Шива Бханг?

20 июля 1944 года, 1-й Прибалтийский фронт, район  Дубисского оборонительного рубежа.

            - Грибоедов!   
           Дверь сразу же отворилась и в блиндаж на зов  капитана  Афанасенко  явился круглоголовый  крепыш-старшина  в новой  гимнастерке и  широченных галифе, заправленных в немецкие сапоги, с пилоткой, лихо сдвинутой набекрень. Это был ординарец и водитель капитана, старшина-карел Отто Леметти, по прозвищу Грибоедов. На его груди тускло поблескивали две медали «За отвагу». У старшины были белесые волосы и розовое лицо,  похожее на флегматичный колбасный  срез с незаметными мазками бесцветных бровей и бледно-голубыми глазками. Плоскую физиономию  страшно оживлял мясистый подковообразный шрам на левой щеке, который шел дугой вниз и  заходил одним концом на уголок рта, оттягивая его. На левом плече висел ППШ  прикладом вверх, на поясе -  нож разведчика.  Заходя, старшина что-то жевал, флегматично двигая круглой нижней челюстью.
           Блиндаж, в который  зашел Отто, два дня назад   был немецким  офицерским блиндажом и он продолжал хранить запахи и вещи прежних хозяев.  Здесь пахло мужским одеколоном,  табаком и оружием. Мебель для его нехитрого обустройства - стол с наивными завитушками, два  грубо сколоченных, крашеных белым табурета, две панцирные кровати  -  была взята из находящегося поблизости хуторка. Оттуда же был и крестьянский половичок ручной выделки, лежащий на скрипучем  дощатом полу. Немцы, взяв эти вещи,  заметно продлили им жизнь, потому что  от хуторка осталась печная труба, его хозяева были мертвы, и их животные тоже были мертвы. Кто  забросал гранатами в собственном погребе  пожилую супружескую пару и  их умственно отсталого племяника, а также  изрешетил пулями коня, двух собак и нескольких дойных коров, было неясно – то ли отступающие немцы, то ли наступающие русские.
          Стол и табуреты оказались намного живучее снующих вокруг них людей. Сгинули в адском котле войны те, кто реквизировал их на благо Вермахта, и теперь крестьянская мебель продолжала служить капитану военной разведки Афанасенко и военному переводчику старшему лейтенанту Саакяну.
           - Грибоедов,  опять свои поганки жрешь? -  с ленивым  упреком сказал капитан Афанасенко.
           - Галет-ту, тав-вариш кап-питан. -  сказал Леметти с акцентом, вязко растягивая слоги. – Приб-был по в-вашему прик-казан-нию.
           - Забирай пленного. - сказал Афанасенко. – Никакой…  В Валгаллу. И следующего давай, толстого.
           - Нихт Валгалла. - дрожащим голосом проблеял    пленный.
             Афанасенко и Саакян рассмеялись.
            Нежелающим в Валгаллу был  один из четырех  плененных накануне немцев - угрюмый, коренастый мужичок с маленькими серыми глазками под низким лобиком и пролетарскими лапами до колен.  Его звали Антон Вайсбротт. Словно в насмешку над фамилией, он казался целиком вылепленным из мякиша серого эрзац-хлеба. Когда американцы сравняли его завод в Руре с землей, фашистский пролетарий попал на передовую, где в полной мере ощутил, что собирать MP-40  и строчить из него по русской мотопехоте - две большие разницы.
         Антон и его сослуживцы были захвачены такими же немцами. Их  разведгруппа, входящая в штат 548-й дивизии «фольксгренадире»,  была обнаружена и пленена  советской диверсионной группой,  состоящей из  военнопленных, завербованных в «Свободную Германию».  Диверсантов возглавлял немецкий коммунист  Михаэль Яблонски по прозвищу Рыжий Ганс. Диверсанты имитировали прорвавшихся из окружения солдат Вермахта -  двое были одеты в униформу танкистов, четверо – пехотинцев. Сам Михаэль был облачен в китель с нашивками дивизии СС «Лейбштандарт».
             Четверо «фольксгренадире» купились на эту военную хитрость и радушно встретили прорвавшихся братьев по оружию, но диверсанты недолго вводили их в заблуждение. Лейтенант, командовавший группой «фольксгренадире», единственный из разведчиков настоящий военный, знал, что все части дивизии «Лейбштандарт» весьма далеки от района, где они разведывали передний край русских, и с нарастающим подозрением поинтересовался у Рыжего Ганса, как он оказался здесь. Наградой за дотошность стали две пули в  мякоть плеча. Радист группы, пытавшийся вступить в бой следом за командиром, получил тяжелые ранения в бок и бедро. Еще один «народный гренадер» был оглушен и рухнул наземь. Антон Вайсбротт в изумлении бросил автомат и отделался несколькими пниками под аккомпанемент своего вопля «Нихт шиссен!»
              На допросе  он полную неосведомленность и тактическую малограмотность.
             Леметти увел  Вайсбротта, затравленно повторяющего раз за разом "Нихт Валгалла..." и, спустя пять минут, привел второго пленного.
           Второму немцу было за сорок, он был упитан, если не толст – щекаст и с брюшком – с конопатой  яйцевидной лысиной, которая была оторочена растрепанным венчиком седеющих волос. Его грязная камуфляжная куртка была обильно покрыта кровавой коростой. На интеллигентном, полном,  небритом лице криво сидели круглые очки с выбитым левым стеклом. Слева же у него была широко рассечена бровь, а скула раздулась громадным кровоподтеком. Немца звали Один Мюнцер, и он был таким же никчемным солдатом, как и  Ганс Вайсбротт,  впрочем, как и  подавляющее большинство  «народных гренадеров»  548-й дивизии.  В разведчики Мюнцер попал за знание русского языка. До мобилизации он трудился в Дрезденском университете антропологом, имел докторскую степень и был автором теории о происхождении арийской расы от неандертальцев. Помимо этой смелой теории Один Мюнцер был убежден в единых корнях немецкого и восточнославянского этносов, но в силу понятных причин эти изыскания не афишировал. Кроме того, Мюнцер был авторитетным знатоком скандинавского фольклора во втором поколении, но и это было не все.  Антрополог был полиглотом -  свободно изъяснялся на русском, украинском, белорусском, финском, шведском, норвежском и венгерском языках.
          - Какое-то имя у тебя не немецкое, дорогой. – сказал Саакян с хрустом поднявшись с крестьянского табурета и подойдя к пленному. – Один. Совсем один….
          - Oдин. – осторожно поправил Саакяна Мюнцер, делая ударение на первой букве. – Это… Это скандинавский бог войны… Меня так назвал отец… Он изучал скандинавскую мифологию…
          - Ай, молодец! – покачал головой Саакян и поправил очки на пухлом испуганном лице Мюнцера. -  Бог войны у  безбожников в плену…Ты где так по-русски научился говорить, а? Лучше, чем я, слушай...
          - Я полиглот. - ответил Мюнцер. - Я знаю русский, украинский, белорусский...
          - Доктор Мюнцер, вы хотите  увидеть Германию после войны? – перебил полиглота Афанасенко, листая  его "зольдбух".
          - Я очень хочу. – ответил антрополог.
          - На переднем крае находятся автомобили с громкоговорителями.  Если согласитесь, сядете в один из таких, и станете вещать на немецкую сторону. Будете объяснять немецким солдатам всю бесполезность их дальнейшего сопротивления. Чем больше солдат вас услышит, тем больше их вернется к своим женам и матерям. Чем больше их вернется, тем быстрее мы вас победим. А чем быстрее мы вас  победим, тем  раньше  вы, Один Мюнцер, вернетесь к жене и детям...  Если вы, Один Мюнцер, будете хорошо помогать Красной Армии, Красная армия  поможет вам хорошо жить, когда все закончится.
          -Да, да. – сказал Мюнцер, часто закивав головой. - Я помогу Красной Армии.
          -Грибоедов! – крикнул Афанасенко.
            В блиндаж снова зашел Леметти.
          - Помыть, накормить, переодеть в нашу форму, сдать в агитбригаду.  -  сказал Афанасенко. –  Он полиглот. А звать его Один. Как бога  войны…. Только он у нас – добрый бог и войну поможет остановить. Да, Один Мюнцер?
          - Так точно. – сказал  толстяк, вытянув руки по швам и сдвинув каблуки стоптанных кирзовых сапог, которые ему выдали в плену, в обмен на его добротные кожаные ботинки на шипованной подошве. – Остановлю.
          - Ни пуха. – махнул рукой Афанасенко. – Грибоедов, чего там раненые гансы?
          - Од-дин пом-мирает. –ответил ординарец, тяня слова. – Другой тоже ран-нен, но не оп-пасно.
          - Лейтеха фашистский, да? – Афанасенко взял  со столешницы потертый «зольдбух» и пролистал его. –  Лейтенант Франц Габнер…  Польша, Франция, Африка… Стреляный воробушек…. Давай, Грибоедов,  отводи полиглота к агитаторам и тяни сюда этого Габнера.
          - Есть. – козырнул Леметти. – Ид-дем, пул-леглотт.