Папье-маше. Толик

      Рву листы мягкой бумаги на мелкие кусочки. Сваренным из муки клейстером терпеливо приклеиваю их на блюдце. Один слой за другим. «Папье-маше», -произносит странное слово воспитательница. Должна получиться копия блюдца. Бумажная. Почти как настоящее блюдце. Но это долго. Гораздо интереснее подуть на листочки, и тогда поднимается «метель».  Листочки, приготовленные для папье-маше, разлетаются по столу, падают на пол, кружатся белыми хлопьями. Один вылетает в распахнутое окно. Провожаю взглядом свободный полет беглеца. Или падение?

     Прошлое и настоящее перемешивается словно в палитре художника-импрессиониста. Их непонятное сочетание завораживает. Поэтому необычный телефонный звонок воспринимается как должное . Сбивчивый забытый голос приглашает в черноморский круиз. Заманчиво. На минуту представляю себя соблазнительной красоткой. Но автоматически отвечаю другу детства, что уже давно замужем. Грубость в ответ. Интрига гаснет, как спичка, оставляя боль и разочарование. 
    От подруги узнаю, что её он тоже приглашал, но рассказывал о себе совсем другое.   
Почему-то в жизни этому талантивому парню не везет. Жизнь бросает его из крайности в крайность, от богатства в нищету, потом он обратно выкарабкивается. Наверное, трудно с ним рядом, неспокойно. Помню, он откусил яблоко, которое срисовывали в детском саду на занятии, а оно оказалось из того же папье-маше. Вот и жизнь его при близком знакомстве оказывается какой-то ненастоящей, как будто он всё время хочет выдать себя за другого.

    А я? Моя-то жизнь - настоящая? Годы - кусочки бумаги создают маску, повторяющую мою по-детски доверчивую сущность. Слой папье-маше все толще. Попытки что-то изменить, как правило, обречены на неудачу. Меняется цвет, рисунок, но контуры маски упрямо повторяют образец. Образец? Образец чего? Тупого нежелания менять жизнь? Разумного желания идти маленькими шажками, чтобы не ошибиться?  А как же тот «беглец»? Мысленно «приклеиваю» крошечный кусочек к остальным. Ишь, размечтался-разлетался!