Соло без оркестра

…Вспоминаются, совершенно замечательнейшие,  два года, проведенные мною в деревне с абсолютно демократичным названием – Добринка.  Соответствуя своему названию, она приютила  людей  всех национальностей.  Здесь  мирно уживались  русские, татары, эстонцы, латыши, немцы, чуваши и.т.д.  Волею судеб, оказавшись  в столь необыкновенном месте, столкнувшись с великим набором  колоритных  личностей, я не в силах  забыть их по сей день…
Так  как мы переехали летом, то за это время я успела познакомиться с детьми и даже с некоторыми подружиться. По вечерам мы ходили в клуб, смотреть фильмы, сеансы которых начинались в 22.30! Вероятно, столь позднее их начало было связано с тем, что людям надо было успеть управиться с хозяйством. Затем начинались танцы. Девчонки танцевали, а ребята играли в бильярд, лишь искоса поглядывая на нас. Так пролетело лето.
Поскольку в деревне была лишь начальная школа, то добринцы, перевалившие начальный барьер образования,  вынуждены были обучаться в соседней деревне – Узунгуль, расположенной в километрах 5-7 от Добринки, проживая при этом в интернате.   Узунгуль в переводе с тюркского,  означает «длинное озеро». Село действительно располагалось вдоль длинного озера. В Узунгуле основную массу населения составляли казахи. Там так же обучались дети из еще одного села (эстонского) – Оравка.  Эстонцы  находились не  в нашем интернате, а жили в небольшом домике метрах в трехстах от нас и держались особнячком, общаясь между собой исключительно на родном наречии, в отличие от нас, «многошерстной» братии, болтавших только на русском языке. Я даже ни разу не подходила к этому домику, ведь все мало знакомое отпугивает и настораживает. Хотя в нашем классе, в который я пришла 1 сентября были и эстонцы. В классе было человек 30. Среди них особо выделялся Вагнер Саша. Это был довольно крупный парень, высокий, светловолосый, но по всему видно, добрый. Он меня называл «городская». Я тогда не понимала, почему.  Ведь я приехала всего лишь из районного центра?!  Потом поняла, районный центр  для него и есть город! Запомнилась Вера, с интересной фамилией  - Ояберь, которая одна из всех эстонских детей приходила к нам в интернат к своей однокласснице и подруге – Нине Шестак (красавице – полячке). Вера очень худая, высокая, с выразительными глазами, прямыми волосами, спускавшимися чуть ниже плеч, серьезная. При таком росте и фигуре, родись она в другом месте, быть бы ей моделью и не сходить с обложек глянцевых журналов.  Нина, напротив, невысокая, круглолицая, с красивым природным румянцем на щеках, светлыми вьющимися локонами волос и не сходящей улыбкой на лице. Что было между ними общего? Разве, что обе были отличницы?   
… Более всего меня поразила система школьного образования. Такого «эксклюзива» я не видела никогда! К примеру, урок географии. Входит преподаватель: детина двухметрового роста, худой, в костюмчике, явно не по размеру обладателя. Из коротеньких рукавов выпирают ручищи такие большие, что похожи на щупальца омара, а размер ботинок достигает  полуметра.  Он открывает учебник и начинает  читать его вслух! Это, оказывается,  он нам объясняет новую тему! Но кто захочет такое слушать?! Пацаны начинают болтать, вертеться, кидаться записками. Что при этом делает преподаватель? Сделав от доски буквально три своих гигантских шага, он оказывается у последней парты, хватает за шкирку худенького, с симпатичными веснушками на носу, казашонка Серегу Абрамова и тащит его, с болтающимися в воздухе ногами,  приподняв над партами,  к двери. Далее, с размаху Серегиной головой открывается дверь, и он выбрасывается   в коридор. Некоторое мгновение в классе шок… 
- ???   
Отряхнув руки, словно он их чем-то перепачкал, учитель продолжает, как ни в чем не бывало, читать нам новую тему.  В классе начинается некоторое роптание, которое постепенно переходит в дикий шум и опять уже летит очередной активный деятель за дверь, теперь уже выбрасываемый за дверь пинком!  Что руки каждый раз марать? И так из урока в урок. На мои вопросы о допустимости такого поведения преподавателя,  новоиспеченные одноклассники отвечают, как само собой разумеющееся: -  «Так ведь у него отец -  директор совхоза, сам Просолупов!»  А на вопрос какое имеет сей тип образование, - «Да какое там образование, нынче 10 классов закончил!» …
Что примечательно, отвечали мы на уроке географии  также, пользуясь его методом, стоя у парты, демонстративно, держа на весу учебник и читая вслух.  Выставляя нам оценки за прочитанный материал, он руководствовался только ему известными методиками. Вероятно,  дифференциация оценок связывалась с личностным отношением к каждому из нас. По крайней мере, спорить с ним по этому поводу желания никто не изъявлял.
Еще более странной мне показалась учительница русского языка -  Капитолина Ивановна. Это была дама лет 60-65. На носу у нее были очки огромнейшего формата, причем заглянуть в них не представлялось никакой возможности, поскольку вместо линз, похоже были вставлены лупы. Она была полновата и, объясняя материал,  очень громко пыхтела, отдувалась и постоянно сморкалась в платочек.
 Меня поразила метаморфоза, произошедшая  у меня на глазах!  Эти же самые дети, (я думала, что теперь такое поведение этого класса неминуемо на всех уроках), придя только что с географии, где все говорили на уроке вслух, стояли, практически на ушах, почему-то сделались тише воды, ниже травы!?  Видно, она у них уже вела уроки в прошлом году. Ведь я пришла в 6 класс, а они обучались здесь уже с 5 класса.  В классе стояла мертвая тишина.
-  «Та-а-к, пеньки маринованные! Что-о, все забыли за лето? – злобно разглядывая весь класс, шипела Капа. –  А ну-ка, Вагнер,  быстро к доске!».
 Тот, тяжело поднимаясь из-за парты, (вес довольно приличный) вздыхая,  медленно идет к доске. Все с сочувствием смотрят в сторону несчастного, и одновременно, радуясь, что самих пронесло на этот раз.
 – « Ну, расскажи, какие ты части речи знаешь?».
Сморщив лоб,  Саня начинает разглядывать потолок…
 -  «Прилагаемое!» - радостно заявляет он,  пытаясь, напрячь память и выудить из нее еще что-нибудь.
 И тут раздается стук в дверь:
 -  «Можно?» - это Абрамов, просовывает в дверь голову,  опаздывая на урок.
Несмотря на свою грузность, Капитолина, как бабочка, вспархивает  со своего стула и несется почти бегом к двери. Класс, онемев, наблюдает следующую сцену. Подлетев к Сереге, она хватает его за ухо, приподнимает, Серега, между тем, приподнимается тоже, вот он уже стоит на цыпочках. А Капитолина все продолжает выкручивать ухо, все выше приподнимая бедного Серегу, при этом, приговаривая: «Бу-у-дешь еще опаздывать, пе-е-нек маринованный? Бу-у-дешь?».
 - «Не-е   не-е !– блеет Серега, - ни-каг-да-а!». Она, пыхтя и отдуваясь, выпускает из рук ухо, вместе с Абрамовым и толкает его на место так, что тот кое-как успевает перебирать ногами, которые едва успевают за телом, набравшим большое ускорение. Надо было видеть ухо Сереги! Размер его как-то сразу увеличился вдвое, цвет даже не малиновый, а багровый!
Пыл Капы спадает, у нее уже нет сил на Вагнера, он спасен!
 - «Садись, не мямли, тройка! Но это аванс! При-ла-га-тельное, Митрофанушка, а не прилагаемое!» - устало поправляет Капа.
В молодости Капа была на фронте, видимо там довелось некоторым образом огрубеть.
К своему ужасу  довелось и мне однажды опоздать на Капин урок. Я обнаружила это, открыв дверь. О ужас! -  в голове промелькнула молниеносная мысль – захлопнуть ее обратно, но было уже поздно… Капитолина  повернула голову… и увидела меня, во всей красе. Девочку, вроде бы, являющуюся примером для подражания, и на тебе! Она этих слов не произнесла вслух, но это было написано на ее разгневанном лице. У меня почему-то начали краснеть уши, я чувствовала это по горячей волне, окатившей меня, словно цунами. Это шли Капины волны гнева. Класс с живым интересом наблюдал, хотелось уже продолжения.  Стояла гробовая тишина. Девочки к ней не опаздывали никогда, я оказалась первой…  Капа  была в смятении, молча, отдуваясь, что-то решала для себя. Класс ждал. Я представляла себе, какому позору сейчас я подвергнусь на виду у всех. Жизнь кончена! Наконец, она, стиснув зубы, ненавидя меня и всех нас вместе взятых, произнесла, задержавшись на первой букве и, явно проигнорировав последней: - «СССадис!». Я, забыв про дыхание, проскользнула к парте, пока она не передумала. С тех пор ушами чувствую надвигающееся «цунами». Но после этого случая мой авторитет возрос в разы!
… Следующий персонаж-  преподавательница  алгебры, геометрии -  Галина Ивановна Иванова. Сухощавая,  как и положено математичке, высокая. Муж ее был много младше и являлся ранее ее же учеником. Предмет свой Галина Ивановна не знала и не понимала. Входя  в класс, она первым делом, вытягивала, скрепленные пальцами руки, выворачивала их, как будто пыталась  начать что-либо раскачивать. Затем, раскрепив пальцы, поочередно начинала ими щелкать. После десяти щелчков начинался урок. Я тоже попыталась проделать это на перемене, но мне  такой трюк не удался! Это единственное, пожалуй, за что мы ее уважали.
Теоремы, которые надо было доказывать,  казались совершенно нелепыми. 
- Докажите, что две параллельные прямые никогда не пересекутся!?
Ну, не абсурд ли? Это же ясно, как белый день! Приходилось тупо заучивать и тупо отвечать. Тупо получать пятерки. Меня волновал вопрос, а где же знания? Хоть кто-то их будет здесь давать? В голове -  чистый лист бумаги, короче говоря, пустота, вакуум! 
            Далее плавно переходим к учительнице пения.  Хотя у нее было много регалий, но запомнилась она мне, как учительница именно этого предмета. Она же по совместительству преподавала  немецкий язык. Она же была еще и наша классуха. Звали её тоже Галина Ивановна, но Эдгардт! – дама лет 24-26, невысокая, не отличающаяся стройностью, но и к категории «полных» ее отнести было нельзя. Самой выдающейся частью ее тела  был нос - огромный, занимающий более половины лица,  и притом еще с горбинкой! И поскольку это была ее главная достопримечательность, она активно ею пользовалась. Пела она в нос, протяжно и заунывно. Аккомпанемента в сельской школе, естественно не было. И, показывая нам новую песню, училка  старалась во всю, выбирая, как правило,  очень грустные песни.  То про детский концлагерь Салалспилс,  то про мальчика, «нежно тянущего ручонки к маме», которая почему-то умерла. Мы хором подпевали, стараясь тоже петь в нос. 
Галина Ивановна была очень строга. Однажды за очередную провинность у какого-то преподавателя, она нас наказала, заставив стоять. В классе стояли не только мы, но еще и духота. Это было после уроков. Простояли час, другой, третий. Никто и не думал просить прощения. Начали болеть ноги, спины. Мы перетаптывались с ноги на ногу. Ей некуда было спешить, поскольку семьи у нее еще не было.  На середине четвертого часа нашего стояния один из мальчиков Коля - очень тихий и, как оказалось, слабый, упал. У него начался приступ эпилепсии. Галина здорово перепугалась и сразу нас посадила. Мы тоже трухнули.   Очнувшись, он очень неловко себя чувствовал. Больше нас  таким методом не наказывали.
…Однажды,  после летних каникул, Галина начала пытать у класса, кто же выучил за лето хоть одну новую песню. В классе тишина. Ни одной поднятой руки. 
-« Ну, давай!»,- обратилась она к моей персоне, - «выручай!».
Я,  совершенно не ожидая такого поворота дела, решила не ударить в грязь лицом, ведь на меня смотрел весь класс!!! встала и запела: «Как дивно све-е-е-тит солнце в ча-а-с  восхо-о-да,  его волше-е-бный  луч, мир а-живля-а-ет…». Мне пришла именно эта песня на ум. Как раз летом её напевала моя сестра, у которой я гостила на каникулах в городе. Много позже я услышала её в мультике «Ну, погоди!». Но только в итальянской интерпретации в исполнении зайца.
Видно,  надо было взять начало песни чуть ниже, потому что, приблизившись к припеву, я уже почти визжала:  « Я зна-а-ю
со-о-лнце, еще светлее-е-е…». Ну, в точности,  как тот заяц!
Галина Ивановна пыталась меня остановить, но я уже ничего не слыша,  раздув щеки и раскрасневшись, продолжала: «…адна, о,  да-а –ррага-а-я!  адна ты со-о-лнышка-а-а  маё-ё-ё!». Тут случился перерыв между куплетами и я, наконец,  услышала:
-«Достаточно, достаточно, деточка!  Очень хорошо!»
-«Странно»,- подумала я, - «но ведь есть еще два куплета! Тем-но-та! Я так хотела допеть!».
Класс, молча, сглотнул музыкальную пилюлю, никак  на нее не прореагировав.
 Больше меня не просили петь ни разу. Это было мое единственное и незабываемое соло!