Домового вызывали?

Предыстория
В этот день в газете «Вечерний Приозерск» появилось небольшое объявление странного содержания:


День с домовым!
Позвоните нам, и закажите на один день домового
себе, своим детям, своим друзьям!
Домовой в доме – это множество неожиданностей,
радости и озорства!
Вы можете заказать себе веселого домового,
домового каверзного и даже ужасающе страшного!
Домовой – радость и уют в вашем доме!
Звоните нам по телефону 731-235
ЖДЕМ!
Наши домовые – самые домовитые!


  Люди читали объявление, улыбались или недоумевали (а некоторые так просто негодовали: «Домовые?! Это что еще за мистика?») но звонить по указанному телефону никто не спешил. То есть - не совсем никто. А еще точнее – кое-кто все же позвонил. Таких было немного. И все-таки…

        …Папа Митя сидел на кухне и пил чай. При этом он уютно шелестел газетой. Не то что бы он так уж любил читать за едой, но он знал, что Юлька, лежа в темной комнате, вслушивается в любой шорох с кухни. И что ей не так страшно, когда он шелестит газетой или гремит посудой. Он с радостью бы посидел с ней, пока она не заснет… Но понимал, что дочке нужно самой справится со своими страхами. Папа Митя вздохнул и перебросил с места на место несколько газетных листов. И вдруг зацепился взглядом за странное объявление. Прочел. Посидел задумавшись. Перечитал еще раз. Затем тихонько, почти на цыпочках, подошел к комнате дочери. Осторожно заглянул. Юлька спала, сжавшись в комочек, замотавшись в одеяло почти с головой. Папа Митя вздохнул. С тех пор, как умерла Юлькина мама, прошло уже три года. Но девочка до сих пор не смеется, не играет, не хочет гулять, читать или смотреть телевизор. Она вообще ничего не хочет. Днем методично учит уроки (в дневнике – одни пятерки). А вечером – съеживается в кресле. Стала бояться темноты. Целый год она засыпала, только если он держал ее за руку. Вздрагивала от малейшего шороха. Врач, к которому папа Митя несколько раз водил Юльку, в конце концов смущенно развел руками: «Тут поможет только чудо! Девочке надо вернуть интерес к жизни. Попробуйте ее чем-нибудь удивить…»
         Папа Митя еще раз перечитал странное объявление. Чья-то шутка? Наверняка. А если нет?.. Стесняясь самого себя, неловко улыбаясь, папа Митя потянулся к телефонной трубке.

       …Серега сидел на ковре и методично делал самолетики из подвернувшийся под руку газеты. Машинально кидал их, пытаясь попасть в стоящую на полу армию пластмассовых солдатиков. У него это никак не получалось: самолетику перелетали, не долетали или уходили в сторону по крутой дуге. Один даже застрял на люстре. Серега провожал очередной самолетик безразличным взглядом и отрывал следующий кусок от газеты. Смотреть, свежая она или нет, он специально не стал. Хотя сегодня была суббота,  и в газете могла быть программа. А мама всегда ругалась, если он куда-нибудь девал свежую программу. Ну и пусть ругается! Сама обещала придти пораньше, а сейчас за окном уже почти темно… В прихожей зазвонил телефон. Мальчишка кинулся к нему, по-прежнему держа в руках газету:
      – Да! Да, мама, да! Ну, я жду тебя! – услышав мамин голос, он сразу забыл про свою обиду и  от радости пританцовывал у телефона. – Да, я все сделал. Картошку пожарил. Нет, не ел еще. Ну, я тебя же жду! Что?.. Хорошо. Я поем, выпью молоко и лягу спать…  И не буду смотреть телевизор до полуночи. Я все понимаю, мама…  Пока. Да, до утра…
Несколько секунд Серега еще держал у уха пикающую трубку. Потом медленно положил ее на телефон. Сел на тумбочку для обуви и сердито мотнул головой. На газетный лист упало несколько капель. Одна из них попала на смешное объявление. Серега медленно прочитал его. Подумал. Взял на колени телефон, медленно и очень четко, с силой давя на кнопки, набрал незнакомый номер.

      А потом поздний вечер уступил место ночи. Она зашуршала мелким дождиком, нагоняя сонливость и уют, скрадывая посторонние звуки. Перестала пугливо вслушиваться в темноту и по-настоящему заснула притворявшаяся до того спящей (чтобы не расстраивать папу) Юлька. Уснул, крепко прижимая к себе пушистого игрушечного щенка с громким именем Мухтар, Серега (то, что маму ждать бесполезно, он знал по опыту). Задремал, сидя в кресле перед включенным телевизором, папа Митя (мысль, о том, что надо бы перебраться в постель, мелькнула у него в голове, но двигаться ему было лень). Спала на жесткой больничной кушетке даже доктор Ольга Сергеевна, мама Сереги (даже во сне она прислушивалась к дыханию тяжелого больного).
        Дождь все шуршал и шуршал. И совсем незаметным в его шуршании оказался звук тихих шагов, раздавшийся в обеих квартирах почти одновременно…

Папа Митя
        Папа Митя, который ближе к утру все же перебрался на кровать,  проснулся от тихого, мерного позвякивания. Некоторое время он недоуменно прислушивался, пытаясь понять, что же это звенит. Открывать глаза страшно не хотелось. Папе Мите только что снилось что-то очень приятное, сон еще жил в нем, и больше всего ему хотелось вернуться в него. Но позвякивание продолжалось. Папа Митя нехотя приоткрыл один глаз. И прежде всего посмотрел на будильник. Было еще совсем рано для воскресного утра – всего шесть часов. Папа тихо порадовался про себя, что вот сейчас он установит источник шума, зароется обратно в одеяло и будет спать еще долго-долго. Он приподнялся на локте и сонно осмотрел комнату. И увидел нечто такое, от чего остатки сна буквально вылетели из него. На подлокотнике его любимого кресла сидела девочка. Совершенно незнакомая. В линялых голубых джинсиках, которые щедро украшали разноцветные заплатки, в ярко-желтой футболке и такой же, как джинсы, жилетке. Рыжие девчонкины волосы были кое-как заплетены в две косички. Причем правая располагалась выше левой и, к тому же, торчала несколько вверх. Девочка была босиком. Ее кроссовки валялись около кресла. Она очень быстро вязала что-то длинное, яркое и полосатое.  «Динь-динь-динь» – вызванивали спицы. Именно этот звук, как мы помним, и разбудил папу Митю. Все это было бы еще ничего. Ну странно, ну неожиданно. Но ОБЪЯСНИМО! А вот то, что рост девочки едва ли превышал 50 сантиметров (сидя на подлокотнике, она преспокойно болтала в воздухе ногами)… Папа Митя немного подумал, и решил, что еще спит. В это время странная девчонка приостановила вязание, посмотрела на папу Митю. И улыбнулась:
      – Здравствуйте! Это вы заявку на домового подавали?
      – А? – глупо переспросил папа Митя, протирая глаза и припоминая, – На домового?.. Да вообще я… Но вы… Но ты же не домовой?!.. Они ж не такие…
      – Такие, не такие… – девочка смешно наморщила носик, словно обравшийся чихнуть котенок, – Я потом все объясню. А сейчас – спите. Видите? – девочка тряхнула в воздухе вязанием, – я сны вяжу… Для вас и для Юли. Так что смотрите скорее! Там сейчас такой момент будет!..
      Самое интересное, что папа Митя послушно провалился обратно в подушку. И, уже совершенно засыпая, успел услышать:
     – Да! Меня Дилькой зовут!
     «Диль-диль-диль…» – опять завели свой разговор спицы, словно без конца повторяя звонкое имя. Папа Митя глубоко вздохнул и решил, что проспит сегодня до 11-ти. Или даже до полдвенадцатого! И завтрак готовить не станет! Пусть Юлька делает свои бутерброды. При мысли о таком нахальстве и разгильдяйстве папе Мите стало весело, хотя и немного совестно.

Юля
      …Юлька недовольно посмотрела на часы. Девять. Пора вставать. Не хотелось – ужасно. И не потому, что Юлька не выспалась. Вовсе нет. Просто все уроки были сделаны еще вчера, и чем заняться девочка просто не знала. «Плохой день – воскресенье, – про себя решила она, – другие дни заканчиваются быстро, а этот  все тянется и тянется…» Правда, когда была жива мама, воскресный день пролетал чуть ли не быстрее всех остальных. Он весь состоял из смеха, музыки, проказ и веселых выдумок. И казался ярким, даже если за окном шел дождь. А сейчас даже самые солнечные дни – серые… Юлька вздохнула и села на кровати. Прислушалась. На кухне негромко гремела посуда. Ну вот, проспала все же! По выходным у них с папой шло негласное соревнование: кто раньше проснется и приготовит завтрак. Чаще всего папа побеждал… Иногда он успевал даже подать завтрак ей в постель, что вообще считалось суперпобедой. Юлька с ужасом вспомнила папины обычные яичницы и торопливо прошлепала босыми ногами на кухню. Может, еще удастся уговорить его на жареную картошку или бутерброды…
       – Пап!.. – начала она и осеклась.
На кухне было пусто и тихо. Только чуть позвякивала о гору грязной посуды вода, неторопливо капающая из крана. Юлька почувствовала, как в животе у нее холодеет. «Наверное, мне показалось! – быстро решила она, - Да-да! Показалось! Мало ли. Бывает. Зато теперь самое время заняться завтраком. Может, я еще успею подать его папе в постель! И уж сегодня – никаких яичниц!!!» От этой мысли ей стало немного веселее. Девочка протянула руку за спичками, что бы поставить чайник. Спичек на месте не было. Это было еще не странно. Но не было их и не на месте, а именно: на столе, под столом, в холодильнике, хлебнице, буфете… «Вот черт! Да куда ж они подевались?» – Юлька начинала злиться. Драгоценное время уходило, а спички все не находились.
     - Черт-черт, поиграй да отдай! – пробормотала девочка. Бабушка уверяла, что если произнести это заклинание-бормотушку, любая потерянная вещь найдется. Из шкафа раздался приглушенный смешок. Юлька замерла. Медленно обернулась. В животе опять стало холодно. Да нет, все нормально. Никого. Юлька протянула руку к шкафу, взялась за ручку. Замерла в нерешительности. Потом рассердилась на себя и рванула бедную дверцу так, что где-то в глубине шкафа жалобно зазвенели стаканы, а что-то легкое даже не удержалось на полке и с сухим шмяком шлепнулось Юльке под ноги. Она нагнулась. Это был коробок спичек.
     – Да что ж это такое! – возмутилась Юлька и топнула босой ногой. – Я же минуту назад здесь все обшарила!!!
Тихий смешок раздался в этот раз за спиной. Юлька обернулась так быстро, как только могла. Никого и ничего. Только в коридоре пошелестели легкие шаги. В совершенно пустом коридоре… Страх перебрался из живота на спину и так царапал своими острыми коготками, что сводило затылок. Юлька поняла, что прямо сейчас совершенно постыдно завизжит от ужаса. Средь бела дня. Ладно бы еще ночью! Очень медленно она подошла к двери в свою комнату. Чувствуя, что все нервы у нее натянуты, словно струнки, она потянула за дверную ручку. Если бы в комнате никого не оказалась, девочка, наверное, кинулась бы будить папу Митю, не в силах справится со страхом.
       Первое, что услышала Юлька, открыв дверь, было шуршание. На ее столе сидела… крыса. Сидела и деловито терзала тетрадки с домашним заданием.
      – Ну, это уж совсем! – возмутилась девочка. – Страх страхом, но у каждого нервы есть!
      Она кинулась к столу и схватила вредное животное за хвост. Страх совсем ушел. Сквозь возмущение в голове прыгали разные мысли: «Ну, папка! Ну ты приколист! Это ж надо – крысу принес!»… «Домашнее задание теперь придется переделывать»… «Да, но разве крысы умеют хихикать?»…
     – Ой… Да ты ведь совсем не крыса… – девочка перехватила барахтающееся создание под передние лапки, завертела рассматривая. Да, это было нечто, с острыми,  но очень широкими ушами, с забавной «мультяшной» мордочкой (длинной, с черным подвижным и мокрым носом, усыпанной толстыми и длинными усинками), с хитрыми и веселыми совершенно круглыми черными глазками. Лапки, обхватившие девочку за ладонь, имели мягкие пушистые ладошки. Так что на крысу это существо было похоже только размерами да длинным голым хвостом. Юлька с удивлением разглядывала странное создание. По виду – совершенно игрушечное. Но живое-преживое!
    – Это шастый! – раздался незнакомый голос. Юлька обернулась. На спинке стула сидела рыжая девчонка в джинсовом костюме. По виду – Юлькиного возраста. То есть – лет десяти-одиннадцати. Но совершенно крошечная. Полметра от силы. Юлька не удивилась. Устала она удивляться и пугаться за сегодняшнее утро. Точнее, она все-таки удивилась. Но не девочкиному появлению, а странному имени неведомой зверушки:
    – Шастик? Его так зовут?
   – Да нет! ША-СТЫ-Й. Зверь такой. А зовут его У. – девочка улыбнулась Юльке. – Правда, удачное название: шастый? Очень к этому зверю подходит. Сразу видно, какой он непоседа. И имена давать легко. У-шастый, Мы-шастый, Ко-шастый…

   – Понятно… – Юля присела перед девочкой на корточки. – Я подумала, что это домовой… Ну, хорошо. А ты-то кто?
Девчонка хихикнула.
   – Вот я-то как раз и есть домовой! Меня Дилька зовут.
   – Ты?!
   – Я!
   – Врешь! – Юлька возмущенно вскочила. – Что я, домовых не видела?! То есть, не видела, конечно… Но они не такие! Они мохнатые и воют вот так: «У-у-у»! И всегда мужского пола. И чудеса всякие делать умеют…
   – Ой, не могу!!! – вредная девчонка на спинке стула просто зашлась от хохота. Потом успокоилась. – Ну, хорошо. Какое тебе чудо сделать?
   – Ну-у… – Юлька задумалась. – Ох… Ничего в голову не приходит, – честно призналась она, - А что ты можешь?
  – Многое… – задумалась и Дилька. – Например… А! Хочешь привидение вызову?
  – Хочу… – Юлька слегка поежилась, но отказаться от такой увлекательной жути сил не было.
  – Так… – Дилька деловито вскочила на ноги и… зависла в воздухе. Медленно развела руки, помахала ладошками. И начала читать нараспев:
  Угум, кугум, либровод,
  Я смотрю  наоборот!
(Дилька перевернулась вверх ногами)
 Ара, кара, чеберися
 Гость туманный появися!
    Произнося последнее слово, Дилька хлопнула в ладошки. В комнате похолодало и запахло сырым камнем. Слегка потемнело. Послышался тихий и таинственный гул, который постепенно перешел не то в свист, не то в шипение. Юлька кинулась к кровати и устроилась там, закутавшись в одеяло и сжимая в руках подушку. Брошенный на произвол судьбы У-шастый жалобно пискнул и мигом залез к ней на плечо. Дилька продолжала висеть в воздухе, до ушей улыбаясь. Шипение стихло. Ничего не происходило. Юлька потихоньку расслабилась. Она уже решила, что ничего у Дильки не вышло. Это ее неожиданно очень огорчило.
  – Ну и где же… – начала она, и вдруг, тихо взвизгнув, швырнула подушкой в шкаф. Потому что на фоне темной полировки отчетливо была видна белая туманная фигура в плаще с капюшоном.
  – Я так не играю! – раздался тонкий обиженный голос. – Дилька, чего она!.. – фигура приблизилась к Юльке, и та практически вжалась в стену. – Во! Ненормальная! Она что, привидений не видела?.. – и фигура повернулась к Дильке, явно ища поддержки.
Однако маленькая домовушка казалась испуганной не меньше Юльки. Она изо всех сил тянула привидение за прозрачный рукав балахона:
  – Генка! Ну, Генка!!! Отойди же, балда несносная! Конечно, не видела! Это ж мой первый клиент, а ты… Отойди, ты ее до смерти испугаешь!!!
  – Ой… – приведение-Генка подалось назад. И вдруг разозлилось. – Ну, Дилище! Предупреждать надо! Ты какую формулу произнесла?
  – А какую?! Вызова…
  – …для своих!!!
  – Ой… – Дилька растерялась, – А как надо было?!
  – А надо было: «Приведенье появися!» Двоечница!
Юлька с тихим обалдением смотрела на эту перепалку. Она от страха еще не смеялась, но от смеха уже не боялась.
  – Да ладно вам… Все хорошо. А ты правда привидение?
  – Честное слово! – ответило привидение, приветливо и серьезно посмотрев на девочку. То есть, не посмотрев, конечно… Откуда у привидения глаза? И все же… Юлька отчетливо почувствовала это несуществующий взгляд. И ей почему-то стало тепло-тепло. И чуточку смущательно.
  – А она?.. – Юлька мотнула головой в сторону Дильки.
  – Домовой-приготовишка. Практика у нее…
  Юлька кивнула головой. Задумалась. Привидение явно было мальчишкой. Только… Каким-то не таким мальчишкой. Не один мальчишка до сих пор не разговаривал с Юлькой так спокойно и доброжелательно… Но все-таки это было ПРИВЕДЕНИЕ!!! Настоящее… Поэтому Юльку что-то словно дернуло за язык:
  – Извини, – еле выдавила она из себя, покраснев, как рак – а можно до тебя дотронуться?.. 
  Приведение тоже отчетливо покраснело. Стало нежно-розовым. Неловко кивнуло головой и протянуло Юльке руку. Юлька нерешительно сжала тонкие прозрачные пальцы. Она была уверена, что рука ее беспрепятственно пройдет через руку «туманного гостя». И вздрогнула от удивления. Ладошка у приведения была твердая и теплая. Как у живого мальчишки!
  – Тили-тили тесто! – ехидно пропела Дилька, – Не, ребят, вы это прекратите, – уже серьезно продолжила она. – А то еще влюбитесь, а мне отвечай…
Юлька с Генкой торопливо разняли руки. Друг на друга они старались не смотреть. Ощутив неловкость, возникшую в комнате, Дилька совершенно возмутилась:
  – Ну что вы, как эти самые! Давайте лучше людей пугать.
  – А как? – Юлька ухватилась за новую идею, как за спасательную палочку. Да и Генка повеселел.
  – Ну, как-как… Генка! Ты зачет по пуганью сдал? Ага, так я и знала, что нет! А еще меня двоечницей обзывал!
Генка, потупившись, ковырял пол прозрачным башмаком.
  – Не любит он пугать, – пожаловалась Дилька Юльке. – Ему бы не привидением быть, а Добрым духом… Ну, ладно! Тебе сколько людей испугать надо? Троих? Так, один уже есть… – Дилька ехидно взглянула на Юльку.
– Это я учителю показывать не буду! – вскинулся Генка и стал уж совсем малиновым.
– Балда! Покажешь только самое начало! Как она визжала и подушкой в тебя кидала. Сойдет!
Генка засопел, но спорить не стал. А Юлька обрадовалась, что ее визг может чем-то помочь Генке, и вдохновенно предложила:
– Я еще повизжать могу, если надо!
– Не надо, – охладила ее пыл Дилька и кинулась к окну, – Во-он кто визжать будет! Я тут первый день, а эту бабку уже терпеть не могу! Она ночью котенка из подъезда выкинула. Под самый дождь! Жалко ей, что он на ее половике спал!
– А! Это бабка Наташа! – Юлька тоже высунулась из окна, но Дилька быстро оттащила ее за штору. – Ох, и вредная она! Мы из-за нее кошек не заводим. Она их у всех соседей перетравила…
Юлькины глаза недобро сверкнули. Этого было достаточно для того, чтобы Генка забыл о том, что пугать, собственно говоря, не любит. К тому же кошки ему тоже нравились. Никому неизвестно, почему это так, но все привидения любят гладить кошек. И особенно котят.
…Бабка Наташа неторопливо обшаривала кусты в палисаднике. Паршивый котенок, оравший вчера под дверью, должен был быть где-то здесь. Его следовало найти и сдать в лечебницу. А то набегут сейчас ребятишки, и тогда уж его не отымешь. Будут весь день с ним носиться (тьфу, с гадостью-то этакой, прости Господи…), а потом еще может, кто родителей уговорит домой взять этакую страхолюдину… Не любила бабка кошек. Считала их существами никчемными, способными только заразу переносить, да под окнами орать…
– Кис-кис-кис! – ненатурально сладким голосом позвала она.
– Миу! – энергично и радостно отозвался из кустов глупый доверчивый котенок. И, задрав тощий хвостик, побежал, путаясь в траве, бабке на встречу.
Девочки за окном одинаково охнули. Юлька уже собралась бежать выручать несчастное создание, но Дилька придержала ее за рукав:
– Смотри!
Посмотреть и правда было на что! Между бабкой и котенком заколыхался язычок тумана. Он быстро рос, превращаясь в уже знакомую Юльке белую фигуру в плаще. Бабка Наташа попятилась. Фигура вскинула руки и замогильным голосом вопросила:
–Ты зачем это, старая, моего котенка обижаешь?
– Я… Это… Ой, батюшки… Свят, свят, свят! – бабка, все еще пятясь, истово крестила привидение. То лишь зловеще захохотало в ответ и потянуло к бабке прозрачные руки…
– А-а-а-и-и-и! – истошно завопила бедная старушка и, огрев призрака палкой, с неожиданной прытью кинулась в сторону подъезда.
Девочки за окном заходились от смеха.
– Да, вам смешно… – Генка возник в комнате, потирая макушку, – а у меня теперь шишка будет…
– Нервная у тебя работа… Неблагодарная… – все еще вздрагивая от смеха, пожалела привидение Юлька. Генка мигом растаял. Заулыбался. Потом, вспомнив что-то, полез в складки своей одежды. И вытащил на свет котенка. Того самого. Почуяв под лапами пол, звереныш тут же самозабвенно заорал.
– Вот… – Генка осторожно погладил скандалиста. – Куда его теперь?
– Не знаю… – Юлька присела на корточки и тоже провела пальцем по теплой шерстке. – Надо папу спросить… Может, и разрешит.
Папа оказался легок на помине. Он вошел в комнату, держа в руках поднос. И тут, очень быстро, практически одновременно, произошло несколько событий:
– О нет! – прошептала в отчаянье Юлька, мигом узнавшая запах подгорелой яичницы.
– Ай! – заорал, роняя поднос, папа, увидевший приведение, которое склонилось над его дочерью.
– Вот я и сдал зачет! – обрадовано воскликнул Генка и кинулся к папе, чтобы все ему объяснить и выразить свою благодарность. Папа, издав нечленораздельный звук, ринулся к ванной и заперся там.
Юлька упала на кровать, понимая, что смеяться уже больше не может, но и не смеяться сил нет.
Дилька посмотрела вокруг, покачала головой.
– А яичницы все же сегодня не будет! – подытожила она, собирая с пола осколки.

В квартире наступило временное затишье. И, пока Генка виновато топчется у запертой двери ванной (нет, ему конечно ничего не стоит просочится сквозь эту самую дверь, но он серьезно опасается, что папа Митя при этом в свою очередь тоже просочится, но уже сквозь канализацию. А он все же не Кристобаль Хунта из бессмертного произведения братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу», которое Генка только недавно перечитал в очередной раз) и бормочет извинения и заверения, а девочки наводят порядок и готовят новый завтрак, мы имеем немного времени, чтобы поинтересоваться, что же этим утром происходило во второй квартире?   

Серега
…Даже не открывая глаз Серега понял, что мама еще не пришла. Не звучали в коридоре мамины шаги, не пахло с кухни ни чем вкусненьким. Да и вообще, квартира была явно пуста. Ни звука лишнего, ни шороха. Хотя… Нет, все же какой-то шорох наличествовал. Серега брыкнул ногами, скидывая одеяло, и тремя прыжками оказался в зале. Ой-ей… Да, объявление, очевидно, не было шуткой. Потому что ни чем, кроме присутствия домового, Серега ЭТО объяснить не мог…
…На полу разыгрывалась настоящая битва. Игрушечные его солдатики схватились в почти бесшумной схватке, передвигаясь абсолютно самостоятельно! Серега закусил нижнюю губу, подумал, и решительно потребовал:
– Эй, ты! Показывайся, давай! Я ж не невидимку заказывал, а «ужасающе страшного» домового!
Солдатики мигом попадали на ковер, чуть слышные шаги метнулись к шкафу, и там на миг что-то зашуршало. Серега просто возмутился:
– Да это совершенно не честно! Ты пугать должен, а не под шкаф прятаться! А ну, вылезай!
– Не вылезу… – буркнули из-под шкафа, – Показываться клиенту запрещено… А Ужасного нету сейчас, в отпуске он…
Серега присел перед шкафом на корточки:
– Ну, вылезай. Не бойся, я не кому не скажу…
Молчание и осторожное сопение.
– Ну… Эх ты, бояка! А еще домовой. Да ты просто боишься показаться! Трусишка! Ха-ха! – Серега постарался произнести все это как можно более презрительно, а захихикать как можно более вредно и противно. А у самого сердце так и прыгало: ведь если домовой мальчишка (а на это ой как похоже!) он непременно клюнет на эту простейшую подначку!
Под шкафом завозились, запыхтели сильнее, и… наружу выполз лохматый темноглазый пацаненок в шортиках и зеленой футболке с желтым драконом на пузе. В общем, вполне нормальный мальчишка лет десяти. Во всем обычный, кроме роста. По крайней мере, Серега никогда не видел мальчиков, чей рост едва превышает 50 сантиметров…
– Это кто боится? Это я боюсь?! – незнакомый встрепанный мальчишка по-петушиному, через плечо покосился на Серегу, и вдруг неуловимо расслабился, перешел на вполне мирный тон, - Ну, боюсь… Так не тебя же, балда!
– А к-кого? – оторопел Серега.
– Кого-кого… - Мальчишка шмыгнул носом, - Духа графини Воронцовой…
– Ой! – Серега быстро и с явным интересом оглянулся по сторонам. Ни какого духа не наблюдалось. По крайней мере, не вооруженным глазом. О чем он и заявил новому знакомому. И получил безжалостное:
– Дважды балда! Откуда дух возьмется ясным майским утром? Вот ночь, если хочешь, покажу… И стану я графиню бояться! Она меня, если хочешь знать, два раза пирожками угощала. И еще пугатель подарила…
– А чего ж ты тогда боишься?!
– Да я на практике первый раз, подумай своей головой! И к тому же у меня три двойки в году. Практику провалю – все, крышка. Вышибут.
– Откуда?
– Из школы. А какой я домовой буду без образования? Если только на чердак отправят, и то…
– А за что у тебя двойки-то? – проникся сочувствием Серега.
– А! – мальчишка махнул рукой, – Да по пустяковым предметам! «Общение с животными», «Кулинария» и «Детский уголок»! По главным-то у меня пятерки! По «Пуганью», «Мелким пакостям» и «Мистицизму».
Услышав такой перечень предметов Серега только глазами захлопал.
– И главное, – продолжал домовенок, – Ну, ерундовые двойки!  Я, видите ли, вареники готовить не умею! Нет, ну ты скажи? Ну зачем мне их готовить уметь?! Балды они все! Вот тебе мама хоть раз готовила вареники? Готовила? То-то, что нет… А ежели, к тебе, к примеру бабушка из деревни приедет, так она их сама отлично приготовит! Без меня! Если только и придется огонь убавить или бабушку разбудить. Ну, вдруг заснет? А они требуют: варенье – назубок, щи – с закрытыми глазами, соленья, варенья, копченья… Тьфу! Ну, я им девчонка, что ли? А главное – ЗА-ЧЕМ? Ну, зачем?
Представляешь, приходит твоя мама домой, а на кухне стоит рыба, потушенная в сметане… И ты на ее восторги честно говоришь, что ничего не готовил, потому что сам только что пришел от Вовки, у которого вы на компе в «Захватчика пространств» резались пол дня. Что будет? Испорченный вечер. В лучшем случае. В худшем, если человек один живет – «скорая». Так за-чем?
Или возьмем «Детский уголок»… Ну, ладно, младенца укачать, если мамы нет – это я понимаю. Или малыша от банки с вареньем, которая больше его самого, отпугнуть – это тоже ясно. Но пеленать учиться – зачем? А зачем сказки наизусть заучивать? Хорошенькое дело: сидит дитенок один в квартире, а из воздуха вдруг: «Малыш, хочешь я расскажу тебе сказку?..»  Да он заикой останется! Тем более, если девчонка…
– Да… – только и смог выговорить Серега, с восхищением глядя на домовенка. Такого взрыва негодования он еще не видел. Да же мама, после того, как он спалил новенькие шторы, запуская в комнате ракету, испытывала, как ему сейчас казалось, меньшее количество эмоций. Ну, отлупила его полотенцем… Да и то, в основном дивану досталось. Потому что он, Серега, что, совсем глупый, что ли, что бы на одном месте лежать? Он так катался, что они потом вместе пол часа хохотали.
– Ну я и говорю – балды! Только вот со щенком не хорошо получилось…
– С каким щенком? – зацепился за любимое слово Серега. Собаку он хотел давно и безнадежно.
– Да… Балда я… Ну, понимаешь, задача была на практической. Сделать так, что бы мама не выгнала щенка, которого притащили с улицы ее дети. А я голодный сидел, злой. Завтрак проспал, потому что ночью эликсир «Невидимка» изобретал…
– Изобрел? – живо заинтересовался Серега.
– Да делов-то, – отмахнулся домовой, – Изобрел… Лучше б не изобретал. Я со злости не подумал, взял и сделал этого щенка невидимым. Вот…
– А обратно – не смог?! – ужаснулся Серега.
– Я бы смог… Да он сбежал… – мальчишка опять шмыгнул носом.
– Балда ты! – только и смог сказать Серега, представив, каково сейчас несчастному зверю.
– Балда я… – мрачно согласился с ним самокритичный творец эликсира.

Ольга Сергеевна
Вот в таком настроении просидели они еще минут пять. Нет, они наверное, сидели бы и дольше, но именно через пять минут в двери повернулся ключ.
Серега вскочил и бросился в коридор, встречать маму. А его гость в панике заметался по комнате, от ужаса забыв, что умеет становиться невидимым…
– Ох, Серенький, и умоталась я! Здравствуй, мой хороший. – Забывшего обо всем Сережку прижали к себе и чмокнули в стриженую макушку, – Сейчас  я в душ, а ты мне пока чайку сообрази, ага? Ва! А это что?.. Точнее, кто?!.
Ольга Сергеевна застыла на пороге комнаты. Домовенок понял, что деваться ему уже некуда, и от полной безысходности вспомнил о правилах хорошего тона: он стал прямо, пятки вместе, руки по швам и, сопровождая свои слова вежливым наклоном головы, сообщил:
– Меня зовут Валера. Домовой по вызову. Здравствуйте, мадам…
Вот это «мадам» Ольгу Сергеевну добило окончательно. Она неуверенно нащупала за спиной кресло и опустилась на подлокотник. Взялась руками за щеки. Валерка совсем засмущался и зацарапал носком ковер. Но сидела так Ольга Сергеевна не долго. Как и все хирурги она никогда не теряла головы.
– Ну, здравствуй… Сережка, марш на кухню! Чай не отменяется. Гостю налей в кофейную чашку… Помнишь тот крошечный сервиз, что дядя Костя подарил? Дава-давай-давай! Бегом!
– Мам, ты…
– Слушай, ну имей совесть! Я со вчерашнего дня не ела…
Сережка вздохнул, и, задавив в себе вопросы, кинулся ставить чайник и сооружать бутерброды, а его мама опустилась на корточки перед неожиданным гостем.
– Так… Ну, и кто же ты? Нет, погоди, не отвечай. Я сама соображу… Ага… Ну, все. Я вспомнила. Это объявление я тоже читала. Так это не шутка?
– Нет… - только и выдавил из себя мрачный Валерка. Общаться с чужими мамами он терпеть не мог. И с тоской проклинал собственную несообразительность. Ну, что стоило стать невидимым!
Однако Сережкина мама оказалась вполне сносной. Она не стала ни о чем расспрашивать смущенного мальчишку, не стала охать и ахать. Она просто сказала:
– Так. Ну, значит, ты у нас до завтра. Ага… Ну, я рада. А то Сережка целыми днями один и один. И… знаешь что… Раз уж так получилось… Поможешь мне немножко?
– А в чем? – заинтересовался Валерка.
– Потом расскажу, – махнула рукой Ольга Сергеевна, падая в кресло, – Слушай, поторопи там Серегу, а то я засну раньше, чем он чай принесет.
Валерка с облегчением бросился в кухню, а Ольга Сергеевна задумалась. Да, что-то надо делать. Если уж ее рассудительный сын поверил в такое сказочное объявление, значит было ему совсем одиноко. Так дальше нельзя… Надо бы найти парню или папу (легко сказать!) или уж хотя бы няню… Ее мысли прервал грохот и звон падающей посуды. Внутренне застонав, Сережкина мама выдрала себя из кресла и поплелась в кухню…
Сережка, склонившийся над осколками чашки, поднял на нее несчастные глаза:
– Мам, мы…
Ольга Сергеевна не дала ему договорить:
– Ну, все как всегда! Нет, один мальчишка в доме, это, конечно само по себе стихийное бедствие. Но уж когда их двое… Вот что, товарищи! После чая выметайтесь-ка на улицу. Мне, что бы выспаться, надо часа три тишины.

Папа Митя
Папа Митя сидел на краешке ванны. И проклинал себя за трусость. Но выходить у него не было не малейшего желания. Даже мысль о том, что Юлька там одна, не помогала. Потому что эту правильную мысль тут же догоняла другая правильная мысль – что Юлька-то как раз чувствует себя вполне в своей тарелке. А вот он, папа Митя, чувствовал себя отвратно. Глупо он себя чувствовал. Но ничего поделать не мог. Он просто совершенно не представлял, как возможно существовать в одном жизненном объеме с этой белой страхолюдиной… Это с одной стороны. А с другой – он точно так же не представлял, что делать дальше? Сидеть весь день в ванной было не мыслимо. Долбить стену или рыть подземный ход было не чем. Да и какой там подземный ход на пятом-то этаже? А под дверью стоял и бубнил этот, белый… Проще говоря, выхода не было… В самом что ни на есть прямом смысле.
И от полной этой безысходности папа Митя даже начал прислушиваться к бубнежу под дверью. И с удивлением обнаружил, что голос приведения совсем не выглядит (точнее, наверное правильнее сказать «не слышится») потусторонним. Обыкновенный это был голос, мальчишечий. Чуть хрипловатый, но явно детский. Само собой возникло в голове слово «приведеныш». И показалось таким теплым, по сравнению с могильно-холодным «приведение», что страх чуточку разнял когти. Папа Митя пошаркал ногами – вроде, двигаются. Встал. Колени не дрожали. Ну, почти… Он взялся за щеколду и в нерешительности задержал руку. Нет, он и так бы открыл. Ну, постоял бы еще минут пять-шесть, и открыл бы! Но тут с кухни раздался Юлькин звонкий голос:
– Папа! Завтракать!
И папа Митя сразу понял, что надо делать: он быстро открыл кран, и плеснул себе в лицо холодной водой. Секунду постоял (была все же шальная надежда, что все это всего лишь сон, и он сейчас вот проснется) и решительно вышел из ванной.
– Пап! – встретила его у двери Юлька – Ты что там делал столько времени?!
Папа Митя пожал плечами и высоко поднял брови, словно удивляясь Юлькиной недогадливости:
– Конечно, умывался! А ты что подумала?
И, напустив на себя серьезный, совершенно исключающий любые другие объяснения вид, он прошествовал на кухню.
Как оказалось, существовать с приведением Генкой в объеме одной кухни не только можно, но и очень даже интересно. А с домовушкой Дилькой – так просто здорово. Вареники с вишней она делала на «пять», да и чай впервые показался папе Мите душистым и даже вкусным. В общем, завтрак прошел весело. Генка валял (или валяло?) дурака, жонглировал варениками, не прикасаясь к ним (и уверяя, что это «семейная традиция»), рассказывал смешные истории о том, как его папа пугал альпинистов и получил прозвище «Черный альпинист» («Конечно, - вздыхал Генка, - в горах попробуй, постирай...») В общем, был явно в ударе. Юлька тихо цвела, а Дилька, которая удобства ради на время стала обычного для девочки десяти лет роста (это все домовые умеют, и, скажу вам по секрету, чаще всего они именно нормального, человеческого роста. А уменьшаются только когда на работе), вредно улыбалась, поглядывая на обоих и время от времени подкалывала то одного, то другого. Она вообще оказалась ехидной девчонкой. Только к папе Мите относилась бережно и почти нежно (во-первых – он заказчик, так что отзыв о ее работе писать ему. А во-вторых… Ну, не было у Дильки папы. Никогда…)  Так что она то и дело подкладывала ему вареников и подливала чаю. Он просто млел (от Юльки разве дождешься? Она обычно за столом как в книжку уткнется, так только «угу!» от нее и слышно…) В общем, все наладилось как будто. И пить чай всем было так уютно, так хорошо, что выходить из-за стола вовсе не хотелось. Но где вы хоть раз видели, что бы людям (а так же домовым и приведениям) дали спокойно попить чай?! Правильно. Нигде. Поэтому именно в тот момент, когда всем стало особенно хорошо, из Юлькиной комнаты вдруг раздалось:
– П-ш-ш-ш… Миу! Ш-ш-шШ!!!
– Р-р-р… Гаф! Гаф!... Виу! У-у, у-у, у-у….
Папа Митя аж чаем поперхнулся, а Юлька опрокинула табуретку, кидаясь в комнату. Она-то, в отличие от папы, помнила о черно-белом котенке…
 
Серега
– Ну, что будем делать? – мрачно спросил Серега у Валерки, когда с чаепитием и завтракопоеданием наконец было покончено, и Ольга Сергеевна отправилась спать, еще раз, коротко и решительно, высказав горячее пожелание: «Выметайтесь-ка вы на улицу! Нечего двум нормальным мальчишкам дома делать в такую погоду!») 
Валерка недоуменно пожал плечами:
– Гулять пойдем! А что, собственно, тебя смущает?
Вместо ответа Серега молча, но выразительно оглядел домовенка с головы до ног. Тот слегка поморщился:
– А… Это…
Потом вздохну, потянулся… Раздался легкий хлопок, и вздрогнувший от неожиданности Серега увидел рядом с собой мальчишку самого обыкновенного роста. Теперь Валерка был даже на пол головы выше его самого.
– Ну, ты даешь! – Серега в восхищении обошел вокруг домовен… вокруг мальчика Валерки. – Как это ты?!
– Да че… Делов-то! Это каждый домовой может.
– А зачем же вы тогда уменьшаетесь?!
– Ну, зачем-зачем… Положено! – вредным и официальным голосом произнес Валерка. Чувствовалось, что он и сам не знал, зачем. – Ну, что? Потопали что ли?
– Ага… - Серега быстро натянул плетеные сандалии, и одним прыжком оказался за дверью. Он предвкушал восхитительный день. В самом деле, сколько всего можно придумать, когда рядом новый товарищ, да еще такой необычный! Простор для выдумок был такой, что требовалось хорошенько поразмыслить. И весьма вероятно, что они с Валеркой придумали бы что-нибудь… Может быть, используя Валеркину уменьшательную особенность, проникли бы на спичечную фабрику и добыли таки наконец топливо для Серегиной ракеты, которая, несмотря на гордое имя «Непобедимый»,  за отсутствием оного была вынуждена третий месяц пылиться на шкафу. Потому что делать топливо из спичечных головок после случая со шторами у Сереги почему-то желания не возникало, а с территории фабрики его уже два раза выставляли. Причем один раз – за ухо. Или можно было, опять-таки используя Валеркину особенность, но уже исчезательную (точнее, невидительную) забрать у вредного Дрюни Мылова Серегин талисман – маленького деревянного робота с лампочкой вместо носа. Противный Обмылок отобрал его еще на прошлой неделе, и требовал выкуп: кинжальчик из сосновой коры, что бы таскать на шее. Серега отлично умел вырезать такие, но Дрюне делать не хотел… А драться и отнимать было бесполезно – «заложника» Мылов в школу не носил. Ну, нельзя же было прийти к нему домой и устроить драку на глазах у родителей?..
В общем, закрывая дверь Серега уже почти точно решил, что сейчас они пойдут выручать роботенка. А когда он уже открыл рот, что бы поделиться своими проблемами с Валеркой, этажом выше громко залаяла собака. И Серега промолчал. Он вспомнил про невидимого щенка.
– Балды мы с тобой, – решительно сказал Валерка, у которого была поразительная способность к самокритике. – Гулять собрались… А щенок-то?!

Юлька и папа Митя
  Картина, которую Юлька увидела в комнате, описанию поддается с трудом… Представьте себе маленького котенка, который, висит в воздухе (не высоко, правда, но все же…) смешно раскинув три лапы и выпустив когти, а четвертой, растопыренной лапкой молотит перед собой! И при этом он не просто висит, а носится по воздуху, вертясь волчком… В общем, посмотреть было на что. А если учесть еще и странные звуки! Нет, то что котенок, находясь в столь противоестественном положении, мяукал, шипел и плевался, было понятно. Но вот кто же лаял, рычал и визжал? Лично Юльке казалось, что это сам воздух в ее комнате сошел с ума… 
Папа Митя, видимо, был такого же мнения.
– Так… - севшим голосом прошептал он, - Дилька, твоих рук дело?! Быстро верни зверя в нормальное положение!!!
– Да что Вы, Дмитрий Константиныч… - начала было оправдываться ни в чем не виноватая Дилька, но договорить не успела… Потому что Генка наклонился, присматриваясь, почему-то слегка растворился в воздухе, подхватил котенка под брюшко и ловко пересадил его на шкаф. Малыш тут же успокоился, покосился подозрительным зеленым глазом вниз и, вытянув заднюю лапу, начал яростно вылизываться. А Генка еще раз наклонился и на этот раз поднял с пола нечто невидимое.
– Вот. А с ним теперь что делать?
– Ты, Генка, что? – возмутилась Дилька. – Совсем того, да? С дубу рухнул? С кем с ним?
– Ну, вот с ним! – Генка протянул вперед пустые ладони.
– Не знала я, – ехидно хмыкнула вредная Дилька, – Что у тебя еще и чувство юмора есть!
– Да не шучу я!..
Дилька хотела еще что-то сказать, но Юлька опередила ее. Она решительно протянула руку, и прикоснулась к тому, что держал Генка. Лицо у нее стало недоуменным, а ладонь заскользила в воздухе, словно ощупывая что-то.
– А сумасшествие, оказывается, заразно! – доверительно и грустно сообщила Дилька папе Мите.
– Погоди, Диль… – ответил тот, и машинально погладил девочку по волосам. Та зажмурилась, как кошка, и послушно замолчала.
– Пап, – сказала Юлька, – ты знаешь, а ведь Генка прав… Это… Ну да, точно! Это щенок! Только он невидимка!
Папа только крякнул в ответ. Он подумал, что с того момента, как ему на глаза попалось злосчастное объявление, количество чудес в отдельно взятой (то есть их с Юлькой) квартире существенно превысило норму. А еще он догадывался, что и котенок-скандалист, и щенок-невидимка видимо осядут в их квартире надолго. А может быть и навсегда… Это пришедшее в один момент понимание заставило папу Митю издать тяжелый вздох обреченного человека.

Кроме него, однако, все были похоже счастливы. Генка и Юлька глупо улыбаясь в три ладошки гладили невидимое создание. Вообще-то полагается гладить в четыре ладошки, но на одной, Генкиной, это существо неизвестной наружности лежало. При этом иногда их пальцы сталкивались, тогда оба слегка краснели и смущенно косились на Дильку.
Дильке же было явно не до них. Она издала дикий и нечленораздельный, но явно полный восторга вопль дикаря из племени Мумбу-Юмбу.
– Диленыш, ты чего? – осторожно поинтересовался папа Митя. Осторожно, потому что ему стало казаться, что сумасшествие и впрямь вещь слегка заразная.
Вместо ответа Дилька снова уменьшилась, встала на руки и замахала в воздухе ногами. Чем, надо сказать, только укрепила папы Митины подозрения…
На самом же деле, как вы, наверное, уже догадались, ни с какого ума Дилька, естественно, не сходила. Просто в ШКД (школе квартирных домовых) она училась в одном классе с Валеркой. Так что ей, конечно же, хорошо была известна история невидимого зверя. Более того, она даже принимала в ней посильное участие, стукая Валерку пеналом по голове. Не то что бы Дилька так уж любила собак (то ли дело кошки!)… Просто исчезновение этого зверя лишило ее возможности исправить двойку за прошлую самостоятельную. Теперь такая возможность появилась. Дилька с надеждой  взглянула на папу Митю. Но у того на лице читалась такая безнадежность и такое твердое решение хотя бы попробовать прекратить все это безобразие, что она решила начать разговор в более подходящий момент. Да и все равно сначала надо было разыскать злосчастного Валерку, что бы тот сделал щенка опять видимым. А то общаться с невидимкой как-то… Ну, не очень удобно. Кроме того, Дилька отлично знала, что взрослые – люди странные. Беря в дом собаку (или кошку) они всегда хотят знать, какого цвета (или окраса, по-правильному) их будущий зверь. Как будто это на что-то влияет! Так что, пока щенок невидим, разговор начинать рано. А то представит папа Митя себе рыжего зверя с белыми пятнами, а щенок окажется черным. Ну, не перекрашивать же?        
 Дилька вздохнула. Да, активные действия начинать было пока рано. А следовало вначале разыскать эту бестолочь Валерку. Поэтому Дилька снова увеличилась, встала на ноги, мгновенно приняла вид пай-девочки (словно и не она секунду назад кричала и махала в воздухе ногами) и благонравно спросила:
– Дмитрий Константинович, можно мне позвонить по телефону?
– Да, конечно, конечно… - забормотал папа Митя, совершенно (который раз за этот день!) сбитый с толку.
Дилька тут же стала самой собой и, задорно махнув рыжими косичками, в припрыжку унеслась в коридор.   
 Через секунду оттуда донесся скрип и скрежет терзаемого телефонного аппарата. Дилька вращала бедный и ни в чем не виноватый диск с такой силой, что было не понятно, почему он до сих пор не отлетел…
– Алло! Ой, Настась Паловна! Здрасте! Это Дилька звонит. Настась Павловна, а Валерку позовите! Нету?.. Тоже на практике?.. А где? Да… Извините, Настась Павловна… До свидания…
Первые три шага от телефона Дилька сделала медленно-медленно. Голова – грустно опущена и даже косички поникли. На четвертом же шаге она на секунду остановилась, прищелкнула пальцами и начала весело насвистывать. Курносый веснушчатый носик ее опять задорно смотрел вверх.
– Юлька! Чего мы дома сидим, как эти самые! – заорала она с порога так, что котенок чуть не свалился со шкафа. – Пошли на улицу!!!
– Идите-идите, погуляйте! – тут же ухватился за эту идею папа Митя, потому как чувствовал, что ему совершенно необходимо провести хоть два часа в тишине. И, желательно, без чудес…

Серега
У Валерки было свое, совершенно особое, мнение на тот счет, как нужно искать щенков-невидимок. Но ничего объяснять он не собирался. Чего ради время терять? Серега все это просто прочел на лице нового товарища. И понял, что самое правильное сейчас – вопросов не задавать. Со временем все само собой как-нибудь объясниться.
Выйдя из подъезда Валерка первым делом зашарил по карманам. И хотя было их у него всего четыре, шарил он долго и вдумчиво. Впрочем, вот тут Серега его как раз понимал. У него самого процесс извлечения из кармана нужной вещи превращался в геологические раскопки. Причем – в максимально затрудненных условиях. То есть – на ощупь и при ограниченном доступе. Закончив свои «раскопки» Валерка извлек на свет… обыкновенны мелок. И, как ни в чем не бывало, уселся на корточки, быстро чертя что-то на асфальте. «Самое время порисовать!» - возникла в Серегиной голове не прошенная, и надо честно признаться, ехидная мысль. Но он ее тут же безжалостно задавил. И стал ждать, деликатно смотря в другую сторону. Потому что знал, как раздражает, когда смотрят через плечо и сопят над ухом. Просто все из рук начинает валиться и престают получаться самые простейшие вещи. Минут через пять Валерка сказал:
– Серый, глянь! Похоже?
Сережка подошел. Поглядел. И осторожно сказал:
– Это смотря на что… На крокодила – не очень. У них зубы другие, и носа пимпочкой не бывает…
– Балда! – отрезал Валерка. – Ну зачем нам крокодил?! Что мы с ним в городе делать будем? Это собака! Со-ба-ка!!! Специальной нюхательной породы! Ну, похожа?
– Да-а… – собак «особой нюхательной породы» Серега никогда не видел, но почему-то не был уверен, что они выглядят именно так. – А зачем она нам?
– Дважды балда! Как ты щенка искать собираешься? Невидимого? Только по запаху! Мы сейчас по быстрому к нам в школу смотаемся, я ей дам понюхать его подстилку…
– Валерка… – очень осторожно, стараясь не обидеть домовенка, начал Серега, – Но она же нарисованная! Хороший рисунок, я не спорю…
Валерка даже не стал опускаться до очередной «балды». Просто махнул рукой. Что мол, с тебя, с тебя, необразованного, взять! И погладил рисунок. От носа к хвосту. Как живую собаку. Дальше… В глазах у Сереги как-то поплыло, мир пошатнулся, завертелся… Он не произвольно зажмурился, крепко ухватившись за дверь подъезда. И вдруг услышал веселый собачий лай.
Вообще-то собакой это существо, короткопалое,  длинное, с огромными ушами и очень вытянутым носом назвать было трудно. Просто какая-то карикатура на таксу! Да еще и странного лимонного цвета… Серега мельком подумал, что могло быть и хуже, окажись у Валерки синий или, допустим, зеленый мелок. Но промолчал. Только головой потряс. А странное существо уже подскочило к нему и умудрилось в немыслимом прыжке облизать Серегины нос, щеки, уши… Во время очередного прыжка он изловчился поймать зверя, прижать к себе. И, заглянув в веселые собакины глаза, понял, что уже любит это теплое, с мягкой шерстью, создание всей душой.            
– Ну, хватит уже лизаться! – Валерка отряхнул руки от мела. – Дел по горло, а они тут время теряют! – и он решительно, словно разрубая что-то, махнул рукой.
Мир в очередной раз потерял устойчивость, закружился вместе с Серегой. Тот смог лишь покрепче прижать к себе зверя. Потом наплыла чернота, искрящимся хороводом поплыли в ней белые звезды…
Очнулся он оттого, что «специальная нюхательная собака» старательно вылизывала его щеки мокрым языком. Ощущение было еще то… Словно от проволочной мочалки для мытья посуды. И пахло почему-то не псиной, а словно бы цветочной пыльцой. Где-то не далеко ругался, звеня какими-то склянками, Валерка:
– Вот черти! Бабая на них нет… Опять куда-то нашатырь засунули!
Услышав про нашатырь, Серега моментально вскочил на ноги…

Юлька
Так сразу уйти гулять не удалось. Сначала Юлька долго маялась около шкафа, мучительно соображая, что же ей надеть – платьице в красно-синюю клетку или черную юбочку и полосатую водолазку.
– Джинсы надень – угрюмо посоветовала Дилька, которая вообще не признавала ни каких юбок-платьев. – Знаешь, где лазить придется…
Юлька вздохнула, но совету вняла. Отыскала, хоть и не без труда, свои потрепанные темно-синие джинсики, чуток подумала, и все-таки одела любимую полосатую водолазку. В задний карман джинсов сунула гребень, в боковой – насыпала мелочи и засунула несколько смятых десяток. Все!
Но оказалось – опять не все.
– А мне как быть? - уныло спросил Генка.
– А так и иди! – махнула рукой Дилька. – Тут всего-то пять минут ходу…
– Нельзя… – Генка глубоко вздохнул, – Сама ведь знаешь, что будет!
– Да-а… – Дилька тоже вздохнула, – Слушай, а у тебя сколько человеческого времени?
– Почти сутки. Но это же на день рождения! – вскинулся Генка.
– Да ладно тебе! Ну, потратишь пять минут… Не все ли равно?
– А хламиду куда? – обречено поинтересовался Генка. – У меня рюкзака нет!
– У меня есть! – встряла в этот непонятный разговор Юлька. – Вот! И она вытянула из-под зеркала… обезьянку. Да, смешную пушистую игрушечную обезьянку. На спине у той была молния, а лапы были пришиты к рюкзачным лямкам.
– Ой, какая… – удивленно протянул Генка, расстегнул необычный рюкзак и быстро стянул через голову свой приведенчиский балахон. Затолкал его внутрь рюкзачка.
Юлька тихо ахнула. Перед ней стоял темноглазый и темноволосый тоненький мальчишка, лишь чуть старше, чем она сама… Совершенно настоящий, без малейшей призрачности! Стоял и смущенно теребил узел на оттопырившейся рубашке. Но разглядеть его как следует Юлька не успела.
– Ну что вы опять застыли! - возмутилась Дилька. – Ох, и беда мне с вами. Время-то идет! Давайте бегом!
Юлька не знала, куда они бегут и зачем, но это было так здорово – сначала сбежать по лестнице, наполняя гулкий подъезд грохотом и топотом, и, словно ставя точку, оглушительно хлопнуть дверью! А затем нестись по совсем зеленым уже (конец мая, товарищи!) улицам, рассыпая по дворам и тротуарам пунктирное щелканье подошв, нестись, весело смеясь и задыхаясь, и чувствовать в своей руке твердую Генкину ладошку…
А куда же все-таки они бегут? Здесь ведь тупик! Юлька это точно знала, потому что однажды обманулась – ей казалось, что впереди не просто дом с палисадником, что перед ним – дорога, поворот на новую улицу. Подошла – тупик… Так куда же они? Ой-ей-ей… Юлька попыталась затормозить, пискнула сквозь рвущееся дыхание:
– Генка, тупик!
Но тут обернулась бежавшая впереди Дилька, чуть остановилась, поджидая, схватила девочку за вторую ладошку. И они с Генкой буквально внесли пытающуюся вырваться Юльку на улицу Сказок…

Нет, конечно она уже потом узнала, что это улица Сказок. А пока сидела рядом с большой кучей песка, в которую она с разбега врезалась, и удивленно оглядывалась. Улицы, с которой они только что прибежали, НЕ БЫЛО! Просто не было! В том самом месте, где она должна была начинаться, стоял, нагло блестя окнами, деревянный одноэтажный дом. Старый, покосившийся, одним углом вросший в землю… В общем, было видно, что стоит он тут давно… И уходить никуда не собирается…
Юлька помотала головой. Огляделась внимательнее. Она оказалась на узенькой улочке. Такие до сих пор сохранились даже в больших городах. Попадаешь на них - и словно оказываешься в другом месте. Кругом - небольшие деревяные домики, старые, с резными ставнями, за заборами буйно зеленеют сады, тротуары так узки, что ходить по ним просто не приходит в голову, тем более, что машины здесь проезжают очень и очень редко. Так что все ходят просто по дороге… Здесь можно встретить и деловитых чистеньких кур, и вредных, но симпатичных коз, и лохматого доверчивого теленка с грустными глазами и мягким носом-валенком. Здесь изумительно гулять по вечерам, на закате, когда воздух становится чуть оранжевым и пахнет разнотравьем. Собаки здесь лохматые, беспородные и очень добродушные. В общем, Юльке хорошо были известны подобные улочки. Она иногда убегала на них, устав от города. Особенно часто это случалось после того… После того, как не стало мамы. Потому что на таких улочках Юльке казалось, что она одна. Нет, конечно люди ей встречались. И деловитые бабки, и мальчишки, и сумрачные, небритые мужики. Но все они были как бы отделены от Юльки прозрачным, но непробиваемым стеклом.

Однако сейчас Юлька не чувствовала привычного прозрачного кокона. Улица, не смотря на то, что на ней никого, кроме Юльки, не было (даже Генка и Дилька куда-то пропали) была словно ЖИВАЯ. И какая-то очень осязаемая. Так бывает, когда впервые после долгой болезни выходишь, наконец, во двор. Все осталось вроде бы прежним, знакомым… Но при этом - изменилось. Краски стали ярче, и все предметы  кажутся более выпуклыми, более НАСТОЩИМИ, чем обычно… Юлька с удивлением смотрела вокруг. Зацепилась глазами за неровно прибитую к домику табличку:

ул. Сказок, д. 5

И очень удивилась. Что за название для улицы?! Да и нет рядом с ними их домом такой…
– Вот черт! – не сдержалась Юлька, и тут же растерянно ойкнула: под ее рукой вдруг завозилось что-то мохнатое и теплое и из-под пальцев выскочил… черт. Симпатичный маленький чертенок с витыми рожками и пушистой кисточкой на хвосте. Он показал Юльке язык и ловко винтился в малюсенькую дырку в заборе. Наверху засмеялись. Юлька подняла голову. Оказывается, она и не представляла, какая громадная куча песка находится у нее за спиной! Выше забора! На самой вершине этой конусообразной кучи сидел и хихикал конопатый мальчишка лет семи-восьми.
– Привет! – пробормотала Юлька.
– Привет! – мальчишка ни чуть не смущаясь оглядел ее с головы до ног. - Ты новенькая! - протянул он удивленно. Тогда понятно…
– Что – понятно? – насупилась Юлька. Не хотелось ей сейчас совершенно, что бы ее вот так вот разглядывали и понимали. Она начинала злиться. А тут еще Дилька с Генкой куда-то пропали…
– Все понятно… – усмехнулся мальчишка, съезжая с кучи. – Ты больше не чертыхайся, а то Бабай будет сердиться. Он чертиков боится, как девчонка мышей.
Юльке очень хотелось спросить, кто такой этот загадочный Бабай, но она почему-то не решилась. И спросила про другое. Про важное:
– Слушай, тут со мной еще одна девчонка была и мальчш… и мальчик. Они куда делись?
Конопатый Юлькин собеседник удивленно замигал:
– Не было никого…
– Как… не было?.. – Юлька поняла, что сейчас заревет, как малыш, потерявший маму в магазине. Маму… Не надо опять об этом! Ресницы тут же намокли, перед глазами заблестело.
– Эй, ты чего?.. – мальчишка придвинулся к ней ближе, заглянул в глаза, – Что случилось-то?
Юлька шмыгнула носом, и рассказала все события сегодняшнего утра.
– И вот – видишь… Я – здесь. А они – не знаю где. Да, честно говоря, и где это «здесь» я тоже не знаю…
– А! Эта Дилька вечно все забывает! Правда, от Генки я такого не ожидал…
– Ты их знаешь?! – возликовала Юлька.
– Знаю, конечно. Кто ж их не знает… Дилькина школа совсем недалеко от нас, в соседнем пространстве. Она на практике сейчас, а практикой у них Егорышна руководит. Она тут у нас, на улице Сказок живет... Дилька к ней каждый день бегает.
– А Генка? Он тоже на практике?
– Генка-то? Не, он недалеко от Егорышны живет, в тупичке Нечистой силы. Он же приведение как-никак…  Да ты не волнуйся, никуда они не денутся. Они ж куда бежали? В БВО! Ну, в бюро вопросов и ответов. А там до двух перерыв. Сейчас ведь в аккурат полдень… Ну вот они время для себя и сжали. Что б не ждать. А про тебя не подумали. Так что они тут вот ровно через два часа появятся! А ты погуляй пока, осмотрись. Тут интересного много. Только в тупичок не суйся – съедят.
Юлька поежилась и посмотрела на мальчишку внимательно. Он не шутил, это было видно.
– А можно я лучше тут, с тобой подожду? – не хотелось ей больше чудес, устала она от них.
– Со мной-то? – как-то не добро усмехнулся мальчишка, – А что ж, можно и со мной… Коли не боишься.
– Тебя?! – не поняла Юлька.
– Меня… – грустно подтвердил мальчишка. – Я ж ведь людоед…
– Что?!
– Да. Я, правда, не ел никого, потому и не расту… Две сотни лет на этой куче сижу. А что делать? Она мне силы, что б жить дает. Песочек-то не простой… Последний я в роду, вот так… Жду, может, расколдует кто. Да некому. Егорышна, и та не может. Ну да ничего. Две сотни лет куличики лепил – и еще столько же полеплю. Кто-нибудь да найдется…
Юлька еще раз посмотрела на мальчишку. Малыш как малыш. В линялой синей футболке и в ярко-синих шортиках с кенгуренком на кармане. Песочные волосы растрепаны и давно не чесаны. Губы в трещинках. Глаза… Вот глаза – словно глубокие темно-зеленые колодцы. Не понять, что в них… Но все равно! Это не мыслимо – две сотни лет!!! Какой из него людоед?!
Мальчишка усмехнулся, видимо прочитав эти мысли на ее лице. И вдруг зевнул. Так иногда делают собаки, ненавязчиво демонстрируя свои клыки… Так вот, зубы у него были… Ой, мамочка… Совершенно, абсолютно не человеческие!!! Острые ровные треугольники в два ряда, как у акулы… Юлька отшатнулась. Мальчишка посмотрел на нее грустно и понимающе. Вздохнул, и полез обратно на свою кучу, по-обезьяньи цепляясь исцарапанными, загорелыми ногами за выступы и ямки в песке, оскальзываясь. На полпути обернулся:
– Ты… Вот что, иди-ка ты к Егорышне. Дилька все равно к ней первым делом забежит. Действительно, нечего тебе у нас одной слоняться. Мало ли куда забрести можно… Ты иди прямо, до дома № 13. Он угловой… С тупичком. Там тебе Егорышна как раз и будет. Иди!
– Почему же она живет на углу… с тупичком? – уже поняв, что в этом непонятном месте сущность жителя очень зависит от названия улицы, и чуя что-то неладное спросила Юлька.
– А где ж ей жить-то? Она ж баба-яга ведь… – очень буднично ответил маленький людоед.

Серега
– Ты прости, а? Ну, балда я! Совсем забыл, что ты не из этих… не из наших… Заклинание перехода совсем простое, им каждый, кто хоть разок переходил, пользоваться может… Только первый раз медленно надо, максимум через одно пространство. А я как быстрее хотел, махнул через три. Я ж не думал, что ты… Ну, балда я!
Валерка виновато топтался перед Серегой, совершенно красный, как вареный рак.
– Да ладно, ну чего ты… Ну, с кем не бывает… – Серега и сам был крайне смущен. И недавним своим обмороком, и поведением домовенка. Ему хотелось одного – что бы Валерка поскорее стал прежним, а неприятный инцендент – забылся.  Поэтому он судорожно искал, на что бы перевести разговор. И нашел:
– Валерка! Балды мы! Зверя-то назвать надо как-то!
– Стой… А ведь верно! А как?
Мальчишки присели на корточки перед лимонно-желтой собакой.
– Пусть будет Бабочкой… - осторожно предположил Серега. Уж очень это зверь напоминал бабочек-лимонниц нестерпимым своим цветом.
Валерка аж поперхнулся и покрутил пальцем у виска: «Балда ты». Но было поздно. Зверь так отчаянно замахал хвостом, что стало ясно – ее имя Бабочка и никакое другое!
– Ну, а чего? – Серега ершисто нагнул голову, заспорил – У бабочек, у них знаешь какое обоняние? Получше чем у овчарок!
Валерка лишь махнул рукой. Вытянул из кармана кусок тряпочки – подстилки несчастного невидимого щенка. И строго велел:
– Ищи!
Собака Бабочка весело гавкнула. Тряхнула ушами, принюхалась. Завертелась во все стороны, словно сошедшая с май стрелка компаса. И вдруг замерла, направив нос ровно в каменную стену. Серега тока сейчас понял, что они находятся в какой-то смеси учебного класса и подвала-свалки. Тут были парты. Обычные, деревянные, числом пять. Но вот стулья от них словно сбежали. Они стояли у камина, в котором сейчас было пустынно и черно, и около высоченных стеллажей, что занимали все стены, и были завалены самыми разнообразными предметами. От старых плюшевых игрушек до мониторов или телефонов. Во множестве громоздились коробки.. в некоторых что-то самстоятельно шуршало. Лишь одна узкая стена была свободна. Кирпичная, ни чем не покрытая стена. И именно в нее-то нацелился черный нос-пимпочка. Собака дрожала от нетерпения и махала ушами так, словно полетать на них собралась.
Валерка еще успел накинуть на нее поводок. А Серега – ухватиться за Валеркину руку. Уши странной собаки все увеличивались, и воздух вокруг них завихрялся, словно вода в водовороте. И центром этой воздушной воронки стала стена. В ней появился.. нет, не лаз и не окно. Просто словно кусочек кирпичной кладки стерли, и стал виден лес. Мальчишек с силой рвануло туда. Серега прикрылся рукой. Он не понимал, как можно пройти сквозь стену! Но – все получилось.

Юлька
К Егорышне Юлька все же решилась заглянуть. Во-первых, на улице Сказок было очень сложно чего-то всерьез испугаться, а во-вторых… Во вторых, когда еще представится такой случай - увидеть настоящую бабу-ягу?! И избушку… Ну, ту самую. На курьих ножках. Однако насчет избушки Юльке не повезло - дом №13/13 был совершенно таким же, как и все дома на улице Сказок. То есть это был обычный одноэтажный старенький домик. Он был даже скучнее остальных, потому что не было на нем ни резных наличников, ни вольготно разросшегося мха. А были грязно-белые давно  не штукатуренные стены и два окна. Точнее - три. Но третье, самое маленькое, было расположено как-то не правильно - выше остальных и чуть в стороне, ближе к калитке. Юлька вздохнула и робко стукнула в него. Просто потому, что оно не такое…

…Сидеть за деревянным столом было неожиданно приятно. Юльке нравилось водить пальцем по белым от старости, естественным образом отполировавшимся за столько лет доскам, ощущая волнистые изгибы дерева. Да и вообще все вокруг было деревянным - широкие лавки, массивные табуреты, ложки-вилки, тяжелыми связками висящие на стенах, оправы у множества зеркал, щетки, расчески и гребни с резными узорными ручками, ну и, конечно же, прялка. Старая, коричневая, с колесом, похожим на маленький штурвальчик, она казалась живым существом. Прибавьте к этому домотканые дорожки, всякие салфеточки-прихваточки-занавесочки, а так же деревянные и глиняные игрушки, бусы, статуэтки, и вы поймете почему Юлька оглядывалась вокруг так, словно в музей попала. Вот только хозяйка, хмурая бабка в темном платке, меховой безрукавке и юбке до пят,  немного ее смущала. Тем более, что в данный момент орудовала она огромным ухватом в недрах очень большой русской печи… Ну, просто готовая иллюстрация к любой русской сказке про Бабу-Ягу! Юлька тихонько поежилась… И перевела взгляд на окно (ну, нельзя же все время глазеть на хозяйку дома! Это как-то неучтиво!). За окном был лес… Ну да, обычный дремучий лес. Освещенный не ярким вечерним солнышком. Обычный… если не вспоминать, что сейчас самый что не наесть яркий день. И что домик находился все же в городе. И окна его должны были выходить или на улицу, или, в худшем случае, на огород (Юлька сама его видела, когда шла к крыльцу по кирпичной дорожке). Юлька с недоумением перевела взгляд на другое окно. И увидела… Тоже лес. Но уже совсем другой, веселый, светлый березовый. «Только соснового не хватает!» – невольно подумала Юлька. И сосновый лес не замедлил обнаружиться. За третьим окном… Луна чуть серебрила пушистые иголки и кору деревьев. За остальными окнами был яркий день. У Юльки чуть закружилась голова.
– Ох уж эти, нонешние… До чего слабы – ужас! – послышалось от печи недовольное ворчание. – От чудес им плохо становится, надо же! Да это без чудес плохо должно быть!!!
Юлька просто обмерла. Да что ж это такое, граждане?! Мало того, что эта бабка мысли без проса читает, так она еще и ворчит после этого!
– Ой, простите, если не угодила…  – бабка изобразила что-то вроде полупоклона, глаза под кустистыми (как и положено!)  бровями блеснули насмешкой. Потом процедила сквозь зубы: – Мы-ы-ысли… Было бы, что читать. А то – не одной дельной мало-мальски… – высказав все это вредная старуха еще пуще загремела чем-то у плиты.
Скоро на столе появились (точнее, были туда шмякнуты, шваркнуты, швырнуты) глубокие глиняные миски с рассыпчатой картошкой, сметаной, салатом и такие же глиняные пузатые кружки, до краев полные холодного даже на взгляд молока (что странно, не смотря на такое бесцеремонное обращение молоко не расплескалось даже ни чуточки). Последней появилась огромная шкварчащая сковорода. На ней аппетитно пахла совершенно фантастических размеров яичница с помидорами.
– Ешь давай – не ласково велела бабка. – А то худа-то, прости Господи… Тебя и есть такую неинтересно.
– А толстую бы съели? – поинтересовалась Юлька, робко придвигая к себе миску.
– Нет… – с сожалением вздохнула странная баба-яга по имени Егорышна, тоже устраиваясь за столом. – Не съела бы. Выдумки это, милая моя. Выдумки…
– Кто ж на вас поклеп наводит? – поинтересовалась Юлька, осторожно пробуя неожиданный обед.
– Ты со словами-то поосторожнее! – строго осекла ее бабка. – Какой-такой поклеп? Конспирация это!
– А… З-зачем?!
– Много будешь знать – плохо будешь спать. Всему время свое. И сказке, и правде. Ешь покуда…
– А сейчас чему время?
– А сейчас присказка идет, ниткой вьется, узлы вяжет… – голос бабы-яги стал вдруг совсем другим – напевным, таинственным. – Присказка присказке рознь, ребятенок мой. Не всякая присказка в сказку ведет, не всякая сказывается… Вот ты, к примеру, про окошки удивилась. Это верно, что ж. Каждое окошко – своя сказка. В каждой из них баба-яга нужна. А нас, поди, и не осталось совсем. Вот я и совмещаю. А стара – трудно. Потому домик у меня один. На узелке стоит. В какую хочешь сказку, в такую из него и выйдешь. Вот те и дом-присказка. Так-то, внучка.
– А почему мало вас? Почему не осталось? – удивилась, не вольно попадая в тон собеседнице, Юлька. – Вот на домовых – учат. Дилька рассказывала. А на баб-ег? Почему не учат?
– И-и, голуба моя… – бабка совсем подобрела, но запечалилась. – Так кто ж на нас учится-то пойдет? Кто захочет? Работы много. Попробуй-ка все напои-накорми да спать уложи. Да баньку еще истопи им… Бездельники! Развелось по сказкам герояв всяких… Хорошо, хоть боятся многие. Стороной обходят. А то б хоть двор открывай постоялый! Для того и конспирацию наводим… А то ведь благодарности – ни какой. Ни от кого. Потому, говорят, сила не чистая… – бабка махнула рукой. – Ну вот ты бы пошла на нечистую силу учится?
– А Генка? – резонна вспомнила Юлька. – Он же учится на приведение? А это еще больше нечистая сила! Просто б-р-р-р…
– А что Генка? Генке-то деваться куда?
– Как… куда? – не поняла Юлька.
– Учится он, это да. Ну так выбора-то нет. Он же, Юленька, как бы тебе сказать… Не живой. Приведение и есть.
– Ка-а-ак?! – выдохнула Юлька, в момент обмирая от понимая – да, правда это. – Я же… У него же руки – теплые!!! И когда саван снял – мальчишка как мальчишка… Я думала, он как Дилька…
– Так да не так… Дилька – девчонка вроде тебя. Просто из другого пространства. Учится на домового, и  только. А Генка… Генка потонул давно, когда в озере плавал-нырял. Да тело не нашли, не похоронили. А озеро то заговоренное было… Кто потонет, да не найдут, тот приведением и становится. Вот и живет теперь тут, рядышком с моим домом.
– Господи… И что? Это он навсегда так? А… когда? Давно? Неужели ничего сделать нельзя?!! – Юлька заметалась по комнате, вопросы сыпались из нее, как бусинки с порвавшейся нитки. Да она и правда чувствовала, как что-то внутри оборвалось. Так же как тогда… Когда мама… И холодно было – так же…
– Вот оно что… – задумчиво проговорила Егорышна. Глаза ее потеплели. – Вот она куда привела, присказка-то… Сядь, внучка. Теперь-то самая сказка и начинается…
 
Сказка началась с патефона… Нет, по книжкам Юлька знала, что баба-яга часто покидает дом через трубу. Но как-то всегда была уверена, что через дымовую. Егорышна пользовалась патефонной… И вот теперь Юлька переминалась с ноги на ногу перед этим громоздким сооружением, крепко сжимая в руке узелок, заглядывала в огромный, похожий на диковинный цветок, зев трубы и не мгла понять: как же туда вообще можно залезть?!
– Как-как… - проворчала за ее спиной Егорышна. – Да вот так!
Юлька ощутила крепкий толчок в спину и, не удержавшись, упала на патефон. Точнее, должна была упасть. Но… Все заполнила собой темнота, мелькнул перед глазами медный край трубы, и Юлька полетела куда-то, ничего не видя и не слыша, только чувствуя, как чьи-то огромные холодные ладони сдавливают ее, делают плоской, и начинают мять, скатывать, как комок пластилина. И не понять уже, где руки, где ноги… А потом ее кинули с размаху в звездчатую пустоту. «Не потерять бы узелок…» – мелькнуло в голове.
Первое, что увидела Юлька, открыв глаза – огромный оранжево-черный расплывчатый глаз. Он покачивался перед ее носом на чем-то тоненьком. Юлька моргнула. Глаз отодвинулся назад, и стало понятно, что это сидит на травинке большая бабочка. «Адмирал», кажется. Вставать не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Только лежать вот так, ощущая солнечное тепло, радуясь, что и руки, и ноги наконец-то на месте, а большие холодные ладони исчезли, словно дурной сон. Сказка оказалась вещью неприятной…
Бабочка улетела, мелькнув коричневатой, скучной изнанкой своих ярких крыльев. Изнанка крыльев… Изнанка сказки… Да, когда читаешь книжку, то все так интересно, даже если и страшновато. А стоит самому в сказку попасть, так фигушки… Баба-яга оказывается ворчливой, но доброй бабушкой-старушкой, избушка на курьих ножках – скучным штукатуренным домом. И никаких тебе полетов на метле, и никаких волков говорящих…
– Ну, это ты загнула! – хрипловато возмутился кто-то рядом.
Юлька вскочила. Буквально в три прыжка оказалась около стоящего рядом корявого дуба и мгновенно влезла на первую, самую низкую, но толстенную ветку. Хотя раньше по деревьям не лазила. Не умела. Впрочем, и волков она тоже раньше не видела. А то, может, давно бы уже научилась.
Волк вздохнул (колыхнулась густая, серая с серебром шерсть да пригнулись верхушки травы). Но остался сидеть на месте. Его желтые глаза смотрели на Юльку с явным пренебрежением:
– Девчонка…
И так явно слышалось в этом вздохе продолжение: «Ну что с нее взять?!», что Юлька подумала-подумала, да и слезла. Она терпеть не могла эту фразу. Мальчишки во дворе часто не брали ее играть во всякие интересности, именно потому, что она девочка. Хотя кораблики из коры она мастерила даже лучше их. И солдатиков – тоже. Вспомнив все это, она вдруг ощутила сильную обиду. А страх исчез. Она независимо вскинула голову:
– Да. Ну и что?
Волк улыбнулся розовой пастью. Встал. Встряхнулся весь, от кончика носа, до кончика хвоста (от чего шерсть встала дыбом и он увеличился чуть ли не вдвое). Подошел к замершей Юльке и еще раз прошелся по ней взглядом. Теперь уже – заинтересованно.
– Ладно. Сработаемся. Садись на спину.

Если вам кто-нибудь, когда-нибудь скажет, что ездить верхом на волке – это здорово, не верьте! Шерсть оказалась скользкой, и упасть с этой, правда, довольно широкой спины было куда легче, чем не упасть. К тому же волк бежал просто сказочно быстро. Что было бы и не плохо, но трава и ветви деревьев стегали по ногам, рукам, лицу и очень скоро Юлька поняла, что единственным выход – лечь лицом в низ, обхватив быстроного хищника за шею. Тоже, между прочим, страшно – а вдруг ему не понравиться?! Лежать было не удобно. Нос оказывался среди шерсти, дышать сквозь которую, даже не учитывая запах, было не просто. И все время хотелось чихнуть. Юлька зажмурила глаза, твердя про себя: «Терпи. Это кончится рано или поздно! Терпи и не вздумай разжать руки. Это только кажется, что сил уже нет. Терпи. Это все кончится…»
И это кончилось. Волк остановился, словно вкопанный. Ничего не видевшая, и потому не ожидавшая такого поворота событий Юлька полетела с него кубарем. Прямо в воду не большого, заросшего тиной и кувшинками озера. Получился громкий «Плюх!» Хорошо хоть, было не очень глубоко.
Когда она, наконец, отплевалась от противной воды и вылезла на берег, волка уже не было. И вообще – никого не было. Никого и ничего. Тишина… Только кузнечики трещат. И птицы где-то в вышине о чем-то своем переговариваются. И сосны под ветром шумят. И жужит кто-то над ухом. И какое-то дерево так жалобно-жалобно поскрипывает. И кто-то по воде шлепает. Ой… вот тебе и нет никого…
По воде, от середины озера, шло на Юльку громадное существо. Волосы зеленые, словно трава, и очень спутанные. Лица за ними почти и не видно, только выступает большой нос-груша.         
   Юлька издала сдавленный вопль и поняла, что недавно обретенное умение лазить по деревьям ей сейчас здорово пригодится. И точно. Пригодилось. Минуты не прошло, а девочка уже сидела, судорожно обхватив ствол руками, на ветке очередного дуба (сказочный лес – чего вы от него хотите? Дубы так и понапиханы). При этом вниз она старалась не смотреть – высоко! Непонятное существо тем временем дошлепало до берега и, глубоко вздохнув, плюхнулось воду, подняв кучу брызг. Повозилось, усаживаясь. И уставилось на Юльку глазами-блюдцами. Хорошо хоть, их за волосами не очень видно было.
Время шло. И, наверное, существу было очень удобно сидеть – оно совсем не шевелилось. А вот Юлька давно уже извертелась на жесткой узловатой ветке. И руки болели все сильнее. Сказать по правде – она была бы рада слезть.
– Мне дерево потрясти, или ты сама опадешь, как созреешь?
Юлька и не думала, что будет так рада услышать этот вредный голосок! Под деревом стояла Дилька. Смотрела насмешливо.
– А ЭТО? – Юлька махнула подбородком куда-то в сторону чудовища.
– Дженни? – Дилька сильно удивилась – Ты ее, что ли испугалась?! Ну ты даешь. Это ж Дженни Зеленые Зубы. Детский фейри.
– Кто?!!
– Да слезай ты! Ну, фейри… Это… Ну, как дух, что ли? Специальный такой, для детей. К взрослым она и не выходит.
– А от меня этой Дженни что надо?! – голос у Юльки все еще вздрагивал, хотя она и приободрилась несколько.   
– Ой, что за мука с тобой! Да слезай же! – Дилька так сердито сверкнула глазами, что Юлька решила все-таки послушаться. Тем более, что всегда можно будет залезть обратно…
– Она ждет, – продолжала тем временем Дилька, – чтобы ты ее причесала.
– Зачем?!
– Ну ты даешь! Да у нее ручки коротенькие – она до своей головы и не достает ими. Думаешь, так приятно непричесанной ходить? Ты ее причеши, а она желание исполнит. Понимаешь теперь? А ты, – напустилась она вдруг на кого-то, Юльке не видимого, – почему ей все не объяснил?! Столько времени потеряли! Ты же говорящий!
Трава колыхнулась и из нее поднялся Волк.
– Говорящий, – невозмутимо согласился он. – А не болтающий без умолку!
– Ой, – опять обрадовалась Юлька, – а я думала, ты насовсем ушел…
– Ты ее что, одну оставлял?! – снова взъелась Дилька. – Да ты с ума сошел. Мало ли что с ребенком в волшебном лесу случится! Ты куда мотался, козел серый?
Волк молча усмехнулся розовой пастью и кинул к Юлькиным ногам узелок. Ой… А она про него совсем забыла…
   
…Со стороны, наверное, казалось, что Юлька причесывает большущую травяную кочку, сильно выдающуюся над берегом. Впрочем, с кочкой хлопот было бы куда меньше. Потому что кочки не сопят недовольно, когда гребень (волшебный, вытащенный из заветного, Егорышной собранного, узелка) дергает запутанные ряди травы-волос, не ворчат и не ругаются. И не дергаются. Юлька очень старалась. Но дело продвигалось так медленно… Это несчастное существо, наверное, тысячу лет никто не расчесывал!
Но всему приходит конец. И в какой-то момент совершенно уже измученная Юлька поняла, что под пальцами не свалявшиеся комки травы, а гладкие, пушистые пряди. И с облегчением убрала гребешок в карман джинсиков – привычным жестом. Как ковбой пистолет – в кобуру. Ой, не стоило ей этого делать. Потому что именно в этот момент сказка завязала очередной свой узелок. Только об этом еще ни кто не знал.
Страшилка-Дженни удовлетворенно подергала себя за кончики прядей короткими ручками (выше она и впрямь не дотягивалась), и проскрипела-произнесла:
- Желание! – особой разговорчивостью, если не надо было ворчать, это существо не отличалось.
Динька, все время взиравшая на процедуру расчесывания совершенно молча, в миг оказалась рядом. Жесткой ладошкой зажала Юльке рот, дернула девчонку в сторону за руку. А Дженни очаровательно улыбнулась:
- Мы же можем подумать, да? Правила не изменились?
- Не изменились. – чуток подумав, мрачно согласилась фейри. – Можете. Пять минут. – и она застыла в полной неподвижности, как и раньше. Глаза-блюдца блеснули разочаровано.
- Юлька, не смей ляпать: «Хочу, что бы Генка оказался жив!» - жаркий Дилькин шепот щекотнул девчонке ухо, и та непроизвольно потерла его ладошкой, изумившись:
- А почему? – если честно – это было именно то, что она и собиралась сказать. Дилька как в воду глядела.
- А потому что ты балда! – учась вместе с Валеркой домовушка давным-давно подхватила у того это энергичное и емкое словечко. – Она же исполнит – в точности! Представь! Он оживет прям сейчас, в этом самом пруду! Знать бы еще – в каком. – Дилька вздохнула шумно, чуток отодвинулась. Продолжила уже с меньшим напором: – И что?
- Что? – Юлька соображала туго, и это чувствовалось.
- А то, что потонет второй раз, да и все! – Дилькина жесткая ладошка рубанула воздух перед Юлькиным носом весьма решительно.
– Ойййй… – испуганный это выдох показал, что девчонка и впрямь поняла всю серьезность ситуации наконец. Одно-единственное желание! И загадать его надо так, что бы помочь Генке, а не навредить. Что бы Сказке (а девчонка начала думать о ней, как о живом существе, как о сопернике ее, Юльки, которого надо переиграть. Не обмануть – но выиграть) не осталось ни малейшей лазейки, что бы не закрутили их с Дилькой страшные и безнадежные приключения. Да, бывают и такие – теперь она в это верила.
– А что же делать?  - Юлька взглянула на Дилю с надеждой – может, домовушка уже давно вес знает и сейчас подскажет? Но та сидела мрачнее тучи:
– Что-что.. Думать! У нас четыре минуты еще… - буркнула она так, что стало сразу ясно – лучше не ныть и не переспрашивать. Юлька отвернулась от озера и сжала ладонями готовую взорваться от скачущих туда-сюда мыслей голову. Мысли занимались акробатикой, прыгали друг через друга, хихикали и подмигивали. Их было много. Так много, сколько и за всю жизнь в ее голове разом не собиралось. И вот как среди этой толчии было выловить одну-единственную – нужную?
Хотя нет. Одна мысль все же замельтешила перед Юлькиными плотно зажмуренными (исключительно от сознания ответственности!) глазами.
– Динь.. послушай-ка.. а вот ты тогда спросила у Валерки: «У тебя сколько человеческого времени?» Помнишь? А.. как это? Откуда оно берется, это время?
– Время… ну, приведения иногда могут превращаться в людей. – Дилька потерла лоб. – На сколько-то там минут в день. Если это время не тратить, оно суммируется. Так можно и на день набрать, и на неделю.. – домовушка подпрыгнула, огрела Юльку по голове ее же рюкзачком – благо он был легкий, с невесомой Генкеной приведенчатой хламидой. – Ты гений!!! – завопила она – Загадывай скорее!!!!
…Вот так и портятся самые хорошие мысли. Не зря же сказано: «Поспешишь – людей насмешишь!» Юльке бы пожелать: хочу, мол, чтобы запас человечьего времени у Генки оказался бооооо-оольшим! Ну, хотя бы лет на восемьдесят. А ее переклинило вдруг. Перещёлкнуло, можно сказать, на Динькином «скорее» и слове «набрать». Вот и выпалила она быстро, не думая:
– Хочу набрать для Генки времени, что бы на всю жизнь хватило! Вот.
– Набирай. – проскрипела фейри, и из воды высунулась перепончатая ладонь. Потянулась к Юлькиному узелку.
– Что? – спросила та, не понимая. Но объяснений не последовало. Зеленокожая, чешуйчатая рука замерла, словно ожидала, что в раскрытую ладонь что-то положат.
Юлька лихорадочно думала. В узелке еще оставались две вещи. Обычный носовой платок с каким-то застиранным рисунком. Озеро там, уточки всякие, лягушки. И обычный клубочек шерстяных ниток, синий и не очень чистый. В соринках каких-то, словно катился по лесной дорожке. Путь указывал, как в сказках. Как в сказках? А они сейчас – где? И Юлька не раздумывая сунула клубок в руку Дженни. Та удовлетворенно заскрипела что-то, словно дерево под ветром. Дунула на клубок, да кинула в траву. А потом с плюхом громким ушла под воду. Пошли пузыри со дна. И пока Юлька запихивала узелок в карман (а что там запихивать, две тряпочки?), и изумленно хлопала глазами, переваривая такой способ уйти, не прощаясь, клубок успел уже далеко укатиться. То есть – успел бы. Потому что рядом с ним в один прыжок оказалась Дилька, прижала ладонью:
– Юлька, чего ты как эта самая?! Бежим!!! – завопила она, отпуская ставший вертлявым и быстрым клубок.
И они побежали.

Серега и папа Митя
Папа Митя был ужасно удивлен, когда ему пришлось проснуться от очередного шума в комнате дочери. По всем его подсчетам она еще не должна была прийти с прогулки. Еще ж не вечер, а самый что ни наесть день! Какой ребенок станет возвращаться так рано, если он только что познакомился с новыми замечательными друзьями. Папа снял с лица толстый журнал о комьютерах, которым прикрывался от солнышка, ленясь задернуть штору. И вскочил. Пулей несясь в Юлькину комнату, сшибая по пути что-то мешающееся.
Ну, поймите его. Котенок мирно спал на диване в ногах. И сладко сопел во сне. С ним папа Митя уже смирился. Щенок остался в Юлькиной комнате, и что-то там вдохновенно грыз. Что именно – папа Митя разбираться не стал. Вот Юлька придет, сама и посмотрит. Он был за детскую самостоятельность.
В общем, со щенком он пока тоже примирился. Но сейчас-то из комнаты доносился заливистый лай двух собак!!! А это, знаете ли, уже совсем ни куда не годилось.
Открыв дверь в комнату, он остолбенел. Ему даже пришлось взять за дверной косяк, и немного так постоять. Прикрыв глаза для надежности, и оплакивая спокойный и налаженный быт этой, в недавнем тихой, квартирки. В комнате было ярко-желтое существо с носом крокодила и собачими ушами. Оно громко лаяло. В комнате были двое совершенно не знакомых мальчишек с грязными коленями и локтями. Они не лаяли. Папа Митя осторожно протянул руку к плечу одного из них и потрогал. Плечо как плечо. В воздух не превращалось, и вообще было обычным. Мальчик смущенно обернулся:
– Здрасти, – по счастью, это был именно Серега. Валерка, с криком «Балда ты, иди сюда!» ловил невидимого щенка. Щенок звонко лаял и не шел.
Папа Митя помотал головой, убедился, что происходящее ему не чудиться, и покрепче сжал мальчишку за плечо:
– Здравствуй, дружок. Но что вы тут делаете?
– Мы за щенком..
Это была магическая фраза, которая мигом преисполнила папу Митю дружеских чувств и к мальчишкам, и к странному желтому существу. Через несколько минут они втроем уже пили чай на кухне. То есть папа Митя и  Серега – пили. А собака по имени Бабочка – лакала из миски. В Юлькиной комнате что-то шипело, лаяло, трещало и даже взрывалось. Папа Митя иногда оглядывался обеспокоено на дверь, но мешать Валерке в его кипучей деятельности не решался.
Может, вы думаете, что не стоит поить собак чаем? Но Бабочка сама попросила, честное слово! Тронула Серегу лапой, и тявкнула. И так при этом жалобно смотрела на его кружку, а потом на сахарницу, что папа Митя сразу принес миску, а Серега налил туда чаю. С сахаром. Только не очень горячего. И теперь Бабочка увлеченно лакала чай, подметая пол ушами. А папа Митя и Серега вели солидную беседу, как и положено двум мужчинам за кружкой чая.
Они коснулись основных моментов истории появления тут Валерки и Сереги, неспешно обсудили породы собак (и пришли к выводу, что такса для городской квартиры лучше всего, и вообще – они самые забавные), подискутировали об эликсире невидимости и его применении в домашнем хозяйстве. И тут чай закончился. Темы для беседы тоже. Нужно было срочно спасть положение. И оно было спасено: рассыпав множество пустых коробков, со шкафа на колени Сереге упал Шастый. Сам зверек куда-то спешил, и убежал так быстро, что мальчишка его и рассмотреть не успел. Только потер оцарапанное колено. Коробки с сухим шелестом рассыпались у его ног, а один даже не больно, легко стукнул по макушке, а потом упал прямо в руки.
Серега поймал его, подбросил. И поймал опять. В его глазах разгоралась мысль. Нет, даже не так, а вот как: МЫСЛЬ.
- Дядя Митя, а зачем Вам столько коробков? – очень осторожно спросил мальчик. И тут выяснилось, что они с папой Митей буквально нашли друг друга! И мысли у них сходятся. Так было положено начало Великому строительству.

Когда Валерка, наконец, вывалился из Юлькиной комнаты с очень даже видимым щенком под мышкой, на него ни кто не обратил внимания. Толкаясь коленями и локтями, измазавшись клеем и краской по уши, папа Митя и Серега прямо на полу кухни Большую Коробочную Крепость. Для солдатиков. Надо сказать, их у папы Мити был целый чемодан. Но Юлька это не ценила. Вот Серега – иное дело!
Отоспавшийся котенок Мурзик изображал сейчас страшного саблезубого тигра на охоте, и напрыгивал на  солдатиков, что стройными шеренгами стояли, дожидаясь конца строительства. Те в ужасе разлетались по всей кухне, шеренги редели, становились не такими уж и стройными. Иногда папа Митя ловил то одного, то другого павшего от Мурзиковой лапы воина, и прикладывал то к стене, то к арке, то к площадке на смотровой башне:
- Все нужно мерить по человеку! – приговаривал при этом папа Митя, и он знал, что говорил. Не зря ж он был архитектором, в конце-то концов!
Валерка посмтрел-посмотрел, выронил щенка (который тут же начал изображать из себя пса Грозная лапа, охотника на саблезубых тигров), и с криком:
– Балды вы все, тут подъемный мост нужен! – ринулся в строительство, как в воду. С головой.
На какое-то время в этой квартире воцарились если не спокойствие и тишина, то уж мир – это точно. Всем было хорошо. Папа Митя, Серега и Валерка увлеченно строили. Мурзик и безымянный пока щенок не менее увлеченно напрыгивали друг на друга, кусались, валялись по полу и строили друг другу самые жуткие морды. Но иногда замирали, переплетясь лапами, и довольно жмурились. И по довольнейшим физиономиям было ясно: они явно обрели друг-друга.
…Кстати, щенок оказался белым. Даже без единого пятнышка. И назван был потом Снежком.

Юлька
Когда потом Юлька вспоминала этот бег сквозь лес, он казался ей сном. Где-то впереди и чуть сбоку мелькали Дилькины рыжие косички, словно язычки пламени. Но смотрела он не на них. Лишь на синий, быстро катящийся, подпрыгивающий клубок. Боясь оторвать взгляд хоть на минуту. И сначала, и правда, не видела ничего, кроме него. Но время шло. И постепенно она начала замечать боковым зрением какие-то тени. Они становились отчетливей, и она уже понимала, что бегут они по темному еловому лесу. Старому и замшелому. Тянущиеся к тропинке ветки казались, если смотреть вот так, мельком, костлявыми и узловатыми  руками каких-то старух. А вскоре она увидела и их самих! Да-да, увидела странных старух в шалях, похожих на серый лишайник, в тем-зеленых пыльных платьях. Некоторые протягивали руки к ним с Динькой, другие изгибались в странном танце. Или просто стояли. Их взгляд был ощутим. Становилось темней. Стремительно наступала ночь. Но, странное дело, фигуры эти теперь были заметны еще лучше! А вот клубок рассмотреть удавалось с трудом.
Юлька бежала, спотыкаясь, задыхаясь, и собственное дыхание казалось нестерпимо громким! А лес завораживал. И очень хотелось оглянуться, рассмотреть старух. И еще этих, странных, с тонкими ветвистыми рогами. Олени? Нет, очень уж уродливы. Или не уродливы? Странным очарованием веяло от зеленых, мерцающих, колдовских глаз. Тянулись мягкие морды в выростах безобразных. И рога были не гладкими, а словно покрытыми почками. Бугристыми. Почки лопались с шорохом, расцветали на рогах диковинные цветы цвета лунного света.
Юлька крепилась. Смотрела только на клубок. Отмечая все, что вокруг, лишь краем глаза. Мир словно раздвоился. Был скачущий по тропинке клубок, видный реально и четко, но словно окруженный кольцом серого тумана. А за этим туманом с двух сторон вставал колдовской мир. Изгибающийся полусферой, словно старающийся заключить Юльку в кольцо. И бежать вдруг стало легко. Успокоилось дыхание. Юлька уже не видела Дилькиных косичек, не слышала топота ее рядом. Мир леса захватил, заворожил ее! И, когда цветы сорвались с рогов странных зверей, и запорхали, подобно стайке бабочек, Юлька не выдержала. Она обернулась.

И тут же споткнулась о корень. Их, корни эти, ели выставляли поперек тропинки постоянно. Словно специально, чтобы помешать, преградить путь. Но, следя за подпрыгивающим над корнями клубком, Юлька и сама перепрыгивала их. А сейчас вот отвлеклась. И больно ушибла ногу, да еще и упала. Проехалась по тропинке ладонями, локтями, животом, коленями… правый локоть и левое колено ощутимо защипало. Она всегда разбивала их так, попарно. Да по ладошкам словно прошлись горячей проволочной мочалкой. Она села. Помотала головой. И поняла, что одна.
Не было клубка. Не было Дильки. Не было старух и «оленей». Даже бабочек и то не было! Стоял стеной еловый лес. Тянул к ней корявые ветви. Кусты напоминали рога причудливых животных. Светились в их глубине зеленые светлячки. Трепетал в воздухе лунный свет, ложились на листья бликами. Тишина стояла вокруг. Лишь стволы елей иногда скрипели протяжно, тоскливо.
Юлька подумала-подумала… и заплакала. Сразу, в голос. Захлебываясь слезами, размазывая их по лицу мокрыми ладонями. Где клубок? Где Дилька? Как теперь искать их? Как она попадет домой? А, главное, как соберет время для Генки? Где его вообще собирают? Вопросов было много. А вот ответов она не знала. Отревевшись, и обретя способность думать, Юлька вытерла глаза, лицо и нос вытащеным из кармана платком. И уже собралась, сложив, сунуть его обратно. Но тот смешно запутался, завязался узлом. Юлька, посмеиваясь над собой, вытянула этот узелок на манер капюшона, а остальное расправила, как плащик. И получилось небольшое такое, карманное игрушечное приведение. Она поднялась, покачивая его в руке, и произнесла на распев, вспоминая, с чего вообще началась вся эта история:
Угум, кугум, либровод,
 Я смотрю  наоборот!
Ара, кара, чеберися
Гость туманный появися!
Конечно, она не умела колдовать, как Дилька. Ведь ее ни  кто этому не учил! И переворачиваться вверх ногами она тоже не умела, и потому не собиралась. Но мир вдруг покачнулся, перевернулся. Девочка повисла в воздухе, словно ее держал на весу невидимый великан. А потом медленно опустилась на землю. Вновь оказавшись лежа на животе. Вновь запахло сырым камнем… пополз туман из-под корней, свиваясь в прозрачную, окутанную саваном фигуру. И Юлька, которая уже не боялась приведений (да, не боялась! Дома. И – знакомых), завизжала изо всех сил. Зажмурив глаза и зачем-то зажав руками уши. И пришла в себя, только когда ее хорошенько тряхнули за плечо:
– Я уже старая, моя маленькая леди. Мне не надо сдавать зачеты по пуганию. – услышала Юлька, как только разжала руки, освобождая свои несчастные уши. Несчастными они были потому, что за правое тут же ухватились крепкие пальцы, и потянули, заставляя девочку сесть.
– Вовремя надраные уши всегда избавляли детей от излишней робости, а так же приводили их в  необходимое для серьезного разговора состояние внимания. – ласково сообщила старая полупрозрачная дама в немыслимых размеров платье, напоминающем кремовый торт, и шляпе с пером. А, сообщив, деловито дернула Юльку еще и за левое ухо. Не больно. Просто для порядку.
Самое интересное, что это мера подействовала. Юлька перестала бояться, и начала думать. Правда, медленно.
– К-кто Вы? – если она и заикалась, то лишь немного. И, как потом объясняла, исключительно для того, чтобы сделать Даме приятное.
– Боги, как трудно соображают нынешние дети! – Дама достала лорнет и посмотрела на Юльку сквозь него. – Кто, кто… Дух графини Воронцовой, конечно!
– Чё, вот прямо правда графини? -  обычно вежливая со старшими Юлька потеряла этот раз робость на столько (очевидно от надранных ух… ушей, то есть), что даже не стала пытаться придумать вежливую форму для этого вопроса. Просто ляпнула его так, как на ум пришел. Как у мальчишек во дворе спросила бы.
– Ну ты бы встала уже. Негоже перед старшими рассиживаться. – хмыкнула дама, не очень спеша отвечать на вопрос. Она продолжала разглядывать девочку сквозь туманные стеклышки лорнета, то так, то сяк поворачивая голову. Словно произведение искусства осматривала. Юлька буквально вскочила под этим взглядом, вспоминая о правилах приличия встала прямо.
Дама, кажется, осталась довольно. Убрала лорнет, и пригладила девчонкины волосы полупрозрачной рукой. Юлька ощутила твердые пальцы с сухой кожей. Прямо как у бабушки. Это не было неприятно, но она отшатнулась.
– Ну не буду, не буду. – Дама засмеялась мелко, рассыпчато. – Ершистая какая! - Убрала руку и пояснила миролюбиво: – Не, конечно я не графиня. И даже не дух. Я просто Тень чей-то фантазии. Вы ж, ребятишки, любите вызывать Пиковую даму, дух Наполеона, дух графини Воронцовой… вот я и появилась. Наполеоном да Чертом не могу, конечно, а вот Пиковой Дамой прихожу, Графиней, или даже Белоснежкой. – она посмеялась сухо, рассыпчато. – Тогда молодею. Но ее вызывают не часто, не страшная она. Пиковую же часто. Особенно ребятишки в больнице. Скучно им по ночам-то. По дому тоскуют. А страх – он как встряска полезная. Приду, они повизжат, под одеяла попрячуться. Чего звали, спрашивается? – в голосе старухи даже обида прорезалась, она досадливо махнула рукой. – И все же каждый вызов мне жизнь продлевает. А иногда кто-то и не испугается, и поговорим. Вот тогда и хорошо, вот тогда и славно. Скучно мне одной-то, – закончила она, руками разводя как-то совсем по-старушечьи, снова напоминая Юльке бабушку. – А сейчас вот ты позвала.
– Я не звала… – начала было Юлька, но тут же вспомнила, как прошептала Дилькино заклинание, и как ее перевернуло вверх ногами. – Ой. То есть звала! Но я не хотела! – Она начала оправдываться, краснея до корней волос. И верно, не ловко вышло. Сдернула человека.. то есть приведение.. то есть дух. Или как там? Тень фантазии? В общем, сдернула Даму среди ночи куда-то в лес, и даже сама не знает – а зачем? – Простите, – прошептала сконфужено, зацарапала землю носком сандалии. И поинтересовалась: – А почему ж Вы сказали, что дух Графии? А не Пиковая Дама?
– Да не люблю я карты, деточка! Глупая игра, никчемная! – Дама махнула рукой, и вдруг позвала: – А ну иди сюда, двоешник, позор моих седин!
Юлька с удивлением заозиралась, услышав такую привычную, совершенно как в школе на уроке, фразу. В ночном лесу это звучало как-то странно. Хотя, наверно, к странностям надо было уже и привыкнуть?
– Почему сразу двоешник? – отозвались ворчливо, и из-за огромного елового пня выбрался похожий на Дильку человечек. Тоже полметра росточком, но в лаптях, в расшитой рубахе с поясом, в синих широких портах. Он был ни как ни старше Юльки, но подбородок как-то совершенно нелепо украшала блинная, общипанная какая-то, седая борода.
– А потому, горе мое, что Гвиллионы – это Скальные старухи! – возвысила голос Дама, и ее пальцы крепко ухватили бородатого мальчишку за ухо. Впрочем, бородатым он был не долго. Второй рукой она дернула за эту самую бороду, просто срывая ее, как кусок ваты. И откидывая в сторону. Юльку согнуло от смеха. Бородатая елка летней лунной ночью это, доложу я вам, еще то зрелище!
Мальчишка помрачнел и засопел:
– Ну чё руки-то распускать сразу? – в его голосе зазвенела обида. – И не Скальные вовсе, а Горные! Я знал, да забыл… – мальчишка оправдывался, как только что Юлька. А потом перешел в атаку: – И вообще, Вы лучше у них спросите! Может, им в лесу тоже понравилось? Не все равно ли, где путников с пути сбивать? – Он деловито освобождал свое ухо, пытаясь разжать туманные, но крепкие пальцы Дамы. Впрочем, это не мешало им беседовать вполне мирно, что очень забавляло Юльку, уже переставшую бояться.
– Джеку-с-фонариком тоже понравилось оленя изображать? – Дама не давала сбить себя с толку, и крепко держала мальчишку за ухо двумя пальцами, не смотря на все его старания. Хотя для этого ей и приходилось неудобно нагибаться.
– А он вообще сам просил! – раздалось возмущенное, потом раздался легкий хлопок. И мальчишка стал обычного роста, то есть чуть побольше Юльки.
Дама выпустила его ухо, ойкнув, как перепуганная девчонка. Потом на миг окутала туманом, пролетая через него. Остановилась за спиной. Вновь потянулась к ушам, но передумала. Просто опустила ладони на плечи. Юлька смотрела на это все, как на игру любимых актеров в фильме. Очень уж живой, яркой была мимика и у мальчишки, и у Дамы.
– Джек-с-фонариком, это, как я понимаю, болотные огоньки. – Тихонько сказала она. Страх не вернулся. Но появилась ощущение стремительно, как вода сквозь пальцы, уходящего времени. И еще что-то звонко щелкнуло в голове. А потом там стало тихо-тихо, и спокойно-спокойно. Как бывает на сложной контрольной, когда ты пол урока безнадежно пялился на задачу, и вдруг понял, как ее решить. И есть еще время, и рука торопливо скользит по листу, выводя строчку за строчкой. И будущая пятерка так очевидна, словно уже нарисована красным вот тут, в углу страницы.
– Болотные огоньки, а не как ни светлячки. – Продолжила она так же, не повышая голоса. Машинально доставая гребень из кармана, проводя им по волосам. – А ты, в лаптях, наверно, Леший? – она посмотрела на мальчика. – Ну да, тебе положено путников сбивать с пути да заманивать. Наверно, тоже зачет сдаешь? У тебя явная двойка по знанию Волшебного народца. – Юлька старалась говорить уверенно. Когда-то о Джеке-с-фонариком ей рассказывала мама. И вообще, о волшебном народце, что живет среди деревьев, озер и холмов. Рассказывала так, словно они и вправду есть – эти крошечные существа. И вот – оказалась права. Они и вправду есть. Юлька вздохнула, пнула ногой какую-то шишку:
– А вот зачем это Вам? – и она перевела взгляд на Даму. – Пиковая Дама же совсем не так вызывается, как дух… глупо думать, что я этого не знаю. И если бы Вы были кем-то из них, то знали бы тоже. Да и подействовать мое заклинание ни как не могло, это же просто слова. Дилька, наверно, не только их произносит, а и что-то еще делает? Вы ждали меня тут, вместе с Лешим. Только вот – зачем?
– Лёшик я, а не леший. – Смутился мальчишка, и так же, как Юлька, начал пинать ногой ни в чем не повинные шишки. Они отлетали далеко, прыгали по тропинке, как живые лягушки, ускакивали в траву. – Зачет по пуганью сдавал,  как и Генка, ага. Только лешим быть не собираюсь, домовой я тоже. А леший в этом лесу и свой есть, знаешь как его было сложно усыпить?! Ну, спутал я немного с образами, зато бабочки! Тебе понравилось, а? – Он вопросительно заглянул девчонке в глаза. Без вражды или виноватости, нетерпеливо. Как одноклассник, что хвастается новым рисунком или чем-то еще, вот только придуманным, еще живущим внутри тепло и радостно, еще не ставшим чем-то отдельным.
– Красивые. – Юлька согласилась, невольно улыбаясь в ответ. Вспоминая, как лопались почки на рогах неведомых зверей, как расцветали и становились бабочками цветы. – Только же не страшные. Причем тут зачет по пуганью?
– А он их вечно проваливает, – раздался уже вовсе не старческий, а красивый и молодой голос. Дама, что все еще держала мальчика за плечи, изменилась. Сейчас это была обычная, только очень красивая, молодая женщина в белой одежде. Странно, но невесту она при этом не напоминала. Может, из-за строгости наряда, или из-за очень широкополой шляпы. Или из-за грустного взгляда: – То у него приведение пугать с букетом цветов приходит и извиняется, то русалки на пруду вместо того, чтобы щекотать зевак, синхронным плаваньем занимаются, то летучие мыши не в вампира превращаются, а летают с крошечными разноцветными фонариками. Образы придумывает хорошо, от живых не отличишь, но не страшные.
Она потрепала Лёшика по голове, и он сердито вывернулся из рук. Пояснил девочке:
– Это Белая дама. Она тоже в этом лесу живет. Желания исполняет у путников. Только чужой сказке помогать не положено. А самим вам с Дилькой ни за что не успеть было, время на исходе. Его всего два часа было, ты же помнишь? А сейчас и вовсе четверть часа осталась. Я думал, собью тебя с дороги, запутаю. И выведу в Город Колокольчиков. Ну так бы и было, да ты формулу вызова произнесла. И не правда, что она не сработала. Еще как сработала! Только должен был прийти Печальный рыцарь. А он пока балладу о своей несчастной любви не споет, ни за что не уйдет! А она длинная такая. Вот Белая Дама и сыграла дух Графини. Мое желание выполнила. Он постоял за елками, посмотрел и уехал на своей лошади – ты и не заметила. Решил, что вызовы перепутал. А теперь ты желание загадывай, только скорее! Тебе надо в Город Колокольчиков, только там Генке помочь можно.
Мальчишка выпалил это все на одном дыхании, кажется, и замолчал, облизывая пересохшие, в трещинках, губы. Дама ждала, улыбаясь Юльке. И та от души пожелала, чтобы все вышло так, как придумал этот не умеющий пугать мальчишка. Зажмурилась даже, чтобы желалось лучше. Только она не знала, что делать в этом самом Городе Колокольчиков. Как набрать для Генки время? Пальцы с силой сжали гребень, что еще был в руках. Спросить? Но пока будут рассказывать останется не четверть часа, а гораздо меньше! Зубья гребня посыпались на тропинку, обламываясь один за одним. Юлька впервые ощутила, что такое минуты… и как они бывают нужны.

Ой, не стоит ломать волшебные предметы. Ну, просто никогда не стоит! Совершенно не кто не знает, что из этого может получиться… Зубья гребня падали на землю, и тут же проростали частоколом длинных, стройных сосен. С ярко-оранжевой и легкой, словно папирусная бумага, корой. С серибристой, чуть звенящей хвоей. Имя этому сосновому островку среди елового леса потом дали такое и дали – Звенящий. И славен он был ни одной сказочной историей. Но Юлька ниче6го такого узнать уже не успела. Белая Дама ахнула, взмахнула руками, шарахаясь от вырастающей из-под ног сосны. В другую сторону шарахнулся Лешик. И в которой раз уже в этой сказке все пошло не так,  как было задумано. Юлькино, еще не успевшее оформиться в слова желание, было исполнено в точности. Именно так, как она успела его ощутить. И, наверное, было это даже к лучшему. Хотя сама Юлька вот именно сейччас, конечно, так не думала… Ее опять завертело и закрутило, словно в грамофоне Егорышны. Исчез лес, вместе с его ночными запахами и звуками. Исчезли стремительно вырастающие сосны, Белая дама и малчик Лешик. Исчез мир. Юльку окутала огромная тишина и пустота. И только чуть-чуть гудело в голове. Или это сама темнота издавала низкий, вибрирующий звук?
- Эй.. – тихонько позвола юлька. Не зная, кого она, собственно, зовет…
«Эй… эй… эй…» - отзвалось эхо, зашуршало вокруг, загудело. Заметалось перепунанно. Юлька не выдержала – и завизжала. И оглохла тут же от тысечекратно повторенного своего же визга. Кинула с перепугу вперед, в темноту, обломок гребня.
Пустота оказалась совсем узкой. Не громкий стук удара раздался совсем близко – руку протяни. И загудел вокруг Юльки колокольный, низкий звон… Она и стояла под колоколом великаном. Теперь это стало ясно. и темнота оказалась вовсе не такой и полной – под ногами пролегала более светлая, пепельная такая полоска. И была видна в ней синяя трава. Совершенно синяя. Похожая на язычки странного пламени.
- Это кто тут ревет на весь город Колокольчиков? – раздался рядом с затихающим колоколом чей-то немного насмешливый, но добрый голос. – Это что случилось в эту прекрасную ночь? Вылезай-ка и рассказывай разом! – потребовали весело. И Юлька даже не посмела уточнить, что вовсе не ревела, а визжала. А это, согласитесь, разница! Она шмыгнула носом и вылезла. Почему-то сразу поверив, что вот теперь все-все будет хо-ро-шо!
Ой, не стоит верить незнакомцам. Даже если вы встретили их в сказке. Ой, не стоит к ним подходить. Но… на этот раз все и впрямь было – хорошо. Ведь Белая Дама честьно исполяла Юлькино желание.

Дилька
Дилька, конечно же, даже и не думала обращать внимание на лесние видения. Во-первых, она и сама умела их создавать. А, во-вторых, обдумывала сейчас что напишет в отчете о практике Настасье Павловне. Получалось так, что если правду писать, то по головке ее не погладят. А не правду – так и вовсе не стоит. Затаскивать обычных деволчек в сказочное пространство строжайше запрещено. Она и сама с этим совершенно согласна. Но вот в этот конкретны раз получилось так, как получилось. И ничего с этим поделать Дилька не могла. Сказка, раз начавшись, сама вьет свою нить. Так говорила Егорышна. Только вот согласится ли с ней строгая Настасья Павловна? Дильке это было сомнительно.
То есть согласитесь – у нее были веские причины находится далеко не в романтическом настроении. И потому не заметила она ни старух, ни оленей, ни летающих цветов. Она даже не сразу вообще поняла, что и клубочек куда-то исчез. Продолжала бежать машинально. И забежала бы далеко. Может, даже и вовсе в иную сказку, если б не споткнулась о корень. Очень вовремя он попался под Дилькину ногу. Она грохнулась, как и положено. Села. Помотала косичками. И только тут заметила что нету рядом ни Юльки, ни клубочка. А еще она поняла, что прибежала. Что это то самое место. И что ничего у них с юлькой не выйдет – это она поняла тоже.
Вокруг простиралось огромное поле, залитое солнечным светом. Дилька-то, в отличие от Юльки, не попадала в ночь. На травинка, словно дождевые капли, поблескивали стеклянные разноцветные шарики. Человеческое время. Оброненые минутки и часы. Время, протекшее сквозь пальцы. Не ставшее чем-то полезным или важным. Не нужное время… выкинутое. Но самая крупная капля была всего лишь часом. Самая мелкая – всего-то секундой. Это сколько ж нужно сидеть на этом поле, чтобы набрать Генке времени на всю-всю жизнь? Дилька помотала головой вновь. Этого она представить не могла. У нее вообще были не лады с математикой. Она лишь понимала, что много. А ведь нужно было еще отыскать пропавшую Юльку! И на все про все оставалось куда меньше часа. Не раздумывая больше, Дилька вскочила. Она пропускала травинки сквозь пальцы, нагружая карманы часами и минутами. Любыми – без разбору! Яркими и счастливыми, горькими и тоскливыи, страшными и замирательными, таинственными и тревожными. Всякими. Алые, желтые, оранжевые, темно-синии и голубые, черные и серые капельки ложились в ее карман. И в каждой, словног в бусенке, была маленькая дырочка. Хотя Дилька пока и не замечала этого. Трава разела ей ладони, а она все хватала, хватала и хватала – не думая уже ни о чем. Кроме одного. Она мысленно отсчитывала время. Ведь ей еще было надо найти Юльку.

И зря она думала, что это окажется так уж просто! Едва до окончания двух часов (сжатого времени, после которого и Дилька, и ничего пока не подозревавший Генка, должны будут неизбежно появиться на улице Сказок) осталось 15 минут, как Дилька с сожалением сунула в карман последнюю пригорошню капелек-минуток и вздохнула. занятие это оказалось таким же увлекательным, как собирать землянику. Помните? «Одну ягодку беру, на вторую смотрю, третью примечаю, а четвертая мерещится…» Вот так и тут. Дильку опреде6ленно охватил азарт. Вооон та россыпь оранжевых и алых капелек – прихватить, чтоли, еще и ее? Это ж почти целый, радостный и беззаботный день! Или вон та – от бледно-синих до фиолетовых с редкими проблесками лиммонно-желтых – это романтический, задумчивый и тихий вечер. Может, даже у костра. Цапнуть и их ведь одна секунда! А вон те… В общем, опомнилась Дилька, когда ее собственных минуток оставалось уже только пять. Охнула, хлопнула себя по лбу (благо ни кто не видел этой мелкой самокритики, а значит – можно) и торопливо сотворила самое простое, и от того самое верное заклинание поиска. Раз-два-три – и вот она уже стоит у огромных узорчатых ворот какого-то парка. Где-то бьют часы, а в руках у нее огромная связка ключей. Аж целых десять! То есть именно столько, сколько было маленькой домовушке лет.
- Город колокольчиков… - потрясенно прошептала Дилька и принялась торопливо пытаться открыть завертые ворота. Не пошедшие ключи разлетались от нее, звякали о камни мостовой, выбивали искры. Что в темноте было очень красиво. Ведь сейчас Дилька, как и Юлька угодила в ночь.
Может быть, она и успела бы найти ключ. Будь сейчас полночь – так точно бы успела. Или хоть, одинадцать, ну пусть  десять часов вечера. Но часы пробили только три раза. Медленно. С большими паузами. Но лишь три. И с последним их ударом ключи в Дилькиной ладони рассыпались серебристой пылью. Посмотрела она на это дело, стряхнула пыль с ладошек, наморщила нос, словно собравшийся чихнуть котенок, и горько-горько разревелась. Разом. В захлеб. Словно и не Дилька вовсе, а плакса-вакса-гуиталин какой нибудь.
Вот так, сердито витирая рукой покрасневшие глаза и хлюпая носом, и оказалась она на улице Сказок. Рядом с Генкой, которому еще предстояло все-все объяснить. И, главное, как-то сказать, что Юлька теперь застряла в Сказке. И как ее вытащить – лично она, Дилька, не имееет ни малейшего понятия. Признаваться в таком всегда трудно. И ни кого не удивит, наверное, что объяснение заняло некоторое время. Не маленькое такое время. Если честно – очень даже большое. Минут пять. И нечего смеяться. Обычно Дильке хватало и тридцати секунд, настолько быстро работал бойкий язычок.
Надо сразу сказать, что Генка все понял сразу. И не стал ни ругаться, ни обижаться. А ведь вредная Дилище без спросу влезла в его, Генку, жизнь. Или, вернее, не-жизнь. Жизнь-то окончилась три года назад, в воде заколдованного озера. И он даже ни когда и не думал, что ее можно вернуть. А домовушка, оказывается, думала! Надо же. Он молча смерил взглядом виноватую девочку от рыжей макушки и зареванных глаз до стоптанных кросовок, так же молча покрутил пальцем у виска. А потом вздохнул:
- Спасибо, Диль… - и это было именно то, что ему хотелось сказать. Ведь когда о тебе кто-то заботиться – это приятно? Покрайней мере где-то в глубоко внутри, заглушенное тревогой за Юльку, росло в Генке пушистое тепло. Словно в груди поселилось маленькое такое солнышко. Корманное. Но тревога все ж была сильнее. И потому схватив за руку бестолковую девчонку Генка потащил ее по улице Сказок. Благо бежать было не далеко. Всего-то до огромной кучи песка, на которой жил маленький, упрямо не эжелающий расти людоед. Мягкие подошвы Дилькиных кроссовок и жесткие – Генкиных сандалет выбили по тротуару двойную пулеметную очередь. Словно ставя длинное-предлинное многоточие. Вот такое: …………………………………………………………………

Папа Митя, Валерка и Серега
Папа Митя, Валерка и серега тем временем были очень заняты. Они играли в солдатиков. Комната вздрагивала от неслышных взрывов сроажения и от вполне слышных криков трех «полководцев». Точнее двух. Папи Митя вести в бой пластмассовую армию отказался. Он скромно присвоил себе роль мелкого божества, и теперь управлял погодными условиями, время от времени меняя их в пользу то одной, то другой армии. В зависимости от принесенных «полколводцами» жертв.
- Это не честно! Куда ты  ставишь?! Тут же овраг!
- И не чего не овраг, овраг левее! А тут самое что нинаесть поле! Глаза разуй! Дядя Митя, скажите вы ему, что он балда!
- И ничего не поле, это ты коленкой стер метки! Вона, все штаны в мелу!
Голоса полководцев звенели сердито. Где-то в глубине души папа Митя понимал, что вообще-то рисовать мелом на полу не самая лучшая идея. Но поиграть в солдатиков хотелось ужжжжасно! И потому он решил, что пол потом вымоет. Ну, или поручит это дело Юльке. Не от лени, а в чисто воспитательных целях. Хотя нет, не выйдет. Лучше уж тогда Дильке. А вдруг у нее найдется какой не сданный зачет по домашнему труду?
И словно в ответ на эти не очень-то и честные папы-Митины мысли заколотился в истерическом припадке дверной звонок. Длинно и нервно. Так звоньть могла определенно только Дилька. Насколько папа митя успел узнать ее характер – кнопку она не перестанет жать, пока не откроют. Поэтому к две он кинулся почти бегом, даже не успев сунуть ноги в сброшенные в пылу сражения тапки. Впрочем, даже и вспомни он об этих самых тапках, добыть их было бы не легко. На правом спал еще безымянный котенок, а левый с удовольствием грыз Снежок. И очень, надо сказать, приуспел в этом деле.
Звонок смолк одновремено с щелчком замка. Но Дилька, как ни странно, ни ринулась в квартиру с диким криком вождя ирокезов, теряющего скальп. Хотя папа Митя и посторонился зарание. Она вошла почти бесшумно и совершенно молча. За ней осторожно скользнул Генка. А вот Юльки что-то не было видно. и в купе с всеобщим молчанием, нарушаемым только криками «полководцев», папу Митю это как-то сразу насторожило. Но он поел за лучшее вопросов не задавать, а дождаться рассказа. Но это было совершенно наивно. Может, Дилька и помнила, что вообще-то нужно все рассказать. Но только пока звонила. А потом забыла начисто. Или умело сделала вид, что забыла. Ведь есть же Генка? Вот пусть он и рассказывает! Сама она быстро скрылась в Юлькиной комнате, и от туда моментально послушался шум и грохот. Там явно что-то искали. Генка безнадежно посмотрел на захлопнувшующуюся дверь, судорожно вздохнул, и начал рассказ. Вот так, не отходя от входной, едва прикрытой двери, папа Митя и узнал, что его дочь застряла в Сказке.
- Но Вы не волнуйтесь, мы ее достанем! – обнадежил его Генка, и сверкнул глазами так уверенно, что пап Митя даже не посмел усомниться в его словах. И вообще, откуда-то (наверное, из детства), он смутно помнрил, что сказки обычно заканчиваются хорошо. Лягушки обращаются в царевен, злодеи или гибнут, или уж (самое малое) плачут крокодиловыми слезами и каются (а окружающие бодро делают вид, что им верят), а, главное, обычные, не сказочные ребятишки всегда возвращаются домой. Так что папа Митя лишь кивнул на сбивчатый Генкин рассказ, и оберунлся к просочившися в прихожую «полководцам», которые дружно сопели за его спиной:
- А вы что скажете? – поинтересовался он не без интереса – все ж соратники недавней, хоть и солдатиково-спичечной войны! Мужчин всегда сближают совместные подвиги, и он им верил.
Валерка почесал пяткой щиколотку и задумался. Правда, не на долго. Не то чтьобы его осенила светлая мысль, но долго думать ему не дала Дилька. Она стремительным смерчиком 9с грохотом и двери, и чего-то задверного) возникла из Юлькиной комнаты, потрясая мотком лески и целым пузырьком разноцветных, совершенно прозрачных, и словно даже светящихся бусинок:
- А чего тут думать? – и домовушка с великолепным изумлением повела плечом. да так, что всем немедленно стало ясно, кто тут настоящий, готовый к немедленному бою полководец. – Нечего думать вовсе. Бусы низать надо! – заявила она уверенно, устремляясь в гостинную (а не на кухню, что, в общем, спасло пластмассовых солдат от окончательного разгрома). Оба «полководца» и папа Митя вздохнули с облегчением, и вся не многочисленная Дилькина армия поспешила за ней, сгорая от нетерпения. Ну в самом деле – причем тут бусы? Генка тоже вздохнул, скидывая сандали. Судьба кухонных войн его не волновала, и вздох был вызван исключительно тем, что он точно знал – спорить с Дилькой бесполезно напрочь. Оставалось одно – как можно быстрее сплести эти самые бусы. И желательно – без лишних заморочек с разбором бусинок по цвету, размеру, и прочей ерунде. Как и любой мальчишка, Генка не видел в этом ровно ни какого толку.
А вот дилька видела. Обычно. Но сейчас сочла возможным опустить. За ненадобностью. Ведь нп у кого из нас радостные и грустные минутки или часы не выстраиваются в строгой очередности? Как попало идут. В общем, каждому были выдан кусок лески строго определенной, по линейке вымерянной,  длинны, гость бусинок, и строгий наказ – работать как можно скорее. Сама Дилька принялась за самую длинную «низанку». При это она тихонько борматала что-то себе поднос, снова и снова складывая и переиначивая слова. ритм оставался не изменным. Ведь даже новички в школе домовых знают, что заклинание – это прежде всего ритм. Однако вскоре стало можно разобрать что-то осмысленное. Что-то вроде:
Нить судьбы. Причудливо плетение.
Бусы из минуток или дней.
Ценно в них нам каждое мгновение,
Сказка ведь не знает мелочей.
Только люди глупыми бывают.
И не знают ценности минут.
Что они случайно растеряют
Гномы неприменно соберут.
И сплетут они для новой сказки
Бусы из потерянных минут,
В них иначе заиграют краски,
Для того, кто их наденет тут.

Бусинки жили в ее пальцах словно сами по се6е, и нанизывались на копроновую «нить» с каждым новым слогом. Остальных тоже невольно подчинили свои движения этому ритму. Слушали молча. Только Валерка возмущенно фыркнул:
- Почему «наденет тут»? Мы его что, сюда потащим? Балда ты, Дилище, и Настасья павловна зря тебе пятерки по заклинашкам ставит! Явно на троечку справляешься!
- Вот сам бы и сочинял, раз такой умный! – огрызнулась уязвленная Дилька. И вскину глаза на папу Митю, явнг в поисках поддержки. Но он явно ничего не понимал. Так же, как и Серега – скажем честно. Но тот предпочитал не понимать молча. А папа Митя уцепился за Дилькин взгляд, как за спасение:
- Погодите-погодите… Кого надо тащить сюда? Или не надо? Я что-то совсем запутался! Ну-ка объясните все ладом! – от волнения он даже начал вспоминать некоторые сказочные слова. И ясно ждал объяснений. Которые Дилька от чего-то давать не спешила. Она вообще отвела взгляд, и засопела тихонько, соединяя все нити в одно, прямо скажем, ожерелие. На бусы это ювелирное, в несколько «ярусов», творение похоже было очень мало.
- Ну, кого-кого… - бормотнула она при полном молчании, когда поняла, что ответа папа Митя будет ждать очень терпеливо. Прямо-таки уперто. – Кого-кого… Людоеда, кого ж еще? Да он, кстати, уже здесь. У него Бабай в друзьях, он же от него чертиков всегда отгоняет. А ему, Бабаю-то, что закрытые двери? Куда хочешь проникнет, и кого хочешь с собой приведет. – голос ее звучал чуть виновато по отношению к папе Мите, с уважением в адрес неведомого Бабая, но совершенно без страха.
А вот сам папа митя второй раз за день ощутил, как волосы на голове шевелятся от ужаса. Это когда прозвучало слово «людоед». И стремительно начал бледнеть, поняв, кто именно будет вытаскивать из сказки его дочь. И очень хорошо, что в этот момент от двери хихикнули. Неувереено и по-мальчишечи хрипловато. А то неизвестно, чем дело бы кончилось. Может, и новым потерянным временем – для папы Мити. И очень насыщенным – для врачей скорой помощи. Но пока, похоже, необходимость в «неотложке» отпала. Папа Митя медленно оглянулся. И чумазый пацаненок, с которого сыпался песок, помахал ему рукой:
- Здравствуйте! Я – людоед! – Возвестил он жизнерадостно.
- Зддр-равствуй… - немного заикаясь, поприветствовал нового гостя папа Митя. И попробовал пошутить: - Знаешь, коли будешь вот так представляться, от тебя и рыцари убегут, а не то что люди попроще. Может, стоит говорить иначе? Ну.. например: «Здравствуй, я – Митька!» - Это папа Мття вспомнил времена своего детства. И чуть было не прибавил: «Давай дружить!» Он не знал еще в ту секунду, что обретает маленького тезку. Потому что людоед вопринял его слова очень серьезно. И очень буквально. Он кивнул. И повторил:
  - Здравствуй! Я – Митька! – не успело прозувучать это звонкое имя, как на шею мальчишке (да-да, теперь уже просто мальчишке) легло ожерелье из бусинок-дней. Легло… и тут же пропало. Как и сам мальчик Митя.
- А.. Куда это он? – беспонятливо поинтересовался папа Митя, растерянно оглядываясь.
- В Город Колокольчиков! За Юлькой! – уверенно отозвалась Дилька. А потом, в миг уменьшившись, она встала на руки и замахала ногами. Даже ее косички выражали полное довольство собой и окружающим миром.
Папа Митя только крякнул. Но возобновить вопросы не решился. Серега же, под шумок, выскользнул из комнаты. Желтая собака Бабочка (спецальная и нюхательная) давно опять превратилась в рисунок мелом (все на том же многострадальногм полу кухни). И он гладил теперь этот рисунок, не касаясь пола – боялся стереть. На весу… Одной ладошкой. А второй размазывал по щекам соленые капли. Впрочем, не долго. Вскорее его щеки коснулся теплый язычок. И щенок Снежок принял деятельное участие в Серегином умывании, даже бросив для этого чуток недожеванный папы-митин тапок. И через минуту Серега уже обнимал его, не веря своему счастью:
- Он Ваш? – с замирание сердца спросил он, поднимая на вошедшего следом папу Митю мокрые глаза.
- Он твой. – твердо отозвался папа митя, разом оценив возможность избавиться хоть одного из зверят. И Серега просиял.
Если бы папа Митя должен был сдавать зачет по уговариванию мамы Сереги взять щенка домой – он точно получил бы пять. Ведь, на самом деле, с уговориванием родителей дети прекрасно справятся сами! Главное просто подсунуть им нужного зверя в нужный момент. Точнее, просто зверя. Ведь любой – нужный.

Юлька
Юлька сидела прямо на земле. Примяв стебельки синей травы. Держала ладошку, сложенную лодочкой, перед собой. Не касаясь частых капель… Они срывались с выступающего камня и падали в одну половинку больших песочных  (или, вернее, водных – раз капли) часов. Круглая чаша эта на половину полна была прозрачной до хрустальности водой. По воде лениво расходились круги. Капля за каплей просачивалась вода в нижний шар. Часы держал перед собой выгнувшийся назад от такой тяжести тонконогий мраморный мальчишка. Сколько дней и ночей капали эти капли в такой стаенный фонтан? Кажется, часы давно бы должны переполниться? А нет… вот почему-то этого не случиалось. Хотя куда из нижнего шара девается вода – было не ясно. Просто волшебство какое-то. Впрочем – волшебство и есть. Юлька шевельнулась и вздохнула. Волшебный фонтан в волшебном городе. Что тут удивительного? На то и сказка. Так она убеждала себя, чуть покачивая ладошкой. Словно на кожу уже падали прохладные, тяжелые капли. И рука ощущала их вес. А на самом-то деле девочка отчаянно боялась коснуться этих самых капель. Потому что отчетливо чувствовала – они и есть время. Чье-то… Да нет, что она? Не чье-то, а Генкино. То есть… будет Генкиным, как только она решиться подставить ладонь.
Игрорь Петрович, странный дядька в сером пушистом свитере, что нашел ее под Главным колоколом, очень понятно все объяснил. Точнее, она все-все понимала, пока он говорил. Не громко, глуховато даже. И не так уж долго. Пока шли по запутанным аллейкам парка сюда, к фонтану-часам. Сначала выслушал ее захлебывающийся рассказ, подергал себя за бородку, а потом решительно взял за плечо и повел. И по пути все объяснил. Но такие правильные и понятные слова почему-то забылись. И она уже не помнила, что именно ей было так понятно. Да и важно ли это? Разве дело в том, почему ничейные пока камли станут Генкиным временем, едва она подставит под них ладонь? Важно совсем иное. Важно, что эта Генкина сказка могла закончится счастливо. Потому что утонул он ровно за месяц до своего дня рождения. Вот в этот самый день, когда в их с папой квартирку рыжеволосым смерчиком ворвалась Дилька. Только три года назад.
- Понимаешь, Юль, - говорил на ходу Игорь Петрович, и его пальцы все прочнее сжимали девчонкино плечо. По правде, ей было даже больно. Но она боялась шевельнуться. Словно это могло спугнуть какие-то важные слова. Послушно шагала рядом, приноравливая свои шаги к неспешному шагу Сказочника. И – слушала. очень, очень внимательно. Как только могла.
- Понимаешь, Юль, вот тут какие пироги. Джени-то, конечно, вредная. Да только у нее должность такая, ты не обижайся. Ну и характер. Кто из нас волен свой характер выправить? – Он вновь дернул себя за бороду свободной рукой, видимо досадуя на что-ио и всвоем характере, что ни как не поддавалось «исправлению». Может быть, на желание писать сказки? Живые сказки. Которые сбываются. – Она желания исполняет. Но очень по-своему. И никогда ни чего не объясняет, если не спросить.  Генке не возможно набрать время. На всю жизнь – ни как. А, главное, это совсем не нужно. Поверь. Нужно иное. Откупить у нынешней сказки те его годы жизни, что уже попали в нее. Чтобы его тут вообще не было. Понимаешь?
Юлька молчаливо замотала головой. Как маленький ослик, которому попалась не вкусная трава. Нет, она не понимала. Игорь Петрович поморщился, и опять рванул несчастную свою бороду. Юлька все так же молча посочувствовала этой симпатичной, как у геологов в папиных любимых фильмах, бородке. Но что она могла сделать? Она недотепа. Придется бороде терпеть!
И Игрорь Пертрович все объяснил. Подробно и обстоятельно. И она поняла. Правда, почти сразу забыла. Почему-то получалось так, что набрать времени нужно на всего на те не полные 12 лет, что Генка прожил на свете. До того, как утонул в волшебном озере. А, значит, и до того, как попал в Сказку. И вот потому очень удачно, что утонул он за ме6сяц до дня рождения. Значит, и считать надо месяцы, а не дни. Одна капля – один месяц. Один год – двенадцать капель.
- Но это же проще? – сразу обрадовалась Юлька. И вытерла слезы. Все решалось так легко! буквально за несколько минут. Подумаешь, поймать и не пролить сто двадцать капель! И даже меньше. Пустяковая задача.
- Дааа… - как-то не определенно прнотянул Игорь Петрович, и вдруг остановился. И резким рывком развернул Юльку к себе. Она даже испугалась немного. Удивленно распахнула глаза. вглядываясь сквозь ночь сказочного города (то есть со светом фонарей… но все же – темную) в странно не веселое лицо Сказочника. – Дааа.. – повторил он меж тем. – А скажи-как мне, девочка. Вот поймаешь ты капли. И дальше? – вопрос был задан серьезно. Даже очень серьезно. И Юлька хорошо подумала перед тем, как ответить.
- Наверно, надо их куда-то вылить? – догадалась она. – Или дать Генке, чтобы выпил? Или нет! – Юлька даже подпрыгнула – так хорошо все придумывалось. Так иногда решаются задачки на контрольных. Чувстьвуешь, что все делаешь верно, потому что выходит красиво. – У меня же остался платок! И на нем пруд нарисован! Я промакнум им капли, и пожелаю, чтобы алаток стал тем озером! Да? – она нетерпеливо переступала на месте, заглядывая мужчине в глаза. – Ну или там брошу его через левое плечо! И озеро примет капли. И это и будет – откупить у Сказки. Так?
Игорь Петрович медленно кивнул. И продолжал молчать. Ждать.
- А потом.. – Юлька смутилась. Опустила голову. Зацарапала носком кроссовки камни парковой дорожки. Шевельнула растущие меж ними синие травинки. Потом я ему скажу: «Беги к маме!» И… он все поймет. – Закончила она тихо. И переглотнула. Мама. Как давно ее губы не произносили это слово. Они отвыкли. В горле стоял резиновый комок. А Генка? У него ведь так же. Его мама жива, но его словно нет для нее. Значит он тоже. Тоже вот так. Старается не говорить это слово.
Игроь Петрович вздохнул. Выпустил Юлькино плечо, пятерней взлохматил ей волосы. Качнул туда-сюда опущенную голову. И закончил. Ровно и глухо:
- А потом ты будешь ждать: мама привыкнет к тому факту, что ее сын жив. И он сможет прибегать к тебе – поиграть? Так?
Звучало это все до нельзя по-детски. Но Юлька не стала спорить. Лишь кивнула головой. Так. Говорить мешал проклятый комок.
- Нет, не так. – жестко сказал вдруг Игорь Петрович. И внутри у Юлтки словно лопнула натянутая струна. Оказывается, она давно была там – внутри. Не тела, а души наверное. В общем – где-то была. И натягивалась, натягивалась томительным не пониманием. А сейчас вот лопнула. Порвалась. Зазвенело… И пришли слезы. В который раз – за эту сказку?
 – Не так, Юль. – казалось, мужчина не обращает внимание, что все новые слезинки прокладывают себе дорожки на чумазых после леса Юлькиных щеках. – Его не будет больше в ТВОЕЙ сказке. Понимешь? Не будет. И ни когда не было. Генка просто ни когда не попадет на это озеро, не утонет, не станет приведением. Не придет на Дилькин бестолковый вызов. Он будет жить где-то в одном городе с тобой. Но ты его, моэжет быть, ни когда и не встетишь. А меж тем… Сказка ведь зачем-то вас свела. Что-то, может быть, важное вы должны сделать вместе, а? Или просто стать важными друг другу. Ну и что, что он приведение? Помеха ли это для дружбы-то? Такой вот выбор. Теперь – поняла?
Юлька кивнула головой. Теперь – поняла. Причем куда больше, чем сам сказочник. Ну, так ей казалось сейчас. И, осторожно отведя в сторону взрослую руку, что все еще грела ее макушку, она шагнула к фонтану. Они уже пришли. Пусто было вокруг. Пусто и бесприютно. Словно это и не сказочная ночь, а самый что ни наесть обычный серый день. один из тех, что вереницей шли друг за другом. С тех пор, как не стало мамы. И вплоть до сегодняшней Сказки. Девочка села на землю и задумалась.
Да нет. Ни о чем она не думала. Просто сидела. Вспоминала твердые и теплые мальчишечьи пальцы. Генкину улыбку. Генкины глаза. И не врала себе, что, мол, наша сказка только началась. И надо пройти ее до конца. Ведь мы зачем-то встретились? Вот затем и встретились, чтобы хотябы Генкины губы ни когда не забыли слово «мама». Это Юлька понимала твердо.
Она не знала, сколько прошло времени. Сколько вообще длиться прощание? Вот тот миг – перед самым отходом поезда? Когда твой взгляд ни как не может отпустить чужие глаза? Несколько секунд? Вечность? Раньше Юлька ни когда не прощалась. Да и сейчас… Генки-то не было рядом. Она видела его «как будто». Не взаправду. Но при этом это все равно было прощание. Почти без надежды на встречу. Потому что – так надо. Потому что у Сказки свои законы. Потому что дружба не рождается из предательства. Потому что если не коснуться сейчас ее ладони холодные капли – значит Генка погиб из-за нее. Она так ощущала.
Она не знала, ушел ли Игрорь Петрович, или тихо наблюдал за ней из темноты. Это было не важно. Сначала вообще ничего было не важно. А потом, когда ее пальцы коснылись воды, стало важным многое. Не сбиться со счета. Не пролить ни капли. Не заплакать… Только шевелились упрямые губы. Отсчитывая тяжелые и холодные прикосновения Времени.

…Где-то там, далеко-далеко от Юльки,  мальчишка по имени Генка проснулся и помотал головой. Он не понимал – от чего его вдруг свалил сон? Посреди дня? Как маленького. Странный и интересный сон про школу домовых и про девочку Юльку. Такую хорошую. Он до мелочей помнил ее лицо. Вот стоит только закрыть глаза – и увидишь. Так ясно – как на самом деле. Нет… уже не четко. Да что же это? Сон стремительно уплывал, забывался. И Генка рывком вскочил с кровати. Не раздумывая схватил карандаш. Он давно уж ходил в художественную школу – целых три года. И лицо Юльки теперь возникало перед ним под тихий шорох грифеля в нервных, спешащих пальцах. Он не хотел забывать. На руках девочка держала тощего бесприютного котенка. Еще мелькнула мысль – а не написать ли потом этот портрет акварелью? Генрих Эрихович давно уж требовал рисунок на ежегодный городской конкурс.

…А в Юлькиной собственной квартире папа митя беспокойно огляделся. Кажется, тут только что был еще один мальчик? Или показалось?

Вот и сказке конец…
- Вот и сказке конец. – сказала Егорышна, снимая с золотого блюдечка наливное яблочко. – Лешик, ты чаго это там носом шмыгаешь? Ась? – вопросила она чуть насмешливо у своего любимого лешего. Младшенького.  Такого крепче всех полагается баловать приключениями-то. даже если он, растяпа, ни как не может выучить мифологию и запомнить, какие сказочные существа водятся в какиех местах. И Егороышна баловала, как могла. – Все эж хорошо кончилась, хоть ты и растяпа.
- Ага… - покладисто согласился Лешик, и шмыгнул носом. Потом привычно сел на краешек стола, заболтал ногами. На блюдечке медленно таяли две фигуры – малыша и девчонки, чьи силуэты отчетливо были видны на фоне светлеющего неба, сидящими на ковре-самолете. – Откуда они ковер-то взяли, бабуль? – невинно поинтересовался мальчишка-леший, а потом сунул палец в вазочку с вареньем. И демонстративно облизал. Вот мол. Меня не Юлька интересует вовсе, а вареноье твое. Земляничное. И вкууусное!
- Неучь. Сам догадаться мог бы. – отрезала Егорышна. Но потом смягчилась и пояснила. – У Юльки-то исчо оставалась та ткань, в какую я ей все завернула. И клубочек, и гребень, и платочек – три предмета, как покладено. Но ведь и узелок волшебный! Она девчонка башковитая, вот и сообразила.
- Твой узелок скорей на скатерть-самобранку похож! – нахально хмыкнул юный неуч, и опять запустил палец в варенье, игнорируя лежащую рядом ложку.
- Анекдоту знаешь? – немедленно среагировала бабка, она эже ёжка, и турнула ненаглядного внука со стола. Он весело спырыгнул, показал язык и замотал головой отрицательно. Так что она продолжила:
- Летит, значиться, Иван-дурак на ковре-самолете. И со всей своей дурацкой мочи орет: «Змей горыныч!!!! Выходи на честный бой!!!» Ну, змею что? Змей вышел. И спрашивает: «Иван, а Иван? Это чё за тряпочка? На который ты летишь-то? Ась?» Тот аж раздулся от гордости: «Это ковер-самолет, идолище поганое!» А змей в ответ: «Даааа? А мне вот кажется – скатерть-самобранка! Хрум-хрум-хрум…»
Лешик дослушал бабушку с должным почтением. Потом запрокинул голову и весело рассмеялся. Он и сам знал, что использовать волшебные предметы можно по-разному. Так или иначе, и Юлька с Митькой из сказки выбрались.
- Бабуль… - начал он. Но Егорышна решительно его остановила:
- Нет, нет, и нет! – замахала она руками. – Знаю я тебя! Сейчас засыпешь вопросами! Что было дальше, женится папа Митя на маме Сережки, позволила ли он взять щенка, как назвали котенка, нашла ли Юлька Генку… Вот завтра ищи Дильку в этой вашей школе, и все у нее сам узнавай. И как, и чаво. А я тебе, так и быть, разрешаю один вопрос. Ну? – и она хитро прищурилась, ожидая.
- Чем день закончился-то? – буркнул, сникая, Лешик. Понимая, что из бабушки большего не выжать. И завтра придется объясняться с Дилькой. Ох… Поди докажи вредной девчонке, что он Юльке взаправду помогал, а не мешал. Как умел, так и помогал. И вовсе не потому, что бабушка просила.
- Смотри. – вздохнула Егорышна. И вновь катнула наливное яблочко да по золотому блюдечку. Мелковата была картинка. А что поделать? Телевизоров да проекторов всяких бабе-яне и вовсе не положено!

Серега
Серега возвращался домой мрачный. Во-первых, рядом с ним на самодельном поводке прыгал Снежок. То есть это-то само по себе было хорошо. Но еще не известно, что на это скажет мама. Во-вторых, на улице отчетливо вечерело. За всеми сказками и приключениями день пролетел быстро. И тут уж мама известно что скажет, но не мог же он не дождаться возвращения Митьки и Юльки! Без него они, может, и вовсе бы не вернулись. Это он подговорил Валерку слазить на крышу и по-быстрому устоновить там приманку для блудного ковре-самолета. Вот почему-то ему показалось, что придумать послушный и исправный Митька с Юлькой не сумеют. Так потом и оказалось. Приманкой послужил тазик со сливовым вареньем, на время спертый у соседки и заклятый сначала Валеркой, а потом еще и догадавшейся о том, где мальчишки, Дилькой. Ну а чего? Тазик они вернули, да и варенья там почти не уменьшилось. Так… немного. А заклинания вообще человеческому организму безвредные! Ну а что варенье начало пахнуть солеными огурцами – то это побочный эффект. Кто ж знал? И вообще, так даже интересней… Говорят (и даже пишут) – так море пахнет! Срседка эта все время ахает о морсоких круизах, так вот пусть и радуется. В-третих, не смотря на все это, Серега прекрасно понимал, что сегодняшняя Сказка была не его. И не Валеркина. Они в нее попали случайно, как и щенок Снежок. Точнее – следом за ним. Обошлась бы эта история прекрасно и без них. И это было грустно. То есть, здорово, конечно, что есть на свете Валерка. И папа Митя с его солдптиками. И Снежок. И день вообще был классным. Только все равно почему-то грустно. Хотя ковер-самоле, поедающий варенье (у него откуда-то высунулся или вырос большой красный язык – прям как в мультяшках рисуют!), это, конечно, зрелище.
Серега тихо хихикнул. И тут же сник сноваю Была и четвертая причина грустить. День закончился, Валерку он проводил, а про судьбу роботенка с ним так и не поговорил. Нет, встретячтся еще, конечно. Куда они друг от друга? Но Серега чувствовал, что ни завтра, ни послезавтра не сможет заговорить об этой истории. Почему – он и сам не знал толком. Словами точно сказать не смог бы.  Просто сидело внутри, как заноза, крепкое понимание: это дело только его. И ничье больше. А малыша давно уж пора было выручать. И тут – просто подарок судьбы! У самого Серегиного дома, на низком заборчике, ситдел вредный Обмылок. Причем – спиной к Сереге. Тот приблизился пружинистым бесшумным шагом. И хотел было уж влепить «леща» между лопаток противному жулику, скинуть его в жесткую траву и заорать, что завтра вообще с землей смешает, если тот не вернет роботенка! Но…
В Сказках всегда бывает «но», верно? Может быть, именно сейчас началась новая? Уже не Юлькина – а именно Сережкина? Как бы там ни было – ничего такого он не сделал. Тощенькие Дрюнины плечи шевельнылись, он поежился. И… Серега неожиданно пожалел его. Уж очень это был зябкий жест. Не от холода зячкий. Скорей от одиночества. Мальчишка вдруг ощутил это, словно сам на миг стал Дрюней. Так что перепрыгнул Серега через заборчик и буркнул:
- Подвинься. – Хоть это было и глупо. Забор-то длинный, чего там двигаться-то?
Но Дрюня послушно подвинулся. Глянул, не поворачиваясь. Просто покосился одним глазом насторороженно. Похоже, именно сейчас он совсем не хотел ссоры. Он словно на что-то решался,Э да ни как не мог решиться. На что-то важно. На разговор? Серега вновь уловил это четко.
- Чего робота зажал? – поинтересовался он со вздохом. Прозвучало это неожитданно мирно. И больше на Дрюню не смотрел. Смотрел на окно свое. И на маму… Она хорошо была видна. Черный силуэт на желтом прямоугольнике окна. Он даже махнул ей рукой. И она махнула в ответ. А пес Снежок тяфкнул. Он сидел у Серегиных ног. И тоже смотрел на окно. Мама его, конечно, видела. Привыкала к мысли о нем, занчит. Может, и не станет ругаться?
- А чё? Так протсто. Кинжал гони, дык отдам.
Но и в этом ответе не было злого напора. Дрюня отвернулся. Смотрел в сторону. Скучные это были слова. Слова-для-порядка. Думал он явно не о том.
- Не хочу, – твердо сказал Серега. И засопел.
- А… почему? – Дрюня спросил это тихо. И чуть хрипловато. И с неожиданно чистым, искренним интересом. Осторожным таким. Как луч солнышка из-за края тучи.
И Серега впервые задумался над этим. В самом деле – а почему? Велик ли труд? Кинжальчик из сосновой коры. Пять минут работы.
- Противно… – сказал он, наконец. Совершенно чеснто. И вдруг разозлился: - Балда ты, Андрюш! – это у него случайно так получилось. Вместо Дрюни. – Ну попросил бы нормально! Я бы что, не сделал? А так – не хочу. Роботенок этот, он мне словно друг. – Серега запоздало подумал, что дал Обмылку прекрасный повод для насмешек в школе. Мол, а Серега-то у нас больной на всю голову. с игрушками дружит, как в ясельках. Но его уже «несло». И было не остановиться. – А ты его… как террорист! В заложники! И выкуп требуешь. Ну вот кому захочется откупаться? – он отдышался и повторил: - Противно.
- Балда я… - потерянно как-то согласился Дрюня. Так же, как Валерка утром. И вдруг согнулся. Плечи его затряслись. Мелко и часто. В пыль у забора закапали быстрые капли.
- Ты чего? – Серега просто не поверил в происходящее. Обмылок – и ревет? Да что же это?!  Подумав, он неумело положил ладонь на тощенькую спину своего «врага». Между лапаток. Туда, куда недавно собирался вляпать «леща». – Ну, чего ты?
- Да, а ты тоже! – рванулись сквозь слезы частые и быстрые слова. – Ты тоже балда! Не крал я твоего робота, ты его сам на физре посеял! И не заметил, а я нашел. Я ж не знал, что твой-то! А потом не мог я отдать, вот про кинжал и выдумал! Я ж знал, что ты гордый, откупаться не станешь! Я только про друга не занал. Думал так, игрушка. Позабудешь, не малыш же! А теперь? Чё мне делать?! Я ж не для себя его…
- А для кого? – тихо было. Даже кузнечики смолкли. Или Серега их не слышал просто больше. Было тихо – до звона. Не тут, на дворе. У него, у Сереги внутри. Потому что спрашивая, он уже знал – для кого. Связал во едино и горький Дрюнин плач. И то, что сидел тот именно под их окнами. И фамилию маленького маминого пациента – Костика Мылова. О котором вчера она говорила по телефону так, словно у нее болели все зубы разом. От которого побоялась уйти на ночь.
- Идем.. – дернул он за плечо ревущего Андрюшку. Не дожидаясь ответа на свой вопрос. Ведь мама знала, как его брат. И нужно было к ней, чтобы остановить эти слезы. – Идем. Не надо отдавать. И… знаешь? Все будет хорошо. 
Конечно, будет. Ведь мама дома. И совсем не грустная. А еще – пока она станет рассказывать несчастному, зареванному Андрюшке о брате. Нет, Серега ни даже на самую крошечную минутку не поверил, что после сегодняшняго разговора станут они с Дюней друзьями. Просто был сейчас мальчик Андрюша придавлен бедой. А, говорят, в такое время многие люди (и не только маленькие, но и взрослые даже совсем) становятся лучше. Может, это потому, что просто дулша устает? И нету сил еще и на пакости? Или потому, что каждому в такой момент хочется верить в Сказку? А ведь в ней-то, в Сказке, мы всегда представляем себя хорошими. Наверно так повелось с самого малышового детства. Когда и не было еще ни в ком ничегошеньки плохого. Нет, потом беда отступит. И это хорошо. А Сказка окончится. И это плохо. И тогда они с Дюней станут вновь равнодушно здороваться перед уроками. А потом – старательно не замечать друг друга. А еще потом может, даже и опять драться. Как делали это до сих пор. Но это будет потом.
А пока он, Серега, снова наберет на телефоне знакомый номер. Не для себя, для Андрюшки. Разве можно просить о сказке для себя? Балда он был вчера! Только для другого. Для друга. Или вот, как сейчас, для не-друга Он позовет на помощь Дильку. Или Валерку. Или кого-нибудь еще. Кого-нибудь из тех, кто знает путь в Сказку. Не важно, кого. Главное, они есть. Эти кто-то. А значит – все будет хорошо.