Мы едем, едем, едем...

Савелий проснулся на полу. Расстояние, которое отделяло его организм от кровати, не превышало метра. Из чего, путаясь в мыслях, он сделал вывод, что вчера капитально перебрал. С трудом поднявшись, он потерял равновесие. Траектория, по которой отправилось в полет тело Савелия, была замысловатой. Сначала он ударился об стену, и оторвал картину с изображением моряка, мечтающего о сиськах. Отскочив от стены он, с мычанием, продолжил свое движение в сторону тумбочки. Завалив банку с засохшим букетом, он всей массой устремился на шкаф, который радушно приветствовал его открытыми дверями. Шкаф оказался конечной остановкой на пути следования тела.

 На грохот к комнате Савы приближалось другое тело. Родитель, а по совместительству и собутыльник, Прохор Геннадьевич Бородавкин, неуверенно преодолевая сопротивление воздуха, шел на помощь. Проходя через зал, он посмотрел на свою жену, лежавшую на диване со скрещенными на груди руками. Взгляд ее был устремлен в потолок. Складывалось впечатление, что она видит там какое-то изображение, вроде картины «Тайная Вечеря» и завороженно ей восхищается.
Прохор Геннадьевич томно посмотрел на потолок и, ничего там не узрев, плюнул, продолжив свой нелёгкий путь.
— Сава, сынок, ты что? — худое туловище, качаясь в дверном проеме, вопрошающе смотрело косыми глазами на отпрыска.
— Спилотировал неудачно, — из-под кучи тряпок вещал Сава.— Полноте вам пялится, папа! Подайте, что ли, руку.
Перед тем, как подать сыну руку, Прохор Геннадьевич с грустью посмотрел на валявшуюся на полу картину.
— Коля Глушенков написал... Кореш мой забубенный. Покойничек. Эх, бля… — отец нагнулся, чтобы помочь встать Савелию и сам упал как подкошенный.
— ****ыйсукаблятьврот!!! — прохрипел он. Но в ту же самую секунду, когда понял, что, в принципе, упал удачно и даже ничего себе не отбил, он решил полежать немного рядом со своим чадом перед попыткой подняться.
Полежав пару минут, Прохор Геннадьевич повернулся лицом к уже засыпающему сыночку:
— Сава, а что с Юрием Сергеевичем делать будем?
— А кто это? — Савелий лениво открыл правый глаз.
— Как кто? Участковый наш! — ответил отец, и, немного подумав добавил, — Бывший.
— Бывший? И что с ним делать-то надо, папа? Что-то я не пойму вашего каверзного вопроса. — Савелий приподнялся и, опершись на локоть, сверху смотрел на отца.
— Не поймет он… — Прохор Геннадьевич медленно встал на ноги, поднял картину и повесил ее на место. — Хуль тут непонятного? Избавляться нам от него надо. Я вот что думаю: надо его с крыши сбросить. Дескать, шел человек, проверял все ли на крыше в порядке, споткнулся и ебнулся с высоты пятого этажа. Бывает.
Глаза Савелия округлились до неприличных размеров. Он встал. Уверенно.
— Папа ты в своем уме? Какая нахуй крыша, какой нахуй участковый?!
— Иди, полюбуйся, какой. На кухне лежит, ***ло ****опротивное. Тобой, кстати, усыпленный.Что вылупился? Вчера уебал этому жлобу молотком по еблищу, а сейчас мне тут цирк устраиваешь.
— Кто уебал? Я?!
— Нет. Мамка твоя полоумная. Ты и уебал...Я с утра кровищу смыл и попробовал его топориком разрубить, ну, что бы покомпактнее сделать. *** там. Топор тупой, ****ец. Ток кости ему поломал. Вот я и говорю, давай его на крышу затащим и скинем нахуй. Ну, чтобы все правдоподобно выглядело…

Савелий сел на кровать. Бледный вид и трясущиеся руки говорили о надвигающейся истерике.
— А эта дура ночью ему пыталась отсосать. Я ей говорю: Зой, он же мертвый. А она мне, мол, он мертвый круче, чем ты живой. Ну не сука, а? Пришлось сковородой ей по чану проехаться. В чувства, так сказать привести. Сейчас вон отдыхает лежит. Кино смотрит на потолке.
— Да что ты говоришь такое? Ну, пили вчера... Футбол смотрели... Блять, дальше не помню. — Сава нервно кусал пальцы. — Да не мог я такого сделать, не мог!!! С *** ли его было молотком ебошить?
— А с такого ***, что он вчера тебе заявил, что Лидку твою в жопу **** намедни, и пришел к нам, чтобы сказать тебе, что у них любовь. Ну, и сам понимаешь... Третий лишний.
— Да что ты городишь такое, ****ный же ты в рот?!!
Савелий вскочил, оттолкнул отца, и, слегка шатаясь, выбежал из комнаты. Вернулся он быстро.
— А где мент то?— испуганно спросил он.
— Что обосрался? — отец лукаво усмехнулся. — Да пошутил, я ёбти!
Сделав большой выдох, Савелий неодобрительно покачал головой.

Прохор Генадьевич досатал из пачки "Беломора" папиросу и протянул сыну.
— Ты, Савушка, не серчай. А как тебя взбодрить-то было? Вон у матери заёб очередной, допилась. Надо опять в дурку везти. Я в гавно. А ехать надо, сам понимаешь.
— Спасибо, папа! Взбодрил...

Час спустя мотоцикл «Урал» с тремя фигурантами в арбузных корочках выехал из города и направился в сторону поселка Матросы, где находилась больница для душевнобольных.
Единственную даму в этой веселой компании, Зою Леонидовну Бородавкину, заботливые муж и сын отвозили туда в четвертый раз.