Царская охота Ивана Грозного

               

Жалились мы государю на боярина сваго, что украли у другова князя и завезли в чужбину.
Вот приехал опричник разбираться. На меня глянул хитро и  говорит:
- Собирайся, Иван Васильевич в Кремль до себя кличет.

Похватали нас, трех девок, и в Москву. А там любимец царский, Скуратов, толкует:
- Разденетесь и будете голыми кур в палатах ловить. А царь-батюшка станет на вас охотиться, из лука стрелять. Кому стрела в гузно попадет, тому счастье выпало. Стало быть, желание исполнится. Ежели кого убьет, то так Бог положит.

Девки наши пробовали роптать, отнекиваться. Да Малюта был краток, разговоры досужие пресек.
- А как не согласитесь, пытку злую терпеть придется. Свяжу вас, лядвеи раздвинув, чтобы веревкой пеньковой промеж ног тереть. Так все женское и поистерется. А потом, когда прискучит баловать, сердце у каждой из груди самолично вырежу, псам шелудивым  швырну.

В том Малюта нам слово давал, и мы поверили, потому что народ про него худое баял.

Челядь кремлевская Малюте услужлива. Исподнее посрывали с нас, да в светлицу, в чем мать родила, втолкнули. А там государь за столом сидит, с дружиной бражничает. Опричники зенки пялят, хохочут, перстами тыкают. Куры под ногами вертятся, да попробуй, поймай. Бегаем мы, задами сверкая, сиськами трясем. Стыдоба и непотребство окаянные.

Государь меж тем лук берет во холены рученьки, тетиву шелковую натягивает, стрелу каленую прилаживает. Просвистела стрела  да Анфиске, что рядом со мной, в перси вонзилась девичьи. Закачалась Анфиска, кровища хлещет. Так и упала она, красна девица, а бусурмане радуются. На скамейках смех да веселье. Все  царя с удачным выстрелом поздравляют. Мы было поднимать Анфиску, да нам запретили, чтобы забаву не портить.

И опять мы за курами погнались. Тело дрожит и груди скачут, а опричникам то в радость. Батюшка-царь, видать, выпимши. Тетиву натянул, опять выстрелил. Стрела в выю светлоокой Анютке вошла. Побледнела молодушка да на пол свалилась. А государь, как дитя малое, удаче радуется. В ладошки давай хлопать: попал, дескать, попал!

Осталась я среди девок убитых. Жалко себя стало, с миром Божьим прощаюсь, горемычная. Обида тогда взяла, за что наказывают, не понимала. Ведь с Малютою мы так не договаривались. Потому как не было у нас уговора, что жизней лишать станут.

Поняла, дни мои кончаются. И уж очень-то не хотелось со свету белого в молодые годы свои уходить. И тут меня ангел надоумил, как поступить подсказал.

Взяла я куру в руки, что убегать устала. Спиной к Иоанну Великому повернулась, зад выставила. Да так, что, ежели стрелять намерится, не было б ему куда попасть, как туда.

Смех за спиной слышала и мужское веселье. А потом все стихло, толкнуло что-то меня, и потерялась.
 
Очнулась я от боли лихой. Это потому, что Малюта мне из ягодицы стрелу вырвал. Так полуживую пред очи светлы Иоанна Васильевича представили.

Тот все тешился, а потом снизошел, слово молвил.
- Насмешила ты, Марфушка, дитя крестьянское, когда жопою жизнь спасала. Сказывал  Малюта, просьбу ко мне имеешь. Говори, пока я в настроении…

Рассказала я, кровью истекая, о своих печалях. Просила боярину прежнему вернуть, Белозерскому.

Как услышал такое царь, в лице изменился. В гневе ногами топал. А потом вдруг возьми и заплачь. Слезы лил горькие, неутешные.

- Да ты знаешь, чернавка,- причитал он,- барин твой  казнен в лобном месте? Это потому что предался королю чужому, польскому, Сигизмунду. И дворовые все  как один повешены, спалены с детками малыми. А деревни той, куда просишься, и в помине нет. Только ветер в том месте  пепел развеял. Да трава не растет на пожарище.

Гляжу я на царя-батюшку и вижу, положению моему сочувствует. Бородка трясется, в очах слезы блистают. Царское это дело - измену искать, и  подустал он от работы своей государевой. Жалко мне стало Иоанна Васильевича: много власти имеет, а счастья не знает.

 Вытер глаза государь, думу невеселую думал. Вина зеленого пригубил, а потом про меня вспомнил.
- Так и быть, я слово давал. Потому и  оглобли отсель поворачивай, пока в благости не передумал.
- Эй вы, дружки мои опричники, чтоб без шалостей! Отвезете крестьянскую дочь, откуда привезена!

Не обманули опричники. Государя не ослушались и меня к дому доставили.

Болела потом долго, пока рана в срамном месте затягивалась.

Замуж не вышла, потому как никто хроменькой не прельстился.