Три секунды

   Вырос я на самой короткой и самой известной улице города. Самой известной она была по многим причинам. Во-первых: такая улица была в каждом населённом пункте, удостоенного звания "город" или "ПГТ" - посёлок городского типа, имеющего названия улиц. Самое рядовое и самое достойное, послевоенное название улицы из ряда: Красногвардейская, Красноказачья, Красноармейская. Какое название имела наша улица раньше, никто из нас не знал. Да и была ли эта улица до Второй мировой войны мы тоже не знали. Возможно, улица и её название родились практически одновременно сразу после войны на месте стихийно разрастающихся задворков окраины города. Во всяком случае, когда, поселившись на ней, я пошел в первый класс, улица Красноармейская уже была полностью сформирована, достигла своей максимальной величины, и обоими концами упёрлась во, что-то непреодолимое. Начало улицы упиралось в задние ворота и колокольню величественного собора, который через пару лет закрыли и повесили стеклянную табличку "Краеведческий музей г. Бельцы". А заканчивалась улица более прозаично – упираясь своим концом в городское озеро. Улица длилась всего два квартала в сто и ещё сто пятьдесят метров после перекрёстка. Все полных двести пятьдесят метров во всей красе.
   Вот тут-то и скрывалась вторая причина известности улицы. Её знали даже те, кто и не подозревал о том, что знают нашу улицу. Морозным утром с коньками и клюшкой, ранней весной в прибрежный рукотворный лес за подснежниками. Жарким летом за пляжным загаром и вожделенной прохладой в озёрной воде. За романтической прогулкой на вёсельной лодке всего за рубчик в час или простая вечерняя прогулка по берегу – все можно было получить, только дважды пройдя по нашей улице. Из отдалённо расположенных новостроек регулярный автобусный маршрут номер шесть услужливо высаживал пассажиров за десять метров до нашей улицы. "Детский кинотеатр Пионер! Городское озеро! Пляж!" - объявлял по "громкоговорящей" водитель автобуса.
  Но даже те, кто никогда не резал лёд коньками, не собирал подснежники, не загорал, не плавал, не катался на вёслах – облегчённо вздыхали, когда мимо проезжала поливальная машина, и доставляла к их ногам озёрную прохладу. Они знали, что насосная станция находилась в самом конце нашей улицы. А город летом в те годы поливали регулярно.
   Вот на этой самой короткой и самой известной улице я и прожил все одиннадцать детских лет. А если ещё точнее - все каникулы прошли на озере. Не каждый год удавалось нашим родителям сплавить своих чад в оздоровительный пионерский лагерь под наблюдение квалифицированных воспитателей-вожатых хотя бы на один заезд. Все оставшиеся дома сбивались в стайку и дружно отправлялись на озеро. Причём всем приходилось врать, что мы идем в кино, в лес, футбол погонять на спортплощадке, так, как на озеро – «ни-ни». Однажды даже вышел смешной казус. Мы все уже у себя дома отбрехались и дожидались последнего – Валерку. А его всё нет и нет. Только слышим мы неразборчивый его разговор с мамой никак не закончится. Наконец разговор окончился, он вышел и вся ватага, демонстративно громко для убедительности стуча мячом, двинулась в путь, сгорая от нетерпения узнать; чем же окончился диалог. Ну, вот мы уже свернули за ворота и все, как один накинулись на него с одним вопросом: "Что она сказала?" - "Сказала, что всё равно она знает, что я вру. Показала папин ремень и сказала, что если утону – то домой лучше не приходить".
    Не важно, кто это придумал, но ржали мы от души.
   В один из таких дней, накупавшись, нанырявшись, наплававшись досыта, мы готовились к возвращению домой. Попросту - сушили трусы, не раздеваясь; а ну, как мама пощупает трусы…
   Я стоял на мосту, который сделали приподнятым над водой на три ступеньки. Ну, чтобы прокатные лодки могли пройти в первое озеро. Из-за наличия дамбы шириной в восемь метров озёра, для отличия, называли "первым" и "вторым". А надо сказать, что под мостом ещё до заполнения озёр водой был сделан гладкий бетонный пол на глубине полуметра. Пол был шире моста, но на ширине всей дамбы пол резко обрывался до полной глубины озера. Рядом с мостом был вкопан бетонный столбик, высотой с человеческий рост, на котором красовалось крупнобуквенное устрашающее предупреждение красным по белому:

       КУПАНИЕ ПОД МОСТОМ
        СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО
        ШТРАФ – 10  РУБ.
  КУПАНИЕ РАЗРЕШЕНО ТОЛЬКО
      В ОТВЕДЁННЫХ МЕСТАХ

А надо сказать, что 10 рублей – было в то время не мало. Это путёвка в  пионерский лагерь на месяц. Или домик у моря по профпутевке на 10 дней с питанием. Семьдесят шесть батонов, три с половиной бутылки водки, сорок бутылок пива (без посуды), сорок пять бокалов разливного пива, двадцать обедов в школьное время, сто походов в кинотеатр "ПИОНЕР".
   Кому хотелось читать, считать или соблюдать…
   Я стоял и сушил свой "вещдок" на самом верху моста, а подо мной, как в лягушатнике копошились в догонялки желторотые, совсем не  водоплавающие первоклашки и второклашки. Такие же самоуверенные "футболисты", как и мы. И рядом ни одного взрослого.
Я уже был готов присоединиться к своей ватаге и идти домой, как увидел, что весь лягушатник дружно рванул на берег с криками: "Тонет! Тонет!"
Дважды я разглядел, как за пределом бетонного пола появился и исчез хватающий воздух рот.
   Дальше произошло нечто невообразимое; время изменило свой бег. Как в кино со спец эффектами снятыми камерой рапид. Я медленно поднял правую ногу и поставил её на перила моста, туда, где только, что был мой правый локоть. Подтянул и поставил рядом левую ногу. Из этого сидячего положения я, как гигантская лягушка, распрямил свою пружину и отправился в полет.
    Летел я долго, так, как успел увидеть себя со стороны, сообразить, что времени на выныривание, разворот и поиски нет; утонет. И, летя, я гнал из разума сами собой возникающие картинки с моментами вытаскивания из воды ещё тёплое, но уже бездыханное тело мальчишки, и с неумелыми и негарантированными попытками вернуть его в стайку галдящих его сверстников. Входя руками в воду я уже начал разворот под водой. Развернувшись в глубине я словно ощутил полное объёмное положение всех предметов вокруг одновременно. Я пролетел чуть дальше первоклашки, повернулся, протянул руки и взял его за талию. Сделав один толчок ногами, я почувствовал, как он, став на твердь, рванул к берегу. Вода была добротно взбаламучена; я бы и собственный нос не увидел. Но я всё видел, не открывая глаз. И слышал их голоса из-под воды.
   И тут время вернуло свой бег. Теперь я не хотел удариться о коварный край бетона. Я осторожно его нащупал, пронырнул ещё полметра и встал на ноги. Воды было по пояс. И тишина. Весь контингент лягушатника уже, усердно шлепая голыми пятками, скрылся за вторым мостом, в низине вдоль мелкой, вытекавшей из озера, речушки. Я так и не увидел лицо спасенного мной первоклашки.
   Но не это меня тогда беспокоило. Теперь мне предстояла новая процедура сушки трусов, которые не высохнут быстрее, потому, что я тороплюсь. Мать всё равно не поверит. Скажет, что придумал подвиг для оправдания. Да и вообще, как я оказался на озере вместо футбольного поля?
   Теперь, по прошествии десятков лет, мне и самому не верится. Нет, всё было именно так. Но есть одна загвоздка; больше никогда в жизни мне не удалось повторить этот прыжок. Хоть был я уже не в пятом, а в шестом, в восьмом, в десятом классе, запросто делал ласточку и переднее сальто в полтора оборота с другого моста, мог пронырнуть до пятидесяти метров под водой без ласт. Но этот прыжок…
    Нет, пробовал несколько раз, но неизменно отбивал об край бетона под водой коленки.

А тогда понадобилось всего три секунды!
                И все живы!
                И ни одной царапины!
     С тех пор я верю в чудеса!  Они случаются иногда, если попытаться!