Вига Лжец - Про зверей и про людей глава 9

9. Слабость.

- Миха… Миха, что с тобой?

Свет располосовал плотную тьму, проникнув в центр головы.

- Что с ним? Будто не видно – парень со зверями бился, да еще и ранен. Я бы на тебя, Медведь, хотел посмотреть, когда ты хоть раз с отродьем схлеснешься… И не лезь к нему в глаза…

- Бу-бу-бу… да я их… бу-бу-бу…

Голоса звучали отовсюду. Одни были громкими и ясными. Другие – доносились, как издалека, проносясь мимо ушей и пропадая вдали. Голоса смешивались в хоровод, который носился вокруг, выгранивая из скрежета и свиста отдельные фразы.

- Оставьте Миху в покое…

- Да я же, как лучше… бу-бу-бу…

Жужжащий хоровод приближался совсем близко. Казалось, вот-вот подомнет под себя. Затем обтекал вокруг и снова отдалялся. Хотелось, чтобы он ушел как можно дальше и никогда не возвращался.

- Приподнимите голову. Пей, Миха, пей…

Обожгло внутри. Жжение переросло в тепло, поднимающееся из низу живота наверх и прогревающее по пути все органы. Достигнув мозга, тепло собралось в шар и взорвалось…

Миха открыл глаза.

- Ох, - отпрянул силуэт, - напугал.

- Я тебе, Медведь, не перестаю поражаться. Мне бы твой габариты, я бы зверей голыми руками рвал, а ты Миху боишься. – Засмеялся смехом Иезекиля второй силуэт.

Миха лежал на мягкой лежанке, прикрытый до груди одеялом. Немного знобило и слезились глаза. Он пытался проморгаться и хотел поднять руку, чтобы их протереть, но какое-то неудобство его остановило. Немного повернув голову, парень скосил взгляд и сквозь мутную пелену увидел лубки, туго фиксирующие предплечье.

- Трещина. Рука напухла. – Кто-то приподнял Михе голову и поднес ко рту небольшую флягу. – Нога вывихнута. Еще простудился ты, совсем промок и озяб, пока тебя сюда принесли. Да еще эта собака подойти не давала, Иезекиля чуть не погрызла. Хотели прибить, да рука не поднялась – обороняла она тебя, представляешь? Мешок накинули и в сарае заперли. Выпей еще, лучше станет.

Уловив разницу в названии четвероногого, Миха удивился – ранее их называли не иначе как шавки. Презрительно и с опаской. Потом разберемся… Парень пил маленькими глотками противную на вкус жидкость, вкусом напоминавшую болото, и слушал, как на заднем плане оправдывался Медведь:

- Да причем тут габариты. Я может и крупный, зато медлительный. Нельзя мне на зверей… И вообще, я уже думал, что он умер.

- Я тебе «умру», типун тебе на лоб.

Голова парня была возвращена назад, на свернутую в несколько витков фуфайку, пропахшую табаком и выполняющую ныне роль подушки.

Миха повернул голову в другую сторону. Рядом на стуле сидел Артёмыч, держа в руках обтянутую мелкой сеткой фляжку.

- Еще будешь? Нет? А я, пожалуй, выпью чуток. - Приложился к фляге Артёмыч. - Ух. Хорош. Коньяк это, еще с тех запасов. Я вообще не пьющий, но сейчас надо – за твое возвращение… Иди, Медведь, не смотри – не дам. Бери Капусту с Петькой и бдите во все глаза, чтоб всё спокойно снаружи было.

Горестно вздохнув, Медведь махнул кому-то рукой и пропал из поля зрения.

- Как вы?.. – Миха посмотрел на Артёмыча, слова с трудом выходили из горла – Как здесь?..

- Да как… - Артёмыч понял, о чем хотел спросить Миха. – Мы уже думали, что ты пропал. Погиб. Точнее, надеялись, что вы с Николой дойдете, но когда пришли звери, надежда как-то пропала. Уж извини… Как, кстати, до Коммунарки дошли? Никола там остался – его, наверное, назад в общину приняли?

- До Коммунарки я один добрался, а Никола… - Миха покачал головой и закрыл глаза.

Артёмыч некоторое время молча сидел и покачивал фляжку из стороны в сторону, прислушиваясь, как булькает ее содержимое. Открутив крышку, сделал еще глоток:

- Земля ему пухом.

- Как вы тут… выжили? Звери ведь… - спросил парень, не открывая глаз.

Артёмыч откинулся на спинку стула и поднял вверх другую, свободную от фляги, руку с забинтованной ладонью и, покрутив ею из стороны в сторону, сказал:

- Да, были звери… Вот полюбуйся.

Миха на мгновение приоткрыл один глаз – с ладонью, казалось, что-то было не в порядке. Не хватало указательного пальца – понял парень. Это, само собой, было нехорошо, но Артёмыч не огорченно, а скорее озадаченно смотрел на забинтованную ладонь, так, что Михе стало даже несколько смешно – он хмыкнул.

- Как?

- Погоди, сейчас расскажу. Прибежали искатели. В панике, мол, много зверей, невозможно далеко от квартала отойти. Их, конечно, обсмеяли, не без этого. Но охрану усилили и запасы сюда, в бункер, начали перетаскивать. Мало ли. И летун тоже предупреждал о скоплении зверей. Так что когда дежурный с вышки слетел в панике, всё стало понятно без его объяснений – звери идут. Загнали в бункер женщин и детей, и тут началось…

Артёмыч заметно разволновался:

- Мы как раз совещались, стоит ли загонять в бункер живность или нет – загадит, мол, всё там. А звери сюда не заберутся. Заборы высокие. Стены без выщерблин, гладкие. Ворота крепчайшие – таран не возьмет… Как вдруг на добрый метр над стеной из-за территории взлетает отродье и приземляется на забор. За ним еще несколько.

Миха еще раз хмыкнул – сам удивился, когда увидел, как отродья друг другу помогали. Артёмыч принял издаваемые парнем звуки за знаки недоверия.

- Не верится? Вот и мы опешили. Ну, а они, не давая времени прийти нам в себя, сиганули сверху. И пошла потеха. Мы этих пока на копья подняли, на забор еще несколько десятков вспорхнуло, как птички, честное слово.

Старик взмахнул руками и шлепнул ладонями себя по коленям. И тут же зашипел от боли. Фляжка, упав, откатилась под лежанку.

- Хорошее пойло. Не заметил, как в голову дало. И не пил давно. – Баюкал «беспалую» ладонь Артёмыч. – Так вот… Я о чём говорил? Да, значит, пока мы отходили к бункеру троих потеряли. И в первой схватке тоже троих. Итого шестеро. Я последним отходил за летуном. Тот, представляешь, копья никогда не держал, но так яростно сражался, что некоторым до него далеко. Очень далеко!!!

Старик сорвался в конце фразы на крик. Затем пояснил:

- Медведь заглядывал. Всё на коньяк зарится. Как до драки дошло – первый в бункер удрал. Где там, кстати, фляжка закатилась? Нельзя оставлять – тот же по нюху отыщет, не хуже зверя…

Некоторое время старик, охая, копался под лежанкой. В итоге с победным видом извлек драгоценную флягу. Потуже затянул колпачок и прицепил ее к поясу.

- Под лежанкой чемодан Николы лежит. Думаю, он теперь твой по праву. Сюда Никола без чемодана пришел, помнишь? Но быстро чего-то натаскал, сложил в этот самый чемодан и на замочек запер. Так что он твой…

Как же тоскливо. И как болит голова – Миху меньше всего сейчас интересовал чемодан, пусть даже в нем хранится самая дорогая для этого поломанного мира вещь… Но зато очень хотелось узнать, что было дальше. Парень снова приоткрыл на несколько секунд один глаз – не уснул ли старик. Артёмыч не спал, а просто разглядывал свои телесные повреждения. Миха кашлянул.

- Так вот, - мгновенно продолжил Артёмыч, - я последний был. Закрывал за собой дверь, так не успел, к сожалению. Зверюга за руку ухватила и вытянуть наружу хотела. А это, понимаешь, верная смерть. Вцепился я тогда в летуна и кричу – «Спасайте, братцы!». Не поверишь, стали как каменные и стоят, глаза повыпучивали – нет, чтобы вытягивать. А отродье уже конечность мне обгладывать начало. Ишь, пальца нет. Досадно, да ладно… Летун, спасибо ему, оттолкнул всех в сторону, выскочил и укоротил длань зверюге своим огромным ножиком. Запрыгнул назад и дверь за собой захлопнул. А уж как потом звери сюда ломились – думали, дверь вынесут. Семь потов сошло, пока мы с копьями наперевес у двери в заслоне стояли. Но дверь-то крепче оказалась. Так твари всё хозяйство разорили, живность сожрали, огороды уничтожили. Перевернули всё и дальше ушли. Сторожей, конечно, оставили, это ты с ними там бился. Они нас увидели, когда мы из бункера выбираться стали, и за своей стаей полетели. Там ты как раз подходил – тобой полакомиться решили. Твари, одним словом...

Это да – они могут. Не напрягаясь и не задумываясь. Парень прокрутил в памяти недавние события – битву с отродьями почти у ворот Росинки. Как они тогда смотрели на Миху – как он сам смотрит на рыбу, когда в Успенке ее руками ловит. Вот она еда, нужно только подойти и взять. А то, что она еще и брыкается – так еда ж разная и бывает. Одна безропотная, визжащая, другая огрызающаяся, скрежещущая зубами... Опять замутило, как бы ни стошнило. Видимо, Миха переменился в лице, потому что Артёмыч зачастил:

- Да ты не думай, мне и больно-то не было. Я этот палец уже терял ранее. Да-да, в юности, когда таким как ты сейчас был, одним хитрым механизмом оторвало – автофрезер называется. Ну, и медицина на уровне тогда была – палец из фрезера извлекли, в лёд положили. Потом пришили, только чувствительности не было. Тогда запустили наноидов… Прогрессивная хирургия... мать её… Как чувствовал – не хотел… Так те соединили… нервы и нервные окончания. Наноиды же до конца не протестировали, а уже плотно применяли во всех сферах жизни. «Спасители» - называли… ага, сейчас! Спасители…

Интересно, где-то уже Миха слышал про наноидов. Только украдкой кто-то разговаривал, а он подслушал. А-а, вспомнил, это в детстве было. Мелкому Михе пригрозили ремнем по заднице и выдворили на улицу, пасти свинью. Свинья пацаненку не нравилась, она нехорошо пахла, и пасти ее не хотелось, но проникнуть назад и послушать дальше так и не удалось… А Артёмыч что-то совсем приуныл. Видимо, совсем его развезло, как часто развозило Медведя, который то плакал, то смеялся вследствие этого без видимых причин. Сейчас же старик сидел и вытирал редкие слёзы.

- Так что дальше, Артёмыч? Палец тебе пришили, ты на этом закончил.

Артёмыч снова посмотрел на бинты. Абсолютно никакой физической боли не отражалось на его лице. Только небольшая толика сумасшедшей радости. Или показалось?

- Пришить-то пришили. Да только я бы его не ровен час сам отрезал рано или поздно. Так что в какой-то мере даже благодарен зверю. Ни капли не жалею о потере. Ее и потерей не назвать. Так мы вокруг бункера крутились, как ты начал в ворота ломиться. Мы же не знали, кто это. Еще и орал не своим голосом. Потом вышли, глядь, а это Миха. Почти целый и невредимый, с температурой да еще и с охраной.

Голос Артёмыча повеселел. Тот похлопал целой ладонью по боку фляжки:

- Эх, сердце моё стариковское, не могу я сидеть тут и знать, как Медведь страдает. Пойду, отнесу ему – чуток осталось.

Парень лежал, не открывая глаз. Миха понимал, что последние положительные нотки в голосе старика показные. На самом деле ему похуже будет. И не совсем из-за откушенного пальца или покусанной руки. Там дело прошлого, чего-то такого, что очень мало кому известно. Старосте, скорее всего, и, возможно, было известно Николе. Потом разберемся. Мысли путаются, лихорадит.

Старик понял, что Миха не проникся его тоном. Скрипнул стул. Артёмыч вышел и прикрыл за собой дверь:

- Поспи немного, парень. Набирайся сил…

Да, силы понадобятся. Впереди ожидают эти… как их… Всплыло в памяти где-то слышанное или читанное выражение – «поля сражений». С мыслями о том, как это, и зачем эти слова пришли в голову, Миха уснул.

На этот раз, к счастью, без сновидений.