Пионерский лагерь

... Аппендицит приключился, когда была в пионерском лагере - девчонки в отряде были недружественные, дневник мой однажды силой взяли и насмехались, да и еда в столовке была только что не смертельная, но все искупало море - верное мне, игривое, радостно-сияющее. От девчонок частенько убегала в самую дальнюю виноградную беседку, а там был незрелый виноград, который и вызвал резь в животе, перешедшую в воспаление.
И все это беззащитное размазывание себя по стенке главврача с трех ночи и до восьми утра ни к чему не привело - двери были заперты, вожатые особо не волновались - максимум, помрет, а я и вправду была к этому близка. Но утречком всполошился начальник лагеря и все дело набрало скоростные обороты. Врачи паниковали, как могли.
Мама случайно узнала о произошедшем - от людей, которые сошли с приморского поезда и  встретили ее где-то в нашем городе и даже не знали, что это моя мать - то есть как раз мать той заболевшей девочки, о которой они ей почему-то рассказывают.
И она сообразила тут же выехать ко мне.
У меня уже был послеоперационный период - кресты светелеющих окон, потолок, вкус лимона во рту, срастание швов.
И вдруг меня стала донимать мысль, что директор лагеря меня преследует своей страстью.
Сейчас я понимаю, что его внимание было навязчивым от страха - его могли в тюрьму посадить за безалаберность, ведь отсутствие медосмотра воспитанницы привело к разлитию гноя и риску летального исхода.
Вот он и ходил, донимал меня ласковостью, подарочками.
А мне было страшно неприятно его видеть.
Мое воображение яростно сочувствовало всем бесприданницам, насильно выданным замуж.
Я видела себя эдакой интересной, его - унылым и влюбленным.
Мама приехала, никакого тарарама не устроила, ну он и отвязался. Это было только мое воображение, больше ничего, но я едва не умерла от самой идеи - а вдруг он меня возьмет против воли?..
А мои ощущения от заката солнца в больничном саду, от магнолиевых зарослей и каких-то пахучих пушистеньких и душистых веточек с райским розовым оперением, от музыки на массовках, от взрослых мальчиков на территории лагеря, куда мы с мамой вернулись "добирать" положенные дни отдыха уже в третьем потоке - все слилось в одно общее - окончание детства и готовность к настоящей любви.
Мы сошли с поезда глубокой ночью, по ростовским улицам близ Центрального рынка ветер шарахал по-бандитски и по-летнему раскованно, и дома ждали всякие вкусности и папа и хорошая жизнь, но я-то уже повзрослела, внезапно, и уже хорошей жизни мне было мало, нужна была приправа -
она же отрава - тонкая смертельная сладость влюбленности.