Эх, были мы мальчишами

К 16.11.07


01. 10. 07 г.            
Эх, были мы мальчишами…

Дальний восток. Небольшое село Поярково и простенькая крестьянская хатка, где мы жили. Отец на войне. Мать целыми днями в работе. Мне уже 5 лет, моей сестренке 3 годика и мы под присмотром бабушки предаемся всевозможным детским играм.
Посреди комнаты обеденный стол, обычно покрытый длинной, почти до пола скатертью. Пространство под скатертью превращено то в уютный дом с игрушками и куклами, то в штаб, а то и в нечто, что приходило в голову. Это был наш детский мир с фантазиями и грезами. Сферой наших интересов был и двор, огороженный       плетнем. По двору разгуливали с десяток кур и петух. Петух Петька был большой, чуть ли не в 2 раза превосходил курочек со своего гaрема. Яркое красное оперение и боевой вздернутый хохолок говорил о его боевом духе и напоминал полководца перед сражением. Он важно вышагивал, всем видом как бы говорил, кто здесь хозяин. Мы с сестренкой носились по двору и огороду, высматривая, не снеслась ли какая курочка, а они имели привычку , где много травы, умять площадку и отложить яйцо. С криком,- "Баба, мы нашли еще одно яичко!”- и еще тепленькое тащили на кухню бабушке.
Бабушка у нас была особенная. Что бы она не делала на кухне- все было очень вкусным. Больше всего нам нравились блины. Они готовились на большой сковороде и края иногда подгорали, а бабушка их обрезала. Эта вкуснятина не пропадала, а тут же поглощалась нами. Мы сидели у печки и время от времени хором голосили: "Баба, дай нам белого блина!" - и мы их получали. А когда она варила варенье - это был праздник. Бабушка снимала пенку в отдельное блюдце, и мы ложки и блюдце вылизывали до блеска. Иногда она давала миску с едой для птицы, и мы во дворе разбрасывали еду, и вся птица толпилась вокруг нас, проворно стуча головками, стремясь как можно быстрее и побольше урвать у своих подружек. Еще у нас была корова, но мы боялись близко подходить, очень она была большая и мы опасались, что она хоть и добрая, но может нечаянно наступить на нас. Словом наше раннее детство было почти беззаботным. Иногда были праздники. Приходила мама радостная и показывала письмо от папы с войны. Мы вслух читали и всем было очень весело. На столе было много вкусного и мы до поздна не ложились спать.
Часто на нашей завалинке собирались соседи и мелкая детвора, и вечерами долго вели разговоры и пели песни. Завалинка - это земляная насыпь на одну из стен дома, где , как на бугорке , можно было посидеть. Но, когда никого не было, мы с сестренкой не скучали. То клад искали, то играли в прятки. Спрятаться было куда. Мебели было немного, но мы были маленькие. Таня была такая маленькая, что пряталась даже в табуретке покрытой газетой.
На этот раз я не придумал ничего лучшего, плюхнулся на пол и залез под кровать. Застеленное одеяло опускалось почти до пола. Притаившись, осмотрелся. В дальнем углу почему -то стоял чайник. Потрогал, он был полный. Мало ли эти взрослые с какой целью поставили его сюда. Эти, их взрослые дела, меня не интересовали. А вот и Танька, сейчас найдет меня и водить уже придется мне. Так мы играли, ползали, лазали, бегали, пока в очередной раз я не оказался у этого чайника. Разгоряченный, увидев чайник, возникло желание попить воды. Приложился к носику, пахло чем-то вкусным. Может бабушка компот настаивает. Чуть наклонил, отпил глоток. Острая обжигающая волна пошла по всему телу, а на губах остался  привкус чего -то сладкого. Нет, такого я еще не пил. Это что - то взрослое. Вылез, побежал во двор. Бабушка вынесла корм и Танька готовилась кормить кур крошками от стола. Куры как -будто все клюют, даже мелкие камeшки, а может это какие семена. В груди еще обжигало от странного напитка , а что если смочить крошки. Будут ли есть горький хлеб? Я поделился этой мыслью с Танькой. Тут же нашли кружку. Я чуть- чуть отлил из чайника. Петька понял, что сейчас будет угощение и уже занял позицию впереди кур. Наклонял голову, топтался ножками, кудахтал, мол я первый. Танька далеко кинуть не могла и потому курам доставалось немного. Петька же с удовольствием принимал угощение. Куры беспокойно толпились поодаль, боялись приблизиться и получить стрёпку от петуха.  Они как-то странно поворачивали голову одной стороной и смотрели одним глазом, как будто так было лучше видно, не долетит ли какая крошка до них. А Петька стал вытягивать шею, подпрыгивать, бегать, не разбирая дороги, и разогнавшись попытался взлететь на плетень, но не расcчитал и ткнулся носом в ветки. Помахал крыльями, пытался чего-то хрипло прокукарекать, но потом лег на бок, закатил глаза и затих, изредка пытаясь издать какое-то кудахтанье. Бабушка выходила с подойником от коровы Машки, увидела лежащего Петьку, всплеснула руками. Только что бегал и уже сдох. что это с ним?  Мы кричим- "Он спит и во сне что - то кудахчет!" Бабушка взяла его за ноги и понесла в кухню.   
Сладость на губах время от времени напоминала мне о странном напитке. Наконец я не утерпел, залез под кровать и приложился к горлышку. Огонь распространился по всему телу. Все стало приобретать необычное ощущение. Мне хотелось смеяться, прыгать, летать. И я летал как птица, прыгал, словно надутый мячик! Предметы стали подвижны. То дверь  вдруг наклонится и шлепнет меня по боку, то стул вдруг подвинется и станет у меня на пути. Пол стал шататься, как будто в лодку залез. Танька с подозрением на меня посматривала, но участвовала в моих летающих фантазиях. Потихоньку моя веселость стала спадать и появилось неприятное ощущение в животе. Я чувствовал что меня вот- вот стошнит, хотел побежать на завалинку , но у дверей меня сильно стошнило. Лег на пол - все поплыло. Сквозь забытье слышал мамин голос. Она говорила бабушке что наняла мужиков пилить дрова, так мол приготовила им угощение, чтоб расплатиться. Господи, надо же, ничего от них не спрячешь. Ну, как за ними еще присматривать.? Бабушка уже прикладывала мокрое полотенце мне на лоб и готовила молоко. Прошло какое - то время и приехал папа на побывку. Мы лежали в постели и, выглядывая из под одеяла, смотрели на красивого, опоясанного портупеей военного, ласково поглядывавшего на нас и изредка трепавшего лaдонью наши головки.
               Потом папка уехал снова на войну и потекли обычные, ничем не памятные дни. Иногда заходили группы солдат попить водички. В касках, одетые в военные плащ - накидки с оружием. Мы с интересом и восторгом глазели на них. Не знаю откуда и по какой причине, но в округе было много разбросано пакетов с сухим спиртом, им пользуются военные для разжигания. Мы сосали их, но они вызывали чувство сухости во рту. В хорошую погоду мать с бабушкой собирали грязное белье, брали нас с собой, и мы шли на Амур. Пока женщины замачивали и застирывали белье, мы с Танькой и соседской мелюзгой барахтались в теплой воде. Амур - река широкая, но около нашего села она была поуже, и можно было видеть, как на другом берегу местные жители китайцы также стирали свое белье. За плечами у китаянок были сумки, в которых сидели маленькие китайчата. Они еще не умели ходить, и матери не         отпускали их от себя.
Недалеко от нас располагались военные. Несколько пограничных катеров всегда  стояли у берега. Однажды вечером началась настоящая война. На улице все кругом стреляло и грохотало. Взрослые волновались, бегали, собирая вещи. Потом подъехала телега, нас вместе с узлами покидали в бричку и, по дорожным колдобинам нас долго везли. А над Амуром то вспыхивали сполохи света, то грохот и яркое зарево освещало небосвод.
А еще я любил зиму. Мороз за 40 градусов. Выходишь, сразу подышишь сквозь пальцы, чтоб не обжечь холодом легкие и, потом целый день на воздухе. Санки, а  на запорошенном льду, коньки. У кого не было  брали полоски от старых студeбеккеров, которыми обшивались кузова машин. Загибали кусочек полоски спереди и кусочек на пятку и, еще как катались. А кто с настоящими коньками, то двумя веревочками привязывали к валенкам и палочкой закручивали веревку. Женщины сушат белье на морозе. Оно вымораживается, и колом стоящее, заносится  в помещение, отходит и тут же гладится. Морозы вымораживали маленькие речки до самого дна. Можно было заглянуть под льдины и даже походить по дну реки. Молоко в тарелках замораживали  и, потом  отдельно от посуды, блинами складывали в кладовке. Много интересного приносила зима. Порой до крыши заносит хату.  Приходится откапывать проходы к дверям. А после мороза, как здорово залезть на печку и на лежанке размориться.
 Когда война кончилась, папка забрал нас к себе .Это было удивительное место ! Посреди огромной долины возвышался форт - 6 этажная  крепость. Окна в подъездах напоминали бойницы в укреп. сооружениях. Очень далеко все просматривалось. Мы жили в этом доме. Новые люди, новые игры. Все играли в биты. Монета или свинчатка с хвостиком из чего-нибудь пушистого. Ногой надо было подбрасывать эту биту, благодаря хвостику, она падала всегда одной стороной как парашютик и, надо было больше других настучать. Как и девчонки, мальчики играли в классики, скакалки, а еще в бабки. У всех хранились косточки от кухонных остатков, когда родители варили холодец . Нам давали облизывать кости от холодца и, мы их собирали. Выстраивали в ряд и сшибали по очереди. Побеждал тот, у кого больше оставалось в строю солдат.
 Погода всегда стояла солнечная. Огромный дом заслонял двор от ветра. Но иногда на ровной долине ветер разгонялся и, выйдя из - за дома, можно было под углом 45" ложиться на поток теплого ветра, раскинуть руки и чувствовать, воображая себя птицей. Удивительное волшебное ощущение ! В тихую погоду выходили в поле. Вокруг сплошь росла на песчаной почве заячья капуста. Маленькие кoчанки с толстыми листьями. Они были очень сочные, но не вкусные. Зато вкусными были муравьи. Огромные, красные с большой  попой. Мы их ловили и облизывали попки. Они были кисленькие, нам это нравилось. А то прутик наслюнявим, положим в муравейник, и потом облизываем появившуюся на нем кислятинку.
 А еще было озеро, маленькое совсем заросшее. А может это была огромная воронка от большого взрыва.? В нем не купались, но там было много головастиков и всяких других букашек. Паучки на длинных ногах так здорово бегали по воде, как будто на коньках, а какие красивые стрекозы, а уж чего было очень много, так кузнечиков.  Они почти все летали и крылышки были разные по расцветке. Мы любили их. Хищный рот, почти механические челюсти, мощные задние лапы. Один вид их говорил, что прыжок будет далеким. Во время прыжка спинка раскрывается и появляются мягонькие разноцветные пластинки крыльев. Они продляют полет еще на десяток метров и его уже, почти, не найти. Маленьких так и называли кузнечиками, а больших - саранчой. Так мы познавали мир.
Иногда дурачились, попадались на шутки товарищей.
"Хочешь спрячь камушек у себя в одежде, а я с трех раз найду?",
 "Ну, да, я могу так спрятать, что и с десяти раз не найдешь!"
 Мальчик отворачивается, срывает одуванчик, делает вид, что он не простой, а вроде волшебной палочки и приступает к волшебству. Прикасается к ноге в тапочке. Я смеюсь, не угадал. Одуванчик прикасается к карману на шортиках. Ага, опять не угадал. Мальчик задумывается, чешет репу, так мы называли голову, и наконец, радостно заявляет: "Знаю, мой одуванчик, уверен, он у тебя во рту!"
Я счастливый, что выиграл, широко открываю рот, чтобы показать, что там ничего нет. В этот момент мой соперник со смехом отправляет одуванчик мне в рот. Семена прилипают во рту и я долго отплевываюсь, досадуя, что меня обхитрили.       
      Вот озеро от большой воронки, некогда завода, где делали аккумуляторы, т.к. повсюду были груды разбитых аккумуляторов и свинцовых пластин к ним. Мы их собирали и на кострах плавили,  делая себе для игр свинчатки. И еще невдалеке стояли несколько разбитых прожекторов с огромными полусферами. Можно было залезть в крутящееся кресло и воображать себя защитником,  стреляя по вражеским самолетам. Где - то мальчишки раздобыли с десяток оригинальных палок, может подпорки от армейских палаток, но при хорошем воображении, они очень напоминали ружья. Пацаны становились в строй и с ружьями на плечах маршировали по двору, выполняя команды тех,  кто был пошустрее и становился командиром. Мне обычно, как самому маленькому, ружье не доставалось и я обходился какой-нибудь палкой или прутом, но и это было хорошо. Не всегда наши игры были безобидными. В ближнем овраге мы находили патроны. Набирали кучки, разводили костер, бросали патроны в костер и разбегались, прятались. Слушали, как разрываются патроны, испытывая ощущение холодка и щекотки от реальной опасности. Иногда папа брал меня на свою работу. Место работы называлось - военный лазарет. Там лечили больных или раненых лошадей.
Папа был главный доктор. Я дружил с солдатами, которые ухаживали за лошадьми. Было интересно смотреть, как лошадям на копыта прибивали новые подковы и я таскал в карманах эти специальные гвозди. Иногда солдаты строили из досок  пирамидки, красили их, а сверху прикрепляли красную звезду. Для чего они это делали? Для меня это был секрет. Прошло время.
Я уже становился взрослым и, мне надо было готовиться идти в школу.
У папы на работе служил хороший мастер - портной. Из офицерского отреза он сшил мне настоящую солдатскую шинель, а на голову шапку- кубанку, с красным верхом. Так что я был похож на настоящего солдата, только маленького. Я  осматривал себя со стороны, был красив и горд собой. Школа была недалеко, надо было пройти два оврага. За спиной ранец с книжками, а в руке, в тряпичном чехле, чернильница - непроливашка. Ее можно уронить и ничего не выльется. Тетрадь в косую линейку. Ручкой с новеньким пером и номером 86, старательно выводил палочки, кружочки и хвостики. По долгу службы, папы, мы постоянно переезжали с места на место. Тревожные сборы и мы всей семьей едем на поезде долго- долго.
Перестук колес, крики железнодорожников на станциях и постукивание молотков путейцев для проверки колес. На больших станциях бегали за кипятком. Цепочки пассажиров быстро выстраивались у кранов, наполняли свои бидончики и спешили обратно. Иногда надо было переходить несколько стоящих составов. В один из таких дней наш поезд стоял не долго, мы торопились. Так получилось, что сестренка с мамой сели не в тот поезд. Он шел в обратную сторону. И потом долгие дни тревожного ожидания, переговоры начальников поездов, пока мы снова не встретились. Долгий путь по Сибири, бесконечные лесные просторы рождали в душе неспокойное чувство ожидаемых перемен. Что - то там будет?! 
 Приехали мы в Киргизию. Всё необычно: люди, природа. Жили в маленькой хатке мазанке. По утрам мы дети бегали по улицам собирали сухие лепешки - кизяки, оставленные проходящими коровами и верблюдами.  Этими сухими лепешками мы топили печь, отапливали помещение. Еда была очень скудная. Папка был опять на войне. Мы трудно жили. У сестренки начала развиваться цинга и мама ходила в заросли кустов, собирала кору с веток и отваром поила нас.
 Папка войну закончил в городе Калининграде и вызвал нас к себе.  Город, состоящий из развалин. Можно километры проехать по центру, не встретив ни одного целого дома. Улица как текущая река в глубоком узком ущелье, обрамленная в 5-6 этажные развалины. Единственное здание оказавшимся целым был госпиталь в центре города.  Около развалин главных административных зданий в центре площади стоял памятник Бисмарку с разбитой головой, в щеке была дыра и памятник оттого запомнился. Нам дали временную комнату, которую надо было чистить от следов развалин. Поставили окна, солдаты помогли очистить комнату от отвалившейся штукатурки. Потихоньку обживались. Не всегда мы были послушными. В доме конфет почти никогда не было, но иногда мамка доставала банку варенья.
 Вот это было счастье !!! Я знал, где стоит варенье и, однажды, когда дома никого не было, залез большой столовой ложкой в банку, потихоньку полакомиться. Тут послышались голоса и вошла мамка с моей учительницей, которая за мои геройства решила поговорить с моими родителями. Банку я успел поставить на место, а вот ложку обмазанную вареньем не знал куда спрятать и, в последний момент не нашел ничего лучшего, как сунуть ее под подушку. Не буду рассказывать, как открылось мое преступление и его последствия, но ремень погулял по моей заднице. До сих пор помню.
Танька тоже на эту тему отличилась. Банку поставили в кладовку повыше. Но мы умели лазить как обезьяны, и Танька полезла. Случилось так, что она оступилась и полетела вниз и коленом напоролась на ржавый гвоздь. В больнице наступило ухудшение, и воспаление перешло в гангрену. Нам сказали, что единственный способ спасти ее- ампутация ноги. Стали готовить к операции. Танька плакала, кричала, что не даст отрезать ногу. Когда медсестра мерила температуру разбила градусник, а когда хирург осматривал ногу, укусила его так что он не мог оперировать и пришлось операцию отложить. За эти дни ухудшения не произошло, потом и на поправку пошла к нашей великой радости. Вот такой нелепый случай помог спасти ногу.
 На  один из больших военных праздников отец взял меня с собой в Дом Офицеров. Было очень торжественно, кругом стояло много знамен, и было много генералов с широкими яркими полосками на брюках, а ордена закрывали всю грудь. Там были и другие мальчишки, и мы быстро освоились, побывали на коленях у многих военных. У них тоже были где-то семьи и, они по ним скучали. Очень скоро нам дали квартиру в зеленой зоне на окраине города. Район назывался Шприндт. Туда шел трамвай. Наш дом стоял у самой дороги, а далеко на повороте виднелись армейские склады усыпанные землей и давно поросших травой и мелким кустарником. У входа всегда была видна фигурка часового. Напротив складов стоял разрушенный немецкий форт. Метровой толщины стены лежали награмаждённые друг на друга. Какие -то подземные сооружения еще сохранились, но мы пацаны, туда не лазили, так как многое было затоплено . Вокруг валялись горы противогазов и части от военных вооружений. Напротив нашего дома за полем начинался лес или парк, заросший очень старыми деревьями. Впереди высился огромный дуб выросший не в ширину, а в высоту, мало сохранивший зелени только на самом верху. По его стволу было выстроено подобие лестницы на самый верх, на площадку. Говорят, там сидел или наблюдатель или снайпер, когда шла война. Мальчишки иногда забирались в глубину этого парка. Он был тенист, мрачен, а в глубине его стояло маленькое озеро по краям заросшее.
     На другом берегу высился белый очень красивый замок. Он так изумительно отражался в воде, что было ощущение, что видим кусочек из красивой сказки. К нашему дому примыкал большой живописный сад, который с возвышения опускался далеко вниз, почти к самому берегу протекающей рядом реки. Слева невдалеке стоял железнодорожный мост с разбитыми зенитными орудиями. Справа, в небольшом полулеске, также стояли зенитки охраняющие мост от самолетов со множеством снарядов вокруг.   
    Это было одно из наших любимых мест. Между двух кирпичей ложили снаряд и по месту соединения гильзы и снаряда посередине били другим кирпичем. Когда снаряд надламывался, мы вынимали пулю и высыпали порох. Он был блестящий, цвета свинца, очень мелкий и там же находились два шелковых мешочка с желтым порохом, который горел, как вспышка, мгновенно. Выкладывали разные фигурки из пороха и поджигали эти дорожки. Было здорово смотреть, как горя, фантaнировали ручейки пороха. Еще у нас был порох трубочками в связках, как, макароны. Свою долю таких макaрон я держал в нашей баньке в саду в печке, которую давно не топили. В печку никто не заглядывал. Это было очень надежное укрытие.
 Kaк-то oтец соорудил нам несколько клеток, где стали жить кролики. Каждые 2 -3 месяца появлялось новое потомство. И всегда в какой-нибудь клетке были слепые, голенькие в мягком материнском пуху крольчата. Мы очень любили этих красивых спокойных животных. Утром по росе шли в сад и рвали свежую сочную траву. Особенно любили животные спаржу и подорожники.
Наш дом оказался особенным. В нем до войны жил какой -то немецкий  профессор. Особенность дома заключалась в том, что вокруг дома были подвальные окна, засыпанные ломанным кирпичом, но вход в подвал был только в одну подвальную комнату, а остальная часть подвала, была замурована. В подвале стояла вода, и туда никто не лазил. Нам не приходило в голову откапывать окна от кирпичей. Мы целыми днями с сестренкой лазили по низким ветвистым яблоням, пытаясь построить на их ветвях из досок какой-нибудь шалаш, который мог стать нашим штабом.
Однажды приехали военные, чтобы разрушить подвальные перегородки, но солдаты не полезли в воду.  Решили, что вначале откачают воду, а потом будут выяснять, что находится в замурованных помещениях.  Оказывается, они искали знаменитую "янтарную комнату", которую временно немцы могли тут запрятать. Но прошло еще несколько месяцев и отца переводили по службе в г.Ригу начальником ветеринарного лазарета, который располагался в центре города на месте Дома Спорта около Детского мира. Так для меня и осталось неразгаданной загадкой, что же было спрятано в тех трех комнатах замурованных в нашем доме.