том, что Людмила Торчанина не мама Ксени и даже не ее приемная мать, а всего лишь опекун. Да и этого статуса ее в прошлом году лишили. Однако ближе, роднее, любимее, надежнее и вернее у Ксенечки, которой тогда было почти четыре года, никого нет в целом свете. Людмилу она закономерно считает своей мамой.

Людмила рассказывает:
- Мне было тридцать семь, мужу – сорок четыре, в браке мы были уже семь лет, а детей Бог не давал. Конечно, очень переживали, проверялись у специалистов. И однажды друг мужа Игорь Николаевич, медик по специальности, предложил поспособствовать в усыновлении ребенка.

Я сказала, что хочу самого маленького, новорожденного, чтобы как будто я сама его родила, чтобы стал родной кровинкой с самых первых дней жизни. Игорь Николаевич еще предупредил: тебе, мол, будет тяжело, ты уже немолодая, такую кроху поставить на ноги очень трудно. Но мы с мужем уже все решили.

Пятого февраля 2006 года к нам приехал Игорь Николаевич и сообщил, что два дня назад в Овидиополе родилась девочка, от которой отказалась мать. Ее можно удочерить.
Мы от радости не знали, что делать. Побывали в больнице, посмотрели девочку, навезли ей кучу вещей – от распашонок до памперсов, обратились в районо, собрали документы, прошли комиссию…  Все как положено.

Решение Марьяновского сельсовета о передаче нам под опеку Ксенечки было принято двадцать восьмого февраля 2006 года. Но забрать ее из больницы мы смогли только через месяц – так долго нам оформляли справку о том, что мы с Сашей не состояли под судом. Без этого документа брать ребенка нельзя. Я даже хотела заплатить, чтобы было быстрее, только не знала кому…

- Люда, вы же хотели сразу удочерить девочку? Почему была оформлена передача под опеку?

- Я во всем следовала советам Марии Ивановны Андреевой, начальницы овидиопольской районной службы по делам детей. Она сказала – сначала опека, а потом, когда биологическую мать официально лишат материнских прав, можно будет удочерять.

Имя девочке дали в больнице, фамилию Плеханова (фамилия изменена – Авт.) оставили как у матери, - продолжает Людмила. - Зарегистрировал ее заведующий педиатрическим отделением больницы Николай Фомич Осадчий – он всегда занимается этой процедурой, когда в отделении оказываются брошенные дети.

И все. Оформив документы, мы больше ни о чем не думали. Привезли Ксенечку домой. Все в доме перевернулось. Ничего нам в тягость не было. Вы не представляете, какая это радость, когда берешь тепленькое тельце, прижимаешь к себе, а эта кроха тебя  узнает, улыбается, агукает… Мы с Сашей только благодаря Ксенечке поняли, какое это счастье – семья, которой Бог дал ребенка. Не важно – своего, приемного. Главное – ребенок, вокруг которого начинает вертеться вся жизнь. 

НЕ ТА МАТЬ, ЧТО РОДИЛА…
Но вернемся в овидиопольскую районную больницу и постараемся восстановить события, сопутствующие рождению здесь маленькой Ксении Плехановой.

Рассказывает акушерка Наталья Яковлевна Сидорова:
- Третьего февраля 2006 года, когда я была на смене в родильном отделении, к нам с отошедшими водами по «скорой» поступила двадцатилетняя Ляля Плеханова (имя и фамилия изменены – Авт.). Я ее хорошо знаю по предыдущим родам – несмотря на свой юный возраст Ляля уже успела родить двух детей. Выяснилось, что в этот раз беременность она скрывала, на учете в женской консультации не состояла…

- Она, что, не была замужем?

- Нет, муж у нее был. Но еще до родов Плеханова заявила, что ребенка забирать не будет, и требовала у медперсонала оформить дело так, будто она была на операции по удалению кисты. Когда никто на это не пошел, она стала просить, чтобы роды нигде не фигурировали, что это был якобы поздний аборт, потом требовала сказать родным, что ребенка нет, что он якобы умер…

- Ну, наверное, у нее были на это веские причины? Всякое ведь случается в жизни, особенно с такими молодыми женщинами?

- Я не спорю. Но в таких ситуациях мы всегда стараемся пробудить в роженицах материнские чувства. Просим взять ребенка на руки, покормить…  И нередко женщины одумываются, принимают решение в пользу ребенка. Ничего этого с Плехановой не произошло. Ребенком она ни разу не поинтересовалась. Я к ней с маленькой и справа, и слева – посмотри, какая красивая девочка у тебя. Она отворачивалась. Грудь ей не дала. Ни разу к ней не подошла.

Вскоре приехал ее муж, и он тоже на ребенка не взглянул. Они оба подписали документы об отказе от своей девочки. Через четыре дня  Плеханова выписалась из родильного отделения, а ребенка оставила. До конца марта девочка находилась в больнице. Ни мама, ни папа ни разу не поинтересовались, как она.

- Наталья Яковлевна, а как проходили роды у Ляли Плехановой?

- Родила – как выплюнула. Такие «кукушки», как правило, всегда рожают легко. Никаких осложнений, разрывов у нее не было, минимальная кровопотеря. А разве ее бы выписали так быстро, если бы были осложнения?

Слова акушерки подтверждает история болезни Ляли Плехановой, с которой ознакомили меня в овидиопольской районной больнице: «Беременность – 40 недель; гладкие роды; первый день – состояние удовлетворительное, живот мягкий; второй, третий четвертый дни – состояние удовлетворительное, лактации нет, выписана под наблюдение женской консультации».

Удалось разыскать жительницу Овидиополя Алену Перминову, которая находилась в родильном отделении вместе с Лялей Плехановой. Вот что вспоминает Алена:

- Третьего февраля Ляля родила хорошенькую здоровенькую девочку. Но еще до родов она заявила, что откажется от нее, потому что дома двое детей, которых нечем кормить. Уговаривали ее все: роженицы, акушерка, доктор Осадчий – Ляля и слушать ничего не хотела. Никаких вещей для маленькой у нее не было. Мы собрали памперсы и пеленки, у кого что было, чтобы как-то обеспечить девочку. Все это видела Плеханова, но никак не реагировала. Она даже ни разу не взяла ее на руки. Ребенок был на искусственном вскармливании с первого дня жизни. Мама кормить грудью отказывалась категорически. Мы, конечно, осуждали ее за такое поведение, но ей, честно говоря, на наше мнение было наплевать.
А сотрудница педиатрического отделения овидиопольской районной больницы Екатерина Михайловна Билоног, куда через десять дней поступила брошенная девочка, подчеркивает:

- За время моих дежурств ни мама, ни папа судьбой своего ребенка не поинтересовались. Не звонили, не навещали, не передавали каких-либо вещей. Не было этого и во время дежурств моих коллег. Мы все очень переживали за маленькую, и если бы хоть какое-то внимание со стороны этих горе-родителей проявилось, об этом знал бы весь персонал.

Заведующий педиатрическим отделением Николай Фомич Осадчий взял на себя печальную миссию оформления сиротского статуса новорожденной Ксенечки.

6 февраля 2006 года был оформлен акт о ребенке, оставленном в родильном отделении. В больницу была приглашена старший опер-уполномоченный Овидиопольского районного отделения милиции майор Р.Г.Мусаэлянц, и в присутствии свидетелей Ляля и Руслан Плехановы (имя и фамилия отца изменены - Авт.) подписали расписку, в которой официально отказались от своей дочери. «В дальнейшем претензий к удочерившим ребенка иметь не будем», - письменно заявляли они.
Так при живых маме и папе Ксенечка в одночасье стала круглой сиротой.

«ВСЕ РАВНО ЕГО НЕ БРОШУ,
ПОТОМУ ЧТО ОН ХОРОШИЙ…»
Встретились мы с Людмилой Торчаниной и Ксенечкой в Марьяновке, но не в ее доме, а в доме родителей. Люда в целях конспирации старалась появляться у себя как можно реже, преимущественно когда стемнеет.

Нормальная семья, без особого достатка, но хозяйственная, уважающая труд и порядок – это видно сразу, как только ступаешь в  аккуратный, с толком обустроенный двор ее отца и приемной мамы.
Ксенечка – маленький цыпленок в уютном желтеньком байковом платьице с румяными, как спелые яблочки, щечками – разглядывает незнакомую тетю. Глазищи у нее огромные, серые, любопытные. Аура благополучия и выпестованности просто окутывает ее с ног до головы. Видно, что и мама, и бабушка души в ней не чают. А уж дедушка… Нет слов! Жаль, что его сегодня нет дома. Рассказал бы о своих взаимоотношениях с внучкой немало интересного.

Входим в дом. Присаживаемся поговорить. Ксеня вертится рядом и вдруг шепчет маме на ушко, причем с нажимом, чтобы приезжая тетя слышала: «А она туфли не сняла, видишь? Так и зашла в комнату…».
Мы смеемся, а Люда с гордостью констатирует: «Она у нас хозяйка, любит порядок, чистоту, игрушки свои сама складывает и не переносит, когда кто-то что-то делает неправильно».

Я прошу Ксеню рассказать стишок, и оказывается, что Ксенечка, которой в то время было три с половиной годика, знает и про Таню, и про бычка, и про кота, которого решили покатать в машине, и про зайку, которого бросила хозяйка, - весь малышовый цикл Агнии Барто. Очень любит музыку. Танцует и поет с удовольствием. Умеет включать DVD-плейер и сама выбирает мультики для просмотра. В садик Ксенечка не ходит, но уже знает много букв, рисует. Люда собралась покупать пианино – хочет, чтобы дочка училась в музыкальной школе с самого раннего возраста.

Но к сожалению, приехала я к ним не для того, чтобы полюбоваться этой и вправду очаровательной девочкой. Обстоятельства настолько трагичны, что даже не хочется думать о их возможном исходе.
Людмила рассказывает:

- Когда мы брали Ксенечку под опеку, нам сказали, что государство будет выплачивать на нее деньги. Целый год мы их не получали, потому что считали: когда удочерим – тогда и получим. Наши документы были переданы в опекунский совет Овидиопольского района. Причем передавала их не я лично, а официальное лицо - секретарь Марьяновского сельсовета Марина Коваль.

Проходит время, и начальник районной службы по делам детей Мария Ивановна Андреева говорит: «Не могу найти ваши документы. Но не волнуйтесь, все будет хорошо».

Четыре месяца я обивала пороги райадминистрации. Пыталась выяснить, когда будет оформлено удочерение Ксени, подали ли материалы на лишение материнских прав Ляли Плехановой, где наши документы… Никто из сотрудников ничего определенного сказать мне не мог, а Марию Ивановну застать было просто невозможно: то она в отпуске, то на заседании, то в суде, то на курсах повышения квалификации… Ездить каждый раз в Овидиополь из Марьяновки, оставляя дома шестимесячную Ксеню, мне было очень сложно, но никто в мое положение входить не собирался.

Однажды приезжаю и, наконец, застаю Марию Ивановну. «Знаете, - говорит она совершенно спокойно мне в глаза, - а мама хочет забрать вашего ребенка». Я в слезы. «Что это вы плачете?». – «Как же мне дальше жить?». – «Ничего страшного. Возьмете другого». – «Какого другого? Ксенечка – наша дочь с самого рождения. Мы же хотим ее удочерить». – «Подавайте в суд» - и все так спокойно-спокойно, как будто речь о зайце, которого «не брошу, потому что он хороший», а не о живом ребенке. – «Я не буду подавать в суд. Что, я ребенка незаконно взяла?».

Так и расстались: я стоять не могу на ногах от слез, а Мария Ивановна – неприступная, как скала…

Далее события стали развиваться стремительно. Узнав в районной службе по делам детей место жительства семьи Торчаниных Ляля Плеханова 17 июля 2006 года написала заявление в Марьяновский сельский совет с требованием лишить опекунства Людмилу и вернуть ей полугодовалую Ксению.

На сессии сельсовета депутаты задавали Ляле Плехановой самые разные вопросы по поводу ее брошенной в роддоме дочери. Ничего, даже дня рождения ребенка, она не помнила. Твердила только, что одумалась и хочет вернуть дочь в семью к маме и папе, братику и сестричке. Фигурировало на этом заседании и заявление Руслана Плеханова на имя председателя Овидиопольского районного совета, в котором он просил вернуть ребенка, поскольку решил взять его на свое воспитание.

Что побудило столь резкий всплеск родительских чувств горе-родителей я судить не берусь. Зато доподлинно известно, подай вовремя районная служба по делам детей документы на лишение Ляли Плехановой материнских прав и оформи по всем правилам удочерение маленькой Ксении Плехановой Людмилой Торчаниной, прецедента для подобной юридической коллизии не было бы.

Воспользовалась по подсказке адвоката Ляля Плеханова еще одним немаловажным для юрисдикции обстоятельством:  если бы о своих правах на Ксеню она заявила спустя шесть месяцев после отказа от нее, претендовать на ребенка было бы невозможно по существующему законодательству. Но Ляля успела начать свои «военные действия» за полмесяца до окончания этого контрольного срока.

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАШ САМЫЙ ГУМАННЫЙ СУД В МИРЕ!»
Сессия Марьяновского сельского совета в претензии Ляли Плехановой на возврат ей маленькой Ксении закономерно отказала. По признанию многих депутатов, они были в шоке от поведения биологической матери, в которой ничего материнского не проявлялось.

В решении Марьяновского сельского совета от 28 июля 2006 года  опекунский статус Людмилы Торчаниной был оставлен без изменений, Ляле предлагалось решать свою проблему в судебных инстанциях.
Так гражданское дело по иску Ляли Плехановой об изъятии ребенка у супругов Торчаниных оказалось в Овидиопольском районном суде. Одновременно там рассматривался встречный иск Людмилы Торчаниной о лишении родительских прав Ляли и Руслана Плехановых.

Думаю, стоит остановиться на некоторых выкладках искового заявления Ляли. Прелюбопытное сочинение, знаете ли.

Оказывается, причиной отказа семейства Плехановых от ребенка в роддоме было «тяжелое состояние» папы Руслана, который попал в ДТП и «два месяца до декабря 2005 года» находился на излечении в Одесской областной больнице (вранье - Руслан выписался, как свидетельствует имеющаяся в редакции выписка из его истории болезни, еще в середине ноября в «удовлетворительном» состоянии, так что болезнь папочки и отказ от ребенка стыкуются весьма умозрительно).

Выясняется, что Ляля тоже поступила в роддом в «тяжелом состоянии». «У меня начались преждевременные роды, которые сопровождались сильным кровотечением», и она-де не понимала, что с ней происходит (вранье – о состоянии Ляли Плехановой во время родов и в послеродовой период свидетельствует ее история болезни, которую мы уже знаем).

До сведении суда доводится, что врач Николай Фомич Осадчий «предложил досрочно выписать меня домой в связи с тяжелым состоянием мужа после аварии, на попечении которого остались двое малолетних детей. Он заверил меня, что я имею право оставить своего ребенка под наблюдением врачей, но не более чем на шесть месяцев. Но для этого я должна написать соответствующую расписку…». И далее, по заявлению Ляли, злодей-врач подсунул ей и  мужу под видом освидетельствования подкинутого в больницу ребенка заявление с текстом об отказе от их родной и любимой дочери Ксении, которое они, не прочтя, подмахнули… (комментировать эти фантазии, достойные разве что мексиканского сериала, – себя не уважать).

Но вот еще одна, прямо скажем, удивительная новость: «На протяжении последующих трех месяцев вся наша семья систематически приезжала в Овидиополь к дочери в больницу и привозила ей все необходимое: лекарства, деньги, белье, памперсы и так далее. На наши просьбы увидеть дочь и покормить грудным молоком медсестры, принимавшие передачи, отказывали, мотивируя тем, что это незаконно. На требования увидеть доктора Осадчего отвечали: «Его нет!»…

В судебном заседании заведующий педиатрическим отделением овидиопольской районной больницы Николай Фомич Осадчий только и сказал: «Пусть у меня будет столько болезней, сколько Ляля Плеханова принесла своей дочери памперсов».

Самое удивительное, что ко времени рассмотрения этого дела в Овидиопольском районном суде Ляля Плеханова успела родить четвертого ребенка. Да,да, четвертого ребенка, сынишку, ошибки никакой нет! И папа Руслан, который не так давно писал заявления о возврате в лоно его семьи маленькой Ксени, и от нее, и от новорожденного мальчика в зале суда отказался: «Это не мои дети. Я их не признаю. Оставьте и не терроризируйте меня».

13 июня 2007 года Овидиопольский районный суд под председательством судьи П.Л.Кириченко вынес решение об отказе в удовлетворении иска Ляли Плехановой. По словам судьи, вынося такое решение, он руководствовался исключительно интересами ребенка, который счастливо прожил в приемной семье полтора года, и никого, кроме мамы Люды и папы Саши, не знает.

Однако Одесский апелляционный суд, куда сразу же обратилась Ляля Плеханова, разводить сантименты не стал. И одним из его весомых аргументов стала ошибка, допущенная службой по делам детей Овидиопольской районной администрации.

В соответствии с пунктом 3 Правил опеки и попечительства, опекуном брошенного ребенка в первую очередь должен быть назначен его родственник. Служба по делам детей, зная, что у Ксении есть бабушка, дедушка, дяди и тети, не озаботилась вопросом, хотят ли они взять под опеку маленькую Ксеню Плеханову. Поэтому, по мнению апелляционного суда, «решение о назначении опекуном несовершеннолетней Ксении Плехановой Людмилы Торчаниной является незаконным».

Служба по делам детей, как решил Одесский апелляционный суд, отнеслась к проблеме односторонне «и фактически с самого начала уклонялась от принятия мер для того, чтобы ребенок был забран родителями или другими родственниками».

Решением Одесского апелляционного суда от 17 января 2008 года несовершеннолетняя Ксения Плеханова должна была быть забрана у Людмилы Торчаниной и передана биологической матери Ляле Плехановой.

Сдержим эмоции и постараемся не комментировать это формальное, не учитывающее реалий жизни совершенно конкретного уже входящего в сознательный возраст ребенка.

На заседаниях Одесского апелляционного суда Мария Ивановна Андреева была один раз, давала показания в пользу Людмилы и Александра Торчаниных. Все остальные разбирательства, по словам Люды, проходили в присутствии других чиновников службы по делам детей Овидиопольской райадминистрации, которые чинно хранили молчание и никак не влияли на ход процесса, хоть официально и числились его «третьей стороной». Не бывали в суде и юристы Овидиопольской райадминистрации.

В Верховный суд Украины кассационную жалобу подали Людмила Федоровна и Александр Иванович Торчанины. Хотя лично я недоумеваю, почему этого не сделали районная или областная службы по делам детей? Ведь решение апелляционного суда в пользу Ляли Плехановой во многом было подготовлено действиями, вернее, бездействием органов опеки и попечительства. Им бы и стоило исправлять свои ошибки в этой становящейся все более беспросветной для маленькой Ксенечки ситуации. Да и кассационная жалоба от имени государственного органа, а не простых сельских жителей придала бы ему совсем другое звучание. Увы, Людмила и Александр были брошены службой по делам детей на милость столичной фемиды.

Ожидать решения Верховного суда Украины пришлось почти год. Можете представить, в каком состоянии все это время были мама Люда и папа Саша. Ксенечка неуклонно взрослела, становясь хорошо развитым для своих лет ребенком, начинающим понимать взрослые разговоры о том, что ее кто-то хочет отнять.

16 февраля 2009 года решение высшего судебного органа нашей страны наконец было принято. Как ни прискорбно мне констатировать это, оно практически копирует аналогичное решение Одесского апелляционного суда. Только заключительная фраза совершенно новая: «Решение обжалованию не подлежит».
Когда Александр Иванович Торчанин прочел это окончательное решение, он обхватил дочку Ксенечку, прижал к сердцу и не смог вымолвить ни слова.

А наутро Саши не стало. Он умер во сне от обширного инфаркта…

Отбирать Ксенечку приехали на девятый день после смерти папы Саши. У меня нет права осуждать соответствующую службу юстиции, призванную исполнять судебные решения. Но по словам Людмилы Торчаниной, вместе с двумя судебными исполнителями в Марьяновку прибыла и сотрудница районной службы по делам детей.

И здесь не могу не спросить у не известной мне чиновницы вместе с ее начальником Марией Андреевой: откуда такое бездушие? Разве нельзя было предварительно хотя бы позвонить в Марьяновку и  поинтересоваться, как семья перенесла в буквальном смысле убийственное решение Верховного суда Украины об изъятии и передаче биологической матери ее ставшего родным ребенка? И неужели, учитывая трагические обстоятельства, невозможно было отсрочить эту исполнительную акцию? Нет, нагрянули внезапно, этаким блицкригом, попав как раз на поминки.

Представьте состояние Людмилы в те скорбные дни, полные горя, слез и отчаяния, в те ужасные мгновения, когда вместо поминального обеда у ее односельчан вышла стычка с судебными исполнителями,  которые начали пугать, что приедут с милицией, выбьют двери, девочку все равно отберут, а маму Люду арестуют за нарушение законодательства…

Ребенка люди тогда спрятали и не отдали. Они рассказали, что во время этой дикой сцены в машине сидела Ляля Плеханова. Побоявшись,  она так и не вышла на глаза народа. Зато услышала немало злой правды в свой адрес.

ОТ ЛЮДСКОЙ МОЛВЫ НЕ УКРОЕШЬСЯ

В село Надлиманское Овидиопольского района, где живет Ляля Плеханова с другими своими тремя детьми и матерью, я отправилась на другой день после встречи с Людой Торчаниной и маленькой Ксеней. И пока искала их дом, расспрашивала встречных об этой семье и обстоятельствах ее жизни.

Люди оказались прекрасно осведомленными и об истории брошенной в роддоме Ксенечки, и о смерти ее папы Саши, и о роли Ляли в этой немыслимой с этической точки зрения ситуации, и о ее безответственном отношении к проблеме рождения детей в собственном семействе. Не буду пересказывать нелестные характеристики в ее адрес и адрес ее непутевого мужа Руслана – народный язык бывает острым и безжалостным, как бритва.

Выяснить удалось, что смалу Ляля больше воспитывалась у своей строгой бабушки, была обычной девчонкой с толстенными длиннющими косами, которыми восхищалось все село. Повзрослев, перебралась к маме, буквально вырвавшись из-под неусыпного бабушкиного контроля. Косы сразу отрезала и почувствовала себя свободной и взрослой.

Забеременела Ляля еще в выпускном классе. Родила мальчика Валика (имена детей изменены – Авт.), вышла замуж за Руслана, отца своего ребенка, через год родила девочку Лерочку. Денег катастрофически не хватало. Руслан оказался и мужем, и хозяином никаким. Их третий ребенок, Ксенечка, папе с мамой был бы уже по-настоящему в тягость.

А четвертого малыша, Антошку, по словам односельчан, Ляля родила, чтобы поправить тяжелое материальное положение: к тому времени государственная помощь по рождению ребенка стала настолько существенной, что стоило пойти на такой рискованный шаг ради пополнения семейного бюджета. Тем более что Руслан Лялю бессовестно бросил со всеми ее детьми, из которых он признает «своим» только первенца Валика.

Односельчане Ляли говорят, что, получив деньги на Антошку, молодая мама бросилась обновлять свой гардероб, накупила модных вещей, оделась с иголочки. Этакой панной, уже по словам участников судебных процессов, являлась Ляля Плеханова на суды: мини-юбка, супер-сапоги, прическа с «перьями»… Люда Торчанина, которая каждую семейную копейку тратила на Ксенечку, выглядела по сравнению с ней  бедненько. Это все рассказали мне люди.

И еще о немаловажном факте сообщила одна из сотрудниц Надлиманского сельского совета, попросившая не называть ее имени. Оказывается, затянув с оформлением документов на удочерение несовершеннолетней Ксении Плехановой супругами Торчаниными, которое по закону можно было осуществить уже через два месяца после отказа от нее биологической матери, начальник районной службы по делам детей Мария Андреева начала форсировать события. В середине июля 2006 года она обратилась к председателю Надлиманского сельского совета Виктору Александровичу Гвоздовскому с просьбой посодействовать в получении заверенного в нотариальном порядке отказа Ляли Плехановой от ребенка.

Виктор Александрович встретился с Лялей, и она с поразительной легкостью пообещала, что поедет в Овидиополь и оформит отказ у нотариуса. Поведение легкомысленной матери показались первому лицу Надлиманского настолько невероятным, что он решил поговорить с матерью Ляли, бабушкой брошенной девочки. Именно после этого разговора и началась эпопея, приведшая к столь трагическим последствиям. По мнению жителей Надлиманского, инициатором возвращения маленькой Ксени в семью Плехановых была именно бабушка, а не  горе-родители девочки. Кстати, бабушка, страдающая тяжелой болезнью, и является сегодня единственным кормильцем Ляли и трех ее детей, которые считаются находящимися на иждивении матери.

ЛИШЬ ТА МАТЬ, ЧТО ВОСПИТАЛА…

Странное дело, увидев Лялю Плеханову, я неожиданно для себя самой испытала... жалость. Тоненькая девочка с небрежно заплетенной  косичкой, спускающейся между худыми лопатками (и как она четверых-то родила?), одетая в стильный короткий коричневый сарафанчик со множеством хлястиков и пряжек, больше походила на школьницу. Ей бы в самый раз на дискотеки бегать, а не быть многодетной мамашей.

Узкое смуглое лицо, длинный нос с горбинкой – ничего общего с ее круглолицыми большеглазыми светленькими ребятишками, которые, включая Ксеню, похожи друг на друга, как две капли воды. Ей-богу, не могу уразуметь, почему Руслан признает «своим» только старшего из них.

Ни возмущения, ни страха, ни любопытства мой приезд у Ляли не вызвал. Она вообще выглядела уставшей и какой-то равнодушно-безразличной.

В дом не пригласила. Сказала, что «ездят комиссии, нарушают неприкосновенность ее жилища, а потом сплетни распускают». И я тут же вспомнила, что сотрудники районной службы по делам детей, которые побывали здесь с проверкой, рассказывали, что в доме Ляли Плехановой «развал из-за непрекращающегося ремонта, детям в доме места практически нет, даже спят они не в кроватках, а в больших картонных коробках где-то под столом».

Разговаривали мы с Лялей у ворот внутри двора. С первого взгляда было ясно, что подворью этому не хватает мужских рук, хозяина, который навел бы порядок.

Познакомила она меня со своими детками. Чумазенькие симпатичные ребятишки, бледненькие, с диатезными прыщиками на щеках. «Поели помидоров»,- пояснила Ляля. А мне подумалось, что  питание у этих детей, скорее всего, скудное, не белковое, и за лето-осень помидоров было столько, что детская печень стала попросту сигналить о неблагополучии.

Показалось, что дети  малообщительные, зажатые, словарный запас минимальный, маленький Антошка в свои два с половиной года вообще не говорит.  Сразу вспомнилась балаболка Ксеня, с ее стихами и приставучей готовностью вставлять свои «пять копеек» по поводу и без повода. Да и невольно я все время сравнивала этих детей с Ксеней: с ее сияющей умытостью, ярким румянцем, кокетливыми тапочками на маленьких ножках… Дети Ляли Плехановой в конце сентября, когда мне в моих кроссовках с носками было совсем не жарко, бегали по двору босиком.  «Для здоровья полезно», - сказала Ляля.

Пожаловалась она на второклассника Валика: «Стал совсем неуправляемым. Учителя жалуются, на «орехи» получает каждый день, но результата никакого. Недавно взял и порезал сетку на только что вставленном металлопластиковом окне, за которое были уплачены большие деньги. Откровенно нашкодил. А ведь не маленький уже, должен понимать».

Мне же подумалось, что, судя по всему, этим деткам не хватает элементарного воспитания, которое всегда оборачивается ранним умением говорить и общаться, привычкой к порядку, готовностью не огорчать взрослых.

Представить маленькую Ксеню здесь, в этом дворе, с не мытыми ножками, без любимых игрушек и книжек, в какой-то коробке, где ей вечером придется заснуть, без вкусных маминых пельмешек, которые они так любят лепить вдвоем, без всех ее платьиц, шляпок,  бантиков, баз любимых бабушки и дедушки, без мамочки… Немыслимо!!!

Да она же зачахнет здесь от тоски, постоянных слез и неизбывного горя! На совести Ляли может оказаться еще одна жертва.

Впрочем, о Ксене Ляля даже не вспомнила. Повела разговор на сугубо материальные темы:

- Только что заплатили тысячу гривень в садик Антошке, одеть детей в школу стоило семьсот, за учебники русского и английского языка Валику выложили пятьдесят…

- Ляля, но ведь вы даже со своими тремя детьми уже имеете статус многодетной семьи. Неужели сельсовет не может сделать скидку хотя бы за садик?

- Мы стараемся ни от кого не зависеть. Мама помогает.

- А Руслан?

Ляля презрительно кривит губы:
- У него уже новая семья в Одессе. Алименты дает только на Валика. В январе дал сто пятьдесят гривень, в феврале сто девяносто, в марте вообще ни копейки, в апреле сто пятьдесят… (в общем выходит, что ежемесячно папа, брак которого с Лялей официально не расторгнут, «помогает» семье суммой менее двухсот гривень. – Авт.).

- А мама где работает?

- На фарфоровом заводе. И я весной пойду работать, когда начнется редиска. У нас тут собирают овощные бригады, можно заработать. А заработаю – сделаю ремонт. Я уже все запланировала: в декабре поменяем проводку, зять поможет сделать потолок, на пол нужна стяжка…

- Ляля, ремонт сегодня – очень дорогое удовольствие.

- А у меня уже все подсчитано. Потолок – тысяча пятьсот гривень, пол – пять тысяч, окна – три тысячи… И это только одна комната! Одну комнату я точно вытяну за год. Еще крышу перестилать нужно. А еще я хочу компьютер, мебель, специальный компьютерный стол хочу…
Прямо детский сад какой-то! Абсолютная инфантильность и полная оторванность от реальной жизни. И тут я задаю вопрос, ради которого, собственно, и приехала в Надлиманское:

- Вы так трудно живете, зачем же вам еще Ксенечка?

И Ляля Плеханова, подняв глаза к небу, с интонациями, которые немедленно вызывают у меня приступ изо всех сил подавляемого смеха, фальшиво-фальшиво произносит:

- Как подумаю, как там она, не голодная ли, тепло ли одета… ночей не сплю…

Жалость моя к ней улетучивается:
- Ты бы лучше своих детей накормила и умыла. О Ксенечке есть кому позаботиться. Неужели думаешь, что за Ксеню государство тебе выплатит столько же, сколько за Антошку?

- Деньги за Ксеню получила семья.

- Так что, будешь требовать через суд возврат суммы у вдовы, которая выкормила твою дочку из бутылочки и уж ночей точно не спала, душу в нее вложила, воспитывала до четырех лет и вырастила такой цветочек?.. Не для твоей клумбы!

- Я мать и имею полное право на ребенка!

И вспомнилось как раз кстати, что в апелляционной жалобе, представленной Лялей Плехановой в Одесский областной апелляционный суд содержалось еще и требование обязать заведующего педиатрическим отделением овидиопольской районной больницы Николая Фомича Осадчего и Людмилу Федоровну Торчанину «возместить мне моральный и материальный ущерб в размере двадцати тысяч гривень». Суд это абсурдное требование не удовлетворил. А ведь как раз хватило бы  на пол, потолок, окна и проводку.


«У ВАС ЭМОЦИИ, А МЫ ПО ЗАКОНУ…»

- Что можно сегодня сделать для исправления юридического казуса, который приведет к явному ухудшению условий содержания и развития Ксенечки Плехановой в случае передачи ее в семью биологической матери? – спросила я у начальника службы по делам детей Овидиопольской районной администрации Марии Андреевой.

- Ничего. Решение Верховного суда обжалованию не подлежит. Торчанина сама во всем виновата. Мы подали в районную прокуратуру документы о лишении Ляли и Руслана Плехановых родительских прав, а адвокат Торчаниной обратился в суд с ее исковым заявлением такого же содержания. Но не прошло шести месяцев с момента отказа Плехановых от своей дочери. Если бы делом занималась прокуратура, можно было бы отстоять ребенка.

Лукавит Мария Ивановна. Что мешало возглавляемой ею службе взять ситуацию под контроль и направить в нужное правовое русло? Да и  заявление о лишении родительских прав горе-родителей Плехановых тоже подавалось в суд районной службой по делам детей. И между прочим, до истечения контрольного шестимесячного срока, судя по выписке из протокола №6 от 23 июня 2006 г. заседания районного координационного совета по делам несовершеннолетних.

«Слушали: М.И.Андрееву, начальника службы по делам детей… Постановили: ходатайствовать перед местным Овидиопольским районным судом о лишении родительских прав Ляли и Руслана Плехановых».
   
3 августа 2006г. за № 19/309-06 Людмиле Торчаниной было направлено уведомление за подписью прокурора Овидиопольского района советника юстиции В.С.Каплонюка следующего содержания: «Прокуратурой района в интересах несовершеннолетней К.Р.Плехановой направлен иск в Овидиопольский районный суд о лишении родительских прав граждан Ляли Плехановой и Руслана Плеханова».

А спустя три месяца в адрес сессии Марьяновского сельсовета из той же прокуратуры поступил прокурорский протест от 26 октября 2006 г.  № 07/5136, подтверждающий права Ляли и Руслана Плехановых на дочь Ксению и предписывающий отобрать ребенка у супругов Торчаниных.

Что произошло в прокуратуре, почему столь кардинально изменилось ее отношение к ситуации? Скоординировать действия правовых структур все-таки стоило попытаться соответствующей службе по делам детей, а не пускать все на самотек. Тем более что последовавшее 13 июня 2007 года решение Овидиопольского районного суда официально решало дело в пользу опекунов Торчаниных и лишало Лялю и Руслана родительских прав на Ксенечку.

- Так что, Людмила Торчанина ко всему еще будет должна выплатить Ляле полученную на ребенка сумму? - спросила я у Марии Ивановны.

- Ничего Плеханова с Торчаниной не удержит, потому что Люда этих денег тоже не получила.

- А Ляля знает об этом?

- Да, знает.

Ой, сомневаюсь. Судя по заявлениям Ляли Плехановой и ее бесконечным расчетам, какие средства предстоит вскорости вложить в ремонт и наведение уюта в доме, на деньги за рождение Ксенечки она очень рассчитывает.

Быть может, стоило с самого начала просто внятно разъяснить Ляле, что ни копейки ей не обломится ни с государства, коль сроки оформления подобной выплаты давно пропущены, ни с несчастной Людмилы? Глядишь, обошлось бы нормальным по-женски задушевным разговором, по-матерински разумными советами, обещанием реально помочь имеющимся на ее руках трем ребятишкам – и судов бы не было, и Саша был бы жив, и не скиталась бы сегодня по чужим углам Люда с маленькой Ксенечкой…

Но это я так, фантазирую. Не в правилах Марии Ивановны заниматься душещипательными беседами. «У вас один эмоции, а мы смотрим по закону», - назидательно сказала она мне.

Кстати, когда я проконсультировалась с опытными одесскими юристами по поводу этого дела, они все в один голос заподозрили: «Органами опеки и попечительства где-то была допущена ошибка».

План исправления ситуации предложили такой: срочно обратиться с жалобой на неправомерное решение Одесского апелляционного суда в Совет судей Украины и Высший совет юстиции Украины, обратиться в областную прокуратуру и приостановить исполнение решения Верховного суда в связи с вновь открывшимися обстоятельствами и… так далее. Не хочу раскрывать все юридические ходы, которые подсказали профессионалы. Но приостановить исполнение судебного решения надо немедленно! Прежде всего, в интересах маленькой Ксени.

И еще. Юристы, как один, твердят, что делать все это должны районная и областная службы по делам детей вместе с Людмилой Торчаниной. А не она одна со своим ребенком, обиженная и брошенная государством на произвол судьбы.

Именно на защиту интересов Ксенечки Плехановой, оказавшейся перед реальной угрозой попасть в неуют и дискомфорт чужой и не нужной ей семьи, и направить бы напор вкупе с праведным гневом всех наших служб по делам детей. А они просто устранились от ситуации.


ВМЕСТО ЭПИЛОГА

5 октября 2010 года Ксенечка, которой к этому времени исполнилось четыре года и семь месяцев, была насильственно изъята у приемной мамы Люды. Операция проводилась с размахом, как будто арестовывали преступника.В ней участвовали прокурор Овидиопольского района, важная чиновница из районной службы по делам детей, судебные исполнители, милиция.
Ребенка сразу привезли на медицинское освидетельствование в детское отделение Овидиопольской районной больницы. Когда представители власти стали забирать девочку, чтобы наконец отправить к биологической матери, доктор Осадчий попытался воспрепятствовать этому, но рыдающего ребенка поволокли в машину.
Состояние мамы Люды и Ксенечки описывать не берусь. Именем закона растоптали счастливое детство, сердечную привязанность, материнскую любовь…
Сейчас Ксенечка находится в доме Ляли Плехановой. Плачет сутки напролет и просит отвезти ее к маме.
ВСЕ ХОРОШЕЕ, ЧТО БЫЛО В ЖИЗНИ ДЕВОЧКИ, ОКОНЧИЛОСЬ…

(Продолжение истории - в статье "Без эмоций").