Борхес цикл метро

На одной – неважно какой именно – станции в вагон поезда метрополитена зашла девушка. Сидячих мест уже не было. Впрочем, еще никто и не стоял. Направляясь в головную часть вагона, она не отрывала взгляда от книги, держа ее на уровни груди. Там – спереди вагона – сидел, кстати, в том числе и я. Сверху красовалось стекло с надписью "Места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми". Я – ни первый, ни второй, ни третий. Неважно. Стоящих не было. Вернее, не было пока. Так что я уступил место, как только стоящий появился. Хотя она тоже не была ни первым, ни вторым, ни третьим. И, вставая, я попытался рассмотреть, что же за книгу она так увлеченно читала. Обложка дала понять, что это Борхес.
Встав перед девушкой, я удивленно посмотрел на нее. Поразило меня некоторое несоответствие между ней и книгой. Если я начну ее (девушку) сейчас описывать – это ничего ровным счетом не скажет. Несоответствие – именно что некоторое, неуловимое и не совсем понятное. Так что просто поверьте на слово, она не была похожа на человека, читающего Борхеса.
И, тем не менее, вот она: сидит с раскрытой книгой, которая – надо сказать – была довольно тоненькой. Тоненькая – понятие достаточно расплывчатое. В общем, она походила на небольшой еженедельный журнал. Для ежемесячного тонковата. Наверное, это какой-нибудь небольшой сборник из эссе Борхеса. Вот сидит она сейчас, читает «Стену и книги», подавшись чуть вперед от спинки вагонного кресла, и заставляет меня недоумевать.
Мне бы хотелось не ошибаться в людях. Хотелось бы точно знать, к кому, например, стоит прислушиваться, а кого – игнорировать; кто, что из себя представляет. Выходит, я ошибся в этот раз.
Я уже хотел выходить из поезда, когда меня смутило одно обстоятельство. Девушка улыбалась. Это неожиданно меня взволновало.
На следующей выйду и вернусь.
И словно кнутом, а то и пряником, подстегнутый, я начал искать то, что заставляло ее улыбаться. Наконец я решил начать читать ее Борхеса. И как только я перестал рассматривать девушку, пытаться разбираться в ней и опустил глаза в книгу, вот тут все и встало на свои места.
Укутавшись в обложку Борхеса, на меня смотрел «Апельсин». «Самые смешные анекдоты».
Признаюсь, что прямо перед тем, как сделать это важное открытие, положа руку на сердце, я начал стыдиться своего первоначального мнения. Я прислушивался к себе, и не понимал: может, какая-то часть меня хотела все же в этот раз ошибиться, а не быть правым. Нет. Тогда откуда это чувство? Наверное, оно исходило не от меня. Вот что значит «пристыжён».
Оказалось ли открытие пряником? Ведь я думал, что получил урок, что, может быть, к тем, кого я игнорирую, стоит прислушаться. Выяснилось же, что урок этот – вовсе никакой ни урок. И не был я пристыжён на самом деле, хотя и считал так, и испытывал стыд. Почувствовал себя обманутым.
 Не обнаружив пряника в кармане, я подумал о том, что, пожалуй, стоило выйти на своей станции.