Флобер. Глава 17

                Глава XVII



                1852



               

   
  Я из породы варваров. Отсюда зелёные глаза, высокий рост, душевные порывы, упрямство и вспыльчивость. Но отсюда же мышечная вялость и приступы нервной слабости. У всех нас, нормандцев, течёт в жилах немного сидра. Это напиток кислый и шипучий, иногда выбивающий затычку.


                ***

  Что до моего «поста литератора», охотно уступаю его и покидаю будку, унося под мышкою ружьё. Я попросту живущий в деревне буржуа, пишущий в своё удовольствие и ничего не требующий от людей. Не думаю, чтобы человечество во мне особенно нуждалось, как и я не нуждаюсь в нём. Как-нибудь проживут без «светоча моих идей». Взамен я прошу не отравлять мне воздух церковными свечками. Провозглашаемое тобой литературное обновление – самообман; я пока что не вижу ни одного свежего человека, ни одной оригинальной книги, ни одной незатасканной идеи. Пережёвывается всё то же столетнее гуманитарное и эстетическое старьё. Буду счастлив, если окажется, что я ошибаюсь. 


                ***

  «Бовари» меня убивает. За неделю написал три страницы, да и от них не в восторге. Идеал прозы дошёл до неслыханной степени трудности. Особенно трудно достичь связности, чтобы мысли читателя естественно перетекали одна в другую. Я люблю фразу чёткую и крепкую, чтобы она стояла и в то же время двигалась – что почти невозможно. А ведь нужно ещё, чтобы всё сверкало колоритом!
  Честно говоря, сюжет «Бовари» мне наскучил. Не знаю, хороша будет эта книга или плоха, но для меня она станет настоящим подвигом.
   Однако со вчерашнего вечера и особенно сегодня дело идёт лучше. Причина, наверно, в хорошей погоде. Наслаждался солнцем, а сейчас, вечером, - луной.

                ***

  Я не люблю поэзию болтливую, поэзию громких фраз, поэзию, толкующую о священных воспоминаниях, о могиле матери, отца, поэзию, лобзающую медальоны, мечтающую при луне, млеющую в театре, тающую от нежности при виде детей, принимающую задумчивый вид на берегу океана. Подобная нервическая восприимчивость говорит о немощи духа. А поэзия – отнюдь не немощь. Чтобы не погрешить против хорошего вкуса, поэзию нужно прямо-таки прятать в стихе и давать проглотить её незаметно, словно пилюлю.
   И у меня была своя сентиментальная пора, клеймо которой я, как каторжник, ещё ношу на шее. Своей обожжённой рукой я теперь имею право писать о природе огня.

                ***

 Какая подлая штука – проза! Никак не закончишь, всегда остаётся что переделать. И, однако, мне кажется, что прозе можно придать насыщенность стиха. Хорошая фраза в прозе должна быть, как хороший стих, - её нельзя изменить, она столь же ритмична, столь же звучна. Талант писателя, в конце концов, состоит лишь в выборе слов. Сила создаётся точностью. В стиле как в музыке: самое прекрасное и редкое – чистота тона.

                ***

  Не следует уподоблять женщин ангелам, от подобных сравнений стиль становится анемичным. Женщина лучше ангела, это первое, и крыльям не сравниться с женскими лопатками, да и написать о них легче.
  Мало есть женщин, которых я, хотя бы мысленно, не раздевал донага. Я изучил плоть, как художник, и я её знаю. Берусь написать книги, от которых самые холодные распалятся. Что до любви, она была для меня всегда предметом размышлений. «Бовари» будет итогом моих психологических исследований чувственности и только с этой стороны будет иметь оригинальность и ценность.
  Но если есть в мире художественная правда, то это – «Золотой осёл» Апулея. У меня от этой книги кружится голова и темнеет в глазах. Природа, пейзаж, чисто живописная сторона трактованы здесь по-современному. Здесь всё пронизано веянием античности и христианства вместе. Тут пахнет ладаном и мочой, скотство сочетается с мистицизмом. Да, я люблю непристойность, когда она величественна как у Рабле, который отнюдь не остряк. Шедевры тупы, у них спокойные обличья, как у крупных животных и гор. Вот почему я думаю, что французская литература с её пристрастием к вольной шутке и светскому остроумию ещё молода – её вершины ещё впереди.

                ***

  Занят сейчас переписыванием, исправлением и вымарыванием первой части «Бовари». Уже в глазах рябит. Хотелось бы одним взглядом прочесть все сто пятьдесят восемь страниц со всеми деталями и охватить их единой мыслью. Утром побывал на сельскохозяйственной выставке. Надо было посмотреть одно из этих бездарных деревенских торжеств для второй части «Бовари». Вернулся домой полумёртвый от усталости и скуки.