Светофор

               

            Светофор хитро подмигивал, красное око хмурило бровь. Взгляд Анны скользнул по заезженной мостовой, дыры и колдобины, дорога пуста, как пустыня в июльский зной. «Да ладно машин нет, можно перейти и на красный», - подумала она, и тротуар остался позади. Дорога скользила вслед за ней, светофор забыв поменять расцветку, засмотрелся вслед. Ноги оливкового цвета странным образом росли от ушей, платье на радость мужским взглядам едва прикрывало талию и то что чуть ниже. Легкий ветерок скользнул по асфальту, край платья и шляпка от испуга взметнулись к солнцу, но земное притяжение и руки Анны вернули платье на место. Из-под полей шляпы на спину струились  золотистые локоны, придавая таинственности, легкая тень кокетливо ложилась на юное лицо. Анна дошла почти до середины дороги, когда из-за поворота вылетела, машина, уши резанул  отчаянный визг тормозов.
             В приоткрытое окошко вливалась вечерняя прохлада, зазывно манил запах цветущей сирени. Из магнитолы, настроенной на радио волну «Спутник» по всему салону носились, встречая препятствия в виде стекла и железа, пытались вырваться в открытое окно на волю, но по пути поглощались ушами водителя, слова песен и ритмичная мелодия. Голова, руки водителя поддёргивались в такт. Да и сам он, коренастый, с обритым затылком, висками и зачатками тёмной шевелюры впереди и на макушке, крепкими руками и ногами, покачивался вслед за ними.   
            Данила ехал на свидание. Позапрошлой весной он пришёл из армии, а с полгода назад на дискотеке познакомился с Вероникой, стали встречаться, дело шло к свадьбе. Во всяком случае, сама Вероника неоднократно намекала, что пора бы и в ЗАГС. «Была, не была, сделаю сегодня предложение», - решил он.
            На перекрёстке Данила притормозил, но тут же мигнул зеленый, машина рванула с места, и в этот миг зазвонил сотовый. Данила на секунду отвлекся, пытаясь нащупать телефон, а когда снова кинул взгляд на дорогу, вздрогнул от неожиданности. В нескольких метрах впереди  дорогу переходила девушка и он неминуемо должен был совершить на неё наезд. «Красивая», - только и успел подумать он. Всё произошло молниеносно, времени на раздумья не оставалось. Данила резко крутанул руль влево, машину вынесло на встречную полосу, завертело, закружило, потом на встречу вылетел бетонный столб…
              Анна заметалась по дороге и вдруг застыла, как истукан. В лицо ей смотрела сама смерть. Девушка закрыла лицо ладонями, ждала, вот сейчас, в это самое мгновение последует страшный удар, её сметёт, как скорлупку, отшвырнёт и размажет по асфальту. Она слышала визг тормозов, скрежет металла, звук страшного удара, затем всё смолкло. Но ничего не происходило, она всё также стояла на дороге. Девушка неуверенно отняла ладони от лица.
               Смятый до неузнаваемости автомобиль стоял на обочине, на крыше, переломленный чуть выше места удара лежал столб. Анну трясло, шляпка съехала набок, ноги налились свинцом. Она медленно, неуверенно направилась к машине. Лобовое стекло было разбито, на капоте и земле блестели мелкие осколки, а недалеко от машины лежал окровавленный парень. Лицо свезено так, что и родная мать узнает с трудом, рубашка в лохмотьях, в нескольких местах порваны даже крепкие джинсы. Анна, преодолевая приступы тошноты, подошла ближе: «Неужели мёртв!» - подумала она. К горлу подкатил комок, кровь отлила от лица, внезапно надвинулись деревья, стремительно поплыли по кругу.
          Машина скорой помощи и милицейская подъехали одновременно. 
          - Девушка вроде б цела, по всей видимости, потеряла сознание от испуга, а парень, скорее всего труп. Сейчас проверю пульс, - проговорил врач, обращаясь к инспектору ГИББД.
          - Не машина, а загляденье, лихо на столб влетела. Да после таких экспериментов вряд ли он жив, - ответил гаишник.
          - Ошибаешься командир - есть пульс. Срочно в машину, возможно, успеем спасти, на всякий случай грузите и девушку, пусть в больнице и её  посмотрят, - проговорил врач. Завывая сиреной, карета скорой помощи сорвалась с места.

           Анна открыла глаза, долго не могла понять, где она находится, разом всё вспомнила, к горлу подкатил комок.
           - Проснулась горемычная, слава богу. А то всё спишь и спишь. Это у тебя видимо такая реакция организма на стресс. Тебя в чувство то привели, осмотрели – цела вроде, вкололи успокоительное, а ты и заснула. Так всю ночь и проспала. Как зовут то тебя голубоглазая? – проговорила санитарка, одновременно протирая пол под кроватью.
           - Аня. А парень тот жив? – спросила она.
           - Парень? А тот, что с тобой вместе привезли? Твой, что ли? – вопросом на вопрос ответила медработник.
           - Не мой. Так жив или нет? – повторно спросила Анна.
           - Жив пока… Только повреждений много, позвоночник повреждён, не знаю выкарабкается аль нет. Но вообще он в рубашке родился – вылетел через лобовое стекло прямиком на столб, но то ли столб хрупкий оказался, то ли у него организьм сильно крепкий.
          - Он в какой палате? – спросила девушка, вскакивая с постели.
          - И ж ты, какая шустрая, лежи пока. Сейчас я врача позову, осмотрит, а тогда и пойдёшь, если скажут, что здорова. А к парню не спеши, он всё равно в реанимации, тебя туда не пустят, - ответила санитар.
          Данила, как уже знала Аня, зовут этого парня, перевели в обычную палату из реанимации через три месяца. На следующий день с букетом полевых цветов она стояла перед палатой, то хваталась за ручку, то отпускала её. Все эти дни она ходила в больницу, справлялась о здоровье, выспрашивала малейшие подробности. Из палаты вышел дедок с палочкой, заковылял по коридору, дверь осталась открытой. Анна переступила порог.
            Огромная палата, где каждый шаг отзывался гулким эхом, встретила тишиной, не радующие взгляда стены давно требовали ремонта. Все кровати пусты, застелены по больничному. За исключением одной возле двери, где простынь смята, одеяло откинуто, но хозяин отсутствовал и второй, на которой лежал молодой парень. Навстречу наглым ярким зайчиком с разбегу бросился луч. Анна зажмурила глаза, открыла, от увиденного чуть не закрыла вновь. Парень был бледен, как полотно, скулы заострились, казалось, кости прорвут кожу и выступят наружу, глаза смотрели из глубокой океанской бездны, тёмные круги под ними дополняли картину. Что было самым страшным - глаза смотрели в одну точку, немигающе, лицо восковое. Тело, как египетская мумия, почти полностью скрыто бинтами. Над кроватью нависала, устремив тонкие щупальца к больному, капельница.
По тонкому прозрачному проводу неотвратимо катилась вниз, смешиваясь с кровью, мутная жидкость.
              Анна, присела на соседнюю кровать, закусила губу, букет попеременно кочевал из одной руки в другую. Губы дрогнули, внезапно пересохли, сверху спасительно скользнула слеза.
            - Ну, здравствуй, спаситель! – произнесла она.
            Парень не шелохнулся.
            - Зря стараешься, - произнёс голос от дверей.
            Девушка обернулась. Возле двери, опираясь на палку, стоял давешний дед, глаза смотрели сочувствующе.
            - Я уж и так и сяк пробовал, только молчит он всё, лежит и молчит, - продолжил он, - И не спит вроде хоть и глаза закрыты. Приходила вчера девица к нему, красивая навроде тебя. Плакала сильно, прощения просила, а потом ушла. А он с тех пор и молчит. Ты это, не трогай его. Ему время нужно, чтоб в себя придти. Время оно лечит…
            - Хорошо я тогда завтра приду, - поднимаясь, произнесла девушка.
            - Не приходи… - раздался голос парня.
            Анна обернулась, сердце кольнул холодный взгляд небесно-голубых немигающих глаз. Букет выскользнул из ослабевших пальцев.
            - Ой, проснулся! Я Аня. Это я была там на дороге. Я знаю, тебя Даниила зовут. Ты прости меня за всё… если бы не ты… - произнесла девушка.
            - Не приходи…- почти не разжимая губ, сказал парень.
            Щёлкнул выключатель, кровать обижено скрипнула, прогибаясь под весом старика. Ещё и ещё. Сосед ворочался, устраиваясь по удобнее, потом всё стихло. Данила открыл глаза, постепенно они привыкли к темноте, проступили очертания соседних кроватей, по стене напротив извиваясь, меняя очертания, полз мертвенно-голубой луч ночного светила.
            Старик уснул, Данила остался наедине со своими мыслями: «Вот и всё – жизнь кончена. Скоро буду, как этот луч. Эх, в окно бы сейчас! Разом бы всё закончилось… Вероника. Вот значит как, - прости, мол, меня Данила, прости и пойми. Ты прикован к кровати, инвалидом останешься, если вообще … выкарабкаешься. А я девушка молодая, я жить хочу. Ну, не создана я чтобы сиделкой быть. Не создана. Прости меня Данил. А потом она пулей выбежала из палаты, у дверей правда обернулась, попыталась смотреть в лицо, но тут же отвела взор. Ушла. Мать приходила, плачет как всегда, лицо отворачивает, чтоб не увидел. Подарок матери к старости… А тут ещё эта припёрлась, то же блин прощения просить. Ещё одна сердобольная!»

             Анна приходила каждый день. Приносила фрукты, садилась на соседнюю койку, Данила делал вид, что спит. Аня молчала, иногда осмелившись, протягивала руку, гладила его по голове. «Смотри-ка настырная, гоню её - не уходит» - думал Данил. Он рассматривал её через щелочку прикрытых век. «Красивая! Как ангел! Хорошо, что успел свернуть, а то такую красоту сгубил бы», - подумал он.
             Врачи удивлялись. Ему становилось лучше, дело явно шло на поправку. «В рубашке родился» - шептался медперсонал. Как-то Данила, улучив момент, когда в палате никого не было, вцепившись обеими руками в спинку кровати, краснея от натуги, приподнялся и сел, но через пару минут, истекая потом, опустился на подушку. На губах играла улыбка.
              Данила жил от одного прихода Анны до другого. Он продолжал притворяться, что спит и тогда она гладила его руку или голову, иногда он открывал глаза и украдкой рассматривал её.
              Но однажды она не пришла, не пришла и на следующий день и на следующий. Данила лежал отвернувшись к стене, на столике стоял не тронутый обед. По палате разнёсся стук каблучков. Данила повернул голову, Аня, раскрасневшаяся от мороза, снимала пальто, глаза её счастливо блестели.
              - А я уж думал ты не придёшь больше Аня, - первым заговорил с ней Данила.
              - Ну, наконец-то заговорил. Да что ты подумал глупенький, болела я. Температура под сорок, с кровати встать не могла. Как только стало чуть лучше – я прямиком к тебе. И что я тут вижу, кто это голодовку объявил? Давай-ка поднимайся, обедать будем – сказала она.
              Аня помогла Даниле подняться, держала чашку, а он, не отводя от неё счастливого взгляда, носил ложку ко рту и обратно.
              - Я тут с врачом разговаривала. Для тебя сюрприз есть. Ты ешь пока, ешь, - сказала она.
              Данила проглотил последнюю порцию, облизал ложку, вопросительно взглянул на Аню. Она загадочно молчала.
              - Так, что за сюрприз то? – нетерпеливо спросил он.
              - Сейчас мы с тобой встать попробуем, врач разрешил. Так что хватайся за меня лежебока.

              Глаза обоих лучились счастьем, Данила обнял Аню за талию, прижал к себе, её правая рука утонула в его левой. Он в тёмном по фигуре костюме, а она в белом воздушном платье и шляпке, кружились в медленном нескончаемом танце. Нахальный солнечный луч скользнул через окно, пробежался по комнате, игриво блеснул на безымянном пальце Данила. В толпе за спиной кто-то громко вскричал: «Горько!»


2006г.