Автоклуб, Фаланга и командир ремвзвода

Правее кинотеатра «Космос», застившего микрорайон «Кеши», дислоцировался штаб 36 АК. В одном из двух зданий приёмный центр узла связи корпуса с позывным «Автоклуб». Я имел множество причин бывать в подвальном помещении, где помещалось радиобюро, и на первом этаже здания, также под завязку нашпигованном аппаратурой прокачки связи, но типичного девиза советского телефониста «За связь без брака!» не замечал, кстати...

На Автоклубе ремонтировать ничего не припадало. Если техника ломалась, и предстояло восстановить нечто устаревшее, неисправный блок заменялся запасным. От узла связи до мастерской ходу метров триста, всё снятое относилось на ремонт в стационарных условиях.

Мастера выполняли ремонты под надзором Котова, чаще по указанию. Смена истрепавшихся проводов с гарнитур, регламент станций, прозвонка кабелей... Нагрузки хватало, по мелочёвке командир доверялся ремонтникам, а свободы было не отнять. Мало ли отсутствуешь – можно сваливать на Автоклуб практически всё. Шульц регулярно калымил по городу ремонтом разной электротехники, за что был не единожды наказан, но и по службе успевал с лихвой. Старался и я, ибо любой ремонт это крайне любопытно – во-первых, и завлекательно – во-вторых...

С Автоклубом интерес определён – тут своеобразные экскурсии получались. Ходишь по зданию, любопытствуешь как турист, для правдоподобия показывая элементы занятости. Котова на узле знали, «котят» всегда ожидал требующий ремонта агрегат или небольшая посылочка.

Территорию штаба корпуса ремонтники удостаивали присутствием просто для посещения закутка военторга. Военный магазин мог радовать наши желудки недорогим ситро, всевозможным конфектом, выпечкой и прочей нехитрой кулинарией. Разные эмблемки, галуны, погоны и шевроны имелись в наличии. Торговая лавка в размерах небольшая – всего пятиметровой длины прилавок, всегда который под рукой, как набитый семечками карман.

Бывало, выпадали спокойные дни, заниматься было нечем. В означенных условиях мы наворачивали ремонтные столы мастерской, пока охоточка и докука яглится, и канитель неполезного времяпрепровождения не тянется. Наворачивали нужными для ремонта приборами: амперметрами, вольтметрами, автотрансформаторами, блоками питания с постоянным выходным напряжением, ровными рядами предохранительных колодок. Если хорошо копнуть залежи пристенного стеллажа у дальней стенки мастерской, можно вагон чего «нужного» отыскать...

Круглосуточно имея в распоряжении помещение мастерской, мы устраивали посиделки. Воду вскипятить секундное дело. Бритвенные лезвия разносишь спичками и нитью фиксируешь в единый прибор. Накрутил провода, воткнул «штепсель в ризетку»... Десять секунд – склянка кипятка. Заварил чаёк, прикусил рафинадиком – кайф... А с чёреком и вовсе отпад... Каждый гурман знает, чёрек это хлебная лепёшка, поедаемая сразу, лишь попадись в руки. Такое чаепитие применимо перехватить короткий час.

Коллективом чаевать помогал электрочайник, купленный вскладчину в лавке электротовара. Приобретался чайник до моего появления во взводе, но в качестве справедливого взноса я приобретал и менял некстати перегоревший тэн. Также вскладчину с кем-то из молодых...

«Подводная лодка в песках Каракумов» – выражение знакомо? Некую реплику мне счастливилось созерцать на Туранской низменности, и даже проникать внутрь «субмарины», стоявшей на рейде невдалеке от Безмеина. Дела с подводниками я имел памятные, рассекретить есть что!

Ясности к очерченному дню утренний развод не нёс. Обычно командир задачил: ждать в мастерской до особых распоряжений! – и тишком свинчивал «по делу» до еды до роздыху. Мы стойко ждали... Чаю пили, сны смотрели...

Ближе к полудню Котов явился на порог мастерской, осадил нас взглядом. Не найдя причин ко взбучке, вручил мне тряпичную котомку с незабвенным магнитофоном и, уходя, определил дальнейшее развитие событий:

– После обеда ждать меня в машине с Воронцовым! Зайдёшь в техчасть, возьмёшь путёвку на Фалангу!..

– Далеко едем, товарищ прапорщик?

– Чем слушал, едрёна мать? Ждать, не отлучаться!

Обедал с удовольствием: на ЗКП с УС Фаланга попаду впервые! Навыдумывал впечатлений, поскольку слышал о подземном бункере только захватывающие истории.

Котова ждать не выпало. Я привычно распластался в КУНГе антилопы на дежурном тюфяке, ожидавшем своей потребности, заныканным под столешницу. Задремать не удалось. Выехали, не минуло полчаса, заскулили тормоза, гну взбрыкнула, колыхнула КУНГом, отчего я прокатился по полу на матрасе, и встала как вкопанная. Сразу мысль: для Фаланги больно уж скоро, малое время прошло после отъезда, но движок заглох. Дверь распахнулась, в проёме нарисовалась радостная физиономия Воронцова:

– Айда по магазинчикам швырнёмся!

– Я прилечь-то еле успел... Где мы?

– В Безмеине, шеф велел зарулить. Хватит массу топить, вылезай – времени в обрез!

После как антилопа выплюнула меня наружу, взгляд схватил невеликих размеров сельмаг, точь-в-точь «стеклянный» магазин из моей деревни. Типового проекта выкидыш с надписью русскими прописными буквами нерусского слова «Бахар» (весна). Сослепу «сахар» читается, но сладостей в промтоварном павильоне не было.

Чуть далее в улице сельпо. Покуда мыкались у хлебного прилавка, прапорщик перечислял кассирше товары. Продавщица наполняла котомку; а что булькало, звенело и топорщило бока – было не солдатских умственных просветлений дело. Мы и не спрашивали, потому как определились и уже живились фабричным коржом с лимонадом. Что окромя хавчика, да вне столовой, надобно солдату?

Некое развлечение задумывал командир, если брал в поездку магнитофон и докупал стеколку. Котомку нам не отдал, забрал в кабину, и антилопа гну поскакала дальше. Скачки длились ещё минут десять-пятнадцать...

Узел связи Фаланга в лице прапорщика Мокрушина ждал батальон в лице прапорщика Котова распростёртыми объятиями. Прапора дружили с давних пор, показывала встреча, а моё неожиданное знакомство с подземельем приобретало, стало быть, витиеватые очертания...

Засекреченный командный пункт с УС Фаланга располагался вблизи провинциального городка Безмеин. Небольшой выпорок пустыни, занятой бахчой и виноградниками, был окружён каналом, заросшим камышом.

Командный пункт представлял собой двууровневый подземный бункер, поверху маскировавшийся черновыми строениями, казармой и КПП. Поодаль на территории был виден пустырь с парой выраженных вертолётных площадок. В бункер приводила асфальтовая дорожка со скамьями и фонарями под матовыми шаровидными плафонами.

Вход подземелья выглядел как зимний ямник залесной полосы России. Бетонная арка, засыпанная грунтом и поверху накрытая массетью, спусковые ступеньки к дверям. Левее входа торчала старая тарелка параболической антенны спутниковой связи. Конспиративно облепленная ржавчиной, она демонстрировала вражеским спутникам ветхие бока, явно давая понять, что жизни здесь никакой нет и высматривать тут, знайте, недруги, нечего.

Солдатская жизнь на отдельном клочке пустыни кипела слабо. Узел качал связь, наездом в периметре территории развёртывались аппаратные батальона. Свершение инженерной мысли учинялось штабом в случае военных авантюр, в мирные дни служило местом увеселений и отдохновения высшего командного состава корпуса. Для чего на ЗКП содержалась сауна с деревянными мостками до водоёма. Для прочих забав, озерцо было зарыблено карасиками с ладонь или даже сазанами размером с лапоть.

Прапорщик Мокрушин был настоящий специалист и страстный рыболов. Раз дал команду бойцу взять путёвку и на 151-ой аппаратной двинули на канал ловить чехонь. Товарищ прапорщик рыбалит, солдат дремлет в кабине, а к вечеру ропщет: надо в батальон. Умолчав, что хотелось попасть на киносеанс в Космосе. Вместо сборов команда: направить на воду фары-искатели – для ночной рыбалки.

Прапора были заядлые радиолюбители, тем для разговора много. Я подсел рядком. Мокрушин горбился над столом, выпаивая из гетинаксовой платы многоконтактную колодку. Пыхтел, дымил жжёной канифолью, дул на пальцы, но не сдавался. Сложность затаилась в длине колодки – чтобы выпаять и не сжечь плату, нужен мощный паяльник со специальным жалом или избитый приём. Порываясь в помощь, улучаю момент и вклиниваюсь:

– Тыщ прапщик, дорожки паяльником перегреваете! Так можно саму плату пережечь. Вдруг сгодится ещё?

– Знаешь способ, скажи. Который час тут мучаюсь...

– Знаю! До армии приходилось выпаивать субблоки из плат... по приходу рекламации.

– Ты не просто радиолюбитель, фу-ты, ну-ты, лапти гнуты, а профи настоящий, оказывается?...

– Слесарем-сборщиком радиоаппаратуры работал.

– Тогда кажи мастер-класс, умелец!

Тут уж я блеснул мастерством с гражданки: берётся оплётка экранированного провода, с канифолью прогревается на месте залитого контакта. В результате оплётка всасывает в себя всё лишнее олово до чистоты дорожек, контакты остаются только лужёными. Достаточно оперативно проделав операцию и выхватив из платы очищенную колодку, даже от Котова словил скупую похвалу:

– Смотри-ка, точно профессионал! Могёшь немного!

– Не могём, а мо;гем!

– А станцию можешь отремонтировать? Один?..

– Буду пробовать! – отвечаю утвердительно, а лярва с левого плеча шепчет: «Ох, доиграешься, остолбень!»

– Тогда дерзай! – поддержал меня Котов.

Как понял, Котову была дана команда разобраться с релейкой, командир привлёк меня для обретения опыта.

Через N-время после включения станция сбрасывала питание. Тёмный лес! Трудовик в таких случаях умничал: «Всякие арихметики и механики преследует такой закон, что любой механизм когда-нибудь да ломается!» О законе прапорщики ведали, конечно, а наметили сначала пирушку – ремонт в их планы без застолицы не вписывался.

Так что иду в разведку! Коли выбрали, коли доверили – надо соответствовать, пусть даже впервой и боязно...

Этажерка Р-405П-Т1, если память не шалит, стояла в отдалённом помещении. Противоположно, на неё нависал коммутатор, скалившийся сотнями выпуклых фишек...

Крайне часто ремонт в полевых условиях состоял из простой чистки разъёмов субблоков. Вынимаешь блок из стойки и жёсткой кистью или зубной щёткой метёшь колодки. Всепроникающая пыль главный враг бесперебойной работы подвижной техники... и не только связи.

Здесь стационарный узел – герметичный машинный зал и пыли минимум. Стены крашеные, пол метёный, диэлектрические коврики в ряд и кроме аппаратуры только принесённый мною амбре – в общем, чистота-порядок!

С чего начать ремонт – непонятно! Ни схем не предоставили, ни папки с чертежиками, ни писулек с заданием. Забыли прапора про документацию, а мне-то что делать? Решил собраться с мыслями, но мысли собрание проигнорировали. Звал тараканов, те тоже отнекались. Пришлось начинать в одиночку – нам не привыкать...

Танцевал от печки: вывернул «поплавки» (предохранители), открутил крепёжные винты и пролез в «кишки». Понимать бы, что ищу, посоветоваться с кем, но Воронцов в антилопе, прапора потчуют винцо, иные связисты обороняют спокойствие необъятной Родины на постах – им отмечено функциональное поприще и не до меня. Никому я не спёрся, а значит, ковыряться буду во сласть иллюзий.

Прокопался в станции уповод по времени, невзначай усмотрел застарелый непропа;й навесного контакта. Сразу провидение: вот она – причина! Подгоревшая изоляция и чернелая окалина только подтверждали догадку. Колодка силовых предохранителей притаила под собой холодную пайку, слепленную беспечным монтажником при сборке и вслед не замеченную представителем военного заказчика при приёмке на заводе-производителе. По определению – производственный брак. Мой заводской военпред премии лишал за подобные «сопли непрогретого олова»...

Холодный накат олова каверзен как заноза, обнаруживается в следующем: медь прогревается дольше олова, от разной вязкости металлов на спайке может оставаться окисел, а где слабо, там и порвётся! Слабый стык греется, контакт обрастает изолирующей окалиной, создаётся зазор. Заряженная корпускула не имеет возможностей форсировать разрыв цепи, в какой-то неурочный момент получается сброс перетока энергии... Настоящее озарение...

Растягивая улыбку, потопал в кандейку Мокрушина. Закуска нарезью, губастые стаканы и вполовину початая бутылка вина встретили меня без присутствия начальников. Вольному воля: пойду-ка я назад, приведу станцию в начальное состояние, доложу позже. Прапора к тому часу подтянутся к столу – не оставят же бутыль недопитой?

Ощущение эйфории забивает бдительность – вскоре это я прочувствовал собственной хребтиной. Задвигаю в пазы нижние блоки – без шероховатостей, дошла очередь до верхнего силового блока – тоже нормально. Только не понравилось почему-то, как неровно встала панель. Надо подправить? Сбоку подсовываю пальцы, сдвигаю жгуты и вдруг «бац!» – на Фаланге резко вырубают свет! Со светом пропал и звук! Довыё... вернее, доподсовывался...

Когда отудобел, обнаружил себя лежащим у станины коммутатора. В мутных видоискателях забрезжило мерцание лампочек, звукоуловители стали урывками распознавать фоновый шум. Тело представлялось как надутый пузырь: в ощущениях вроде родное, но чувство какого-то объёма, будто прокачали воздухом... как сам в детстве над лягушками издевался через соломинку. Глупое разумение подвело к крамольной мысли: сухопутная Фаланга яростно отомстила за своих земноводных собратьев – логично бы вроде?.. Справедливость торжествовала...

Сухость во рту понуждала набирать слюну, урчать и облизываться как верблюд перед плевком. Разум искал в памяти те потерянные мгновения, пока в подземелье отсутствовала жизнь. Аксоны заблокировались капитально. Остатком мозга допетриваю, что горе-мастера звездануло током! До потери сознания и почти до отслоения души!

Ох... что ж я маленьким не сдох?..

Я же не такое уникальное явление как прапорщик Котов, с любой напругой якшавшийся на «ты!» Александр Васильевич то ли сопротивление кожных покровов имел великое, иные ли неизвестные ремонтникам причины, но командир мог целоваться с розеткой в засос. Без тестера одними пальцами нащупывал напряжение: показательно слышно ци-цикает – точно двести двадцать вольт. Верили на слово! Правда, силовые линии с тремястами восьмидесятью голыми руками командир вроде не трогал!

Но любил наблюдать наши вспученные удивлением зенки, пуская по кинескопу телевизора голубые зигзаги. Принёс однажды в мастерскую телевизор в ремонт, снял с электронно-лучевой трубки высоковольтную присоску и давай по выпуклостям молнии метать – «Тесла», ни дать ни отнять! Лишь хитрющие кошачьи глазки увеселительно щурит! Когда за телевизором зашёл хозяин (майор Сахаров Александр, начсвязи «кастрированной», как Котов прикалывал, артбригады, соратник командира по Афгану), решил подшутить и над ним: одной рукой взялся за присоску, другую к пожатию тянет. Майор подвоха не просёк и без опаски вытянул в ответ полноценную клешню.

Внимание, контакт: мир, дружба, выпивка в антракт: косяк заряженных частиц сориентировался в кратчайшем направлении движения и массово хлынул в бренное тело гармаша! Присоска извергает двадцать киловольт: пушки на петлицах сдуплетили, фуражка соскочила, шары навыкат, испарина на затылке запузырила. Секунда... и рванёт как взрывпакет. В итоге, телек неделю ждал хозяина, пока тот нейтрализовал притоки киловольт. С токами на равных артиллерия сообщается только в расстоянии выстрела дальнобойной гаубицы, а касаясь – агонизирует!

Вот и меня током бьёт как большинство смертных!

Сколько лежал без сознания, неизвестно, отсутствие не замечалось. Поднявшись на ноги, чую, как отрывает от пола неведомая сила и словно воздушный майский шарик гонит попутным ветром в поисках пристанища. Пролетая мимо пустой коморки наставников, обращаю внимание на вопиюще не допитую бомбу-0,7, трезво оцениваю ситуацию и понимаю: надо выпить! Дела для, а не забавы ради!

Разум принуждал руку налить лекарственного зелья. Одним глотком махнув плацебо, отмечаю изменение высот полёта и приземление в условиях притяжения. Видимо воздух из системы стал понемногу стравливаться?

Не буду больше лягушек мучать... и детям не дам!

В поисках выхода из подземелья додумываю: вялый организм вроде начал поддаваться командам из черепной коробки. Командирская микстура правильно способствует восстановлению – знают, чем лечиться, спецы!..

Выныриваю из подземелья, и тут моё одурманенное восприятие мироустройства помиляет живописная сцена: ночь, улица, фонарь, аптека... Скамья под фонарём, на ней растормошённая пачка печенья и початая бутылка портвейна. Точнее, полуразряженная бомба. На скамье со стаканами в руках восседают два прапора, пребывающих под воздействием сброженного винограда, рядом скрипит и тужится котовский магнитофон, заполняя гармонию голосом Иляны Ушаковой – исхода нет... картина маслом!

Так как Чемен впитывался в кровь безупречно, прапора, нет – бахши (народные певцы) подвывали знакомые слова в унисон певичке, заглушая заученные строки полною глоткой. Я побудился преподнести радостную весть, но веселье под фонарём буйствовало и без моих подвигов:

– Над водой огоньки, бакены.

Он меня развлекал байками.

Я провожала на причал, вся пристань видела,

Как белый китель на плечи он мне накидывал, – звонким фальцетом кромсала тишину Ушакова.

– Пароходы, пароходы, дым колечками.

Ой, не завидуй..., не завидуйте мне девочки.

Ах, фуражки с крабами, влюбляться нам не надо бы... Влюбляться нам – не надо бы! – вопили уже трое.

Молодая вокалистка тщетно пыжилась перекричать дуэт пропитанных пылью мичманов каракумской субмарины, отяжелявших верхние регистры всхрипываниями.

– Чайки криком берут за душу,

Все подружки давно замужем,

Молва за мною по пятам волною синею, – плакал магнитофон, а в темнеющих небесах и худенького облачка не пролетало, под ногами ни лужицы не плескалось, и даже в охлаждающемся воздухе ни заплутавшего комарика с полным кровью брюшком не пищало.

– Влюбил девчонку капитан по ватерлинию...

Последнюю строчку прапора громко открикивали, и оттанцовывали чреслами на уровнях печально известной линии непотопления. В пустыню бескрайнюю опускается темень, макушки чёрных гор уже коронует померанцевый ореол заката, обещающего прохладу, а сухопутные войска поют о море синем и пароходе белом, терзая ноты охрипшими гло;тками, неизменно быстро пересыхающими от резких порывов прикопетдагского ветра-пустынника.

– Товарищ прапорщик, станция в работе!

– Закончил, дуй к Воронцову! А мы ещё поработаем! – отсмеялись служаки и чокнулись склянками.

Мы с Воронцовым ждали завершения дня до темени. Заняться было нечем, портвешком прапора навряд ли поделятся, а с пернатым и подавно, пришлось тянуть время, по ходу посмеиваясь над хмельными начальниками.

Когда карминное солнце скатилось в иранские горы – выехали. Котова подвезли к дому, сделав немаршрутное кольцо по закоулкам, хоть расквартировка в сотне метров от КПП. В военный городок въехали налегке, едва загнали антилопу в стойло, время подошло к вечерней поверке...

– Тебя бабы царапали что ли? – первое, что спросил командир на утреннем разводе.

– Фаланга цапанула! Целоваться лезла, пятился, запнулся и грохнулся в пристенок – вчера ещё!

Доклад об успехах Котов принял на утреннем разводе. Электрошоковую примочку я поминать не собирался – не хотел, чтобы отлучали от любимого дела. В армии сначала наказывают, а разбираются как всегда потом!

Разряд тока пушинкой отбросил меня в коммутатор, следы преткновения командир разглядел утром. То были сочные царапы правой стороны головы – настоящие, боевые, полученные при выполнении особо важного начальственного задания, завершённого на лавке переговоров.

На Фаланге я бывал разами, также с командиром обсуждали в каморке Мокрушина разноплановые ремонты, но непозволительно скромно и без празднования встреч, а значит, и без каких-либо заметных приключений!

Тот молниеносный и редчайше смачный электрический удар радиорелейной станции я запомнил на оставшуюся жизнь, воспринимая как ценнейший опыт познания суровой профессии ремонтника! Век живи, век учись, молва ведётся, но помирать всё одно дураком придётся...

О командире ремвзвода

Прапорщик в армии – особая каста военнослужащих, выявляющая кладезь форм к инкрустации баек о военной службе. Они баламуты и тихие скряги, отличные спецы и недотёпы, вороватые выпивохи, праведные трезвенники – это удивительного сорта люди, которым в гражданской жизни не придумано даже определения. Не мыслишь, как наречь безымянного персонажа и приковать внимание – напиши прапорщик, и тогда гурьба благодарных слушателей мгновенно прильнёт глазами и развесит уши.

Прапорщиками редко становились люди, выбравшие стезю военной службы. Такие шли в суворовские училища или мореходки, поступали в высшие военные заведения и выпускались офицерами. Смелость остаться в армии прапорщиком выявлялась на втором году службы и в первый год после демобилизации, когда молодой человек понимал, что на гражданке «ловить тем паче не;хера». В армии тоже не форель клюёт, даже на прикормленных местах, но существует какая-никакая романтика, нет-нет, а дёргающая непредсказуемый поплавок судьбы.

Прапорщик Котов Александр человек светлого ума и объективного восприятия жизни. По первому призыву он попал в туркменский город Теджен, в танковую учебку с позывным «школа гладиаторов». Прошёл курс обучения на механика-водителя танка, получил первичный третий разряд классности, звание младшего сержанта и по заслугам был направлен в танковый полк г. Казанджика.

За отличное вождение и обслуживание техники боец за полгода довёл классность до второго разряда, а после внезапной инспекции через три месяца – до первого. Московский инспектор заметил, как сержант Котов выполняет упражнение «преодоление моста», испытал на твёрдых и насыпных грунтах, заверил знание устройств трансмиссии и рекомендовал присвоить первую классность.

Нормативы подходили под разряд «мастера», но эта ступень солдатам не присваивалась. Котов хвалился, стал единственным срочником в гарнизоне, имеющим первый класс и повышенное денежное довольствие в 22 рубля.

За три месяца до дембеля Котов решился остаться в армии. В советскую армию годом ранее вернулось звание прапорщик; поступив во вновь открывшуюся в Ашхабаде на первом военном городке Школу прапорщиков, выбрал специализацию «инструктор механика-водителя». Из семисот человек будущих старшин и прочих кладовщиков – инструкторов набиралось на один взвод.

По окончании снова вернулся Казанджик, и получил должность командира комендантского взвода – на выбор была только малопривлекательная вакансия на полигоне. Узнал, что такое заведовать складом амуниции, посудой, палатками, иной тыловой дребеденью и расходным имуществом. Сразу столкнулся с недостачей 30 тысяч рублей, но топить молодого прапорщика не стали. Комполка с НШ изыскали возможность списать всё подчистую.

Дотянув два года, подписал на перевод к «химикам». Наторев в этом деле, добился освободившейся должности инструктора. Потом отправили изучать напалм: соединение реактивных веществ, сгущённое до состояния киселя. Прозрачную субстанцию тонким слоем мазали на открытые участки тела на руках солдат и учили тушить: плотно окутывали кошмой, перекрывая доступ кислорода. Горит кисель ярко, пламенем с чёрным дымом, температура горения доходит 700° С. Один копуша замешкался, в панике растёр кисель по руке – тело мигом изошло волдырями. С этого случая опыты на людях поставили под запрет...

Котова направили в химбат под Бухару изучать прикладные материалы, действие боевых отравляющих газов и активных веществ, дозиметры, радиацию. Специалисты завозили в свинцовых контейнерах радиоактивную пыль, наповид сажа сажей, обмазывали ОЗК на чучелах, показывали последовательность дезактивации и дегазации.

Вернувшись, с другом прапорщиком увлеклись электроникой. В роте связи была своя мастерская, начинали с цветомузыки и иных мелочей. Затянуло, Котов попросил перевод. Назначили начальником «подвижного узла связи» на базе двух послевоенных быстроходных танков. Гусеничные транспортёры были лишены огневых башен и переоборудованы под командно-штабные машины.

Технику держал в идеальном состоянии, с водителей спрашивал как со взрослых. По иронии судьбы, на окружных учениях случился эпизод с УАЗиком командующего округа генерала Белоножко – водитель застрял в какие-то грязи, карабкаясь, испортил движок. Командующий пересел на машину Котова, провоевал все учения, не меняя. Ни техника, ни водители не подвели. По окончании выразил прапорщику Котову благодарность за отличное содержание боевой техники и наградил именной грамотой.

В 1978 завершил пятилетний контракт, рассчитался, подался в родные края. Промыкавшись с год, нормальной работы не нашёл, решил всё бросить к чертям и вернуться. Новый этап службы начал вновь в Казанджике, в роте связи танкового полка. Потом были два года Афгана и перевод на должность командира ремвзвода 2069 ОБС.

С конца 1988 года продолжил службу в ГСВГ.



Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2010/11/06/1235 >Серёга бегунок >