Рута Менсерен гл. 3

Адрек Пиляк никогда не пытался вспомнить вчерашний день. Более того, считал это дело вредным и никчемным. Зачем вспоминать то, что уже прошло. Особенно, если ничего хорошего и не было. А то, что соседи поутру странно на тебя поглядывают – так это их личное дело. Не нравился бы – так и не смотрели бы. Был у Адрека свой дом, но пуще всего любил он проснуться в Илькиной корчме, и благодарил бога за то, что тот надоумил Заплеса открыть столь богу и людям угодное заведение. Просыпаясь, Адрек долго и с умилением взирал на прокопченный потолок, ещё около часу (пользуясь Илькиным терпением и отсутствием посетителей) валялся в том самом месте, где его с вечера свалил сон, потом с кряхтеньем  и стонами бережно приподнимал себя и облокачивал о край стола, и жалобным голосом умолял корчмаря «не дасть ему пропасть…». Заплес сновал по корчме – вытирал столы, убирал оставшийся мусор и неприязненно косился на пьянчужку, но ничего не отвечал. Тогда Пиляк пробовал другой способ пронять невозмутимого корчмаря – принимался слабым голосом перебирать всех Илькиных нехороших родственников, давая каждому подробную характеристику и, в конце концов, делая выводы: в кого Заплес такой уродился. Горестно качал головой, словно удивляясь и огорчаясь – как Ильке с таким «карахтером» тяжело жить… Корчмарь в свою очередь тоже качал головой, но не произнеся ни слова продолжал заниматься своими делами. И лишь покончив со своими делами, приносил кружку пива, демонстративно глядя в сторону. Пиляк трясущимися пальцами хватал её, и благодарно урча высасывал кружку досуха. И с нетерпением ожидал наступления вечера, когда мужики собираются в корчме, и какая-нибудь добрая душа обязательно выставит ему бесплатную кружку пива. А то и чего покрепче.
Нынешнее утро однако выдалось непохожим на все остальные. Во-первых, в корчме объявилась вчерашняя пришелица, до которой Адреку никакого дела в общем-то не было, хотя сквозь полудрему он почувствовал на себе её пристальный любопытный взгляд. Но как только Пиляку удалось приподняться, одного мимолетного взгляда ему было достаточно, чтобы понять, что от этой непонятной девицы никакого добра в виде «кружечки на опохмелиться» можно не ждать. Во-вторых, и это самое главное – корчмарь, протерев столы, и не подумал принести Пиляку его законную, такую свежую, холодную и ароматную…. Проявив редкую сообразительность и мгновенно связав изменившееся поведение Заплеса с появлением в корчме захожей странницы, Адрек с неприязнью взглянул на гостью, с девичьей деликатностью поглощавшую окрошку.
Невнятно что-то бормоча что-то себе под нос, мужик слез с лавки и с оханьем и стонами, беспрестанно хватаясь за голову, устремился к выходу. Рута не обратила на него никакого внимания. У неё неожиданно проснулся аппетит, и девушка с удовольствием съела и окрошку, и кабачки. Ей, проведшей в дороге столько времени, легко было получить удовольствие от того, что еда приготовлена почти по-домашнему, и стол чистый, выскобленный, и есть можно спокойно, не оглядываясь по сторонам. Вот ещё бы задержаться здесь, хотя бы на год…. Обольщаться не хотелось. Не получится ничего. Если только сразу не поселиться на отшибе где-нибудь. Но в Липницах, стараниями старосты – брошенных домишек не водилось. А значит, через неделю-другую начнут сельчане коситься неприязненно, собираться кучками и шептаться по поводу незваной ведьмы, и плеваться в спину. Хорошо если к порогу дряни какой не подсыплют. Извести чтобы, из села выжить. Дар же свой (или проклятье – смотря с какой стороны посмотреть) Рута скрывать так и не научилась. Да и как скроешь – немой, что ли прикидываться?
Рута со вкусом, маленькими глоточками допила молоко, и встала расплатиться с угодливым корчмарем. Тот рысью подбежал к столу, держа в руках почти новый рушник.
- Доленка изволит расплатиться?
- Изволю – благодушно ответила девушка, развязывая заветный свой узелок с монетками. Расплатилась, кивнула доброму хозяину и пошла к выходу. Илька какое-то время кланялся ей вслед, затем развернулся и преспокойно продолжил уборку.
Солнечное утро сулило хороший день. Рута с удовольствием подставила лицо теплым солнечным лучам и, только отойдя шагов на двадцать от корчмы, вспомнила, что так и не удосужилась разузнать у корчмаря насчет жилья. Возвращаться назад девушке не хотелось, тем более что у порога корчмы притулился давешний пьяница, мрачно зыркнувший на проходившую мимо Руту. Еще пристанет, начнет клянчить на выпивку – только настроение испортит. Рута невольно приложила ладонь к бедру – в складках платья был пришит небольшой кармашек, в котором она прятала узелок с десятком серебряных монет. Все, что успела скопить и сохранить за последние несколько лет. Не хватало ещё, чтобы и на это кто-нибудь позарился.
Легкий ветерок приятно холодил кожу лица, слегка раскачивал тонкие ветки яблонь, недавно сбросивших белоснежные лепестки цветов и принявшихся усиленно подпитывать густые гроздья плодовых завязей. Урожай яблок в этом году обещал быть щедрым. Ещё пара недель и начнется настоящая жара. Такая, что злющие сторожевые псы будут прятаться в своих конурах, вездесущие деревенские кумушки-сплетницы носу из дому не высунут, терпеливо дожидаясь вечера, пересохнут последние лужи, даже в низинах и оврагах. По утрам к колодцу будет выстраиваться целая очередь хозяек, спешащих набрать загодя воды, а местный водовоз, Лешек Коровец, наняв пяток мальчишек, будет не успевать наполнять бочки поистине живительной влагой, для полива липницких огородов. А мужики душными вечерами будут наливаться щедро разбавленным корчмарем пивом, ругаясь на жару, мечтая о хорошем проливном дожде и обсуждая новости двухмесячной давности, за неимением свежих. В одно такое лето забрел в Липницы прохожий грамотей – вечерами читал мужикам книжки, до того увлекательно читал, что мужики не скупились ему ни на еду, ни на выпивку. Особенно понравились липничанам сказки, но сказок было мало. В котомке у грамотея лежал десяток любовных романов, поскольку тот частенько столовался в зажиточных семьях, и даже был вхож в дома к дольщине. А почтенные матери семейств были весьма неравнодушны к душещипательным историям о несчастной любви. Мужикам же такое читать – не поймут, не оценят, хоть с выражением читай, хоть без. Но грамотей извернулся, и помимо пары книг со сказками прибавил десяток собственноручно выдуманных историй. Оставил о себе хорошее впечатление у липничан – первая заповедь кормящегося дорогой. Мало ли как обернется, не приведет ли судьба снова в эту деревеньку? Грамотей себя соблюл: честно отчитал неделю, к девкам не приставал, воровством себя не запятнал, и кнеха Ольгерда очень хвалил. Потому ждали его липничане с нетерпением: авось заглянет на обратном пути, новых сказок принесет…
Руте подвернулся бойкий вихрастый мальчонок, и девушка принялась расспрашивать его об деревенских окрестностях, невзначай вертя в пальцах мелкую медную монетку. Мальчишка, не отрывая взгляда от монеты, тут же поведал, что речка в версте от Липниц, и купаться там очень хорошо – берег пологий, песчаный. А чуть поодаль – обрыв, с которого нырять одно удовольствие. Пустое жилье? Как же, есть и такое! Аккурат полверсты вниз по течению – старая заброшенная хибара. Зиму в ней конечно не пережить, а летом самое то. Только печка развалилась, да окна повыбиты. И на чердаке мыши живут. А так – жить можно. Коли помочь надо, так кузнеца Алсера только попросить – на все руки мастер. Он и плотничает, и сапоги тачает, когда время есть. И печку сложить – мастер. Святник вот Иллирей – тот плохой дядька, злой. Гоняет мальчишек от чужих садов, да ещё загробными муками стращает. А палка у него такая, что все ребра пересчитает. Не иначе, как божественной силой заряженная. И ведьм не любит. Девушка с трудом остановила разболтавшегося нахаленка, уже начавшего рассказывать страшные истории о ведьмах, и блестящими от любопытства глазенками выискивать в ней типичные ведьмины приметы. Сунула ему обещанную монетку, и потрепав торчащие во все стороны вихры отпустила, страшно довольного тем, что он говорил «с самой ведьмой».
Слова о святнике её сильно обеспокоили. Не испортил бы этот Иллирей ей жизни. Святников не особо любили в деревнях, из-за их показушно праведной жизни (за что их жаловали в городах), но за это же – крепко уважали. И если бы какому-нибудь святнику вдруг пришло в голову вычерпать ближайшее озеро, немедленно собралась бы целая толпа мужиков с ведрами, бочками и прочей подходящей для черпания утварью, которые, невзирая на всю нелепость затеи, немедленно принялись бы выполнять указание святника. Не все святники были такими. Все же большая часть их вышла из незнатного сословия и, проживая бок о бок с мужиками – прекрасно знали, что можно от тех требовать, а чего нельзя. Понимали нужды своей неприхотливой паствы, и не требовали ничего, что могло бы хоть как-то изменить привычный уклад деревенской жизни. Но встречались и другие, ходящие с высоко поднятой головой, не глядящие под ноги. С фанатичным огнем в глазах, и в жару и в холод одетые в рясу, сшитую из грубой мешковины, с неизменным тяжелым посохом, которым при определенной сноровке можно было перебить хребет волку. Этих боялись все – не только колдуны и ведьмы. Если в дом, облюбованный нечистью мирный святник приходил с кадилом и молитвенником, и при этом брал по-божески, то святник воинствующий приходил непременно с факелом и не давал ничего спасти из горящего дома. Огнем выжигал нечисть. Только хваталось потом семейство за головы, в отчаянии размышляя о том, с каких грошей теперь святнику за услугу платить?! Для себя решила Рута, что со святником познакомится в самую последнюю очередь. Когда уже совсем припрет и по стенке размажет. Пока же, следовало обследовать вожделенный домик, на предмет пригожести для жилья. К словам мальчишки Рута отнеслась довольно скептически: детское понятие слова «хорошо» зачастую сильно отличается от взрослого. И все же это был шанс, а прошагать всего одну версту для Руты, все равно, что косу заплести – докучливо, но привычно и потому быстро. Она направилась ко двору Кулибы, решив заодно прихватить и постирать свои немногочисленные дорожные пожитки.
До двора Кулибы Рута добралась быстро, потому как, по привычке запомнила все повороты, и приметы загодя обозначила. Тыква ли выдолбленная на заборе, или резной флюгер, для потехи выставленный на крыше, собака ли чересчур брехливая – всегда можно определить, где находишься, если голова на плечах имеется. Привычка полезная, особенно для того, кто ещё не знает – хлебом ли с солью встретят его или придется убегать переулками от разъяренной толпы? Девушка сгребла свои нехитрые пожитки и пошла к воротам, сопровождаемая подозрительным взглядом Карека Кулибы, который прятался у окна за занавеской. Рута недовольно передернула плечами. Чего уставился-то? Шагу не ступи. Того и гляди – побежит докладывать старосте, или того хуже – святнику. Так мол и так, подозрительная девка взяла свою подозрительную сумку и подозрительно направилась в весьма подозрительном направлении. Куда именно – к реке. Как бы речку не отравила-то!
Рута фыркнула, на мгновение представив озабоченные лица мужиков, но потом покачала головой. Шутки шутками, а с них станется и в этом обвинить. До околицы прошла не оглядываясь, хотя суровые взгляды липничан просто пробуравили ей всю спину. Только у реки девушка вздохнула с облегчением. На берегу было прохладно и совершенно безлюдно. Мальчишка не соврал – место для купания было замечательным. Для мальчишек, разумеется. Рута вздохнула, огляделась по сторонам и пошла к камышам. Честной девушке на открытом месте нагишом стоять не пристало. Она с удовольствием сбросила верхнее платье и обеими руками встряхнула волосы. Косу себе никогда не заплетала, хотя подружкам плела такие сложные, что все ахали. И в девять ручейков, и в двенадцать. А дочке швеи, у которой работала, однажды и в двадцать ручьев заплела, да ещё с нитями золотыми. Красиво получилось, да все не так. Потом же в вину и поставили, мол – порчу наводила через плетение. Рута помрачнела, вспомнив с каким трудом удалось ей бежать от расправы. Настоящую охоту устроили на неё тамошние кумушки. Травили как бешеную собаку.
Девушка раздвинула камыши и с наслаждением ступила в прохладную воду. Щиколотки сразу покрылись пупырышками, но Рута, не давая телу опомниться, сразу зашла поглубже и присела. От холодной воды захватило дух, но Рута быстро оправилась, оттолкнулась ногами от дна и поплыла. Тут было не слишком глубоко – примерно ей по подбородок. Она неторопливо выплыла на середину реки и повернула обратно. Течение было не слишком сильным, но Руте и этого хватило. Она больше любила купаться в озерах. У берега девушка ещё поплескалась, фыркая и брызгая во все стороны водой, потом с сожалением вспомнила о стирке и, зайдя в камыши, принялась отжимать влажные волосы.
Где-то невдалеке послышалось хихиканье. Сначала Рута не придала этому значения, но выйдя из камышей, обнаружила, что вся её одежда пропала. Разумеется, она сразу поняла, в чем тут дело. Краска бросилась ей в лицо, уши загорелись от одной мысли о том, что кто-то за ней подглядывал. Девушка быстро вернулась обратно. Снова послышалось глумливое хихиканье. Рута начала мерзнуть, но пока она размышляла о том, что ей теперь делать, из-за кустов показались два ухмыляющихся парня. На обоих были холстяные рубахи, расшитые понизу затейливым узором. Подпоясанные щегольскими плетенными поясками, остриженные под горшок (согласно вечной деревенской моде), они словно из одного яйца вылупились. Даже обуты были одинаково – не в привычные мужицкие лапти, а в короткие кожаные сапожки со шнурками.
- Ну что, оробела? Выходи! – лениво сказал один из парней.
- Отдайте! – вырвалось у Руты, хотя девушка прекрасно поняла, что добром все это не кончится.
- Чего отдать-то? – осведомился парень, сделав недоумевающее лицо. Его дружок разве что по земле от хохота не валялся. Весело им было, то-то забава молодецкая – девку оконфузить. Даром, что страшна – так ещё забавнее.
- Отдайте, что взяли! – в голосе девушки добавились звенящие нотки напряжения. Во что это может вылиться – Рута даже не представляла, но внутренне молила Свеза, чтобы позволил этого избежать.
- А что мы взяли? – продолжал измываться охальник – вот это что ли?
Он вытянул из-за спины собранное в комок платье.
- Ну, так – на, возьми.
- Брось его сюда, – попросила Рута. И внутренне напряглась, понимая, что просто так парень одежду ей не отдаст. Но он неожиданно послушался и швырнул скомканное платье в её сторону. Затем оба парня демонстративно повернулись к ней спиной. Дрожащими руками, девушка схватила одежду и лихорадочно стала одеваться. Все прекрасное настроение, вызванное долгожданным купанием, улетучилось вмиг. Как назло, долго не могла попасть в рукава, путалась и злилась. Едва натянула платье и оторопела: оба парня с нехорошим любопытством пялились на неё. Рута опустила глаза, и судорожно схватив остальные вещи собралась уходить. Но один из парней преградил ей путь.
- Куда это ты собралась? – спросил он, глуповато ухмыляясь, - мы тут, понимаешь ли, кумпанию ей решили составить, а она уходит. Зазналась что ли? Не уважает…
Его дружок одобряюще хохотнул.
- Я вас не знаю – глухо ответила Рута – оставьте меня в покое.
- Глянь, какая невежливая – деланно возмутился второй парень – Риньша, слыхал?
Тот, кого назвали Риньшей, грубо ухватил девушку за руку, повыше локтя.
- Слышь, ты, недотрога – уйдешь, когда мы изволим…
Рута вырвалась и хлестко ударила его по щеке. Откуда только силы взялись… Вырвалась и отскочила на пару шагов назад.
- Ах ты… - сказал Риньша, потирая щеку, и нехорошо выругался – ну все, щас мы тебя…
Рута испуганно уставилась на грозно подступающих к ней парней. Потом пронзительно завизжала.