Латвия из Финляндии

«Город, в котором я не побывал», - не помню, из какой песни эти слова. А я ищу такой город: город-отдушину, город-секретку. Можно в любой момент сняться с насиженной, пропахнувшей нафталином кушетки и рвануть в другую жизнь. Город  должен быть в радиусе досягаемости. И в этом городе царит домашний уют. Можно шляться целый день по его улицам, забегать в кафе, мчаться в электричке, но обязательно должен быть кто-то, кто тебя согреет. Ничего нет хуже запаха только что приготовленного супа, запаха, доносящегося из приоткрытой форточки чужой квартиры. Этот запах – всеобщее достояние. Это запах детства, бабушки, счастья. Поэтому в моем городе меня должны накормить этим супом. Поставить передо мной тарелку, дать ложку и сесть напротив. Мне уже не нужен город-любовник. Город, который я должна покорять. Нет, хочется просто выражения приветливости на лице какой-нибудь старушки, напоминающей, например, саму Ригу, забросавшую пешеходов легкой декабрьской порошей и отогревшую глинтвейном в зале ресторана с непременно живой и старинной музыкой. Со старушками беседовать приятно. Они помнят все и в курсе сегодняшних событий. Бабушки не перебивают, а молча со всем соглашаются. Рижские дамы остаются женщинами даже в преклонном возрасте. Они сохраняют покладистый женский характер. Ведь от женщины требуются всего лишь понимающая улыбка, готовность помочь и заботливость, которой всем нам не хватает. Вот такую бабушку однажды я встретила в Риге. А все началось, собственно, с дедушки...

ГУТТАПЕРЧИВЫЙ ПАСТОР

«Идея служения Родине – чушь!» - очень громко заявил он, когда настраивали микрофон в спортзале. Хари, учитель истории, ответственный за проведение мероприятия, хмыкнул и продолжал возиться с проводами. «Только служение Господу – истина!» - не унимался старикашка в пасторском одеянии. Оно состояло из черных брюк, длинного жакета, теплого свитера и специального воротничка, который надевают протестантские священники во время службы или еще каких-то церемоний: конфирмации, крещения или, не дай бог, поминок. Я оказалась рядом по долгу своей службы – у меня было дежурство в актовом зале. Так я называю обыкновенный спортивный, в котором проводятся уроки физкультуры, соревнования и прочие культмассовые затеи. Хари пришлось представить меня пастору. Учитель истории сделал это не очень охотно – судя по вчерашней атаке во время обеда, выразившейся в спонтанной и явно шовинистической тираде за столом в присутствии коллег, Хари совсем не жаловал нас, иностранцев.
 
С широкой улыбкой я пожала крепкую руку старика и, как будто нарочито усиливая акцент, представилась преподавателем великого языка. Неожиданно для меня пастор не стал уточнять, какого именно. Мы перекинулись несколькими фразами по поводу нашей общей истории. Я интересуюсь движением финских егерей и не замедлила проявить публично этот нездоровый, с точки зрения моего супруга, интерес. Пастор вдруг запел: «Хяме, Карьяла, Виенан раннат йа маа, юкси суури он Суомен валта». Я зааплодировала от восторга и вскрикнула: «Музыка Сибелиуса, марш охотников!»

Так состоялось мое личное знакомство с Нестором Парвиайненом, 97- летней живой реликвией сегодняшней Финляндии. Уже потом, после торжественной встречи, пастор, прощаясь, шептал «лично» мне: «Пафос  борьбы за независимость Финляндии был равен безумию вашей борьбы за светлое будущее, а китайский народ все это расхлебывает до сих пор!» Конечно, я подумала, что Нестор намекнул на разрыв дипломатических отношений Норвегии и Китая. Ведь наше знакомство как раз пришлось на присуждение Нобелевской премии китайскому диссиденту. Но на самом деле случай с дедушкой Нестором еще тот... Итак, по порядку.

Последнее время меня одолевают странные мысли. Вроде как я по жизни устроилась, вроде как все у меня есть: семья, работа, здоровье. Но почему-то под утро я просыпаюсь и начинаю рассуждать на околополитические темы. Я говорю себе: «В предчувствии далекой борьбы наши предки хотели изучить страну соседа. Для этого они путешествовали. Именно! Путешествовали, чтобы разведать, а значит – украсть секреты тех, кто живет лучше».
После вступительной части я обычно иду пить кофе. Он к этому времени уже сварен. Муж привык к ранним политинформациям, уже тут как тут, сидит за столом и разгадывает кроссворд, а я продолжаю бубнить: «Ведь поймите, в реальной истории плохое специально не копировалось и не экспортировалось  нашими праотцами, а всякая гадость сама проникала, как сорняки или грызуны. Ну что хорошего мы взяли у этих иностранцев? Даже с подачи Петра. Мы взяли за основу прагматизм и инженерное искусство. Ремесло стало для нас наукой...»

Вдруг электронные часы перепрыгнули на цифру 07:30, я вскочила и молча ринулась в туалет – автобус через 15 минут! Но и в автобусе меня одолевают мысли, как же небдительны оказались наши родители, допустившие проникновение западной заразы. Я сокрушаюсь, как легко капитализм победил на моей бывшей родине, как все перемешалось. Вот и сегодня. На доске в учительской висит «объява»: в 10.00 выступает Н.Парвиайнен, первый финский миссионер в Китае. Явка обязательна!

Несмотря на свои девяносто семь – красиво звучит? – Нестор пообещал, что в свои «девяносто девять» - что звучит еще красивее, он опять приедет к нам и кое-что покажет – но это я забегаю, простите... –  так вот, в таком почтенном возрасте пастор в абсолютном уме, в полном здравии и отличной профессиональной форме. Речь четкая, громкая, манера говорить отрепетирована десятилетиями. Как всегда, на подобных собраниях, Нестор сначала вкратце излагает автобиографию. Родился в Карелии, учился в Хельсинки, во время войн с СССР работал в приходе города Миккели, где располагалась ставка главнокомандующего. А вот после войны началось самое интересное: Бог призвал его в Китай. Далее в речи пастора следует отступление о снах и видениях, о международном положении, о личности в истории, воробьях и культурной революции. В некоторых местах оратории старик сотрясается от рыданий, на той же волне быстро переходит к задорному юношескому смеху. Кульминацией «реалити шоу» является демонстрация физических упражений на спортивном мате.
 
Мы все с интересом наблюдаем, как с помощью Хари старик поднимается, освобождается от жакета, разувается, стягивает свитер, остается в футболке и черных плотных брюках. Под наши аплодисменты выполняет весь комплекс упражнений, которым обучился в Китае.
И надо сказать, шоу состоялось. Видно было, что многолетняя привычка, вернее, выучка сделала его «гуттаперчивым мальчиком», заставив тело оставаться гибким и послушным. В этом и заключался секрет долголетия: самодисциплина, физическое и душевное здоровье, плюс, конечно, организация быта.
 
Нестор – пример того, как современное развитое общество может продлить существование своих сознательных членов. После выступления пастора классные руководители еще раз подвели итоги, закрепив увиденный школьниками материал. Я присутствовала на классном часе и могу подтвердить, что действительно до каждого учащегося дошло следующее: Нестор никогда не опаздывает и не спешит, потому что он не делает лишних движений. Эмоциональная жизнь современного индивидума должна быть под контролем. Эмоции регулируются так же, как и все остальное. Более того, наши душевные переживания могут оказать хорошую услугу в поиске работы – я попала как раз на урок профориентации. Учитель акцентировал, что, как многие, наверное, заметили, пастор Парвиайнен подчинил свою духовную жизнь профессиональной карьере. Ведь вера в Бога – отличная ступень для профессионального роста.
 
Впрочем, я не осталась потрясенной до глубины своей славянской души ни выступлением славного пастора, ни уроком профориентации. Слава богу, я уже давно поняла, что с роботами бороться бесполезно.
 
ЛАЙМДОТА КУДЗИНЯ

Пастор обратился ко мне с просьбой: написать «пару строк» на русском языке. Если бы это был деловой перевод, я бы обрадовалась – лишние деньги мне, живущей на одну зарплату, нужны хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя сиротой казанской в Москве и Петербурге, которые я периодически навещаю.

К сожалению, старик все же впал в детство, вернее, пубертатный период. Это я поняла, когда вчиталась в его длинные письма, написанные бисерным почерком. Сначала пришлось долго расшифровывать буквы. Старый человек не пользуется компьютером и пишет, как его учили еще до войны и даже до революции – если учесть год рождения Нестора.
 
Ох уж эти любовные записки милых динозавриков! По-моему, такого рода писанину нужно воспринимать только как литературу, иначе – караул. Господин Парвиайнен красиво излагал свои мысли и чувства, иногда в стихах, иногда в отвратительной канцелярской прозе, повествуя о ценах в магазинах, качестве обедов и особенностях работы пищеварительного тракта. О еде Нестор вообще пишет и говорит очень много. Иногда изложение,  представленное в следующем порядке, забавно: сначала пастор жалуется на одиночество, потом негодует на гражданскую войну, в середине письма или спича напоминает о необходимости питаться мясными продуктами в том же количестве, что и в юности – по мнению Нестора его товарищей просто губят в домах престарелых, заставляя кушать овощи вместо колбасы, ну а в конце памфлета присутствует рассуждение о божественном промысле, как полагается.
 
Наверное, в голове Нестора до сих пор действует проверенная годами схема проповеди. Интересно, а писал ли пастор свои проповеди так же, как учителя планы уроков?
 
Дама сердца бывшего миссионера проживала в Риге. Кажется, она латышка, но общались соседи СССР в основном на русском. Нестор почему-то называл корреспондентку «Кутсинья». Оказалось: по фамилии мадам действительно Кудзиня, но имя у нее такое трудное, что, соглашусь с финном, лучше бы мадам была просто Лайма, как известная певица. Забегая вперед, скажу, что бабушка согласилась отзываться на имя «Лайма», ведь по паспорту имячко было ни много ни мало — Лаймдота!
 
Нестор и Лайма переписываются с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. Влюбленные неоднократно встречались, в основном на территории Латвии, куда пастор изредка приезжает с концертами-проповедями.
 
Я уже упоминала, что более всего меня в этой истории интересовала Лиепая, а точнее, церковь Св. Троицы, в которой финские егери дали присягу на верность независимой Финляндии. Случилось это 13 февраля 1918 года. Почему-то мне казалось, что мои старики должны помнить эту дату, и я в тайне мечтала о длительной дружбе с рижанкой с целью изучения вопроса.

Получилось очень удачно: Нестор взял меня в поездку в качестве ассистентки. Надо сказать, что во время школьных каникул я вынуждена вставать на учет на местную Биржу труда, так как договор с основным работодателем, школой, всегда заканчивается в первых числах июня. На Бирже на тот момент оказались вакантными места: сестры-сиделки, сурдопереводчика, трубочиста, косметолога и дистрибьютера какой-то китайской компании. Связавшись с Нестором, удалось таки устроиться к нему этой самой сестрой, только не сиделкой, а «ассистенткой». Признаюсь, не стала уточнять, в какой именно области нужно будет ассистировать, мне было все равно, ведь поездка в Латвию превратилась почти в коммерческую, на законных основаниях командировочную.
 
Находясь в Лиепае, я успела сфотографировать знаменитую церковь, прославившую Латвию в основном на территории Суоми. Лаймдота, увидев фото, пришла в восторг, но одновременно и удивилась тому, что сама мемориал не смогла оценить. Благодаря храму мы сдружились уже по новым «культурным» каналам, без особого участия Нестора.

НА ЗАДВОРКАХ ИМПЕРИИ

- Лаймдота Бертольдтовна, откуда у вас такое сложное имя? – мы прогуливаемся по узким улочкам Риги.
- Да еще до Советов у нас была такая пьеса, «Огонь и ночь» называется. Там как раз и бушевала настоящая Лаймдота. Мои родители очень увлекались театром, вот и назвали меня так. Спасибо, что не Тачанкой или Анкой-пулеметчицей! – смеется сухонькая, очень доброжелательная и интеллигентная женщина. Кстати, говорит она на чистейшем русском, без малейшего прибалтийского акцента.

Лаймдота Бертольдтовна по образованию биолог, занималась всю жизнь экологией латвийских озер. Оказывается, их больше, чем в «стране тысячи озер», то есть Суоми.  Во время наших неторопливых прогулок –  а как еще можно передвигаться с восьмидесятилетней бабулей, которую я бережно поддерживала, –  я узнала много интересного. В  древнем русле Гауи сформировались Дзирнэрс и озеро Илзес. В результате действий морской воды вдоль побережья образовались широкие лагуны, которые со временем превратились в неглубокие пресные озера. Моя ученая спутница заметила совершенно справедливо, что большие озера всегда кажутся глубокими. Но это впечатление обманчиво! Почти все крупные озера Латвии мелководны. Я наслаждалась названиями: Буртниеку, Лиепаяс, Папес, Лубанс, Бабитес и ловила себя на мысли, что чужое меня привлекает больше, чем свое. Почему-то не хотелось верить, что озера с такими названиями мелководны.

- А какова глубина самого глубокого озера Латвии? – обращаюсь к гиду, чтобы поддержать разговор.
- Это озеро Дридза. Его глубина 65 метров. Оно глубже самого Рижского залива!
Я пожимаю плечами: все-таки для меня, родившейся на берегу Тихого океана, Рижский, как и впрочем Финский, - большие лужи.
 
Не могу объяснить почему, но после этого вечера, проведенного с чудесным человеком, мне стало очень грустно. Я вспомнила другой город, в котором не была давно...


В качестве иллюстрации обработанный рисунок, оригинал которого сделан в 1918 году одним из финских егерей в Лиепая. На нем изображен собор Св. Троицы.