отлюбитесь от нас, мы вербанутые!

В одной наглухо фундаментальной стране какой-то мелкий и шустрый
взял да и сорвал паранджу с материнской головы. А потом запустил этой
паранджой в отца. И угодил тому прямо в лицо. Ясное дело на секунду
суровый глава семейства почувствовал себя в неглубокой тарелке традиционно
фундаментального отношения к женщине, на секунду он - примерил паранджу.
 
Мелкий и шустрый мгновенно сделался героем, играючи сломив отцовскую волю,
он стал - победителем, но, не успев этого понять, куда-то пропал.

И больше его никто не видел, а ведь был еще совсем ребенком.


Так и мы. Не видим больше ни одного графомана (все вышеизложенное -
реальная история для реального зачина). И не видим мы их не потому что -
не хотим видеть, их действительно больше нет. Они будто канули или
померли все. А с ними исчезла страсть.

Вокруг (оглянитесь, не ленитесь) - сплошь вербанутые,
многие тыщи вербанутых. В парандже по колено.

И требуют они, требуют все настойчивее:

—  Отлюбитесь от нас!

Правда, говорят, где-то в глухих лесах староверами живут настоящие
графоманы, они пишут на бумаге гусиным пером (держат его двумя пальцами),
со вкусом разводят гусей и всем сердцем желают опубликовать прожитое
в журнале "Урал". Но это скорее - миф. Где свидетели, кто лично видел?
 
Легенда, хотя бы и красивая. Повсюду бал правят (почти правят почти бал) -
вербанутые, они - поборовшие страсть, излечившиеся, они - ненормально
здоровые, крестящиеся крестами на живые журналы, чтящие заповеди свободной
публикации, главная из которых:

—  Отлюбитесь от нас!

К слову, это не просто главная заповедь - это единственная и неповторимая
заповедь. Как же так вышло, что графоманы исчезли? Кто их излечил или
грохнул? Наконец, кто такие эти вербанутые, не опасны ли они, и есть
ли еще в литературном подлунном мире кто-нибудь кроме них? Вот это вопросы.

Такими вопросами шараповы бьют наповал груздевых, пока жегловы молчат.

И хотя на подобные вопросы мы никогда не отвечали, а на эти возьмем,
да и ответим, рискнем. Ничем, кстати говоря, не рискуя: а там - любись
оно всё провались.

В память о графоманах, во имя и по случаю их бесславной кончины.

Графоман одинок и несчастен. Вербанутые - позитивны, держатся друг друга,
собираются в стаи. Графоман пишет, чтобы показать, вербанутые - показывают,
что пишут. Графоман стремится к признанию, понимая всю тщетность этого
стремления, от чего и грустит в перерывах между припадками вдохновения.
Грустит, но верит неизлечимо. Вербанутые - самодостаточны и тем несокрушимы.

Веру они заменили Таней, Таню (по наущению как бы покойного идиоритмика)
- помыли, побрили и убили ибо сука она кривоногая.

Вербанутым признания даром не надо - они сами себе писатели, сами себя
читатели, сами себя же критики (самые отпетые еще и издатели).
Они и мухи, они и - дерьмо. Но фокус запрятан вот где: графоман - бездарен,
вербанутые - талантливы. И тут мы сделаем первую и последнюю остановку,
тем более, что давно пора.

Паранджа таланта есть у всякого. Ничего нового - талантлив каждый
человек. Но скрывает такая паранджа, по-сути одна на всех, совершенно
разные лица. Послушайте, графоман всю дорогу безуспешно пытается избавиться
от своей паранджи, пытается обнаружить под нею собственное лицо, а, обнаружив,
поделиться открытием со всем миром. Однако, как и было сказано, он - бездарен
и в разной степени - болен. Потому часто появляется некто в белом и
вроде бы дружеской рукой срывает графоманскую паранджу.

И является свету искаженный гримасой боли и отчаяния лик - страстный или
жалкий, в зависимости от времени.


Вербанутые же - наоборот. Они и думать не хотят о том, чтобы снять паранджу.
Напротив - они с удивительным подчас упорством и смекалкой находят
сотни причин, оправдывающих её существование, тыщи новых форм и расцветок,
фасонов и форматов - чего угодно - только бы не показать лица. В чем тут дело,
спросите вы?

Вот в чем: надо признать, талант - это посредственность. Это - серость,
масса, это - как все, ничего особенного. Лишите паранджи графомана и увидите вы
бездарность, лишите паранджи вербанутых - и получите вербанутый и беспощадный
сетературный джихад. То есть: не увидите - ничего, ни придуманного таланта,
ни желания его зарыть где-нибудь лунной ночью в дурацкой компании. Послушайте -
графоман уничтожен свободной публикацией, он не перенес кайфа сети. Вербанутые
плотно сидят на сетевом движении. Это они - тело любого интернет-ресурса с
литературным закосом (а также: ноги издательств и руки высоколобых журналов).


Они - бесстыдно прикрывают лица паранджой таланта, забыв о том, что талант
в их случае - всего лишь тряпка, скрывающая пустоту. Очаровательная ветошь.


Такой вот покус. Что же делать нам, спросите вы, подразумевая вопросом
отсутствие намека даже на легкую вербанутость. Ищите мелкого
(он был, этот мальчик, был)! Того самого, что швырнул материнской паранджой
в отца. Это сейчас самое главное. Важнее этого - ничего нет. И соблюдайте простые
правила: забудьте слово "графоман" (о мертвых лучше молчать), когда вас объявят
талантом - немедленно выходите из сети (поезжайте за город, сожгите пару
распечатанных сканов с любого сетературного ресурса, на несколько дней
откажитесь от алкоголя и чтения) и, наконец, если вы еще этого не сделали -
начинайте рыть яму своему таланту. Чем скорее вы избавитесь от священного лоскута,
делающего любого неотличимым и поголовно талантливым, тем больше у вас шансов
стать именно тем, кем хотите.

Да, и бейте неприятеля его же оружием. Чуть-что не так, не насилуйте мозг
интеллигентским "а похуй", плюйте в глаза обидчику и рубите:
"Отлюбитесь от нас! Мы - вербанутые".


(фото: Eugene Smith, "Hooded crowd with leader pointing to Smith", 1955)