Последняя капля

Прошла уже половина года после возвращения из армии. Я вернулся на старое рабочее место на "ПЯ". Утром завтракал в заводской столовой, там же обедал и ужинал. Вечера проводил на репетициях ВИА, которые повсеместно набирали силу и популярность. По выходным, как и до армии – аэроклуб. На репетициях новые друзья, новые лица, желающие покорить своим голосом заводскую публику на очередном праздничном концерте самодеятельности. В аэроклубе новая группа потенциальных десантников для СА, которых надо было успеть подготовить к очередному приказу министра обороны о плановом призыве в армию. Скучать было некогда. Но былая романтика постепенно становилась повседневной рутиной.
   Мы – добровольные бесплатные инструкторы-парашютисты готовили новый воздушно – десантный допризывный контингент. Нам в назначенный срок присылали краснозвездную аннушку ровно на три прыжка перворазников. Наверх шли ура – доклады о выполнении и перевыполнении. Вниз, должностным лицам звёздочки и премии, а нам, непосредственным исполнителям, ни прыжков, ни новых управляемых спортивных парашютов, о которых мы знали и мечтали. Обстановка начинала гудеть, как натянутая струна. Мы-то знали, что всё это было доступно только кишинёвцам. А нам – только неувядающий, надёжнейший, наикруглейший и самый советский парашют Д1-8, в простонародии ДУБ. Надо было менять ПМЖ на город с аэроклубом другого масштаба или…
   Перед весенним призывом пришло известие, что в конце недели у нас в городе пройдут очередные прыжки. Везти всех на спортивный аэродром – накладно. Да и командировочных платить не за что пилотам и тренерам. Решено – прыжки провести у нас в городе. Прилетел всё тот же краснозвёздный, цвета хаки АН-2 доверху набитый парашютами. Оповестили старичков явиться на разгрузку. Явился и я. При разгрузке я заглянул в сумку и обнаружил цветной красно – синий накрест купол. Подошёл к тренеру: "Могу я взять цветной купол?"
– Да ради Бога. Приходи завтра утром раньше всех, уложишь, и он твой.
   Сказано – сделано. Когда стал собираться народ, я уже надевал чехол на купол. Бывший мой школьный преподаватель Василий Орефьевич за время моей службы в армии на правах военрука стал тоже готовить парашютистов. Параллельно нашему аэроклубу.
   Увидев цветной купол у меня, он подошел и приказным тоном сказал:
"Прекратить и сдать парашют!"
- "Я не ваш курсант и слушать вас не обязан!" - ответил я, продолжая укладку. Василий Орефьевич пошёл к старшему тренеру, и они о чем-то долго говорили, размахивая руками. Расслышать удалось только конец: "Кто укладывает тот и прыгает!".
Орефьевич, как парашютист, был на три года младше меня, и я это знал твёрдо. Парашют был мой!
   А до этого прошло не мало рабочих дней и вечерних музыкальных репетиций. Как-то появилась одна девушка, которая пришла петь с нашим ВИА. И что-то произошло между нами. Не сразу. Сначала мы не смотрели друг на друга. Не смотрели, а подглядывали. Потом, когда рассмотрели друг друга – заговорили. Нельзя же всё время молчать – подозрительно для окружающих. Потом неизвестно, как она вдруг  появилась у меня дома с медикаментами, когда я серьёзно заболел и не вышел на работу. А уж потом я провожал её до дома после репетиций.
   В пятницу я почти бегом проскочил вертушку проходной - торопился на аэродром разгружать самолёт. На выходе услышал знакомый голос:
"Подожди! Ты куда?"
Я задержался: "У нас прыжки. Приходи завтра на аэропорт. Увидишь красно – синий парашют, - это буду я!" И ускакал.
   Суббота, полный штиль, алая заря на всё небо. Копошатся укладчики у своих парашютов. Пилот прогревает движок. Собирается зрительский контингент у здания аэропорта. Но лиц над подстриженными кустами не разглядеть – темновато. Первая десятка ждет команду на взлет. Появился край солнечного диска и полез, полез вверх. Объявили посадку на подруливший самолёт. А дальше всё штатно; обороты, ускорение, тряска, отрыв, набор высоты, сброс оборотов, толчок, рывок, купол, и, до боли в ушах, тишина.
   Не долго длится удовольствие парашютиста. После приземления собрал парашют в сумку и пошёл на дорогу, где меня уже ждала подбирающая машина, я-то выпрыгиваю последним.
   Машина доставила нас к исходной точке, мы сдали парашюты следующим парашютистам. Когда я протянул с кузова машины свою парашютную сумку, Василий Орефьевич отстранил левой рукой протянутые руки, и правой рукой взял у меня сумку. Наши глаза встретились. Я почувствовал, что на моём лице плохо скрываемая улыбка, а на его – нескрываемая злость. Это выражение лица я видел всякий раз, когда мы ненароком встречались в городе в последующие годы. Видимо я сильно уронил тогда его преподавательское достоинство.
   В это время самолет уже набирал высоту со вторым взлётом. Я на сегодня уже был свободен и пошел по зрительским рядам. В основном здесь были только посвященные: папы, мамы, братья, сёстры, девушки,  друзья и работники местных заведений. Разыскал Светлану, отвёл в сторонку и спросил: "Ну, как? Видела?"
   В это время в толпе разнеслось: "Смотрите! Смотрите!" На краю аэродрома шел на приземление второй взлёт, но у одного парашютиста почему-то было два купола. Оказалось, что, скуки ради, - Сашка Халин согласно инструкции выбросил запасной парашют. Полеты на сегодня были окончены; как он посмел без необходимости использовать опломбированный, уложенный специалистами запасной парашют. ЧП. Объяснительные записки от него и всех должностных лиц.
  Всё это выяснилось потом. Но для меня это уже не имело никакого значения, потому, что, на свой бравирующий вопрос, я получил более, чем конкретный ответ:
"Или я -  или парашют!"
   Это была последняя капля!

Я понял, что всё это очень серьёзно, и что никто уже никуда не едет.