Где водятся волшебники?

1.
Часы задумчиво и громко пробили три. Анютка вздрогнула, отрываясь от старых журналов, которые она до сих пор увлеченно рассматривала, сидя на полу перед тумбочкой. И тотчас же комната наполнилась громким тиканьем. Так часы тикают только в совершенно пустом доме. Анютка вздохнула и подошла к окну. Прижалась лбом к прохладному стеклу. За окном полыхала, словно пожар, золотая осень. Ничего хорошего сегодня уже не будет. Раз уж часы начали ТАК тикать… Анютке совершенно нестерпимо захотелось к маме. Но мама придет только в шесть, то есть через три долгих-долгих часа. И чем занять эти часы, непонятно. Журналы смотреть больше не хочется. Порисовать? Анютка пробовала утром. Хотелось нарисовать смешного  добродушного медвежонка, коричневого и пушистого. И сначала все получалось. Но потом нос и глаза расплылись, получилось чудище какое-то. Анютка оставила лист сохнуть. Вот мама придет с работы, и поможет все исправить. А пока медвежонку придется потерпеть. Да, но чем же все-таки заняться? Пойти на улицу? Как-то не хочется. Они всего два дня как переехали в этот маленький частный дом, и Анютка еще не знала никого из ребят. Да и не спешила знакомиться. Не то, чтобы она боялась… Просто пока не видела никого подходящего. А погуляет она лучше потом, с мамой. Это гораздо интереснее. От нечего делать Анютка начала чертить пальцем на запотевшем стекле. Одна линия, другая… И еще несколько штрихов – поперек этих двух, параллельных (она только недавно узнала такое интересное, подскакивающее на языке, лимонно-желтое слово) линий. Получилась лестница. Старая и скрипучая, из рассохшихся желтых досок (слово «линии» скрипит тоненько и пронзительно, а слово «штрихи» густо, тихо. Оно темно-коричневое, и лестница получилась бы совсем темной, если бы параллельность линий не добавляла желтизны). Такая же лестница есть в этом старом доме – она ведет на чердак. Правда, витая, а не прямая… О! А ведь это мысль! Чердак Анютка еще не исследовала! Как она могла забыть про такое увлекательное занятие?! Анютка повеселела и, оторвавшись от окна, вприпрыжку побежала в узкую прихожую. Здесь, впрочем, она на минутку задержалась. Дело в том, что в прихожей стояло роскошное, в резной раме, зеркало. Анютке с самого первого дня показалось, что ЭТО зеркало относится к ней не так, как другие зеркала. Вообще-то она не любила вертеться, рассматривая свое отражение. И кто придумал, что все девчонки без ума от этого занятия?! Глупость. Но у этого зеркала Анютка останавливалась. Из темной глубины (в прихожей было совсем мало света) на нее смотрела девочка с неулыбчивыми зеленоватыми широко расставленными глазами, курносым, усыпанным веснушками носом, растрепанной челкой, которая всегда распадалась на две части, оставляя узенький просвет. Анютка на миг прижималась к зеркалу лбом, вглядывалась в близкие девчонкины глаза. «Это – я? Неужели я – такая? А кто это – Я? Почему она – я? Или я – она?» Мысли проносились в голове блестящими рыбешками, почти не оставляя следа. Оставалось лишь ощущение загадки, тайны, которую помочь разгадать может только зеркало. Анютка тряхнула челкой. Сколько можно торчать перед зеркалом?! Что она, Элька Перицкая из их класса, что ли? Анютка сложила губки бантиком, вздернула вверх брови, продолговатые ее глаза при этом стали круглыми и совершенно кукольными… Потом опять тряхнула челкой, стала самой собой. Показала язык отражению (то, естественно, ответило тем же) и быстро поднялась по лестнице. Скрип-скрип-скрип…

Было темно. Было пыльно. Нос щекотал непередаваемый запах, присущий всем чердакам, подвалам, развалинам… Хотелось чихнуть. Анютка сморщила нос. Но чихать не стала. Побоялась почему-то. Постояла, привыкая к полумраку. И замерла…
Вокруг Анютки сидя, стоя, лежа спали вещи. Стулья с изящно изогнутыми спинками и ножками спали, словно летучие мыши, вниз головами, зацепившись сиденьями за большой круглый стол, который устало привалился стене. У него было всего две ноги, и одну из них он слегка согнул во сне, а другую, наоборот, выбросил перед собой. Диван, чем-то похожий на неповоротливого добродушного бегемота, лежал на спинке, раскрыв, словно рот, свой ящик. На нем уютно устроились настольная лампа с круглым зеленовато-молочным абажуром и пластмассовые игрушки. А у его бока уснул, зевая, сундук, из  «пасти» которого свешивался потертый игрушечный медвежонок и рукав клетчатой рубашки. Рядом дремали какие-то коробки, набитые чем попало… Старые вещи, отслужившие свой век и уже не нужные хозяевам, смотрели сны. Анютка была уверена, что они снова и снова возвращаются в этих снах в то время, когда были еще целыми и нужными… Грустное место, оказывается, чердак.
Все вещи были заботливо укрыты пылью, как тончайшим в мире одеялом. Они тихонечко иногда скрипели, словно дыша во сне, особенно когда их щекотали тонкие, словно иголки, лучики солнца, проникающие сквозь щели в досках. Лучики эти пронизывали сумрачное пространство. В них танцевали свой самый легкий, самый тихий танец невесомые пылинки и серебрились кружева паутины… Один такой лучик теплым пятнышком дотронулся до Анюткиной щеки, зажег рыжеватые огоньки в прядке ее волос, а потом скользнул дальше, ударился обо что-то блестящее, рассыпался мелкими, почти невидимыми солнечными брызгами. А бронзовая застежка на толстой старинной книге (это именно об нее ударился лучик) вдруг проснулась, засияла так звонко и радостно, что Анютка быстро схватила ее и, прижав к груди, на цыпочках выбежала с чердака. Она испугалась, что такой громкий блеск разбудит и остальные вещи. И что сними делать тогда? На чердаке им станет скучно, а в комнатах и без того так мало места… Впрочем, игрушки можно вынести к ближайшей песочнице: то-то радости будет малышам!
Но это потом. Сейчас самое главное – книга. Стоя в коридоре, Анютка осторожно провела пальцем по кожаной обложке, ожидая, что та отзовется тихим скрипом. Скрипа не было. Зато на обложке появилась чистая темно-коричневая дорожка, а на пальце – грязно-серое пушистое пятно. Анютка посмотрела  на свою рубашку. Да-а-а… Впрочем, это мелочи. Это все потом как-нибудь отстирается или отчистится. Стоит ли забивать голову такими пустяками, когда в руках старая-престарая и совершенно, ну просто совсем-вовсе незнакомая книга! Ведь за ее обложкой может оказаться что угодно… Тайна… Чудо… Приключение… Сейчас, вот прямо через несколько секунд, увлекут Анютку старые сказки, и с выцветших иллюстраций глянут на нее страшные великаны и ведьмы, или лукавые гномы, или малютки-эльфы… Она увидит прекрасные замки со стрельчатыми окнами и арками… А, может быть, в книге будут старинные рецепты колдовских снадобий?! И найдется среди них один, который подскажет, как можно вывести чертика в домашних условиях… Маленького чертенка с витыми рожками, ласкового, как котенок… Да что там, даже на книгу кулинарных рецептов согласна была Анютка! Это, конечно, хуже чертика или сказок, но тоже интересно. Можно рассматривать рисунки тортов и пирожных, и, читая рецепты, словно бы вдыхать запах сказочных травок Маленького Мука…
Анютка чувствовала себя, как кладоискатель, который выкопал кованый сундучок, но не решается его открыть, наслаждаясь пока фантазиями о том, ЧТО же там может оказаться. В глубине души она понимала, что действительность окажется гораздо скучнее фантазий, и все же пальцы ее стали непослушными от волнения и не сразу справились с застежками. Но вот книга открыта…
Анютка нахмурилась. Может быть, это были сказки. Может быть, кулинарные или магические рецепты. Или что-то совсем другое. Ей, видимо, никогда не удастся это точно узнать. Потому что страницы книги были заполнены мелким витиеватым почерком, в общем-то разборчивым и понятным – каждая буковка словно нарисована старательным художником. Только вот буквы эти были совершенно незнакомы Анютке… Еще на что-то надеясь, она медленно начала перелистывать страницы. Ну, хоть бы один рисуночек! Нет… Только этот старательный мелкий подчерк. Чем больше Анютка на него смотрела, тем скучнее ей становилось. И она, от нечего делать, взяла да и пролистала всю книгу, быстро-быстро пропуская страницы под пальцами: т-р-р-р-р-р!!! Что-то легкое вылетело из-под руки, поднялось летучее облачко пыли, и Анютка не выдержала – все же чихнула. Облегченно шмыгнула носом – она только сейчас поняла, что хотелось ей это сделать с самого чердака. И вдруг услышала тонкий капризный голосок:
– Будь здорова!   
От неожиданности девочка выронила из рук книгу. Шмяк! Или нет, даже так: ШМЯК! Тяжелая была книга… И звук получился тоже тяжелый, густо-фиолетовый.
– Ой! Вынь меня из-под этого кирпича немедленно! Еще чего придумала!!! – голосок на это раз прозвучал тихо и невнятно, словно его что-то заглушало… Неужели… книга?! Анютка осторожно ее приподняла. Под книгой лежал смешной бумажный человечек. И все. Больше ничего не было. Но кто-то же разговаривал?
– Кто-то же сейчас разговаривал? – задумчиво повторила вслух Анютка. 
– Я! Я разговаривал! До чего бестолковая девчонка! – рот бумажного человечка двигался, очерчивая звуки, нарисованные глазки смотрели возмущенно и недовольно. Он гибко изогнулся и поднялся на ножки. Стал расхаживать перед Анюткой, заложив тоненькие ручки за спину. Та только глазами хлопала от удивления. А человечек возмущался. Громко и старательно он повествовал о своей неудаче:
– Это ж надо? Нет, ну это надо?! Столько лет… – тут он посмотрел на Анютку и, очевидно, решил немного усилить драматизм ситуации, чтобы до нее дошло. – Столько СОТЕН лет я пролежал в этой книге… И все время надеялся, что меня найдет, наконец, какой-нибудь ребенок, мальчишка… – тут человечек остановился и, покачиваясь на носках, задрал головку и посмотрел на Анютку так уничтожающе, что она тут же почувствовала себя виноватой. Вот только в чем? А человечек продолжал:
– И вот теперь, ТЕПЕРЬ, когда я уже совсем потерял надежду, когда практически подошел срок, ребенок находит книгу… Ура! Всеобщее ликование! – он снова смерил Анютку презрительными глазами. – Но вот только одна деталь… Деталь, которая портит все! Этот ребенок – ДЕВЧОНКА. Да, девчонка, господа! – человечек, картинно поклонившись выстроившимся в ряд Анюткиным кроссовкам и сандалетам, продолжал:
– И теперь, вместо того, чтобы заняться делом, она начнет охать и ахать, станет наряжать меня в бумажные одежки и укладывать спать в кукольной кроватке… Эх, да что там! У нее ведь даже нет фонарика, я уж не говорю о перочинном ноже! – он снова повернулся к Анютке, практически завившись в спираль, и впервые обратился непосредственно к ней. – Ну, скажи, ведь нет?!
– Есть.
– Да?! – человечек подпрыгнул от удивления, но тут же снова помрачнел. – А, знаю я… Фонарик, небось, не светит, а ножик тупой… Нет, я полез обратно… Доживу последнюю ночь, а там будь что будет… Не выполнить мне поручения! Это ж надо – девчонка попалась! – и он начал протискиваться между страницами книги.
– Ну-ка, постой! – Анютка ухватила странное существо за плечо и выдернула из книги. Поставила на полочку перед зеркалом.
– Ну чего! Чего хватаешься! Пусти! – снова возмущенно зазвенел человечек, опять демонстративно повернувшись к девочке спиной и изгибаясь иногда, чтобы просверлить ее негодующим взглядом.
– Давай-ка, рассказывай все по порядку! – строго, словно непослушному малышу, велела ему Анютка. Она уже поняла, что этот бумажный мальчишка всей своей бумажной душой презирает девчонок, и что ей придется проявить всю твердость, чтобы добиться от него хоть какого-то подобия связного рассказа и узнать, какое поручение ему дали и какой срок выходит сегодня ночью. Книга все же оказалась со сказкой… Но сказка эта вот-вот может закончиться совсем даже неудачно, если этот упрямец не захочет разговаривать.
– Не буду я ничего рассказывать! Еще чего! Ты ж завтра же всем раззвонишь!!! А это, может, тайна. У меня, может, строгие инструкции! Я слово давал!!! – человечек аж запрыгал от возмущения. Но сбить Анютку с толку было не так-то просто. Уж чего-чего, а сказок она в своей жизни прочитала достаточно, кое в чем разбиралась, и сейчас быстро сообразила что к чему:
– Так… А ну-ка, повтори свои инструкции! Ручаюсь, там ни слова про мальчишку не было. А было просто про человеческого ребенка. Я – как раз такой ребенок. И мне ты должен все рассказать. По инструкции ДОЛЖЕН. – Анютка надавила на последнее слово так, что оно из желто-серого стало темно-серым.
Видимо, ее догадка оказалась верна. Человечек задумался. Зацарапал полировку нарисованным башмаком. Было видно, что говорить ему не хочется, но и не сказать он не может. Поэтому слова ему приходилось из себя просто выдавливать. И куда вся бойкость девалась?
– Ну, это… Ты все равно ж не пойдешь… Ты ж это… Ночью побоишься, ведь да? Побоишься, вы, девчонки, все такие… Трусихи… Да еще и через кладбище… Ну, в общем, это…
Анютка не перебивала. Она пропускала мимо ушей все оскорбительные выпады, терпеливо пережидала все «это», «ну» и «в общем», а так же многочисленные паузы. И примерно через полчаса все поняла. А поняв, сама заходила по коридору на манер бумажного человечка, которого, как оказалось, звали Дениской. То, что она услышала, превзошло все ее ожидания и представления. В старой, исписанной скучным аккуратным подчерком книге, жила ТАКАЯ сказка… Да что там, то, что узнала Анютка, делало всю жизнь сказкой. Весь мир! Ведь оказалось, что вот в этом самом мире, где она прожила десять лет, и от которого не ждала никаких чудес, потому что все чудеса и непонятности в школе объясняли так скучно и просто, что становилось неинтересно; так вот, в этом самом мире жили… Волшебники! Да, самые настоящие. Добрые и злые. Как положено. И что с того, что их осталось совсем мало! Да и что значит «мало», если один из них жил прямо рядом, в ее родном городе! Пусть превращенный и заточенный злым волшебником, который тоже обитал где-то рядом, но жил! Пока жил. До завтрашнего утра. Вот о каких сроках говорил нарисованный (видимо, этим самым волшебником) Дениска… Ах, как вовремя она нашла книгу! Сегодня была последняя, самая-самая препоследняя ночь, когда можно было, пройдя через старое городское кладбище, выйти к укромному месту на берегу речки и откопать под приметным камнем… обыкновенный зонтик. Он-то и был превращенным волшебником. И, чтобы его расколдовать, нужно было до восхода солнца успеть отнести этот зонтик на улицу Красных летчиков, д. 12. Там следовало подняться на последний этаж и позвонить в левую квартиру… Это пункт инструкции казался Анютке немного расплывчатым. Во-первых, было не понятно, каким образом этот вполне современный адрес стал известен волшебнику много-много (если верить Дениске) лет назад. А во-вторых, не ясно было, кто живет по этому адресу. И почему этот кто-то сам не откопал волшебника-зонтик? Анютка, забывшись, даже поделилась своими сомнениями с Дениской. Тот тут же завел про то, какие все девчонки непонятливые нытики, все-то им объяснять нужно. Но так ничего толком и не сказал. У Анютки создалось ощущение, что он и сам ничего, кроме «инструкции», не знает…
– Ну, ладно! – встряхнулась она. – Давай обо всем сейчас договоримся, а то мама вот-вот придет.
Дениска опять подпрыгнул. На этот раз – от возмущения.
– Ты что, пойдешь? Все-таки пойдешь? Ночью… – голос его упал до страшного шепота. – Через кладбище…
Анютка вздохнула. Неужели все мальчишки настолько невозможный народ? Или только нарисованные? Пойдешь – не пойдешь… О чем тут говорить? Словно у нее есть выбор! И потом… Ей что, страшные клятвы давать или полчаса горячо убеждать бумажного упрямца в серьезности своего решения? Больше всего на свете Анютка не любила бесполезные разговоры. Слова в них обесцвечивались, становились скользкими. Хотелось зажать уши, и разом начинали ныть совершенно здоровые зубы. Поэтому она твердо решила перевести разговор на деловые рельсы:
– Фонарик я возьму, батарейки там новенькие, не волнуйся. А вот ножик зачем?
– А копать?! – снова возмущенно зазвенел Дениска. – Копать ты чем будешь?!
– Ну, не ножиком же!
– Именно ножиком! Про Тома Сойера ты, конечно, не читала, но и девчонка должна понимать, что…
Анютка вздохнула еще раз, и, недослушав, пошла во двор – она недавно видела где-то там небольшую, но удобную лопатку для грядок. Том Сойер, конечно, авторитет, но когда речь идет о серьезных вещах, не до глупой романтики и придуманных сложностей.   

2.
…Лампа горела как-то особенно уютно. Комната тонула в желтых теплых сумерках, и совсем, ну совсем-совсем не хотелось выходить на улицу, в темноту, в свист холодного августовского ветра. Анютка сидела с ногами в большущем старинном кресле, оставленном бывшими хозяевами, и ощущала странное раздвоение. Ей было спокойно. Даже лениво. Хорошо было ощущать мягкость теплого ворсистого пледа, слышать, как мама гремит на кухне посудой, как тихонько потрескивает, собираясь уснуть, старый дом. Сидеть бы и сидеть вот так долго-долго. Кажется, ничего, ну ничего не может случиться, нарушить покой и уют. И в то же время Анютка знала, что всего через несколько часов ей придется (впервые в жизни!) потихоньку от мамы выбираться из дома, куда-то идти сквозь ночь… И даже не куда-то, а на кладбище. Но все эти мысли не нарушали сонного покоя. Страх почему-то не приходил. Более того, не было и нервного напряжения. Может быть потому, что бойся – не бойся, а дело делать все равно придется. Это НЕИЗБЕЖНО. Ведь недаром Книга с Дениской попала именно ей, Анютке, в руки. Да еще вот так – в самый последний день. Быть может, если бы времени впереди было больше, если бы можно было отложить ночное путешествие, ну, хоть на один день, Анютка бы и волновалась. А так – от нее ничего не зависело. Ни сроки, ни маршрут. Хотя и непонятно все же, почему именно через кладбище идти надо… На берег ведь и по-другому выйти можно! Анютка сладко потянулась и снова свернулась в кресле.
– Это будет совсем другой берег… – голос звучал мягко, и сидеть по-прежнему было мягко, пушисто. Песочная шерсть была даже уютнее пледа. Почему-то Анютка ничуть не удивилась, когда вместо кресла под ней оказалась большая собака. А может, это не собака была большая, а она, Анютка, стала маленькой? Маленькой, как бумажный Дениска. Но и это открытие не вызвало удивления. Ведь мы же в сказке, разве нет? Здесь и собаки разговаривают, и случиться может что угодно. Но одно обстоятельство все же требовало объяснений:
– Почему – другой? Берег как берег… – слова давались с трудом, их приходилось словно проталкивать сквозь густой кисель. И все вокруг было как кисель – расплывалось, переливалось, менялось…
– На ТОТ берег можно пройти только через кладбище. И то, если пролезть в одну-единственную дырку в ограде. Это – карман пространства. Вход – только один.
– Значит, обратно мне тоже через кладбище идти… – грустно констатировала Анютка. Не то чтобы она сильно обрадовалась этому обстоятельству.
– Нет, не обязательно! – собака мягко засмеялась (Вот уж во что трудно поверить – так это в то, что собаки смеются. Разговаривают – еще туда-сюда. Но смеются?!), – Возьми с собой мамин клубок. Ну тот, синий, шерстяной. Из которого она папе свитер вязать начала. Помнишь? Возьми. Он – выведет.
Анютка уже совсем было собралась сказать, что вот это уж – совершенная сказка начинается. Клубки, гребешки, платочки… Говорящие куколки и шапки-невидимки… Но стало совсем уж лениво и сонно, спина собаки тихо покачивалась, словно в беге-полете. Почему полете? Потому что плыли мимо яркие и очень большие звезды, и туман, мало-помалу заполняющий все, был похож на облака…
– Ой, Анька, да совсем уже спишь! – весело удивилась мама входя в комнату. – А ну-ка… – Мамины мягкие и теплые руки защекотали, затормошили Анютку… И сон кончился.

Впрочем, потом, когда Анютка вспоминала этот вечер, он весь казался ей одним большим запутанным сном. Может, потому, что она раньше никогда не была так поздно на улице? Прозрачное фиолетовое небо, тоненький бледно-желтый месяц, тишина и пустота спящих улиц… Все было нереальным, каким-то слишком четким. Каждая тень, даже от самой малой травинки, была такой резкой, словно кричала о себе. И Анюткины осторожные шаги были очень, слишком громкими! Ей даже казалось, что эхо от них мечется по уснувшей улице, словно большая летучая мышь. И поэтому она почти обрадовалась, когда, наконец, нашла дырку в ограде и оказалась на кладбище. Здесь было тихо. Мягкая земля скрадывала звук шагов. Большущие деревья-великаны закрывали свет уличных фонарей, и ночь сразу стала мягкой, приглушенной. Нестрашной. Где-то уютно звенел сверчок. Анютка огляделась. Взгляд запутался в переплетении кованых узоров: оградки, оградки, оградки… Настоящий лабиринт! Она вытащила фонарик. Бледно-желтое пятно света выхватило из тьмы чью-то фотографию на памятнике: живое, смеющееся лицо. Анютка быстро опустила луч вниз, на дорожку. Но так от фонарика не было никого толка! Пришлось выключить его.
– Ну и зачем? – раздался капризный, обиженный голосок. Дениска все еще дулся на то, что ему пришлось «ехать» в нагрудном кармане Анюткиной джинсовой куртке. Хоть она и уговаривала, и объясняла полчаса, что если он пойдет сам – они вообще никуда не доберутся до рассвета! Согласился он только тогда, когда она предупредила, что выходит ровно через пять минут. А будет с ней при этом маленький бумажный упрямец, или нет – ей, Анютке, безразлично.
– Батарейки беречь надо, – терпеливо разъяснила Анютка.
– Ты что, запасных не взяла?! – возмутился нарисованный мальчишка.       
– А где?! Мне что, надо было подойти к маме и все ей рассказать? Как ты себе это представляешь?
– Девчонка! – с великолепным презрением констатировал Денис и поджал нарисованные губы. – Никогда у вас ничего нужного нет, только о куклах и думаете!
– Ты лучше скажи, куда идти? – во время этого разговора Анютка потихоньку продвигалась вперед, протискиваясь между почти вплотную стоящих оградок. Денис гордо промолчал. Я, мол, предупреждал, что ничего хорошего не выйдет. Теперь сама выпутывайся!
И Анютка стала выпутываться. Это было не легко. Она то и дело попадал в тупики, приходилось возвращаться назад и сворачивать… А с холодных камней следили за Анюткой невидимые в темноте глаза. И от этого взгляда по коже щекочущими стайками разбегались мурашки, а сердце начинало отчаянно бухать и, кажется, даже переворачивалось в груди. Анютка тяжело, отчаянно дышала, словно после долгого бега. Все осложнялось еще и тем, что девочка очень боялась, что какая-нибудь ее рука случайно окажется по ту сторону оградки. Тропинка казалась ей «ничейной» территорией, и травы, росшие на ней, были самыми обыкновенными, нестрашными (например, кусачая крапива). Но все, что было ПО ТУ СТОРОНУ… Все это было словно заколдовано. И пока как бы спало. Как вещи на чердаке. А что случится, если разбудить?! Этого Анютка проверять не хотела. Хоть и понимала, что сама выдумала свои страхи. Но выдуманный страх – он не чуть не слабее обычного. Он даже хуже. Потому что растет с каждой минутой, проникает в каждую клеточку тела, накрывает с головой, как огромная темная волна… И вот Анютка уже не шла – бежала по узенькой тропинке, а страх догонял, накатывал, и совершенно невозможно было оглянуться или остановиться. Левой рукой девочка прикрывала карман, чтобы случайно не порвать Дениску о какой-нибудь острый выступ. А правую вытянула вперед – видеть-то в темноте она еще не умела! О том, чтобы включить фонарик, не могло быть и речи. Ага, включи, попробуй! Сразу из темноты выступят лица, такие живые, словно… И страшно-то, в общем-то, было не от того, что здесь кладбище. Ни в каких ходящих мертвецов Анютка не верила. Да у нее дедушка тут лежит! А дедушку она ни за что бы бояться не стала. Просто… Ну, вот как это объяснить? Люди на фотографиях смеются, или смотрят озабочено, или грустят. А на самом деле их… нет? Нет совсем-совсем! Но… для кого же тогда эти скамейки, эти столики, эти цветы? Их – нет, а обустроенная (это взрослое слово часто повторяла мама, когда они приходили к  дедушке. Анютке оно казалось бесцветным, не живым. Как несколько раз изогнутая стеклянная трубка…) территория, маленький кусочек, навсегда связанный с их именем, навсегда пронизанный их словно бы живым взглядом – есть… Она – как дом. Только дом неправильный, НЕЗДЕШНИЙ. Чудилось Анютке во всем этом какое-то жуткое, болезненное несоответствие, пугающее больше, чем любые страшные истории. И она бежала, бежала, бежала… Задыхаясь, петляя, спотыкаясь… А потом вдруг все кончилось. Анютка выскочила на просторную центральную аллею. Постояла, согнувшись, успокаивая дыхание и боль в правом боку. Осмотрелась…
Деревья не загораживали здесь небо, и месячонок, хоть и был совсем маленьким, слабым, все же освещал аллею чуть дрожащим серебристым светом. Совсем не далеко виднелась небольшая церковь, ее окошки ласково горели. Анютка успокоилась. Если что – она всегда успеет добежать до этих желтых окошек. А там-то что может с ней случиться плохого?
Она вдруг поняла, что все еще судорожно прижимает левую руку к карману. И там, под влажной от пота ладошкой, что-то слабо, но явно протестующе шевелиться. Анютка быстро убрала руку.
– Прекрати! Прекрати немедленно затыкать мне рот! – Денискин голосок звенел от возмущения и обиды словно маленький колокольчик. – Думаешь, раз большая, то все можно, да?!
– Динь… – Анютка высадила мальчишку на ладонь – Ну, что ты… Я же боялась, что ты порвешься! – ее голос был виноватый и слегка просящий, но Дениска и не думал успокаиваться.
– Ничего ты не боялась! – отчеканил он, буравя девочку взглядом. – Ты специально мне рот закрыла, чтобы я ничего сказать не мог!
Это было уж слишком! Но Анютка понимала, что сейчас совершенно не время ссориться. И только вздохнула рассудительно:
– Ну, подумай головой. Зачем затыкать-то? Ты ж и так молчал!
– Да?! А ты меня спрашивала?!
– Спрашивала!
Дениска на секунду умолк. Вроде бы даже смутился. Завертел нарисованным ботинком. Потом спросил уже нормальным тоном:
– Ты чего так неслась… словно слон по джунглям? Я думал, за нами стая бешеных привидений гонится…
Анютка не стала ничего придумывать. Вздохнула еще раз, шмыгнула носом и призналась:
– Это я от страха. Знаешь, Динь, я сюда и днем-то не люблю приходить. Ну… Жутко как-то. Она передернула плечами.
– Да ладно… Чего страшного-то? Тихо и нет никого… – Денис чуть ли не в первый раз заговорил с ней нормально. И тут же словно опомнился, проворчал: – Впрочем, от девчонки чего ждать!
Анютка сделала вид что не слышала последней фразы. Продолжила тихонько:
– Понимаешь… Мне часто один сон снится. Словно я иду к дедушке… Ну, он у меня тоже здесь… Давно уже. Я его только на фотках видела. Вот так же, ночью иду. А каждая такая вот оградка это… ну, как квартира. И ОНИ там живут. Как обычные люди. Только… Они не люди. Ну, просто другие… не такие… – Анютка безнадежно запуталась, пытаясь передать словами смутные свои ночные ощущения. – Вот… И я прохожу через эти их «квартиры». Они пустые… Как сейчас. Только фотографии смотрят, следят глазами. И… звуки.
– Какие звуки? – Дениска смотрел серьезно.
– Разные… Ну, как когда по подъезду идешь. Детский смех, звяканье посуды, разговоры, телевизор даже! И… так страшно от этого. А есть одна могила… Я через нее никогда не могла пройти. И к дедушке поэтому ни разу не добиралась. Там… Ну, просто страшно. Тихо и страшно. И памятник такой… Словно беседка с дверью. А за ней… Ну, я не знаю. Как взгляд, только не видать, кто смотрит.
Денис помолчал. Оглянулся вокруг, словно впервые увидел, ГДЕ они сейчас стоят. Потом как-то съежился, спросил тихонько, без подначки:
– Почему ты решила пойти? Если такие сны…
Анютка чуть улыбнулась. И хотела сказать, что выбора у нее не было. Но это прозвучало бы… Словно ее заставили. А она ведь сама. И тогда она сказала про другое. Сбивчиво выдохнула:
– Да я и не помнила про сны-то! Потому что… Многим ли так везет?
– Пройти через кладбище?!
– Да не… Оказаться в СКАЗКЕ!

И слово это, ярко-синее, в фиолетово-серебристых блестках, вдруг словно бы засияло в ночи. И Анютка поняла, что ничего уже не боится. Сказка вступила в свои права. А это значит, что ничего с ней не может случиться плохого. По всем сказочным законам – не может.

3.
На кладбище было очень тихо. Словно здесь и не город. Казалось, что от улицы с бесконечно снующими туда-сюда машинами это место отделяет не низенькая каменная ограда, а прочный стеклянный купол, под который звуки просто не проникают. А еще здесь было… Спокойно. Теперь, когда не нужно было петлять между могилами, под невидимыми взглядами фотографий, Анюткин страх совсем ушел. Может, потому что это кладбище было совсем старым? Даже старинным. И огромные деревья-великаны делали его похожим на лес. Анютка и шла медленно – как в лесу. Песок аллеи делал шаги неслышными. И ничто не мешало Анютке любоваться красотой ночи. Ведь она, городской житель, никогда не видела ночь вот так – без блеска фонарей и шума улиц. Дениска, видимо, думал о том же. Он держался руками за край кармана, подавшись вперед. Нарисованные глаза были распахнуты широко и удивленно. Мальчишка словно впитывал в себя тишину, прохладный сырой ветер с запахом прелой листвы, блеск очень ярких колючих звезд, сказочную хрупкую красоту месяца.
– Царица Ночь… – выдохнула наконец Анютка.
Дениска глянул не понимающе и сразу «завелся»:
– Почему это царица?! Все-таки ты девчонка! Вот всегда подавай вам всяких цариц, принцесс… Щас скажешь, что у нее звезды, как украшения, а месяц – кокошник, да? А ночь, если хочешь знать, вовсе не на это похожа! Она на море похожа, вот. И месяц – как кораблик в этом море.
– И правда! – обрадовалась Анютка. Помолчала, разглядывая месяц-кораблик, и объяснила: – Денис, это такая сказка есть. Там дети идут искать Синюю птицу, а им на пути всякие сказочные герои встречаются… И среди них – Царица Ночь. Грозная, но прекрасная. Знаешь, там она злая была… Всяких призраков и страхов на детей напускала… Но я не верила, что она такая. Просто она знала, что нельзя Синюю птицу отдавать – она погибнет же сразу. А страхи и призраки… Ну, им же где-то надо жить, правда? День их не принимает, а Ночь…
– Да! – подхватил Дениска – Представь, если б еще и ночью не было ничего интересного! Ни тебе привидений, ни страшных историй… Да если хочешь знать, страшные сказки в тысщу раз интересней читать, чем такие… про Золушку например… ОЙ!
Анютка хотела уже возразить, что сказка про Золушку вещь очень здоровская, а вот без привидений она этой ночью уж точно как-нибудь проживет, но не успела. Потому что посмотрела туда, куда показывал рукой бумажный мальчишка. И тоже сказала:
– Ой!
Нет, даже не так. А вот как:
– ОЙ-й-й…
Среди деревьев, на фоне большого могильного камня, белела полупрозрачная, расплывчатая фигура.   


Ночь уже не была спокойной. Тоскливые всхлипывания и горестное шмыганье носом разрушили волшебную тишину. Анютка совершенно не знала, что теперь делать. Ей никогда раньше не приходилось успокаивать плачущих привидений! Дениска тоже казался озадаченным и так перегнулся через край кармана, что едва не вываливался наружу. Наконец он разочаровано протянул:
– Ну нет… Так дело не пойдет. Собирается оно нас пугать, или нет?! Да это… – он присмотрелся к привидению внимательно и возмущенно закончил: – Девчонка!!!
Анютка была того же мнения. Стоило ей только разглядеть длинные полупрозрачные локоны, спадающие на кружевной воротничок, как никаких сомнений не осталось. Девочка, и притом совсем маленькая – лет пяти на вид. Ну, как же ее успокоить?
Вопрос, однако, отпал сам собой. Привидение замолчало, как только услышало слова Дениски. Шмыгнуло носом, вытерло лицо кружевным рукавом полупрозрачной рубашечки. Подняло на ребят большие удивленные глаза. Тоже полупрозрачные, но, тем не менее, очень блестящие от недавних слез. И произнесло трагическим шепотом:
– Я мальчик…
– Что?! – хоровой возглас удивления прозвучал, пожалуй, слишком громко.
– Мальчик, – все еще шмыгая носом подтвердило привидение. – Просто я жил… очень давно. Тогда все так ходили. Мило, вы не находите? – и оно покрутило ногой в лакированной туфельке с бантиком. Сквозь бантик очень красиво просвечивал светлячок. Едва видные чулки мальчишки-привидения были порваны, а на пышных шортиках виднелось несколько заплат.
Дениска поперхнулся. И с головой улез в Анюткин карман, чтобы не обидеть малыша хихиканьем. Он бы, конечно, ни за что не надел такую «девчачью» одежду. А сама Анютка вспомнила вдруг иллюстрации к своим любимым сказкам. В том числе и к «Королевству кривых зеркал». Немного подумала и неуверенно спросила:
– Ты, наверное, паж. Да?
– Ага! – прозрачный мальчишка весь засветился от гордости, словно его посыпали фосфорной пылью. – Меня вчера только назначили пажом ее величества Королевы Ночи. И я должен был нести стражу у ее покоев. Но погнался за летающим светлячком и… потерялся… – он опять надул губы, явно намериваясь зареветь.

Мальчишке-привидению было уже несколько сотен лет. Но, в общем-то, он по-прежнему оставался пятилетним малышом. Только говорил более взросло, а так… Бестолковушка. Анютка это быстро поняла. И поняла так же, что найти на этом огромном кладбище одну-единственную могилу, в которой спит Царица-ночь, будет нереально. Ведь малыш почти ничего не помнит! Но, скажите на милость, что же с ним делать?! Сказать: «Извини, мы спешим! У нас другая сказка, своя…»? Не мыслимо бросить его вот так, одного. Хоть и привидение, а совсем еще ребенок. Денис, впрочем, был другого мнения:
– Тоже мне, привидение! Пугать не умеет, ревет в три ручья и в кружевах все! Да пойдем, что с ним будет?! Он-то тут дома. Подумаешь, немного заблудился… Найдется!
– Денис, но он же совсем малыш… – Анютка понимала, что время убегает, но…
– Ха! Да ему лет двести небось! Нашла малыша.
– Динь, ну чего ты? Времени еще много. Подожди, давай поможем человеку!
– Че-еловеку… – презрительно протянул Денис, но спорить не стал. Видимо, где-то в глубине души ему тоже не хотелось бросать маленькое привидение на произвол судьбы. Только очень в глубине.
Анютка наклонилась над малышом. Тот опять горько ревел. Осторожно спросила:
– Тебя как звать?
– Вен… В-вени! – всхлипнуло привидение.
– Ну вот… И имя-то девчоночье! – опять заворчал Денис.
– Вени, – ласково продолжала Анютка, не обращая на это ворчание никакого внимания, – А ты знаешь, что за пузырек слез в зоопарке пони дают? Ты плачь, плачь шибче! – и она, за неимением пузырька, подставила под прозрачные слезы сложенную горсточкой ладонь.
Нехитрая уловка удалась. Плакать «на заказ» не может ни один малыш. То ли дело, когда утешают! Так что Вени всхлипнул пару раз, да и замолк.
– Да, не будет у нас пони… – вздохнула Анютка, сдерживая улыбку и отряхивая ладошку от невидимых слез. – Ну, расскажи хоть, ты долго бежал за светлячком?
– Ага… – покаянно вздохнуло приведение. – Долго. Прям от самой ограды! – и оно махнуло рукой. Как раз в ту сторону, куда Денис с Анюткой и направлялись. Что ж, все складывалось не так уж и плохо.
– Ну, пойдем, – вздохнула Анютка. – Будем искать, где там покои ее Величества…
Но искать ничего не пришлось. Из-за деревьев вылетел вдруг, мигая, словно маленький маяк, светлячок. Вени подпрыгнул на месте и кинулся в погоню. Анька и Денис – за ним. Заплутает ведь еще хуже, бестолковушка…
Неожиданно оказалось, что это даже весело – бежать со всех ног под ночным небом, не слыша своих шагов, за маленьким летучим маячком в компании привидения и нарисованного человечка! Анютка тихонько засмеялась, и подняла лицо к фиолетовому небу. Звезды прыгали в такт ее бегу, и кораблик-месяц словно бы танцевал на легких волнах. Анютка забыла, что кругом темно и, вообще-то говоря, стоит хотя бы смотреть под ноги. Предательский корень неудачно попал под ступню и девочка полетела вперед, сбивая ладошки. Полежала секунду. Вскочила:
– Динька, ты как?!
– Растяпа! Бестолковая, как все девчонки. И бегать не умеешь! – нарисованный мальчишка мужественно зашипел от боли. Одна его рука была надорвана и болталась на небольшом кусочке бумаги. Анютка, разглядев это, тихонько заревела. Впрочем, это не помешало ей начать рыться в карманах. Джинсовые куртки тем и хороши, что в их карманы легко входит содержимое небольшого рюкзака. Жаль только, что «отрыть» понадобившуюся вдруг вещь не так-то просто… Анютка извлекла сначала мячик, потом моток проволоки, потом мятый носовой платок. И наконец – небольшую катушку скотча.
– Сейчас, Динь… – пробормотала она, ногтями отдирая липкий кончик. – Сейчас я… – она ловко откусила прозрачный лоскуток и прикрепила оторванную руку на место. Вытерла слезы ладошкой.
– Ну, как ты?
– Нормально… – Денис все еще сердился, но ему явно понравилось, что его так быстро «отремонтировали». – Ну и свалка у тебя в карманах! – это прозвучало восхищенно, словно бумажный человечек признавал за Анюткой какое-то несомненное достоинство.
– Ага… – Анютка виновато вздохнула. – Мама грозится выбросить все, кроме платка. Она в последний раз шмыгнула носом: – А что делать? Никогда не угадаешь, что может понадобиться, ага ж? 
– Ну так! – бумажный человечек погрустнел. – А у меня вот нет карманов…
– Доберемся домой, я тебе жилетку склею. Как у фотографов – сплошные карманы. У моего папы такая. Хочешь? – Анютка немного боялась предлагать такое. Вдруг Динька опять скажет: «Девчонка ты все-таки! Только кукольные одежки на уме!» Но он неожиданно согласился:
– Ага… Хочу.
И тут на них налетело привидение. С громкими и радостными криками. И кто бы мог подумать, что от полупрозрачного существа может быть столько шуму?
– Я нашел! Нашел! Нашел, нашел, нашел!!! – Вени кружился на месте от радости и никак не мог замолчать. Когда он оказывался в том месте, где стояла Анютка, ее словно обдавало холодным ветром. И все. Больше никаких ощущений от прикосновения привидения не было. И почему это все считаю, что привидения – это страшно?

4.
Вне всяких сомнений – с Венькой они встретились не случайно. Покои Королевы Ночи были окружены не просто оградкой – настоящим кованым забором, напоминающим ограду дворцов. В три Анюткиных роста. Кованные узорные ворота украшал большущий замок. Ограда эта имела только три стороны. Концами она упиралась в кладбищенский забор. И там, вдалеке, виднелась неровная дыра. ТА САМАЯ. Ну, та… В которую нужно было пролезть, чтобы выйти в этот… как его… «карман пространства». А внутри ограды стояла высокая решетчатая беседка с приоткрытой дверцей. И Анютка сразу вспомнила свой сон. Потому что при одном взгляде на это место ей стало невыносимо страшно. Панически страшно. Хоть опять беги, не разбирая дороги. Она не побежала, конечно. Тронула пальцем замок.
– Что делать будем, Динь?
Дениска пожал плечами. Спросил неуверенно:
– Может, перелезешь?
Анютка и отвечать не стала. Просто показала свои сбитые в кровь, еле сгибающиеся ладошки. Прошептала:
– А мне ведь еще копать…
– Вы о чем это шепчетесь?! – страшно заинтересовалось, повисая над ними, маленькое привидение. Анютка подумала, подумала, да и рассказала все Веньке. Он-то был здесь как дома! Может, не такой уж и бестолковый этот привиденческий мальчишка? И сможет чем-нибудь помочь? Про свой страх перед «беседкой» (а на самом деле, как она теперь понимала, это был, видимо, вход в склеп) девочка решила пока молчать.
Венька выслушал рассказ молча и серьезно. Сдвинул тоненькие едва видные бровки. Подумал о чем-то… И молча скользнул в дверь склепа. Анютка поежилась.
     Они подождали. Потом подождали еще немного. И еще… Веньки не было. Часы на колокольне пробили четыре раза.
– Через два-три часа начнет светать… – пробормотал, словно самому себе, Дениска.
Анютка только вздохнула. Это она и сама знала. От нечего делать девочка подергала еще раз замок. Он, конечно, не поддался. Висел, по-прежнему крепко держась своей дужкой за петельку двери. А… почему только за одну?! Анютка присмотрелась. Второй петли не было. Не веря себе, морщась от боли, девочка ухватилась за узорную дверку и сильно дернула. Дверь открылась!
– Надо же! И девчонки, оказывается, на что-то способны бывают!
Анютка хотела уже обидеться, но, взглянув на Дениса, увидела вдруг, что он улыбнулся и подмигнул. Шутка, мол! И улыбнулась сама. Не смущаясь, призналась вдруг:
– Ой, Динь… Я боюсь. Это то самое место. Из сна. Помнишь?
Денис кивнул. Серьезно посоветовал:
– А ты закрой глаза. Так меньше страшно. Я буду говорить, куда идти, ага?
– Ага…

Под закрытыми веками плавали разноцветные пятна. Пространство вокруг казалось огромным и совершенно незнакомым. Словно, закрыв глаза, Анютка мгновенно перенеслась со старенького кладбища куда-то еще. В совершенно незнакомое место, заполненное какими-то предметами. Дениска перебрался ей на плечо, стоял, держась за прядку волос. Его голос звенел над самым ухом:
– Вперед… Так, так… Еще немного… Теперь нагнись, тут ветка низко. Еще! Иди, иди… Все! Можешь разогнуться. Сделай шаг вправо… Это лево! Чему тебя в детском садике учили, если ты до сих пор не знаешь, где право, а где лево?! Так, запоминай: я сижу у ЛЕВОГО уха. Еще шаг… И два шага вперед. Перешагни, там канавка. Шире! Вот так, молодец. Еще раз нагнись, опять дерево… Нет, это не дерево… Ой, кто это?!
Анютка открыла глаза. Мир качнулся, возвращаясь на место. Оказывается, они с Дениской почти дошли до пролома в кирпичной стене. Но сейчас его не было видно. Потому что Анютка стояла почти уткнувшись в высокую темную фигуру. Нет, даже не темную. Чернее черноты! И тем, что принял Дениска за ветку дерева, была рука, властным жестом преграждавшая им дорогу. Рука в черном просторном рукаве с бахромой.
– Царица Ночь! – изумленно выдохнули Анютка и Денис. Что-то последнее время это стало у них хорошо получатся – разговаривать хором. 

В это трудно было поверить. По крайней мере, Анютка не могла, как ни старалась. И даже подумала: «Нет, все-таки это сон!» Но тут же задела рукой стебель крапивы. Злой, кладбищенской. И, почесывая быстро вспухающие крапинки ожога, была вынуждена признать, что все по правде. И царица Ночь, значит, всамоделишная. «Это сказка! – в который раз напомнила себе девочка. – Самая настоящая, как в книжке. И здесь может быть все-все-все. И не просто может – обязано быть. Ты что думала? Пройдешь сквозь кладбище, ежась от выдуманных страхов и споря с нарисованным вредным (но хорошим!) мальчишкой, выроешь зонтик-волшебника и все? А вот фигушки-то! Ты прям как эта самая. Будто книжек не читала. Все должно быть. И злодеи – тоже…» Вот только… не похожа была царица Ночь на сказочного злодея. Было в ее фигуре действительно что-то от дерева на ветру – гордое, стремительное, и… совсем не страшное. Наоборот! Захватывающее, как… ну, как сама ночь.
   Молчание затягивалось. Но оно не было тягостным. Дети смотрели во все глаза на величественную фигуру, закутанную в черный плащ, на массивную корону, зубцы которой мерцали, как звездное августовское небо, на завитки длинных волос, вырывавшихся из-под короны, словно волны штормового моря. Смотрели, и не могли насмотреться. Царица Ночь стояла неподвижно (только волосы развивались на окрепшем вдруг ветерке, да мерцали искорки-звездочки на короне), но она вся была – само движение. Казалось, что она постоянно, непрерывно меняется. А может, так оно и было? По крайней мере потом, вспоминая эту ночь, Анютка и Дениска так и не смогли договориться: были у Ночи крылья, или нет? Дениска утверждал, что да. Причем огромные! Анютка же ничего такого вспомнить не могла. Но это было гораздо позже. А пока они стояли, забыв про время, словно завороженные. И, наверное, запросто могли вовсе не очнуться, превратиться в две окаменевшие статуи. Может быть, Царица Ночь почувствовала это. Потому что она вдруг сделала шаг вперед, прошла сквозь Анютку с Дениской (дохнуло разнотравьем, дымом костра и еще чем-то невозможно холодным и чистым… Анютка потом говорила, что так пахнет роса, впитавшая блеск звезд), и легко поднялась по истертым каменным ступеням, ведущим в склеп. Анютка успела увидеть это, потому что очень быстро обернулась. А Дениска, тоже пытавшийся повернуться, не учел этого Анютиного движения и, в результате, перекрутился так, что едва не упал. Пока он разбирался со своими ногами-руками, произошло неожиданное. Силуэт Царицы Ночи, оказавшись в дверном проеме «беседки» вдруг посветлел, заискрился целым звездным хороводом и… пропал. Так что Дениске, когда он, наконец, смог посмотреть в нужную сторону, пришлось сесть. Иначе нарисованный мальчишка просто не удержался на ногах от удивления и возмущения. Потому что никакой Царицы на ступеньках уже не было. А сидела там… обычная девчонка. Чуть постарше Анютки, темноволосая и темноглазая, с очень длинными, удивлено приподнятыми по углам бровями («Словно крылья чайки» – не раз думал потом Дениска). Девчонка зябко куталась в черный плащ, волосы ее обхватывал тонкий серебристый ободок с капелькой-звездочкой. И такие же яркие звездочки, казалось, горели в зрачках ее серьезных глаз (от чего глаза казались совершенно черными). Но в общем – обыкновенная девчонка!
– В общем, я понял, – мрачно сообщил Дениска, что называется, в пространство. – Я просто не в ту сказку попал. Это явно ж девчачья сказка! – он сделал паузу, и вдруг гневно посмотрел он на незнакомку: – Ну ты-то откуда взялась?!.
– Динь, – поспешно зашептала Анютка одними губами, – успокойся и не груби, пожалуйста. Ты что, сказок не читал?! Это Она и есть, понимаешь?!
Более понятно она сейчас объяснить не могла, однако отчетливо чувствовала некую закономерность, необходимость даже такого превращения. Ночь, она ведь для всех разная. И со всеми может найти общий язык, лишь бы только ее хотели понять! С астрономами она будет говорить яркими звездами, с влюбленными – языком соловьиной трели, с мечтателем пошепчется негромкой песенкой сверчка или будет вести переписку яркими росчерками «падающих звезд» на черном небе. И уж конечно живая, сказочная Царица ночь не может иметь только один облик! Может быть для Тильтиль и Метиль действительно подходил образ грозной и могущественной королевы, но ведь у них была совсем другая сказка. А Анютка с Дениской встретили Ночь не как враги, они любовались и восхищались ей, и чувствовали, что с Ночью им будет ИНТЕРЕСНО. Вот и возникла перед ними легкая тоненькая девочка, с которой можно просто поговорить, посоветоваться, а то и поиграть. Она привлекает своей сказочностью, но не завораживает, не заставляет застывать в немом восхищении и страхе. Все это Анютка чувствовала путано и комкано, а в слова и вовсе перевести бы не решилась. Денис же, похоже, ничего подобного вообще не чувствовал. Он просто клокотал от возмущения ужасной, с его точки зрения, несправедливостью:
– Не понимаю, и понимать не хочу! Девчонкам не место в сказках! Везде пишут, что все интересно всегда происходит с мальчишками! А так – не по правилам! – голос нарисованного человечка звенел от обиды.
– Динь, ну что ты… – попыталась урезонить его Анютка, но не успела.
– Будет тебе другая сказка! – это вмешалась в разговор черноволосая девчонка. Голос ее, в общем-то обычный, только очень серьезный, вдруг заполнил собой все пространство, шелестящим эхом отозвался в далеких кронах деревьев.
Девчонка встала. Тонкая и гибкая, в коротком (чуть выше колен) плащике, со звездой-капелькой в волосах, она напоминала маленького эльфа с иллюстрации какой-нибудь книжки со сказками или совсем юную принцессу, резвящуюся на карнавале.
– Ваше величество! – Анютка поняла, что надо немедленно вмешаться, пока глупого мальчишку не превратили в какую-нибудь лягушку или корягу (расколдовывай его потом, а время-то идет!), и сейчас спешно рылась в памяти, пытаясь сообразить, как же разговаривают со сказочными царицами (или принцессами? А, не все ли равно!) – Понимаете, мы… у нас… нам пройти… – залепетала она в полном отчаянии, чувствуя, как слова становятся скользкими и разбегаются в разные стороны, как всегда бывало при разговорах с Анюткиной классной, Людмилой Анатольевной Бубенцовой, по прозвищу Колокол. Но там Анютка буквально впадала в ступор от громкого голоса и от фраз,  льющихся непрерывным потоком… А здесь-то что?! Анютка рассердилась на себя, мотнула головой, отбрасывая с глаз челку, и, решительно, хотя и не уклюже, воспроизведя нечто среднее между реверансом и падением, начал заново:
– Ваше величество! Не могли бы вы любезно позволить нам с другом воспользоваться этой прекрасной дыркой в заборе? Видите ли, нам совершенно необходимо покинуть ваши замечательные владения именно здесь, и…
– Ну, мои владения вы не покинете до утра, как бы не старались! – весело засмеялась девочка, тряхнула волосами, от чего они рассыпались по плечам темными волнами.
– Да почему?!..  – Анютка так опешила от этого заявления, что вдруг перешла на обычную речь и, надо сказать, испытала тот этого громадное облегчение. Слова перестали быть гладкими, постукивающими на языке камушками и вновь обрели свои цвета.
– Ну, посуди сама. Я – Ночь. И пока не наступил рассвет мои владения – везде.
– Слушай, – все еще надуто начал Дениска, – А как тебя звать-то? Царица Ночь это как-то… – Денис поморщился, нарочито-презрительно смерив девчонку взглядом.
– Да, я понимаю. – Девочка-ночь ни чуть не обиделась, кивнула, качнув острым подбородком. Задумалась. – Ну… зовите Сейла.
– Почему? – Дениска отбросил вдруг свой прежний тон, заинтересовался совершенно серьезно.
– Ну… – девочка чуть заметно улыбнулась, – ты же сам сказал, что месяц похож на кораблик. А ночь тогда – его парус. По английски – Sail. Разве плохо?
Дениска серьезно подтвердил, что хорошо. Помолчали. Анютка встретилась с Сейлой глазами, и вдруг подумала, что если бы увидела сегодня во дворе девочку с такими веселыми темными глазами, с россыпью едва заметных редких веснушек, с такой веселой, доброй и чуть задумчивой улыбкой, то обязательно вышла бы, преодолев смущение. И, наверное, смогла поиграть с ней.  Потому что… было у Анютки такое странное и необъяснимое ощущение,  что с Сейлой они всегда дружили, только вот теперь еще и познакомились. Как жаль, что знакомство это не на долго… Хотя, может быть, когда кончится сегодняшняя сказка, волшебник позволит иногда ей видится с Сейлой? Да, но волшебника надо еще спасти! Анютка спохватилась: время-то идет! И чуть виновато тронула Сейлу за плечо:
– Никогда больше не буду бояться оставаться одна на ночь.
– Ты будешь не одна, а со мной! – девочка улыбнулась спокойно, но так… ну, как и должен улыбаться лучший Друг.
Анютка обрадовано кивнула. И хотела сказать, что им с Дениской пора. Но не смогла. В место этого у нее как-то собой спросилось:
– Ты… пойдешь с нами? – это был бы выход! Сейла не исчезла бы вот так, сразу! Она была бы рядом с Анюткой, пока длится сказка. А это не просто несколько часов, проведенных вместе, это… Анютка не знала, как сказать. Но чувствовала, что общая сказка навсегда объединила бы ее с девочкой-ночью.
– Нет. – Сейла мотнула головой, рассыпая по плечам водопад волос. Грустно и понимающе глянула из-под челки: – Это было бы, как говорит Дениска, «не по правилам». Ты пойдешь одна.
Не успела Анютка полностью и до конца осознать эту ужасную новость, как Дениска возмущенно закричал:
– А я?! А меня ты что, вообще со счетов скидываешь? Раз бумажный, то и не человек, да? Можно не обращать внимания… – он явно накручивал сам себя,
Сейла нагнулась, заглянула бумажному мальчишке в глаза. Тихонько сказала:
– Денис, ну что ты… Ну извини, что сразу не объяснила. Просто ты с Анькой не пойдешь. У тебя – другая сказка. Помнишь, я говорила?         
– Как?! – это Анютка и Денис выдали опять хором, одинаково ошарашенные известием.
– Сейл, если этот вредина тебя обидел, то он не специально… – быстро начала Анютка, но девочка-ночь перебила ее:
– Да нет, какие там обиды. Просто ты справишься и сама. А вот Веньке ни кто, кроме Дениса не поможет, – она вдруг улыбнулась: – Ох, и замучилась я с этим бестолковым мальчишкой. Столько лет прошло, а он все еще как малыш. То потеряется, то ревет: «Собаку хочу». Ну, а где я ему найду приведение собаки? Живые-то его боятся.
– И… по маме наверно скучает? – скованно предположила Анютка, пожалев маленькое приведение. Действительно. Если бы она так жила. Страшно подумать!
– Нет. – вздохнула Сейла. – Мамы-то у него не было.
– Как?!
– Ой, да была конечно! Только умерла почти сразу после родов. И его отдали дяде. Дядя у нашего Веньки король. Бездетный, естественно, потому что и жены нет. Ну, не переносит он женщин! – Сейла хитро глянула на Дениса, впрочем, тут же посерьезнела  и продолжала: – Он, дядя этот, наследника из мальчишки стал воспитывать. Ну и решил, что любые «дечачьи» качества юному принцу Вениамину ни к чему. Позвал колдуна… Тот быстро сделал такое волшебное зеркало… Был один принц, а стало – два. Амин и Вени. Только один так сказать, во плоти, а второй… Ну, вы сами видели. Венька добрый, хоть и легкомысленный. Дерево ветром сломает – он в три ручья рыдает: «Жалко!» И бояка ужасный! Днем он из этого склепа не выходит. Днем его не видно совсем, и ему страшно, что он исчез. Ночью я его тоже редко выпускаю погулять. Обязательно или застрянет где-нибудь, или потеряется. И ревет на всю округу! Амин совсем другой. Ловкий, сильный, смелый… Настоящий наследник! Только вот… Ему все равно, во что из рогатки стрелять. В мишень, воробья или старенького дворецкого. А сны обоим одинаковые снятся. Душа-то одна… И просыпаются оба в тоске. Один по добру тоскует, хоть и злиться на себя, ему щенка приласкать хочется, а не муштровать да пинать, другой – по силе и ловкости, да и вообще… Легко ли такому малышу без тела! Ни сладкого попробовать, ни приласкаться… Крапивой, и той обжечься нельзя! В общем, измаялись оба.
– Погоди-погоди-погоди! – запротестовал Дениска. – Это что же у тебя получается?! Настоящий мальчишка, значит, это какой-то монстр безжалостный, да?! Ему, значит, ни собаку приласкать не положено…
– Ой, да не у меня! – Сейла даже руки вперед выставила, словно защищаясь от Динькиного возмущения, – Не у меня так получается! У дяди этого, у короля! Я-то так не думаю вовсе…
– Да? – Денис смотрел все еще подозрительно. – А как получается У ТЕБЯ? Как по-твоему, каким должен быть настоящий мальчишка?
– Ну… примерно таким же, как и настоящая девчонка.
Беднягу Дениса просто по полам свернуло от смеха. И Сейле пришлось минут пять переждать, прежде чем она смогла продолжить. Анютка же вообще в разговор не вступала, дула на ладошки и хмуро думала о чем-то своем.
– Денис, а скажи… – осторожно начала, наконец, Сейла, – Какие же девчоночьи качества тебе не нужны, а?
– Я никогда в дочки-матери играть не буду!
– Это не качество. Просто игра. Кстати, мальчишки иногда тоже в нее играют. И вполне весело.
– Мне куклы не нужны!
– А солдатики – разве не куклы?
– Вот еще! Их же не переодевают и не купают!
– Да? Я знала одного мальчика, он своего самого любимого солдатика брал с собой в кровать. Сказки ему рассказывал, одеялом укрывал… Он поступал не по-мальчишечьи?
– Ну… почему… если сказки о битвах…
– А Анютка свою куклу любит отправлять в плавания и походы, открывать новые земли. Той и охотиться приходилось, и горные вершины покорять, и в битвах участвовать. Кукла это, или солдатик в виде куклы?
– Кукла! Ведь формы-то…
– Значит, все дело в форме? А сшить?
– Ну вот, опять наряжалки-переодевалки девчоночьи!
Сейла засмеялась:
– Ладно, Динь! Оставим спор. Но ты все же скажи. Вот если не брать игры… Какие качества есть у мальчишек и нету у девчонок? Или наоборот?
Денис помолчал. Собрался было что-то сказать, но поосмотрел на Анютку, и не стал. Помолчал еще. Наконец неохотно буркнул:
– Не знаю… – и отвернулся.
Сейла хотела еще что-то сказать, но тут встала Анютка. Тряхнула челкой:
– Динь, я думаю, ты все же прав. Девчонки это не мальчишки, а мальчишки – не девчонки. Не знаю, в чем тут разница, но она, видимо, все же есть. – Анютка беспомощно огляделась, словно нужные ей слова могли находится где-то поблизости, например – прятаться под широкими листьями лопуха или в густых ветвях деревьев, и продолжала, пытаясь убедительностью тона достучаться до своих собеседников. Вы прислушайтесь к самим словам! Они и звучат-то совсем по-разному. Хотя оба звонкие, тонкие. И яркие, цветные. В каждом слове понамешано столько всяких красок! Так сразу и не разберешь. Да, они похожи. Но узор на них краски выкладывают все же разный… Ну, вы прислушайтесь! Я не умею объяснить…
– Это ты столько времени молчала, потому что слова… слушала? – как-то радостно удивился Денис. Во время спора он то и дело кидал взгляды на Анютку, словно ждл от нее чего-то.
– Нет… – Анютка вздохнула и смешно сморщила носик. – Я часы слушала. Мы болтаем уже пол часа. Время идет… Я пойду, а? Динь, ты помоги Веньке, ладно? Сей, а мы встретимся еще с Динькой? Ну, чтобы рассказать, что у кого получилось? И… с тобой? А?
– Обязательно! Вот, возьми. – Сейла вытащи из-под плаща небольшой картонный квадратик. – Повесь у себя над кроватью, ладно?
– Ага… – Анютка осторожно засунула подарок в карман курточки, даже не посмотрев, что это такое. Ведь сейчас и так хватает интересностей! Так уж лучше она разглядит непонятный подарок дома, когда останется одна. Ведь наверняка ей будет грустно от того, что сказка закончилась… Анютка тихонько вздохнула. Потом пересадила Дениса на плечо к Сейле. И медленно пошла к пролому в стене. Взялась за край, обернулась. Неловко махнула ладошкой. Очень не хотелось ей идти одной! И Сейла поняла это:
– Подожди! – девочка-ночь легко подбежала к Анютке, и та обрадовано качнулась на встречу. – Скажи… Какого цвета слово «ночь»? Для тебя?
Анютка зажмурилась. Постояла немного, собирая мысли. Медленно, словно пробуя слово на вкус, произнесла:
– Но-о-чь.
И решительно сказала:
– Черное. С желтыми огоньками.

5.
Анютка тихонько плакала, размазывая слезы по щекам перепачканными землей и кровью ладошками. Громко плакать было страшно, слишком глубокая тишина стояла на берегу реки. Да и сил не было. Сбитые ладошки горели огнем, кое-где на них пузырились мозоли. А яма ни как не увеличивалась! Лопатка для грядок, конечно, не перочинный ножик, но она оказалась совершенно тупой, и копать было трудно. Тем более – сидя на корточках. Черенок-то совсем короткий!
Нужное место Анютка нашла быстро. Большущая ракита была одна на берегу, а найти середину расстояния от нее до камня-валуна, стоящего в пяти шагах, было не сложно. Но на этом поводы для радости и кончились. Время шло, Анютка старательно капала, но земля была твердая, и получалось у нее плохо. Наконец, девочка не выдержала и… разревелась самым постыдным образом, отбросив неудобный инструмент.
И вот теперь сидела, глотая слезы, и, всхлипывая, безнадежно смотрела на светлеющий краешек неба. Не успеть ей! Ну ни как не успеть! Прав был Денис, девчонка она, неумеха и плакса! Анютка представила себе презрительный взгляд нарисованного мальчишки, и вдруг разозлилась на себя. Шмыгнула носом в последний раз, и сердито отвела взгляд от светлого края неба. Глянула в другую сторону, туда, где все еще клубилась, словно живая, плотная тьма. И тихонько ойкнула. Потому что в этой темноте горели, словно маленькие окошки, два желтых огонька. Совсем низко, недалеко от земли. И не успела Анютка еще додумать до конца заманчивую, но совершенно не реальную мысль о том, что это светятся окна дома малюток-гномов, которые, как известно, копать мастера, как огоньки мигнули. А потом на колени девочке прыгнула большущая черная кошка с желтыми глазами. Муркнула, ласково потерлась о мокрую измазанную щеку. И… начала вылизывать несчастные Анюткины ладошки. С каждым взмахом языка боль уходила. И скоро Анютка поняла, что руки не только не болят, но и совершенно зажили. А странная кошка муркнула еще раз, уже призывно. Спрыгнула с Анюткиных колен в не дорытую яму. Посмотрела на девочку своими желтыми светящимися глазами так, слов что-то сказать хотела, и вдруг начала быстро-быстро рыть передними лапами. Видимо, когти у этого волшебного зверя были очень острые. И длинные. Земля вылетала из-под лап мелкими рыхлыми комочками. Закончив свое непонятное занятие кошка еще раз что-то по-своему сказала, и очень выразительно подтолкнула к девочке валяющуюся на земле лопатку. Анютка послушно ее взяла. Она удивлялась странной кошке, но молчала. Почему-то ей казалось, что стоит только произнести хоть одно слово, и волшебный зверь исчезнет, словно его и не было. А может, это кошка внушила ей такую мысль? С нее станется! Вон как внимательно смотрит своими огромными глазищами. Тут и без слов понятно, что сидеть уже хватит, и надо бы начинать работать.
Через пять минут Анютка осторожно подумала, что дело, кажется, продвигается. Копать стало легче. Во-первых, не болели больше ладони, а во-вторых, рыхлую землю было легко выбрасывать лопаткой. И яма заметно увеличилась. Но скоро лопата снова наткнулась на твердое. Анютка вопросительно посмотрела на кошку: «Может, поможешь еще раз?» Но та старательно вылизывалась и, казалось, совершенно не обращала на девочку никакого внимания. Только один раз недовольно глянула из-за плеча: «Сама думай!» Анютка невольно вспомнила почти такой же Денискин взгляд: «Про Тома Сойера ты, конечно, не читала…» Да… Много бы она накопала тут ножом… Хотя… А ведь это мысль! Девочка быстро зашарила по своим необъятным карманам и выудила оттуда за колечко складной ножик. Большой и тяжелый, охотничий. Вообще-то ножик был папин, но он его потерял, а Анютка нечаянно нашла, когда упаковывали вещи для переезда. И отдать… ну, как-то не успела. А теперь папа приедет со своих раскопок только через два месяца. Так что ножик жил пока у Анютки в кармане. Не могла же она допустить, чтобы он опять потерялся!
Анютка привычно открыла лезвие зубами (пальцы соскальзывали с гладкого лезвия, и у нее ни как не получалось) и стала быстро рыхлить землю в яме, словно нарезала огромный торт на очень мелкие, для лилипутов, кусочки. Потом снова схватила лопату. Дело пошло! И все-таки к тому времени, как она, пыхтя и шепотом (чтобы не услышала задремавшая на развилке дерева кошка) ругаясь, вытащила из основательно углубившейся ямы основательный тяжеленный сундук, светлая полоска на востоке значительно увеличилась. Более того, края низких облаков чуть заметно подрумянились. И стало очень холодно. Рассвет, несомненно, приближался…
Дрожащая от холода и нетерпения Анютка откинула крышку сундука. И перевела дух. Там действительно лежал зонтик. Черный, старинного вида, с изогнутой как лебединая шея длинной тонкой ручкой… Анютка осторожно его вынула. Осторожно провела пальцем по шелковистой материи. Шепотом поздоровалась. Хоть и заколдованный, а все-таки волшебник! И решительно встала. Она понимала, что бежать на улицу Красных летчиков надо очень быстро. Но… куда бежать? До сих пор она молчаливо полагала, что это известно Дениске. А сама и не подумала посмотреть дома карту города. Ой-й-й… И что же делать?! Обрадовалась, что в сказку попала, и забыла даже подумать о самых простых вещах! Как же она теперь успеет до рассвета? У кого спросить, как найти нужный дом? Все пропало! А… может быть, что-нибудь успеет случиться? Ведь в сказках всегда в последний момент, когда кажется, что это уже конец, что-то происходит! Анютка уцепилась за эту мысль, как за спасательный круг. Крепко зажмурилась, чтобы не видеть светлеющего неба, и так отчаянно ПОЖЛАЛА что бы что-нибудь (ну, хоть что-то!) произошло, что совсем не удивилась, когда ей в руку ткнулся холодный и мокрый нос.
Быть может, она не удивилась еще и потому, что все время подсознательно ждала, что в этой странной сказке обязательно должна появиться ТА собака. Из короткого путаного сна. Ведь, в конце концов, она уже приняла в ней участие, когда объяснила Анютке, почему надо обязательно идти через кладбище. И даже посоветовала взять с собой клубок. Анютка образованно потрепала собаку по песочного цвета шерсти, присела перед ней на корточки. Заглянула в карие собакины глаза:
– Ты ведь знаешь, куда идти, верно? Ты меня выведешь?
Собака не ответила, как и положено нормальному зверю. Только сильнее завиляла хвостом, запрыгала вокруг Анютки. И пару раз не сильно схватила девочку за карман.
– Что-то в кармане? – Анютка была сбита с толку. Она-то думала, что собака просто отведет ее, куда надо. А может, даже увеличится, как во сне, и отвезет на спине. А тут… Девочка задумчиво сунула руку в карман, пытаясь догадаться, что же могло понадобиться собаке.  И почти сразу засмеялась. Ну, конечно же! Она ведь сама только что об этом думала! Ни в чем уже не сомневаясь, Анютка достала из кармана синий шерстяной клубок, из которого мама столько раз начинала вязать отцу свитер, но дело ни как не шло дальше первых двух рядов. «А он не хочет! У него другие дела есть!» – каждый раз смеялся папа. И вот, надо же… Правда, значит, другая задача была у клубка. Анютка кинула его на траву, и клубок бодро покатился вперед. За ним кинулась собака, а за ней – Анютка. И никто из них не заметил, как в этот самый момент ударил из-за края леса первый солнечный луч. Начинался рассвет…

Луч ударил, но тут же погас, словно задушенный темным облаком. Если бы Анютка обернулась, то очень удивилась бы. Кошка уже не спала. Она стояла на толстой ветке дерева, прочно расставив все четыре лапки. Ее глаза горели, словно два желтых фонарика, шерсть стояла дыбом. И с каждой самой незаметной шерстинки словно бы текла чернота. Текла, гася светлую полоску на востоке, давя солнечные лучи. Царица Ночь отчаянно боролась с рассветом, не давая тому наступить. А что еще она могла сделать для своей маленькой подружки?

Анютка бежала так быстро, как только могла. Считала, как когда-то учил ее папа: четыре вдоха носом, четыре выдоха ртом. Четыре носом, четыре ртом… Она старалась не думать ни о чем, кроме этого счета. Ни о боли в ногах, ни о времени, ни о рвущимся с хрипом, не смотря на счет, дыхании. Иногда ей все-таки приходилось останавливаться и, согнувшись, пытаться отдышаться. Тогда собака придерживала клубок лапой и терпеливо ждала. Отдышавшись, Анютка снова начинала бежать…
Мокрая и запыхавшаяся влетела она в единственный подъезд небольшого кирпичного дома. Нашла в себе силы порадоваться, что этажей всего три, а не, скажем, пять или девять. И тут сильная боль слева под ребрами буквально бросила ее на холодные ступеньки. Согнувшись так, что нос оказался между коленками, Анютка могла только очень осторожно проталкивать воздух в ставшее вдруг очень узким горло. И не выдела, как собака подхватила зонтик в пасть и кинулась вверх по лестнице.
Боль выматывала из Анютки последние силы, и ей иногда казалось, что она сама превратилась в маленький клубок шерсти, и какой-то великан вяжет из нее свитер, с силой вытягивая нитку. Потом вдруг великан исчез, а появились теплые руки, добрые, как у мамы. Они подняли Анютку, и куда-то понесли. Вокруг, так же, как в том сне, с собакой, качались облака и звезды, и Анютка ни как не могла понять, куда же ее несут? Ведь ей обязательно надо на третий этаж! И она уже совсем было собралась запротестовать, но тут в глаза ей ударило яркое утреннее солнце, и Анютка поняла, что опоздала. Она заплакала так горько, как можно плакать только во сне. И почти тут же поняла, что действительно спит. «Хороший сон, только грустный» – решила Анютка, сворачиваясь поудобней под теплым своим одеялом. Только одеяло вдруг стало очень коротким, и ни как не удавалось натянуть его одновременно на замерзшие уши и не менее замершие ноги. Анютка возилась, возилась, да и… проснулась.
В окно небольшой комнатки действительно било горячими лучами утреннее солнце. Только это была совсем не Анюткина комната. Да еще и какой-то незнакомый человек возился у стола, разливая чай. Он посмотрел на Анютку, и у него тут же упали с носа очки. Он правда, он почти сразу поймал их, но зато уронил крышку от заварочного чайника. Опять посмотрел на Анютку и улыбнулся ей доброй немного беззащитной улыбкой, словно извиняясь. Анютке вдруг стало весело. Она тоже улыбнулась этому странному человеку, который носил даже дома теплый пушистый свитер, и быстро села, сбросив с себя короткий пушистый плед.  Радостно сказала:
– Здравствуйте! Вы – волшебник?
Молодой человек снова уронил с носа очки. Поймал, но опять одевать не стал, а положил на низенький шкаф. Опять улыбнулся виновато:
– Нет. Я не волшебник, я сказочник. – И, увидев удивленно округлившиеся Анюткины глаза, заспешил: – Да я сейчас все объясню! Ты чай будешь?
Но тут в сказку опять вмешались часы. На сей раз – с кукушкой. Деревянная расписная птичка вдруг вывалилась из своего домика, сопровождаемая скрипом ржавых пружин, и несколько хрипло, словно была сильно простужена, проквакала семь раз. Анютку на диване просто подбросило. Про то, что мама всегда встает в половину восьмого и первым делом заходит поцеловать ее, Анютку, девочка объясняла страшно удивленному сказочнику уже в прихожей, натягивая кроссовки. Хорошо, что у того машина стояла прямо под окнами, а то не избежать бы Анютке нахлобучки! 

6.
Анютка с нетерпением пританцовывала около телефона. Мама всегда после обеденного перерыва (то есть часа в два) делала «контрольный звонок», проверяя, что поделывает ее ненаглядная дочь. Звонка следовало дождаться. И отпроситься гулять до вечера. И гулять, гулять, гулять… До самого дома Игоря Петровича. То есть того самого сказочника, у которого Анютка была утром. И который обещал все объяснить! Ох, ну что ж мама так долго не звонит! Уже четыре минуты третьего… Анютка вся была, как натянутая струна. Это жило в ней эхо ночных событий, эхо сказки. И так хотелось узнать, чем же эта сказка закончилась… Расколдовали они волшебника, или нет? И где сейчас Дениска? И как встретится с Сейлой, девочкой-ночью? И что будет дальше? Ведь не может же быть, что ничего?! Как это? Была-была сказка, и вдруг закончилась?..
Звонок грянул так громко, что Анютка, совсем ушедшая в свои мысли, даже подпрыгнула. Быстро схватила трубку:
– Алло, мам!.. – и затараторила, едва выслушав ответное приветствие, – Мам, можно я погулять?… Нет, не одна… Нет, не далеко… Не очень далеко…
Конечно, ее отпустили. Анютка чувствовала, что мама в глубине души даже рада: наконец-то дочь начала осваиваться на новом месте! Может, подружилась с кем? Вообще-то Анюткина мама любила принимать дома друзей дочери больше, чем взрослых гостей. А какие замечательные необычные вкусности она пекла! Даже жалко было есть сдобных (с изюмом и цветной глазурью!) клоунов и кукол, кошек и сов. Они с папой как-то потихоньку к маминому дню Рождения выставку соорудили: «Сказка к чаю». Получилось целое съедобное царство. Со своими дворцами и домиками, деревьями и животными. И, конечно, с разнообразными жителями. Интересно, что бы сказал Дениска, увидев ту выставку? Вот Игорь Петрович точно пришел бы в восторг. Может, и новую историю бы сочинил. Надо будет как-нибудь пригласить его на «вечернюю сказку к чаю».
Все это Анютка додумывала уже на бегу. И это, и то, что она и правда, кажется, начала осваиваться тут. Даже не так! Она полюбила и старый дом, и заросший двор, и все вокруг. Ведь все это было частью Сказки! Она даже начала чувствовать себя тут хозяйкой. Ведь хозяин – это тот, кто любит место и заботится о нем? А Анютка заботилась! Хоть и спешила, хоть и бежала, а успела купить слойку с сарделькой и накормить щенка с несчастными и голодными глазами, и даже подружить его с мальчишкой, что боязливо отирался рядом. Серьезный такой Валерка, немного похожий на нарисованного Анюткой медвежонка – кругловатый, и говорит басом. Пять лет человеку, можно простить страх перед кудлатым и тявкающем зверем. Ничего, подружились. Анька побежала дальше, а они остались гоняться друг за другом по двору.
Недалеко от ее  дома останавливалась «восьмерка». Пять остановок на дребезжащем троллейбусе – и она у Игоря Петровича. Но первый троллейбус Анютка пропустила. Пришлось слазить на дерево. Какая-то девчонка-растяпа запустила слишком высоко игрушечное летучее колечко, и то застряло в ветвях. Малышка ревела, ее бабушка топталась рядом, и вроде как порывалась трясти ствол, что было совершенно бусполезно. Вот что было делать? Тем более, что залезть там – дело двух минут!
Ну, ничего! Это все нужные задержки. И, в конце-концов, ей повезло: нужный троллейбус подкатил к остановке быстро. Анютка радостно заспешила к двери… И остановилась. Троллейбус опять ушел, а она все стояла, замерев, и с беспокойством смотрела на дорогу.
По дороге шел старик. В зеленом драном ватнике и каких-то жутких спортивных штанах, с клочкастой седой бородой… Откуда он взялся, Анютка не видела. Казалось, он просто взял да и появился из воздуха прямо на обочине проезжей части. Машины свистели мимо него, некоторые даже гудели. Старик вжимал голову в плечи, и продолжал идти. Его палка лихорадочно стучала по бордюру и низкой оградке. Старик был слепым. И он все дальше уходил от единственной дырке в низеньком в общем-то (Анютка бы легко перелезла) заборчике… Еще одна машина промчалась мимо, обдав деда целой кучей брызг из глубокой лужи. А люди на остановке стояли спокойно, даже не глядя в его сторону… Анютка встряхнулась. Решительно перелезла через заборчик и подошла к старику:
– Дайте руку, дедушка…   
Со стариком (не только слепым, но и практически глухим) она возилась минут десять: привела на остановку, с трудом вызнала, куда ему надо ехать, посадила в троллейбус, и даже проехала две остановки, пока искала кондукторшу. Потом заручилась ее обещанием высадить старика на необходимой ему остановке и снова подошла к нему:
– До свидания, дедушка…
Старик, глядя мимо Анютки невидящими глазами неожиданно громко заговорил:
– Вот спасибо тебе внучка, вот спасибо! Выручила дедушку, не погнушалась. Молодец, добрая девочка! Здоровья тебе! Счастья тебе! Спасибо внучка, ой, и спасибо же!..
– Да не за что, дедушка! Не за что! – засмеялась Анютка. Она и впрямь считала, что не сделала ничего особенного. Ну, не бросать же было старого человека в такой глупой ситуации?

Чай у Игоря Петровича оказался и впрямь вкусным. С травами. И полагались к нему восхитительные хрустящие сухарики из черного хлеба с сахаром. Анютка бодро хрустела ими и слушала рассказ молодого сказочника:
– Понимаешь, девочка… – Игорь Петрович снял очки и задумчиво потер ими переносицу. – Я не совсем обычный сказочник. Так уж получилось, что я умею попадать внутрь своих сказок. Как-то (ты не поверишь!) меня заколдовала самая настоящая мусорная Королева… А на работу я хожу в соседнее пространство, там есть город Колокольчиков, а в нем – маленькая конторка по трудоустройству домовых, леших, русалок и прочей нечисти. Да, не удивляйся! Я тебе потом все подробно расскажу, а может, кое с кем и познакомлю! А пока я должен признаться в одной нехорошей вещи… Понимаешь… Того волшебника, которого ты спасала, заколдовали из-за меня…
Анютка поперхнулась чаем и вопросительно уставилась на Игоря Петровича круглыми от удивления глазами.
– Да. Так уж получилось. Я тогда был совсем мальчишкой. Ну… примерно таким, как ты сейчас. – Игорь Петрович улыбнулся, но тут же посерьезнел. – И как-то на троллейбусной остановке мне встретился Злой волшебник. Впрочем, выглядел он более чем не сказочно. Просто слепой старик, в засаленном зеленом ватнике и с грязной лохматой бородой. Была зима, и он никак не мог одолеть небольшую горку на тротуаре. Скользил по льду. А рядом был удобный обход. Мне страшно не хотелось подходить к нему, было почему-то стыдно и неловко. Я все ждал, что ему поможет кто-нибудь из взрослых, но все смотрели в другую сторону. И я подошел… Помощь-то требовалась пустяшная, но он так благодарил меня, будто я совершил подвиг. И я вдруг… – Игорь Петрович замялся, отхлебнул чай. – Мне казалось, что все вокруг смотрят на меня с восхищением. Я прямо раздувался от гордости! И представлял себе, как вечером расскажу маме, что помог противному старику, от которого воняло, как от помойки, и к которому никто, кроме меня, не захотел прикоснуться…
В это время мимо проходил человек с собакой. Он неожиданно дотронулся до моего плеча. И я вдруг понял, как ужасны и некрасивы мои мысли. И что нельзя помогать вот так. Это не честно даже. Словно я обманываю, лишь притворяясь хорошим – чтобы похвалили. Мне стало так стыдно, что на глаза навернулись слезы. Но и сквозь них я увидел, как страшный старик вдруг посмотрел на прохожего вполне осмысленным взглядом. Две молнии ударили из его глаз в грудь человека с собакой, и тот вдруг… исчез. А собака подхватила в пасть неизвестно откуда взявшийся зонтик, и убежала. Убежал и я… И очень постарался забыть эту историю. Тем более, что дома у меня поднялась температура, я долго болел, и убедить себя, что все произошедшее – бред, было не сложно.
Но через много лет, когда я уже был сказочником и умел понимать язык животных, та собака нашла меня. И мы с ней долго проговорили. Она рассказала мне, что встретившийся мне в детстве Старик – Злой волшебник. Он специально ходит между людей, как слепой неопрятный нищий… И ищет тех, кто захочет ему помочь. Те, кто не обращает на него внимания, ему неинтересны. Они и так в его власти. Но если человек захотел ему помочь, значит, хорошего в нем пока больше, чем плохого. И тогда старик начинает благодарить своего помощника. И ждет: не загордится ли тот собой? Если да, то он заколдовывает этого человека. И тот теперь всегда будет мучиться желанием славы и похвалы, и никому не станет помогать просто так, от чистого сердца. То есть тоже пополнит ряды подданных Злого волшебника. Тех, к кому он легко проникает в душу. И меня он почти уже заколдовал. Но мимо случайно проходил Добрый волшебник. И спас. Но, расколдовывая меня, он как бы открылся перед своим вечным противником. Тот успел заколдовать уже его самого. Превратил в зонтик. Зонтик собака зарыла в одном тайном месте, куда никто, кроме нее, не знал дороги. Она очень просила меня спасти ее хозяина. Но как? Просто пойти и откопать зонтик? Так он зонтиком и останется… Тут нужно было волшебство, не менее сильное, чем у Злого волшебника. Нужна была сказка. И я написал о бумажном человечке, который много лет пролежал в старинной книге, ожидая, пока его найдет ребенок. И стал ждать, пока сказка начнет сбываться. Ну и вот… Она закончилась. Почти…
– Почему почти? – Анютка спросила это почти машинально, так как мысли ее вертелись вокруг происшествия на остановке.  Она уверена была, что слепой старик был ТЕМ САМЫМ. Злым волшебником. Почему он встретился ей так вовремя? Точнее – не вовремя. Когда она шла к Игорю Петровичу. Неужели… следил? Так он все знает о ее ночных похождениях? Ой, похоже было на то, что сказка продолжается. Какой же гадости стоит ждать им всем: Игорю Петровичу, ей, освобожденному Доброму волшебнику, Дениске и Сейле? Что задумал старик? 
– Почти,– вздохнул Игорь Петрович, – потому что мне, когда я писал сказку, хотелось не просто спасти Доброго волшебника, но и уничтожить Злого. Я придумал, что тот и сам превратится в зонтик, как только кто-нибудь исполнит его просьбу с чистым сердцем, а на похвалу ответит недоуменным «Не за что!»… Да еще если станет эта помощь третьей в ряду добрых дел. Помнишь? Сказки любят число три. И добрый волшебник может быть полностью расколдован только после этого. Но… никто этого так и не сделал…
У Анютки сразу стало легче на душе. Чтобы там не задумывал злой старик, это уже не имело значения. Сказка на этот раз сыграла против него. Но она молчала. Вспоминая все, что было. Думая..
– Нет.. наверно он все же не из-за этого. – решила она на конец. Она совсем забыла, что Игорь Петрович не знает о ее недавних приключениях. – Дать руку? Что в этом такого? Это даже ни капельки и не волшебство! Наверно это потому, что все вот так сложилась. – девочка не умела объяснить иначе. – Потому что мы с Вами любим этот город, потому что он наш, а мы – его. И в нем, в городе, теперь живет наша общая сказка! Ваша, моя, Денискина, Сейлы! И даже Венькина! Ну, что ему оставалось, волшебнику этому? Если мы все хотели одного и того же! Только стать зонтиком! Ведь наша общая сказка сильнее его одного!
– Да нет же! – отчаянно замотал бородой Игорь Петрович, – Зонтик, который ты принесла вчера, так и остался зонтиком. Собака утащила его домой. Он уже не во власти чар Злого волшебника, однако и стать самим собой пока не может…
– Так то вчера! – непочтительно перебила Анютка сказочника, – А сегодня… – нет, объяснять было слишком долго. Потом как-нибудь она все расскажет. А сейчас главное – убедиться, что она права и Добрый волшебник благодаря странному случаю на остановке расколдован полностью. Анютка схватила Игоря Петровича за руку: –  Вы знаете, где они живут?! – в ее голосе звучало столько нетерпения, что сказочник даже не стал ничего спрашивать, а сразу начал рыться в пухлой и растрепанной записной книжке:
– Изволь, сейчас скажу…
Но узнать, где живут волшебники, Анютке так и не удалось. Потому что пока Игорь Петрович перелистывал страницы (то и дело роняя очки), в коридоре деликатно тренькнул дверной звонок. И, услышав на лестничной клетке знакомый собачий лай, Анютка сразу поняла, кто пришел! А, поняв, обрадовалась. В ее родном городе, таком скучном и обыкновенном, теперь снова появился Добрый волшебник. Появилась Сказка. И ей, Анютке, теперь не придется расставаться ни с Сейлой, ни с Денькой. И пусть эта сказка подошла к концу, приключения еще ждут их! Это Анютка знала теперь совершенно точно.

…Она не знала другого. Да и никто не знал, что где-то в городе, среди невзрачных пятиэтажек, есть один дом. Он не выделяется ни чем на фоне остальных домов. Он такой же серый и скучный. Но иногда дверь его подъезда осторожно, носом, открывает большая желтая собака. Она поднимается по грязным бетонным ступенькам, тихо цокая когтями, на самый последний этаж. Надавливает лапой на затянутую рваным дерматином дверь. Заходит в квартиру. И долго смотрит на одиноко висящий в пустой прихожей грустный черный зонтик. Может быть, они о чем-то разговаривают? А когда с  зонтика начинают капать редкие капли, так похожие на слезы, собака поворачивается и уходит. Чтобы потом, через много дней, прийти снова. Зачем она приходит сюда, чего она ждет, не знает никто… Даже ее хозяин. Только черноволосая девочка-ночь понимает собаку. Да еще странный сказочник Игорь Петрович догадывается, что зло все же нельзя вот так просто превратить в старый потрепанный зонтик, и забыть о нем. А значит, Анютка ошибалась. И сказка еще не закончилась. Она впереди.